глава 22

Ми в кав'ярні в компанії, трішечки парить
Той спокій - моя примара
Андрей Хвыльнюк



Поезд прибыл во Львов после полудня. Дима вышел на перрон последним и пересчитал детей: Рита, Валя, две Юли, Маша, Женя, Игорь, Максим и Елена Викторовна – вместе с ним – десять. Значит, все на месте. Во Львове было теплее, чем вчера в Донецке, похоже, что Галиция находилась по ту сторону изотермы, и в январе здесь, скорее плюс, чем минус. Вагон остановился под навесом, но и без навеса здесь ощущался недостаток света. По селектору на украинском и английском языках объявляли о прибытии какого-то поезда из Европы. Стоять и ждать было как-то не по себе, но похоже, что дети, в отличие от Дмитрия Алексеевича не чувствовали здесь никакого дискомфорта. Они принялись фотографироваться на фоне вагона и даже бегать друг за другом. Женя пошёл к стоящему рядом ларьку за хот-догом.

- Скільки? – спросила его продавщица.

- С килькой? – переспросил Женя, - нет с килькой не надо. С сосиской.

Проводница уже закрыла вагон, все приехавшие разошлись, так что Дима со своей командой оставались на перроне одни. Наконец появился Чирков.

- Надеюсь, вы не заскучали?

В начале декабря Андрей Николаевич позвонил Диме и предложил ему свозить своих учеников во Львов. При этом нужно было оплатить только дорогу – проживание, питание и экскурсии Чирков брал на себя. Когда выяснилось, что Дима уже не работает в школе, Андрей Николаевич сказал: «тогда возьми кого-нибудь из учителей и всё равно привози». Дима предложил Елене Викторовне, которая работала с ним на прошлогодних выборах в комиссии секретарём, и была классным руководителем девятого класса. Из двадцати девяти её подопечных поехать на зимних каникулах во Львов решились только восемь.

Чирков провёл экскурсантов через вокзал и вывел их на площадь к автостоянке.
Привокзальная площадь Львова чем-то напоминала донецкую, только здесь было более тесно от обилия людей и туристических автобусов. Здесь можно было услышать и русский язык, и польский, и немецкий – люди съезжались отовсюду. Андрей Николаевич по ходу рассказывал о Львове, об истории этого города и о его современности. У Димы сложилось впечатление, что Чирков последние несколько лет ничем другим не занимается, кроме как устраивает экскурсии по Львову.

Тем временем Андрей Николаевич привёл их к микроавтобусу «Мерседес», открыл дверцу и сказал: «прошу». Дима, как и полагается, вошёл последним и снова пересчитал детей.

- Лишних нет? – пошутила Елена Викторовна.

- Есть, - честно ответил Дима и посмотрел на незнакомую девочку – ровесницу его учеников.
- Это моя дочь Алиса, - пояснил Чирков.

Во внешности Алисы было что-то удивительное. Тёмные длинные волосы, смуглая кожа и при этом откровенно голубые глаза. «Марсианская внешность», - почему-то подумал Колодезный, потом вспомнил о Древнем Египте.

Чирков закрыл дверь и сказал: «поехали». Машина тронулась. Микроавтобус медленно и аккуратно начал покидать привокзальную площадь, объезжая другие припаркованные машины и притормаживая, чтобы пропустить пешеходов. Чирков снова принялся рассказывать о достопримечательностях Львова. Колодезный посматривал то в окно, то на сидевшую рядом с Андреем Николаевичем Алису. Было во всём этом что-то непостижимое – Чирков с дочерью во Львове. Дима даже не знал о том, что у Андрея Николаевича есть дети.

Микроавтобус остановился у расположенного на возвышенности четырёхэтажного здания окружённого кованым забором. Как стало известно со слов Чиркова, здание принадлежало местному детскому дому.

- Их всех в Крым вывезли на зимние каникулы, вот я и договорился, чтобы мы здесь три дня пожили, - объяснил Андрей Николаевич.

В корпус вошли со стороны двора.

- А ви звідки, з Хмельницького? – поинтересовалась сидевшая на первом этаже старушка-вахтёр.

- Нет, из Донецка.

- Из Донецька? Ого! – удивилась вахтёр.

Чирков поселил гостей на третьем этаже.

- Эта комната для мальчиков, эта – для девочек. Там туалет. Душ на первом этаже. Алиса будет жить с вами – пусть учит русский язык.

- Я уже немного знаю, - ответила Алиса с непонятным акцентом.

- У вас в распоряжении пятнадцать минут, потом обед, и мы сразу уезжаем на экскурсии. Посетим Доминиканский собор, исторический музей, арсенал. Завтра у нас оперный театр, могила Кузнецова и поход на ратушу. Программа очень плотная, поэтому на глупости времени не останется.

По всему было видно, что дети увлеклись Чирковым, что, впрочем, было неудивительно.
После обещанного обеда микроавтобус отвёз экскурсантов в центр Львова. Накрапывал мелкий дождь.

- Я без дождя не представляю тебя Львов, - вспомнил Дима.

- Я тоже сразу вспомнила эту песню, - сказала в ответ Елена.

- Да, тут всегда так, - согласился Чирков, - солнце видно всего несколько дней в году. Тем не менее, оглянитесь вокруг.

Это гораздо больше было похоже на Австро-Венгрию, нежели на Украину. В самой львовской архитектуре звучали венские вальсы и оперетты Кальмана. Расцветка и внешний вид зданий старого Львова как бы контрастировали с погодой, восстанавливая должное равновесие. Очень непривычно также было видеть молодых людей, говорящих на украинском языке. Да и сама львовская молодёжь была совершенно непохожа на донецкую. До хипповски просто одетые и кое-как причёсанные, львовские студенты напоминали не то парижскую богему, не то лондонский декаданс. Сам львовский ритм на порядок отличался от донецкого, люди здесь жили гораздо медленнее, и говорили медленнее: «То це вам треба пійти прямо, потім повернути», и всё это очень плавно и размеряно, как будто спешить совершенно некуда. На этом фоне Димины ученики казались яркой кометой. Они и выглядели ярче, и говорили громче, и вообще их казалось больше, чем было на самом деле. Дима только удивлялся, как это Максим не просто поспевал за быстрым темпом ходьбы заданным Чирковым, а ещё и умудрялся по ходу подбегать к каждой телефонной будке и что-то говорить в трубку.
В Доминиканском соборе был концерт органной музыки. Во-преки Диминым волнениям дети повели себя в соборе тихо, сели и стали слушать, ребята даже сами, без напоминаний сняли шапки. Только Алиса нерешительно спросила своего отца, можно ли им заходить в католический собор?

- Почему нет? – ответил тот, - мы ведь идём не молиться, а слушать музыку.

- Она всю жизнь прожила в Греции, а они там – очень православные, - объяснил Чирков Колодезному странное поведение свой дочки.

После посещения музеев Чирков предложил всем прогуляться по центру города, посмотреть на городскую ёлку, и через час встретиться с ним возле памятника Даниле Галицкому. С чем Андрей Николаевич и поспешил удалиться.

Львов продолжал восхищать. Какая-то совершенно другая атмосфера. И всё здесь сейчас жило в состоянии от рождества до рождества. Пройдя по центральному проспекту и посмотрев на ёлку, пошли обратно, свернули не в тот переулок, спросили у встречного пешехода, где находится памятник Даниле Галицкому? Местный житель медленно, но верно объяснил, поинтересовался:

- А ви звідки?

- Из Донецка.

- Гарне місто, я був там.

Впрочем, несмотря на внешнее радушие, что-то смутило местного жителя, какая-то неловкость появилась в его глазах, когда он услышал слово «Донецк». Дима так и не понял, чего же у львовянина было больше: неприязни, напряжённости или, может быть, страха? Хотя чего бы он мог испугаться: детей что ли? Впрочем, такие мысли были недолгими. Окружающая обстановка не допускала плохих мыслей. Какой-то львовский дядечка остановился перед Еленой Викторовной, снял шляпу и сказал: «Яка гарна жінка!». Елена расплылась в улыбке.
К месту встречи они пришли раньше Чиркова. Дима прочёл вслух надпись на памятнике: «Король Данило». Дети не заставили ждать с вопросами. Пришлось рассказать им о том, кто такой Данило Галицкий, и почему на памятнике русскому князю выбит нерусский титул «король».

Ровно в шесть появился Чирков и пригласил всех в кафе. По всей видимости, работники кафе, названия которого Дима не запомнил, хорошо знали Андрея Николаевича. Чирков совершенно непринуждённо попросил их подать детям солянку, жареный картофель и чай с мороженым. Официантка вежливо пригласила детей усаживаться за столики. Судя по расположению в самом центре Львова, кафе было не из дешёвых. Обстановка хотя и не отличалась шиком, но умиляла своей простой утончённостью. Играла тихая музыка, тускло горели светильники. Официантка зажгла на каждом столике по свече. Дима с Чирковым уединились за отдельным столиком, чтобы, наконец, поговорить друг с другом.

- И давно ты работаешь экскурсоводом?

- Пять часов и сорок одну минуту, - ответил Чирков, и, посмотрев на часы, поправился: сорок две. Вообще-то я это всё устроил ради Алисы. Хочу, чтобы она больше общалась на русском языке, желательно со своими сверстниками, а во Львове с этим есть определённые проблемы.

Дима оглянулся на Алису. Девочка прекрасно освоилась в новой компании, и вела активный разговор с Димиными ученицами. Похоже, что она была в центре внимания, и выглядела в глазах детей чуть ли не главной достопримечательностью Львова.

- Как видишь, твоя затея успешно реализуется.

- Да, - согласился Чирков, - вот эта рыжая – Валя – мы с ней уже подружились.

- А, Понедельник? - кивнул Колодезный, - та ещё штучка.

- Это у неё фамилия такая что ли?

- Да, Валя Понедельник.

- А вот эта блондинка?

- Рита.

- Тоже хорошая девочка. Донецкая роза. У вас в Донецке яркие женщины, они сразу бросаются в глаза. Здесь тоже много красивых женщин, но в их красоту надо всматриваться, они, как фиалки.

Андрей Николаевич замолчал, о чём-то задумавшись. Дима тоже задумался.

Принесли солянку. Потрясающе вкусную солянку. Настолько вкусную, что настроение у Димы сразу поползло вверх. Он сразу стал смелее и раскованнее.

- Слушай, Николаич, а как это тебя во Львов занесло?

Он и сам толком не знал, почему его занесло во Львов? Прошлый год был для него тяжёлым, он скрывался, долго болел. А потом нужно было вернуться на Украину. И почему-то он выбрал Львов.

- Впрочем, сейчас я понял, что сделал правильный выбор. Здесь я наконец-то смог отдохнуть. Ты заметил, как здесь спокойно? Как в склепе. А мне сейчас того и надо. Львов, наверное, единственный город на Украине, где я могу жить и ничего не делать. Толи дело – Донецк, Днепропетровск, Одесса, Симферополь – южные города – просторные, светлые, кипучие, там невозможно стоять на месте, там жизненный поток захватывает тебя, и ты несёшься и брызжешь энергией. Если бы я не переехал во Львов, я бы, наверное, и не вспомнил, что у меня есть дочь.

Чирков с нежностью посмотрел на Алису.

- Да, - согласился Колодезный, - на удивление умиротворяющий город. Не знаю, откуда здесь берутся бандеровцы?

- Это вопрос, - сказал Чирков с почтением. – Кстати, как твоя история Донбасса?

- А, - махнул рукой Колодезный, - я, наверное, никогда не допишу этой книги. Столько новых фактов! И все: один важнее другого.

- Да, - согласился Чирков, - очень много всего.

Андрей Николаевич снова о чём-то задумался. Он с каким-то несвойственным себе умилением смотрел на Диминых учеников.

- Какой ты счастливый человек, - сказал он Диме, - у тебя так много детей.

- Ну… - непонятливо протянул Колодезный.

- Помнишь Ольгу? – неожиданно спросил Чирков, так что Колодезный даже не успел ответить, - ну да, что я такое спрашиваю? Она же твоя ученица.

- Да помню, - Дима также задумался, - мы с ней редко виделись после того, как ты уехал. Последнее время всё реже и реже. Я не знаю, что она сейчас и с кем?

Чирков печально улыбнулся.

- Я думал, уеду, и она останется с тобой. Я предлагал ей уехать вместе, она не захотела, я решил, что она выбрала тебя.

- Да никого она не выбрала, - Дима махнул рукой.

Они, задумавшись, пили чай, когда в кафе появился ещё один посетитель. Заприметив его, Чирков, радушно заулыбался.

- А, Владислав, очень хорошо, что вы сегодня зашли. Сегодня мне будет гораздо проще вести с вами идеологические бои – я привёл с собой подкрепление в виде десятка донецких бандитов.

Вошедший Владислав – крупный мужчина лет шестидесяти в шляпе и длинном сером пальто с любопытством посмотрел на детей и ответил:

- Проти такіх бандитів я не заперечую.

Он снял с себя пальто и шляпу и отдал их официантке, чтобы та пристроила их на вешалку, а сам подсел за столик к Диме и Чиркову.

- Мабудь у вас, Андрію, немає більш аргументів, якщо ви викликали підмогу? Доречі, молодий чоловік... – Владислав вопросительно посмотрел на Диму.

- Дмитрий – историк, - пояснил Чирков, - если хотите, он будет нашим арбитром.

- Я не заперечую, хоча й сумніваюсь в його незаангажованості. Так про що ми з вами сперечалися минулого разу?

- Да всё о том же.

- Я пам’ятаю, це я для пана Дмитра.

- А, - понятливо протянул Чирков, - тогда я скажу… впрочем, зачем? Дима – парень неглупый, сам поймёт, о чём мы спорим. Ведь обратите внимание, за эти два месяца мы, наверное, уже в десятый раз с вами встречаемся, говорим каждый раз об одном и том же, и до сих пор не можем не то, чтобы найти ответ, а даже сформулировать вопрос.

- Вірно сформульоване питання – це вже половина відповіді, - Владислав поднял кверху указательный палец. – Але як я зрозумів, минулого разу ви вирішили зовсім поставити крапку в цьому питанні: донецкий оранжевого не разумеет, равно как и оранжевый донецкого.
Насколько Дима понял, последние слова, произнесённые Владиславом на русском языке с западно-украинским акцентом, были цитатой из Чиркова.

- Но я-то – не донецкий, - ответил Чирков, - потому и пытаюсь вас понять, а заодно и их, - Чирков кивнул в сторону Димы. – И вы знаете, сегодня я кое-что понял. У меня появилась такая возможность – посмотреть на донецких детей на фоне Львова. Вы не просто по-разному смотрите на мир, у вас – разные колебания. Дело тут совсем не в воспитании и, тем более, не во влиянии извне. Вы ведь живёте в одном информационном пространстве, смотрите одно и то же телевидение, слушаете одних и тех же политиков, только вы верите одним, а они – другим. Увидев одно и то же, вы делаете совершенно противоположные выводы. Вернее даже будет сказать, что вы смотрите на одно и то же, а видите совершенно разное. Как в том анекдоте про коньяк и красную икру.

- І що, кон’як перестає бути кон’яком, тількі через те, що хтось вважає його самогоном? Доречі. Льюдочка, принеси будьласка кон’ячку з лимончиком.

Владислав приглашающе посмотрел на Чиркова с Колодезным. Чирков отрицательно покачал головой. Дима хотел поначалу согласится, но оглянулся на детей и передумал.

- А вы уверены, что то, что вы считаете коньяком, действительно – коньяк? - вступил в разговор Дима.

- О! – Чирков довольно поднял указательный палец. – Вам впендюрили подкрашенный самогон, а вы до сих пор считаете его «Наполеоном».

Владислав пожал плечами и поднял со стола рюмку.

- Будьмо, - он замер на какое-то время, - хм! Тепер лимончику. Так. Це ви все від заздрощив. Благородні напої вам завжди заміняв самогон, і ви навідь придумали, що самогон – це круто. І не треба на мене так дивитися, якщо ви хочите розібратися в цьому питанні, тоді вам треба навчитися слухати правду.

- Остапа понесло, - усмехнулся Чирков.

- На сході льюди не бачили нічього, крім важкої праці і сумнівних розваг, - Владислав пропустил усмешку мимо ушей, - так було завжди: і при Кучьмі, і при Сталіні, і при Миколі Другому. Тому і на світ вони дивилися все через ту саму важку працю і через ті сами сумнівни розваги, а все інше відметали, бо не розуміли цього іншого. Але тепер, коли в них є можливість подивитись на світ іншими очима, я вважаю, що через десять-двадцять, максимум тридцять років ніяких суттевих розбіжностій між Заходом та Сходом ми не побачимо. Світ зміньюється. Я не знаю, як пан Дмитро, а ці діти вже ніколи не будуть такими, як їх батьки.

- А вы разговаривали с этими детьми? – Дима был раздражён, но пытался держаться спокойно, - они уже не смогут долго жить с вами в одной стране, и лет через десять-двадцать… нет, не отделятся, а заставят вас отделиться и не мешать им жить.

Владислав озабоченно покачал головой, потом повторил: «Донецкий оранжевого не разумеет» и тяжко вздохнул.

- Вот. Хоть в чём-то вы со мной согласились, - обрадовался Чирков. – И вы знаете, я наконец-то понял, в чём ваша беда? Вам недоступна другая эстетика. Ведь вы уже как-то согласились со мной, что при демократических выборах массовый избиратель не может принять логически обоснованное решение и принимает решение обоснованное этически. А этика определяется эстетикой. Человек считает правильным то, что ему больше нравится, то есть выбор – это дело вкуса. Вот вам, Владислав, просто ближе старая европейская архитектура, тихая спокойная музыка, сумеречный дождливый день, немцы, Ющенко. Вы не понимаете, какая может быть красота в больших зданиях из стекла и бетона, доменных печах, ресторанном шансоне, фильме «Бригада». У вас другие колебания. И всё было бы ничего, если бы вы не пытались представить свою эстетику, как единственно верную и не навязывали её людям с другими колебаниями.

- Ну яка може бути естетика в доменних печах? – усмехнулся Владислав. – Я не розумію, Андрій, ви дійсно так вважаєте, чи кепкуєте? Ніколи не повірю, що ви слухаєте шансон, верніше не шансон, а той блатняк, який зараз чьомусь стали називати шансоном.

- Я этого не говорил, я просто сказал, что у разных народов разные представления о прекрасном, и вообще – разные ценности. Вы вот никогда не поймёте, как можно быть патриотом своего завода и гордиться тем, что в твоём городе выплавляют больше чугуна, чем где-либо ещё.

Владислав усмехнулся:

- Патріотом завода? Це ж треба таке придумати.

- Вот и я о чём, - продолжил Чирков, - знаете, я какое-то недолгое время жил в Америке. Мне нравилась эта страна, я там чувствовал себя свободным человеком, мне нравился просторный и светлый город Филадельфия, а потом там стало происходить что-то неладное, и я понял, что Америка уже не будет самой свободной страной, а Филадельфия больше не будет самым просторным и светлым городом. И я уехал оттуда. Но что самое интересное, ту самую свободу и просторные светлые города я нашёл на Украине. На юге Украины, а также на юге России. Там – степь, там – казаки, там небо дышит свободой. А вы говорите: важка праця и сумнивны розвагы.

Украинский язык в исполнении Чиркова получился жутко ломаный. Украинский язык по Азарову.
- Тоді чьому ж ви зараз живите у Львові, якщо тут немає тієї свободи?

- Почему нет? Есть. В данный момент – вы победители, а победители, как правило, великодушны. К примеру, вы не возражаете против того, чтобы я говорил с вами на русском языке.

- Чьому я буду проти цього заперечувати? Ви навіть не громодянин України.

- Вот о чём я и говорю. Сейчас во Львове даже больше свободы, чем где-либо. Вернётся к власти Янукович, и я опять переберусь в Донецк, потому что там будет больше свободы.
Владислав скептически усмехнулся.

- Ну, не Янукович, так ещё кто-нибудь оттуда же, - ответил Чирков, - в любом случае, оранжевые это – очень временно. Украина так устроена, что у власти в ней могут быть либо донецкие, либо днепропетровцы, всё остальное – противоестественно, и поэтому недолговечно.

- І хіба це справедливо?

- Нет. Это – естественно.

Владислав покачал головой.

- Якщо ви сами розумієте, що це несправедливо, то чьому ж ви захищаєте цю несправедливість? Чьому ви на тому боці? Ви – честна, інтелигентна льюдина, що у є вас спільного с тими бандитами?

Чирков собирался ответить, но тут к нему подошла Алиса и что-то шепнула ему на ухо. Андрей Николаевич приобнял дочь и обратился к своему собеседнику:

- Простите, Владислав, как-нибудь в другой раз я отвечу и на это.


Обратно ехали на трамвае. Дима сидел молча, посматривая в окно. Чирков о чём-то разговаривал с Еленой. Дети шумно общались. Местные жители, конечно, обратили на них внимание. Какой-то старик искоса посматривал на гостей из Донбасса недобрыми глазами. Дима подумал о том, что старые люди здесь более злые. Что же пришлось пережить этому поколению, что одна только русская речь выводила их из душевного равновесия? И является ли то, что мы сейчас переживаем отголоском того прошлого? Затем Дима стал прислушиваться к разговору своих учеников. Первое время дети говорили о чём зря, вспоминали сегодняшний день, делились впечатлениями, спрашивали Алису всё ли есть в Греции, а потом кто-то обратил внимание на висевшую в трамвае агитационную листовку.

- Повесили тут своего урода! – услышал Дима сзади себя громкий голос Вали Понедельник.
Не так громко, но очень дружно Валю поддержали её одноклассники. Дима с тревогой осмотрел салон, ожидая реакцию пассажиров. Пассажиры скромно отвернулись, злобный старик, скрипя зубами затряс рукой, но промолчал, и только одна интелигентная женщина сделала замечание:

- Девочки, потише.

Спохватилась Елена, также сделав Вале замечание, и напомнив детям, что они в гостях. Дети замечание приняли к сведению, кто-то что-то сказал Вале по этому поводу, на что та ответила:

- А я специально громко сказала, чтобы они услышали.

Подъехав к своей остановке, все дружно встали и направились к выходу: дети вперёд, взрослые за ними. Кто-то вспомнил анекдот про останивку. Уже выходя из трамвая, Димин взгляд зацепился за сидение, на котором только что сидел кто-то из ребят. Чёрным маркером там было написано: «Всё будет Донбасс!»