Карельская Сага. Купчиха
Кучер привычно придержал гнедого орловца у киоска «Имперскпечати» - до начала представления и в антракте, любила купчиха поизучать самые скандало-скандалёзные слушки, которые распространял «Карельский мародёр» - даблоид совершенно определённого сорта. На любителя.
Тяжело неся высокую грудь, взошла по крутым ступеням под портик. Ливрейный швейцар отворил с поклоном тяжёлую палисандровую дверь с бронзовыми барельефами каких - то голых и полуголых тёток, принял рублевик, довольно крякнул в сивые усы.
Скинула на руки гардеробному шубу, и проплыла павой в дамскую комнату - «визаж» поправить, степенно здороваясь со знакомыми дамами.
Сегодня давали «Аще богатЪ слЪзы льяше», знаменитую аржантинскую драму.
До начала спектакля выступали поэты, певцы и престидижитаторы - кто такие последние по списку и с чем их едят, Полиморфинья не знала. Да и не хотела знать - ждала драму.
Лазоревый, расшитый золотыми молоточками и мастерками занавес, медленно проволочил по доскам сцены Масонского Карельского Е.И.В. Общества, полы своего нарядного одеяния.
Выскочил некто, кивнул коротко:
«Как чмо сероглазое,
Выйду в бандане на улицу.
Гноится во рту,
Всенародное строгое слово»: запричитал нездорового вида декадент в лиловом, с бантом ошейнике. Его почти не слушали. Молодые аристократы совершенно бесцеремонным образом лорнировали пространство зала в поисках «бонавантюр».
А декадент продолжал завывать и шипеть:
«Заплыли глаза катарактою похоти,
На цирлах крадусь за беспечною девою,
Хощу её в тьму заволощь подходящую,
И там овладеть ею,
С криком неис-с-товым!».
Тут раздался гогот с галерки, дамы в ложах возмущённо затрещали веерами.
Нетрезвый красномордый земгусар, громко произнёс: «браво».
Откуда - то из сумрачной глубины, выдвинулся импозантный конферансье - брови-усы нафабрены, баритоном оперным порыкивает (почему - то всё через «э»):
- Э-эмногоуважаемая почтеннейшая публикэ-э ! Сэйчас к нам на сцэну.
Савершенно проэздом из Энтананариву. Выйдет великий швейцарский горловой певэц!?? - конферансье так затянул паузу, что сидящим в зале стало за него немного стыдно.
Наконец, собравшись с духом, конферансье пророкотал:
- Дарьял Кинжялов - прошу встречать! И первым, демонстративно залупил ладонью о ладонь, демонстрируя литую улыбку, обращённую, куда - то в сторону левой кулисы.
Вышел усатый. Встал, окинул маслинами своими зал и застыл, сжимая левой рукой рукоять кубачинской работы ножика.
«Ишь, бусурман!» - подумала лениво купчиха: «Истово к песне готовится». Перекрестила мелко сведённый зевотой рот, и стала нашаривать в объёмном ридикюле засахаренные кедровые орешки - губернаторши давешний презент.
А конферансье тем временем продолжал порыкивать:
- А сэйчас, великолепный Дарьял, споёт нам песню о любви, на своём языке!
Несколько ленивых хлопков протрепетали ветерком по рядам зала. Джигит наклонил голову и резким движением сорвал с макушки серую папаху.
- В песне поётся, - невозмутимо рокотал конферансье, - о том, как «Герой предлагает своей возлюбленной.
Но та отвергает его жертву, предпочтя ему другого.
Другой, предпочтя любимую Героя, не моргнув глазом, предпочитает предпочесть самого Героя.
Герой, вне себя от ужаса и горя, взбирается на высокую скалу.
На этой скале, герой и производит над собой традиционный траурный обряд - сбривает себе волосы в подмышках.
Всё это он проделывает несмотря на приближение Другого - тот не оставил попытки предпочесть несчастного Героя, и лезет за ним на скалу…».
- Как - то так - неловко завершил конферансье.
А в это время осветитель Козлов, ввиду закончившейся водки, ненавидел весь белый свет. А в особенности - мерзких театральных зрителей, в связи с чем и точил дубину народного гнева.
Свидетельство о публикации №213082200202