Танец оранжевой бабочки

Здесь главенствует ровное и длинное. Тонущие в небе черные связки проводов. Две блестящие линии, убегающие в бесконечность, ими обрамлен грязный путь, выложенный деревянными шпалами.

Было давно. Но было. Закрываю глаза – и сразу видение.

Безумная бабочка порхает по краю вагона, ловко балансирует на узкой-широкой полоске, сдерживающей внутри песок, камень или чем на этот раз заполнили контейнер. Крылья бабочки оранжевые – на загорелых плечах футболка на два размера больше; другой не было никогда и не будет.

Я только смотрела. Издали, не решаясь подходить. От меня было только созерцание, остальные чувства не было нужны. Когда я видела яркий дерганый калипсо, все становилось неважным, ежедневные проблемы и даже грызущий нутро голод уходили на второй план.

Я не задумывалась никогда о смысле этого танца – ни тогда, в восемь лет, ни теперь – в тридцать семь, понимание этого запредельного ритуала ускользало от меня. Ребячливость или предначертанное? Неважно. Несущественно.

Он никогда не выбирал местом своих прогулок закрытый вагон с ровной гладкой крышей – всегда либо цистерна, залитая слоями застывших промышленно-индустриальных жидкостей и текучих энергоресурсов, либо полувагоны – пустые или полные, с ужасающе тонкими стенками.

Обычно он держался уверенно, даже на сильном ветру, лавировал меж проводов, переступал через люки, железные перекладины лестниц и прочие мелкие неудобства. А уж по узким граням вагонов двигался как бог. Или как легкая бабочка. Пока однажды сильный ветер не бросил на крышу пузатой бурой цистерны оторванный кабель. Бабочка весело вспыхнула, агония была яркой, но короткой.

Я так и не подошла, снова наблюдала издали. Издали жизнь, смерть тоже была далека от меня. Грязная трепыхающаяся головешка с тлеющими обрывками цвета апельсина была неинтересна моему взгляду. Я была разочарована – некому теперь радовать меня сказочным калипсо.

И до сих пор, чувствуя вонь раскаленного жарким летом мазута, я не знаю, чего мне больше жаль – его самого или громад вагонов и выглядывающего из-за них солнца, ослепляющий блеск которого время от времени заслоняет мелькание оранжевых крыльев.