А, я знаю, что кушает солнышко?

Рассказ:

В субботу поехал я на дачу по просьбе сына, обрезать виноград. Ехал маршруткой, народу было не много, но сидячие места  были заняты. Показал льготное удостоверение и стал в проходе. Водитель недовольно проворчал:
-Одни льготники. Достали!
  Закрыл двери.  Снаружи, тут же требовательно постучали. Чертыхаясь, он вновь открыл,  заворотил лицо к входящей. Натужно поднимаясь, сипя,  вошла пожилая женщина с двумя сумками. Он недовольно: 
-Тоже, льготница?
Она поставила сумки  возле моих ног, выдохнула:  А, тебе, чё – закон не нравится?
 Достала из-за пазухи кошелёк и, найдя книжицу, сунула ему к стойке кабины.
-А, ну выйди! – крикнул он - уже четверо! Сыпля,  друг  другу оскорбления,  злобно схватил, мотаясь руками, пластиковую бутылку на капоте «Богдана» - замахнулся. Она с проклятьями вылетела, волоча за собой сумки. Салон молчал.
Другая женщина, сидевшая с краю, около меня стоящего, в сердцах сплюнула, вышла следом.
 Зарычала передача, автобус рванул с места. Я сел на освободившееся место, рядом с бородатым дедом, в военном френче. Лицо его, где только можно, в глубоких прорезях морщин. Белоснежная шевелюра, сизо-красный нос – стакан вина выдавить можно.
-Посмотри, что чудят? Водитель! - сказал громко он, - Тебе жить надоело?
-Чего! Чего!  - взорвался водитель, мужчина татарской наружности, лет сорока, рыжеволосый. Со злым взглядом. – Тебя везу. И сиди – молчи!
А, ты не злись. В прошлый раз, видел, как та, вышедшая последней, включила программку самоуничтожения тебе. Ты с ней тогда, так же, загрызался?
-Бред  собачий!
-Ты это зря, я посмотрел твоё поле и её. Загнала она тебё «Червя » - Жить осталось меньше пяти лет! Наступила тишина, урчал мотор. – Ведьма она, да  такая, что нет никого, кто бы, ту программку стёр. А, я, не имею права. А ты сам, не догадаешься, где та педаль?  Тут водитель притих, раздумывая. Зацепился за деда, через зеркало заднего вида в салоне:
-Ты уже кормишь этого «червя», у всех недовольных вслух, включена  программа самоуничтожения, потому они – не сдержаны! А, смирение высшая форма духа! – протяжно, почти пропел он. 
Я назвал остановку, водитель  дал по тормозам. Я сошёл с автобуса,  дед – следом.
-Вот люди! Пришли, путём, которого не видят, уйдут туда, где нет дорог,  грызутся что собаки!
-А. вы знахарь  – улыбнулся я?
-Помню все свои жизни и прошлые и будущие! - не ответил он на вопрос.
-Как это?  Ну, эти,  допускаю, а будущие?
Я и ты, жили и в прошлом и в будущем, но только в других цивилизациях, сны  оттуда врываются, при сбое,  и из прошлой жизни.
-Что вы говорите?
Услышав мою иронию,  приостановился,  взглянул на меня недовольно, почти детскими, зелеными глазами:
-Это лет триста вперёд, - продолжил он, - В одном красивейшем городе, ты и представить  такой воздушной красоты не можешь, увидел я в музее автомобиль. Сиял он лакированным, красным сюртуком, на резиновых колесах. Сверху, как у самолёта, кабинка обтекаемая. Красивая решётка,  за ней, многолопастной ветрогенератор, от которого ток, на  электродвигатели колёс, работающий от встречного потока воздуха.  Видел,  на трамваях и поездах, чудо это. Старт с аккумулятора, накопителя энергии, а дальше, своя энергия! Ездил на таких – «красатища»! А, это, спросил гида:
- Вы, можете сказать, когда появилось первое колесо?  Он рассмеялся, - Этого уже никто не помнит!
Спустя тысячу лет я вновь посетил этот город  и не узнал – прямая противоположность.
- Когда-то здесь, в одном из домов стоял автомобиль, музейный экспонат? Обратился я к господину в чёрной форме.
-А. что это такое, - спросил мужчина в серебристой одежде, выходя из кабинки, плоской, остеклённой тарелки, которая подплыла неслышно по воздуху, и стояла,  покачиваясь, будто на воде…
Спустя  ещё тысячу лет, я опять посетил это место. Кругом, насколько видно - вода,
Голубые шары на тонких ножках, усыпанные иллюминаторами. Копошатся люди,  абсолютно лысые, мужчины и женщины. Бегают, скачкообразно дети,  резвясь, похожие на родителей. Жужжат пчёлы в траве под ногами. Редкий кустарник  и не одного деревца. Над головой в небе, прозрачный экран, закрывающий палящее солнце – подобие эластичного натяжного потолка. Вот один человек, шагнул сквозь стену шара, прям в воздух и без всякой, конструкции,  унёсся вдаль, превратившись в точку.
- С каких пор вы так живёте, - спросил я?
- Мы всегда жили так, пролетая рядом, сказал мальчик!
- Так было с древних времён, - мысленно добавил человек в жёлто – серебристой одежде, появившийся из воздуха и рассмеялся. И я понял, компьютеры, прошлого, вытеснили их память.
-«Ты можешь вспомнить, кто был твоим пра, пра, пра, пра, отцом или матерью»?
-Действительно, подумал я – помню себя в десятках цивилизаций, а этого, не могу вспомнить?
Мы шагали плечо в плечо, в нём не было ни чего старческого, кроме внешности.  Я остановился у поворота к даче, - А вам куда?
- Я, к морю, нам по пути, - уверенно сказал он. Бродячая собака у забора, взъерошив шерсть, зарычала на него. От мусорных баков повеял запах фиалки.
-Ну и обстоятельства! - хмыкнул я тусуя, мысли, веря и не веря.
- Пороки наживаются нравами,  а не обстоятельствами, - думая о чём-то своём, сказал он, будто бы и не мне.
-А, вы хорошо помните прошлую жизнь?
- Грех не смотрит в твою родословную, а праведник творит её сам, - неожиданно сказал он и глубокомысленно глянул мне в глаза. 
- Тогда я тоже жил в Крыму. Любознательный был. Полезли с друзьями в пещеры под Симферополем.
Заблудились. Разбились  на группы. Обговорили план действий. Я, и Генка  Дружбах; - и тут я поразился, услышав свою фамилию, - вправо пошли. Блудили, блудили, замёрзли, как цуцики, а выхода всё нет. Вдруг обрушилась стена, на которую опёрлись в изнеможении; кубарем, кувырком, в завал, куда то вниз. А, там свет от  стен что ли? Груды кирпичей, пыль от раствора, куски, бой, отряхнулись, размяли боль ушибов. Генка говорит:
- Пошли назад, иначе пропадём!
-Куда назад,- говорю я, опять блудить, здесь хоть светло?
Шли туннелем из обожжённого кирпича, две телеги свободно разъедутся, под ногами брусчатка.
Час, два шли, оба без часов, не знаю.  Кирпич ли светится, привыкли видеть сочащийся паутинками свет. Слышу внутри себя голос, – «Идите, здесь чудо».
Шагнули дальше, я скольжу на поворотах рукой о стенку, мне казалось, идём руслом реки, если бы не крепкая кладка стен. Но, тут стена кончилась в завалах, откуда-то, куда- то текла вода, с одного проходу потёк жуткий холод, с другого зовущее тепло. Я увидел, от туда, искрясь и переливаясь, текут пылинки  в потоке тёплого воздуха. Пошла, абсолютно белая порода с цветными вкраплениями. Вдоль  стен, наплывы, громоздятся в сугробы, разрисованные будто ракушки. Обходя, Геннадий шагнул в сторону от прохода и, ойкнув, исчез. Легкий холодок страха взломал закрома страшной мысли.
-Где ты, Гена? – вскрикнул я испуганно, увидел, как в том месте, взметнулась воронка пыли и следом туда потёк искрящийся поток частиц. Позже я узнал от встреченного монаха, что здесь до потопа, текла лава, прорезавшая туннель, накрыв его, застывшим каменным сводом, а  сеяннную пыль, движет поток воздуха  с нутра, засыпая ямы. В одну из них и ушёл мой друг. Тогда я думал, что больше никогда его не  увижу, и вот, сейчас встретил? Умолк неожиданно рассказчик, оглядывая меня снизу доверху.
Я, поперхнулся, крутанул головой, как от наваждения. Закашлялся. Он остановился у моей калитки.
-Ну, вот и пришли! Но, уж дослушай! «Тогда, переступая потоки, весь в страхе, куда ступить, неожиданно упёрся в дверь. Отшатнулся назад.  Дверь темнела решётчатой грудью. Под  дверью, вдоль стены, кручённые, цветные наплывы, бегущие лавинообразным потоком. Казалось, сердце разорвёт грудь. Отдышавшись, я нагнулся и взял горсть тёплой пыли, из глаз непроизвольно текли слёзы. Пыль была мягкой, как пух. Сунул зачем-то её в карман. И рванул решётку двери. Страшный деревянный скрежет, резанул слух. И от двери, накладной решётки на ней, качнуло дым  пыли  и запах лаванды, за ней. В округлой зале, в каменных нишах, глаза встретили тысячи книг, укрытые слоем пыли, с потолка свисали пучки  сушёных трав, прядями трепетала паутина. Забыв об осторожности, я провёл рукой по ближайшей стопке; сафьяновые, кожаные, шёлковые переплёты, разных цветов, манили взять их в руки. Я, услышал внутри голос: «Крым ворота вселенной, не стой, проходи, тебя здесь ждут»!
Оглянувшись, я отпрянул в сторону, свесив голову на грудь, сзади сидел человек. Даже не человек, а высохшая мумия. Одежда с него свисала серой, прокуренной  пылью массой. Лица не было видно.  С головного убора торчали, рыжевато – бурые пакли волос. Выброшенная в сторону рука, словно хотела прикрыть лежащую, распахнутую  на коленях книгу. Там, где двигался воздух, виден был арабский текст, среди перетекающих преграду пылинок, кончик страницы вздрагивал.
Опомнившись,  вдоль, углублений, для книг, за поворотом наткнулся на другого человека, затем на третьего. Меня трясло. Все они застыли в одинаковых позах, словно присели на миг, утомившись, и заснули, так и не прикрыв книг. Я почувствовал качёк воздуха, чьё то присутствие. Шорох - сердце сорвалось, частя, забивая дыхание. Обернулся, сзади стоял монах в  оранжевой тоге, с обнажённым правым плечом. Вот оно, запределье разума, - Мелькнуло в голове…
Вскинув в предостережении из тоги указательный палец, он улыбнулся:
-Хочешь присоединиться к ним?  - указал он,  - К этим, что в состоянии «соматхи»,- Может, пополнишь наш генофонд? 
И тут, вибрирующий кокон тела монаха, утонул в скафандре рептилии. В ужасе видимой завесы, кто-то, будто отфильтровал обратно тело монаха.
Не находя слов, я выжал. – Н - н -нет!
Они здесь не случайно! И он, нагнулся, поднял книгу у ног мумии. Это Моисей, он пришёл сюда по поручению системы, уничтожить легенды, по-которым писал ветхий завет!
Тот, и он кивнул назад - Адам, первый человек, изгнанный из рая, он здесь уже  тысячи лет, он пришёл сюда за книгой господства над грехами. Помнишь, слова и первый будет последним? ...
 Этот у входа, китаец из Шанхая, он здесь чуть больше ста лет, он искал страну машины времени. Здесь слышен постоянный её гул. Он увлёкся   книгой «Основы совести»  помогающей сознанию реализовать возможности духа. Все они засмотрелись и забыли за время, отведённое им,  Господом и не вышли, как полагалось в свой час.
Содрогнувшись, я спросил: - А, как попали сюда книги?
- Их везли сюда этими туннелями из Александрии, за двадцать лет до потопа».
Боже, могло ли?
Конечно! Я жил и в эпоху рептилий и до потопа, и до вселенского пожара, когда солнце сожгло всё на земле. А, люди на Века ушли под землю. От Крыма, до Америки и отсюда, до Тибета, идут, где сохранились дороги- туннели, весь мир связан ими, вы их постепенно находите. Я жил с подводными цивилизациями,  и с внеземными  на земле, которые существуют и сейчас, за завесой видимой вами материи,  я слышу, как их техника работает под землёй, и под водой. Я вижу их встревоженные лица. Но, у нас разные языки, разное измерение времени. Потому не общаемся, не пришло время. Сколько раз горела Александрийская библиотека, сколько грядущих перемен легло в прах с тех пор? Это, оригиналы, копии сгорели. А, так, слово Господа живо, вы его услышите в свой час, мы его сохраним! И он, тряхнул книгой, над своей головой. Отступил от пыли с неё. И, за его спиной в зыби жаркого марева, вновь на секунду отфильтровался скафандр рептилии.
А, почему не сейчас? – Чувствую слабость во всём теле и желание присесть, вытирая пот с лица, выдохнул я?
-Ещё рано! Вы не готовы узнать правду, она страшна и прекрасна, как любовь, как  жертвенность Бога, ради нас!
Качнув головой, сил говорить, не хватало, я молчал.
-До, потопа, здесь добывали драгоценные камни, стены и сейчас горят самоцветами, у  выходов и входов есть штольни, они засыпаны пылью, наступи на присыпанный зев и уйдешь навсегда туда, куда постоянно сползает пыль, втягивая заблудших, и поминай, как звали! Монах, подправил меня к выходу.
Я устало погасил зевок, припыленные скулы ломала судорога. А, эти - виноваты сами, а, их жертвенность и величие,  господь избрал их сам, спасёт будущий Мир. Иди за мной, Господь попросил вывести тебя, отсюда.
Его глаза блестели тревожно. Увлечённый его рукой я с усилием поволок ноги, полузакрыв  глаза. рот пересох, не было сил, что–либо, ответить. Тут монах остановил меня:
-Не садись, не садись, обожди!
Я, ощутил всунутую в руку чашу, - Пей»!
Я обжёгся жидкостью, пришёл в себя. Я сидел на воздухе, в руке чаша, во рту   аромат и привкус трав, коричневый налёт оставил ободок. Я, встал, сунул руку в карман, и сжал в недоумении горсть пыли, высыпал её в чашу  в другой руке,  сел прислоняясь к камню у выхода, и тут же заснул.
Я, проснулся следующим днем, с чашкой в руке, с огромной тяжестью на сердце, от чего-то, несделанного мной.  Прости, если можешь Гена…! Прокопчённая пылью рубаха, почернела на мне. Внизу, расплавленное море. Крутые извивы скал, поросшие зеленью и прошитые козьими тропинками, скользили вниз, к воде. Полынный дух, щекотал горло. Только, что, поднатужившись, курочка -  ночь, снесла красное яйцо солнца. На, скалах трепетало его каменное пламя.  И, там, внизу, среди домов и кипарисов, радостно прокричал петух. По серпантину дороги скользил автомобиль. Я вздохнул полной грудью, вот это погуляли…? А, ведь мы с тобой попадали в подобную ситуацию в пещерах  Кизил-коба и Кара-Дага? Ты конечно не помнишь? Спросил рассказчик?
-Я ошарашено, молчал.
И, порой я сам в ужасе. В любой момент я могу выйти из своего тела, - продолжил рассказчик, - Отправить своего фантома в любую точку мира, увидеть, прочитать любую информацию. За мной охотятся все спецслужбы. Спасает только отсутствие постоянного места жительства.  Да,  мобильных ярлыков телефона и компьютера, чьи, якори, стали для них зацепками, как и их, контрольный выстрел, и он, не прощаясь, пошёл в сторону моря.
- Вот так друг? - Не прощаясь…?
А, ты в прошлой жизни, что мне говорил, когда я просил тебя всякий раз взять с собой: - Здравомыслие пасётся в одиночестве, а глупость в стаде!  Вот я и  бегу от общества, как это делал ты? Там и без меня хватает - ненайденного? И, всегда двойной смысл – зоркий увидит, слепой пройдёт! Будь здоров!
   Обрезая виноград, кружил мыслями в разговоре. А, на обратном пути,  на той же остановке, где ранее вышла - подсела  женщина, которую дед во френче, назвал ведьмою. Выглядела она, не так как  утром. Опрятная одежда, зеркально причесанные волосы, густые девичьи ресницы, подрисованные не по возрасту глаза и губы. В одном ухе, клипса, качающаяся в круге серебряной решётки витой проволоки - восьмиконечная звезда; в другом ухе, круг с двумя опрокинутыми остриями друг к другу -  два треугольника, в средине каждого, подобие глаза.
 Где я всегда сажусь, все места свободны.  Она присела возле меня.  Я сидел у двери.
-Вы непротив? – спросила она. Водитель, молодой, приятный парень знал меня, улыбнулся в зеркале салона.
-Упаси господи! Присаживайтесь!
-А, вы верующий?
А, вы ведьма? парировал я в тон, того деда во френче.
-Ведунья, - поправила мягко она, - Все Века человек рвётся найти в Библии, в слове Господа - в чём тайна мира? Но, оказалось её знает мой пятилетний внук. Я, удивлённо взглянул на неё.
-«Бабушка, а что кушает солнышко?
-Не знаю, внучек! – продолжила  рассказчица.
-А, я знаю, наши дурные мысли!
-Что ты говоришь?
-Бабушка, разве б  могло оно так ярко светить не кушая»?
Я, поражённая, подумала, а ведь правда  это топка, потому она так долго светит, а иногда, так просто полыхает. Пока существует мысль, будем существовать и мы,  И, не важно,   какие у нас мысли, одно уравновешивает  - другое! Земля, море, человек – системы само восстанавливающиеся. Извините, вдруг на остановке резко, подскочила она, шагнув к отрытой водителем двери.  Я увидел, как, кряхтя, натужась, просунула две ещё больше набитые сумки та, пожилая женщина, которую выгнал предыдущий водитель. Ведунья, подхватила сумки, уступив место рядом со мной. Автобус тут же, заполнился.  Разъединив нас.
-Граждане пассажиры, все хотят ехать,  пожалусто потеснитесь! У нас – акция, трое последних, платят за четверых!
 Въехав в курортную Заозёрку, мы увидели толпу людей у неисправного автобуса, того самого, злющего водителя. Наш  водитель,  открыв дверку своего «Пазика», крикнул, - Рахис! Что у тебя?
       - Хрен его знает, вот «мудохаюсь», двадцать минут.  Позвонил, пусть оттянут в гараж. Костя идёт следом, заберёт людей!
          Ведунья, протискиваясь к выходу, сказала с таинственной улыбкой: - Скажи  ему, пусть заводит, сейчас поедет дальше. И, действительно, мотор завёлся. Рахис, грохнул дверкой, выглянул, прощаясь с товарищем в окно. Увидал удаляющуюся к пятиэтажкам ведунью, застыл на секунду, выдохнув: - Смотри! Тварь, что делает?
Наш водитель, включая рычащую передачу, в ответ, - Учись прощать  и любить! Горя не будешь знать.               

«При написании рассказа использован и действительный материал и рассказанная мне легенда, автор которой мне неизвестен».