Ревность

Одним ясным сентябрьским вечером Дмитрий приехал с работы. Но не вышел из машины сразу, а задумался. Что-то было не так. На работе вроде бы всё нормально - недавно получил повышение до менеджера по продажам, дома тоже – купили домашний кинотеатр и новую прихожую. А что-то всё равно не в порядке. Голова слегка чумная, будто бы головокружение от успехов... Будто бы пелена от тонко тлеющих костров ранней осени, вобравшая свет рекламных вывесок, дрожь городских дорог и весёлую суету процветания въелась в глаза и опустилась на дно. Или прорезалось гложущее чувство, постепенно связавшее грудь и подступившее к горлу. Что же не так? Марина... Может быть в ней спрятан смысл смутного сознания непорядка?
Дмитрий поднялся в квартиру.
- Я пришёл.
Никто не ответил. Марины не было. Не было, но не так, как не было домашнего кинотеатра до его покупки. И не так, как не было старой прихожей, которую уже разобрали и увезли на свалку. Её не было чуть-чуть особенным образом – так, как будто её уже давно не было, а то, что она ещё утром готовила завтрак – нелепый казус, который можно, посчитав несущественной деталью, отбросить. Пошатнувшийся порядок вещей глупо покачивался длинноногим пауком в открытой форточке. Дмитрий заволновался.
На плите не было ужина. Это окончательно выбило из колеи. Где же она? Куда она ушла? Возлюбленная, медсестра, получающая в четыре раза меньше его, ушла, не приготовив ничего поесть. Это потрясало все основы их совместной жизни.
Внезапно взгляд Дмитрия остановился на стене кухни. Раньше на ней ничего не было, а теперь висела картина. На ней полуобнажённая девушка выходила из комнаты на вершину гигантской, заоблачной горы, держа в руках тонкую серебристую цепь, ведущую к воздушному плоту. Нежными и едкими чертами фигуры, легкого силуэта волос, затенённого профиля из картины сочилась Марина. Да, это определённо была она. Она, снятая с реальности той стороной, которую Дмитрий не мог понять, уяснить для себя с момента их первой встречи. Руки опустились и задрожали. Всё не так. Когда всё пошло не так?
Зазвенели ключи, в квартиру вошла Марина.
- Я мог бы догадаться… Не сделал… Но сейчас…
Дмитрий не мог склеить предложения из нужных слов, вереницами проплывающих в его затуманенном сознании.
- Кто у тебя есть?
Он – бледный, поганкой плавающий в чане смешанных, страшных эмоций – прислонился к стене, упёрся взглядом в узоры линолеума.
- Какая разница? – Марина, подавляя волнение, взяла его за руку. – Я тебя не люблю, никогда не любила…
- И что? Мы же хотели… Расписаться… После нового года... Как же?..
Горечь и гнев стянули скулы Дмитрия, он размяк сломанной, дрожащей пружиной.
- Хотели. Тогда я не понимала. Теперь – уверена. Не люблю. Да и ты вряд ли переживаешь из-за чувств ко мне.
- Нет, ну что ты… говоришь? Когда ты… успела?.. Ты же всегда была… со мной?..
Дмитрий лающе заговорил, запинаясь, выкатив глаза, спрашивал, недоумевал: где, как, почему. Спрашивал, получая в ответ лишь странный взгляд через себя. Взгляд, как будто расщеплённый на безразличие, жалость и какие-то более тёплые чувства. Взгляд, согревающий кожу, но сдирающий её с души.
- Я не могу так… Это не правильно… Скажи мне, прошу, что происходит?
Марина колебалась. По её слегка неправильному, живому лицу, из края в край перетекали полосы сомнений. Она вынула из сумки стопку фотографий и протянула Дмитрию.
Ночной город, леса, старый чердак, картины, библиотека, какие-то люди, Марина и… он. Он? Этого не было, не могло быть. Вся эта чушь, весь этот бред никогда не был его, он не имеет к этому никакого отношения! Но… Да, на фотографиях он. Лицо, подёрнуто печатью хаоса, ужасной тайны, чего-то чужого. Но с Мариной – именно он.
- Прости, я не понимаю, - Дмитрий опустился на корточки и ударился головой о стену. Пелена в глазах содрогнулась.
- Ты этого не помнишь, тебе кажется это чужим и бредовым, потому что это не ты. Какое-то время назад с тобой стало происходить кое-что. Оно и раньше было, наверное, но не при мне. В общем, я познакомилась с другим человеком. В тебе. Или, лучше сказать, в твоём теле. Вы с ним абсолютно не похожи, хотя он умеет всё, что умеешь ты, но ты не знаешь и не чувствуешь почти ничего из того, что знает и чувствует он. Его зовут Рафаэль, у него свой мир, свои интересы, друзья. Он живёт меньше, чем ты – от часа до шести часов в сутки, но в отличие от тебя не жалуется на жизнь. В последнее время я убирала из квартиры часы – не знаю заметил ли ты – чтобы скрыть твои провалы памяти, отвергала близость с тобой, потому что по-настоящему полюбила – его… Если бы это был любой другой человек, будь уверен, я сразу тебе сказала, но тут…
У Дмитрия под ногами зашевелился пол. Словно в пузырях, в кольцах ватных удавов, он, натыкаясь на стены, выполз на лестничную клетку, сполз по лестнице во двор, с трудом поднялся, пошёл без направления, провалился в дымный котёл сентябрьского вечера…
Как осознать происходящее? Всё похоже на дурной сон, галлюцинацию. Картина, Марина, раздвоение личности. Они должны были купить гараж, сыграть свадьбу, а теперь ему изменяют – практически с ним самим. От этого становилось нестерпимо тошно. Дмитрий встал на четвереньки и окунул лицо в траву. Холодная роса обожгла кожу.
Получается, что в плане физической близости у Марины никого, кроме Дмитрия, и не было, ведь Рафаэль – это в принципе то же самое, что и Дмитрий. Может быть, и нет тогда в этом никакой трагедии? Ну да, не всё помню – так это бывает с каждым, кто перепьёт, неужели нужно теперь ползать по подъездам и биться головой о стены? Может, первое впечатление, мимолётный порыв восприятия - просто ошибка уставшего организма, глупый рефлекс. Нужно просто поговорить, сказать, что он всё понимает, что если Марине не плохо со второй личностью – пусть будет и с ней, ничего страшного. В конце концов – это одно тело. Какая, в общем, разница?
Дмитрий успокоился, вернулся и пересказал собственные мысли Марине, напомнил про свадьбу, про гараж, про диван и про будущих детей.
- Неужели ты не понял? Я не могу с тобой быть. Дело не в теле. То, что оно у вас одно – это грустно, но что поделаешь?! Я люблю Рафаэля! Так что не будет никакой свадьбы.
- Да твой Рафаэль – паразит. Что бы он делал, если бы я не работал? На что бы он кормил наш желудок? На какие шиши?
- Какая разница? Ну, допустим, он по ночам пишет картины и разгружает вагоны. Только я его интересую больше, чем диваны и гаражи. Ты за два года не понял ничего во мне, не приблизился ни на день. С ним же мы познаём друг друга и мир – это жизнь.
- Так это же я. Просто не помню ничего.
- Нет, Дима. Не ты.
Дмитрий вспыхнул секундным осознанием катастрофы – она его предала полностью и окончательно ради какой-то невнятной, нечеловеческой мазни, ради побрякушек на чердаках и непонятных людей, ради какого-то урода Рафаэля… Который – он сам, но совсем не он. Пелена накатила с новой силой и повлекла по стенам, окнам… Балкон, выбитое стекло… «Сдохни, тварь!»
Потом была реанимация, потом общая палата. Потом пришла Марина.
- Здравствуй, Заря моя. Теперь тут буду только я… Мы как-нибудь переживём это. Правда, любимая?
С койки, из гипса, с торчащими из под бинтов и горящими спокойным светом, глазами, сиял Рафаэль.