Воровские песни

Неплохо сработавший в главе «Студенческие песни» прием – зеленый первокурсник, зрелый студент, выпускник – предопределял для этой главы аналог, подсказанный А.М.Горьким: детство, в людях, мои университеты. Ну, понятное дело, университеты для вора – в «Лагерных песнях», а детство, пожалуй, в «Песнях беспризорников». Получается, работая над главой «Воровские песни», иногда придется выхватывать отдельные факты из других глав. Тогда нарушится целостность главы. Пришлось отказаться от этой задумки…

Некоторые из воровских песен уходят корнями в далекое дореволюционное прошлое: «Солнце всходит и заходит» (два куплета из которой звучали в пьесе Горького «На дне» еще в 1902 году), «Лишь только в Сибири займется заря», «Валентина»…

Сюжет большинства воровских песен банален: пошли «на дело, а тут «лягавые», потом суд и «я тебя не увижу, моя родная мама».

Для некоторых старых воровских песен характерно… сентиментальность. Вызвать не просто сочувствие, а жалость к герою – это повелось, наверное, от старых песен уличных побирушек. Да и различить их, порой, трудновато, если песня начинается: «Ох, как трудно, как трудно бывает сиротинушке хлеб добывать», а заканчивается: «Мы по новой пойдем воровать!». Вот содержание не воровской, но очень любимой в уголовной среде песни «Где-то за Курильскою грядою»: моряку понравилась «девушка в красочном узоре», но когда он объяснился в любви, выяснилось, что девушка незрячая. Моряк не отказался от своего слова: «Ты прости, но я ведь честный парень».

Песня имеет трогательную концовку:

Где-то за Курильскою грядою
Увидал картину я такую:
Шел старик угрюмый и седой
За собой подругу вел слепую.

А вот цель еще одной старейшей песни «Валентина» вызвать не только сострадание к герою песни, но и ненависть к «белой кости», к жандармам, охранке, плавно переходящая в песнях 20-х годов в ненависть не только к «буржуазии», но и к ГПУ, милиции и т.д.:

По пыльной дороге, закованный в цепи
Закованный в цепи шагал человек…

Слушатель напрягается: раз в цепях – значит матерый убивец. Но настроение песни резко меняется. Начинается эдакая пастораль.

Герой песни «вырос в деревне, у бедной старушки», а потом:

…в город далекий работать пошел.
Там много бродило оборванных нищих…

Слава богу, он не попал в дурное общество, а очень удачно пристроился в приличный дом:

Работу лакея у графа нашел.

А так как он был музыкально одаренный, то:

Бывало, работал я целые дни
В свободное время я брал в руки скрипку
И в сад уходил и играл там в тени.

Ну, я думаю, «целые дни» - это для красного словца. Лакеи, в произведениях русской классики, вроде бы, не очень надрывались на работе. Так что, наверное, музицировал он довольно часто, чем и привлек внимание дочери графа – Валентины.

Она, кстати, тоже была не лишена музыкальных способностей:

Она на рояле играла и пела
И все господа любовалися ей.

Однажды она «поспешила на чудные звуки» и, очарованная властью музыки, полностью потеряла контроль над собой:

Она обняла меня нежной рукою 
О милый, - шепнула, - люблю я тебя!

Песня умалчивает, что там еще у них было в ночном саду, но:

Наутро лакея в тюрьму посадили
За то, что на скрипке в саду он играл,
За то, что любовные чувства в нем было,
За то, что он графскую дочь целовал.

Особой любовью в воровской среде пользовались песни о детях прокуроров: «Дочь прокурора» и «Сын прокурора».

В этих песнях воры, знающие статьи уголовного кодекса не хуже юристов, сознательно закрывали глаза на явные «ляпы»: в первой песне прокурор судил собственную дочь, во второй даже командовал расстрелом(!) собственного сына. Потом он, в первом случае, заливался слезами в зале суда, во втором – рыдал на могиле:

Ах, миленький, миленький мальчик,
Куда ж ты так рано пропал.
Признался бы мне, что ты сын мой
И я бы тебя оправдал.

Но как трогательно подается это в песне (вот вам влияние дореволюционных песен уличных побирушек!):

Снова луна озарила
Тихий кладбищенский двор,
Над свежей двойною могилой
Рыдает отец-прокурор.

Могила «двойная» потому, что якобы, сына похоронили в одной могиле с ранее умершей от горя матерью…

Что бросается в глаза в ранних воровских песнях? Авторы песен не ломают голову над описанием внешности героя и пользуются емким словом – «красавец» («красавица»). В упомянутой ранее песне «Слепая девушка», это слово звучит четыре раза. Дочь прокурора – «как отец, горделива и красива собой», сын – «красивый мальчишка с голубыми глазами»; в песне «Надену я черну шляпу» «…дамы, увидевши гроб, поймут, что красавец утоп».

Герои красивы даже когда их ведут на расстрел:

Среди бушующей толпы
Вели к расстрелу молодого
Он был красивый сам собой…

Красивым в воровских песнях может быть даже труп. Вот молодой уголовник из песни «Когда мне было десять лет» вспоминает, как на ночном квартирном грабеже убил, сразу не узнав, отца и мать:

А на полу отец лежал
Он был убит моей рукою,
Его красивый труп лежал,
Из раны кровь лилась рекою.

Кстати, этот прием, когда герой песни не узнает в своей жертве сестру или отца – также одна из особенностей старых песен. Вот несколько примеров: не узнает лесной разбойник своего отца – полковника («Луна проказница светила»), не узнает родную сестру бравый капитан («Было то в притоне Сан-Франциско»), не узнает оборванец брата-матроса в песне «Есть в Батавии маленький дом». На последней я хочу остановиться особо. После довольно смелого выражения – «красивый труп» в этой песне звучит очередная смелая заморочка.

В книге «Русский шансон» автор многих книг по воровской тематике Фима Жиганец (настоящее имя – Александр Анатольевич Сидоров) – русский журналист, пистель и переводчик приводит цитату Андрея Синявского из его статьи «Отечество. Блатная песня»:

«И убийца, белее, чем мел,
Труп схватил, с ним, танцуя, запел… 
– Как жаль, что мне не удалось разыскать этот шедевр уголовной лирики…»

А слова эти вырваны из первоначального (блатного) варианта песни «Есть в Батавии маленький дом». На первый взгляд, идиотское поведение – танцы с трупом да еще и с песней! Нелепое поведение убийцы можно объяснить, если проанализировать всю песню.

Я немного писал о ней в разделе «Уличные песни с морской тематикой». Начинается она так:

Есть в Батавии маленький дом,
Он стоит на обрыве крутом,
И ровно в двенадцать часов
Открывает китаец засов (вариант – «японец», есть даже – «старый негр открывает засов»).
И за тенью является тень,
И дрожит под ногою ступень…

За тенью – тень, что-то таинственное, призрачное, романтическое, но дальше:

В этом доме гуляют и пьют
И слышно как там поют.

«Гуляют и пьют» - вся романтика исчезла и про посетителей этого заведения можно было бы сказать суровым языком милицейского протокола: пьяницы, наркоманы и тунеядцы. Но – большие любители пения. А любимая песня у них:

Дорога в жизни одна,
Ведет всех к смерти она,
Кто любит, гуляет и пьет
Тот выпьет и снова нальет.
Один раз в жизни живешь,
Что сможешь от жизни возьмешь
День раньше – день позже умрешь,
А прошлого ты не вернешь.

Сюжет песни: в одном из притонов Батавии герой песни – оборванец, «подстрекаемый пьяной толпой», убивает соперника. И пока оборванец, запоздало узнавший в поверженном сопернике родного брата, рыдает, следует отличная сценка:

Бушевала, шумела толпа,
Рыдал оборванец босой,
Лишь спокойно стояла она,
Шаловливо играя косой.

Вся жизнь этого обитателя притона сводилась к трем словам: «любит, гуляет и пьет». И вот, обезумевший от горя герой песни прижимает к себе труп брата (может, думая, что в нем еще теплится жизнь) и как бы хочет прожить вместе с ним хотя бы еще мгновение этой, на его взгляд, красивой жизни.

Я убежден, что именно такой был смелый авторский вариант, а в дальнейшем робкие  исполнители стали петь «над трупом, рыдая, запел» или «склонившись над трупом, запел». Заметьте, Синявский – знаток уличной песни не удивлялся этим странноватым строчкам, он искал: из какой же это песни?..

Чуть позже (уже в годы советской власти) была написана песня «Нас на свете два громилы»:

Нас на свете два громилы
   гоп-бери-бери-бумбия,
Один я, другой – Гаврила…

Обратили внимание на слова – «гоп-бери-бери-бумбия»? Нет? А зря! Дело в том, что в других вариантах идут иногда: «цзынь-дая», иногда «дралаху-дралая» и т.д. И специалисты по воровским песням на полном серьезе дискутируют – какая же именно присказка является, так сказать, классическим первоисточником, а какая – новодел?

Не знаю, как вам, а мне «громила» представляется в виде двухметрового детины с узеньким лобиком питекантропа. И ведут они себя соответствующим образом. По крайней мере – в этой песне. Я привожу дальнейшие куплеты, опуская всякие «дралаху-дралая»:

Мы вам фокусы устроим,
Без ключа замок откроем,
Хавиру начисто возьмем,
А потом на ней кирнем.

Пить на только что обворованной квартире – это или верх наглости, или верх тупости! Стоит ли удивляться следующему куплету песни:

Не успели мы кирнуть,
А лягавый тут как тут,
Забирают в ГПУ,
А потом ведут в тюрьму?

Когда они «дали в лапу», их на суде оправдали и что вы думаете, они сделали?

Мы заходим в ресторан
Гаврила – в рыло, я – в карман
Боччата рыжие срубили,
А потом всю ночь кутили.

А протрезвев, эти неунывающие оптимисты так завершают песню:

А если бабки есть у вас,
Пригласите в гости нас.

Вот такие простодушные обаяшки.

Старейшая эта песня – своеобразный эталон воровской песни. На протяжении нескольких десятилетий советской власти безымянные авторы нередко пользовались приемами, разработанными в этой песне. Тут и воровское бахвальство: фокусы открывания замков без ключей, и обилие жаргонных словечек: лягавые, хавира, ксивы и т.д.; и красивая жизнь после удачного и быстрого «дела»: ограбив, скорее всего пьяненького посетителя ресторана, два громилы кутят целую ночь…

Вот еще одна песня тех же лет. В 1924 году была написана первая пролетарская песня «Кирпичики» (автор слов Павел Герман). Автор музыки Валентин Кручинин положил в основу мелодии своей песни мелодию широко известной в простом народе песню «Как на кладбище Митрофании». Тут же был написан уголовный вариант песни. От песни Германа сохранилась, фактически, только первая строка – «Где-то в городе на окраине», да еще по тексту, периодически, выплывают «кирпичики».

Сюжет песни: даму и ее кавалера грабят бандиты, начав с банального:

Угости-ка, друг, папиросочкой
Не сочти-ка, товарищ, за труд!

Парочку усадили «на кирпичики» и «велели ботинки сымать», угрожая в случае сопротивления дать «кирпичиком по затылочку».

Пострадавший – явный непман:

А не ем воротник из бобра,
А как вынул свой портсигарище
В ем без малого фунт серебра.

А грабители обосновывают, почему, дескать, они пошли на такое дело: «Ну, как водится, безработица…»

Что остается делать – жить ведь как-то надо: «Скидывайте пальто и пинжак!»

А там аппетит разгорелся и сняли все. Ну, почти все. На вопрос дамы: «Как же мы пойдем в таком виде?» –

Ухмыльнулся бандит снисходительно:
«Выбирайте посуше путь –
И по камешкам, по кирпичикам
Доберетесь домой как-нибудь!»

И уже для того, чтобы при исполнении песни веселилась вся воровская малина, у песни такая концовка:

Жаль, что не было тут фотографа,
А отличный бы вышел портрет:
Дама в трусиках и под зонтиком,
А на ем даже этого нет.

Была и такая концовка песни:

Жаль, что не было там фотографа,
А то славный бы вышел портрет:
Дама в шляпочке и в сорочечке,
А на нем даже этого нет.

А есть и третья:

Жалко, не было тут фотографа,
Эту бедную пару заснять:
Она – дамочка – в панталончиках,
А на ем и кальсон не видать!

А есть и четвертая:

Ни художника, ни фотографа,
Ни нашлось, чтобы сделать портрет,
Дама в шапочке, без рубашечки,
А на нем и кальсончиков нет.

Это пример воровской песни-варианта на первую пролетарскую песню. А вот пример из другой, так сказать, оперы:

Ты сидишь за решеткой
И смотришь с тоской
На свободу, где люди гуляют… («Ты сидишь за решеткой»)

Это неизвестный уголовный талант сочинил свой вариант старинного русского романса:

Ты сидишь у камина
И смотришь с тоской,
Как печально камин догорает…

Вряд ли автор этих строк ходил, как герой «Кирпичиков» на «гоп-стоп». Скорее всего, у него была иная специализация. Он, наверное, был вор-джентльмен со светскими манерами, как в уже упомянутой песне «Дочь прокурора»:

Но однажды на танцах элегантной походкой
К ней шикарно одетый уркаган подошел,
Горделивый красавец из преступного мира
Поклонился он Нине и увлек на бостон…

Ему вторит герой песни «Поворую, перестану»:

Ведь вору тоже нужно как-то развлекаться:
В костюмчик фирменный любил я одеваться,
Пойти в кабак, где по ночам красотка пела
Ее хотел я, но не в этом дело!

Шикарно одеваться и пойти в кабак после удачного «дела» - предел мечтаний в старых воровских песнях. Хотя в той же «На Дерибасовской» у героя песни запросы уже больше:

И возвращался на машине марки «Форда»,
И шил костюмы элегантно, как у лорда.

Прошло несколько десятков лет, но в кинофильме «Джентльмены удачи» у Косого – нашего современника запросы не изменились: «Куплю машину с магнитофоном, пошью костюм с отливом – и в Ялту!»

Где взять деньги вору на «костюм с отливом и машину» зависело от специализации героя песни: «Комиссионный решили брать» (одноименная песня) или «Вот однажды на денежну кассу, совершен был налет боевой» («Парень в кепке и зуб золотой»), или «Раз на Киевском бану кассу вертанули» («Маслице»), или: «Залетаем мы в контору/ Говорим им: «Руки вгору,/ А червонцы выложить на стол!» (один из вариантов знаменитой песни «Гоп со смыком») – герои этих песен – воры-налетчики.

Упомянутая ранее: «Скидывайте пальто и пинжак!» («Где-то в городе на окраине») – это уже «гоп-стоп» –  уличный грабеж.

«Идти на мокрое не дрогнула рука» («Костюмчик серенький, колесики со скрипом») –  это ограбление с убийством – «мокруха».
 
«Карманы чистят они вам ныне/ Стерильно, без касанья рук (это из одесской песни «Вы хочете песен?»), «По карманам я начал шманать» или «Где ширмачи канают на бану» («По приютам я с детства скитался») – герой песни ширмач, т.е. вор-карманщик, промышляющий – «шманающий» на вокзале – «на бану».

«В ноги бросилась старуха,/ Я ее прикладом в ухо/ Старика прикончил сапогом» (вариант – «утюгом» - В.М.) – это уже вооруженное разбойное нападение группой лиц по предварительному сговору.

«Лепил я скок за скоком» - герой песни – форточник («лепить скок» - квартирная кража через форточку…)

Может я что-то упустил? Ах, да! Целую балладу – «Помню я ночку холодную, темную…» Не правда ли романтическое начало? Можно представить себе: камин, свечи и седовласый джентльмен с дорогой трубкой (или сигарой), сидя в шикарном кресле, рассказывает своим домочадцам: «Помню…»

Джентльмен, может, седовласый, но рассказывает он это не у камина, а на нарах, и не домочадцам, а зэкам, потому что заканчивается эта песня горьким:

Жизнь развеселая, жизнь поломатая
Кончилась ты под замком.

Второе название этой песни-баллады – «Медвежонок». Ласковое название – не правда ли? Пусть оно вас не умиляет: «медвежонок» - маленький сейф, в отличие от «медведя» - большого сейфа.

Небольшое отступление: в 50-е годы прошлого века книжек-детективов было не так много, как сейчас, но выходили они приличными тиражами. Весь Союз читал «Приключения майора Пронина», «Последнее дело Коршуна», «След Заур-Бека», «Конец Большого Юлиуса» (согласитесь, звучное название!) и очень популярную книгу – «Последний медвежатник» - трогательную историю про дореволюционного медвежатника, который на старости лет, так и не обрел своего угла и, по воле автора, вынужден тайком пробираться в советскую сберкассу, чтобы переночевать там и даже подумывать перед сном: стал бы он защищать эту чуждую ему социалистическую собственность, если вдруг в это госучреждение полезут грабители.

У героя песни «Медвежонок» культурная программа куда больше, чем у героя песни «Дочь прокурора», который знакомился с девушками на танцах. Этот

«…на концерте в саду познакомился
С чудом земной красоты».

Наверное, автор все-таки имел в виду – «чудо неземной красоты», но не надо придираться к этой строчке. Она лишний раз говорит о подлинности, народности песни.

Интересно – как знакомился на концерте вор-медвежатник с дочкой прокуроа? На девушку надо произвести впечатление, нужен особый подход при знакомстве. Ну хотя бы такой, как в песне «Парень в кепке и зуб золотой»:

«Разрешите-ка, милая дама,
Вам нарушить приятный покой», -
Так сказал и придвинулся ближе
Парень в кепке и зуб золотой.

Это или производит на девушку впечатление и тогда события развиваются как в песне «Мы гуляли с тобой позапрошлой весной»:

Стан твой нежный такой
Обнимал я рукой,
Ты шептала: «Не надо, не надо…»

Или она вас отошьет, как в песне «На Невском проспекте у бара малолетка с девчонкой стоял»:

Уходи, я тебя ненавижу.
Уходи, я тебя не люблю.
Ты ведь вор, ну а я комсомолка…
Я другого парнишку найду.

И ведь предупреждали же отдельные песни:

Мальчики на девочек
Не кидайте глаз:
Все, что в вас звенело –
Вытрясут из вас! («Пиковая дама»)

Частенько девицы определенного профиля сами затевали нужное им знакомство, как в песне «Костюмчик серенький, колесики со скрипом»:

Ты подошла ко мне небрежною («танцующей» - В.М.) походкою
И по-блатному мне сказала: «Ну, пойдем!»
А поздно вечером поила меня водкою
И овладела моим сердцем, как рублем.

И как следствие:

Тогда еще я не был уркаганом,
Ты в уркагана превратила паренька,
Ты познакомила с приправой и наганом,
Идти на мокрое не дрогнула рука.

Ему вторит герой песни «Мы познакомились на клубной вечеринке»:

Не знал тогда, что ты с ворами связана,
Не знал тогда – шикарно любишь жить.

И покатилось-поехало:

Я не заметил, как зажегся стастью,
Я не заметил, как увяз в грязи.
Прошло полгода – с воровскою мастью
С братками двинулся по скользкому пути.
Я воровал и жил красиво, весело
По ресторанам широко гулял,
Кидал хрусты направо и налево…

«кидал хрусты» - сорил деньгами, а она все равно хвостом вильнула и он удивляется:

Разве тебе плохо было жить с ворами?
Разве не хватало барахла? – это уже из воровской классики – «Мурка».

Темой очень многих воровских песен является не просто несчастная любовь, а несчастная любовь с трагическим финалом: он полюбил, она изменила и должна быть наказана.

Очень редко герой относится к измене с таким легким сердцем, как в песне «Сигарета»:

Если женщина изменит,
Я грустить недолго буду.
Закурю я сигарету
И о ней я позабуду.

Увы, не мало случаев, когда герой действует круто, как в песне Петра Лещенко «Чубчик кучерявый»:

Из-за бабы, лживой и лукавой
В бок всадил товарищу я нож.

Скорый на расправу и герой песни «Чувак»:

Однажды я ее в подъезде встретил
Она стояла с чуваком у батареи
- Ты, че, в натуре, волк? Ты мне ответишь!
И приколол его, в натуре, к двери.

Если герой песни покруче, ну, как в песне «Не губите молодость, ребятушки», то у него в кармане уже не холодное оружие, а огнестрельное. А ведь и само название песни и ее первый куплет просто кричали:

Не губите молодость, ребятушки,
Не влюбляйтесь с юных ранних лет,
Слушайте советы родных бабушек,
Не губите свой авторитет.

Мне, например, особенно нравится последняя строка. Про авторитет.

Далее герой песни делится своими горькими воспоминаниями: шел себе однажды пьяненький, никого не трогал, ни о чем не думал и вдруг – вот те раз:

В переулке пара показалася,
Не поверил я своим глазам,
Шла она к другому прижималася
И уста скользили по устам.

И так это было неожиданно, что:

Быстро хмель покинула головушку
И с кармана выхватил наган
Выстрелил шесть раз в свою зазнобушку,
Труп ее упал к моим ногам.

А бабушка ведь предупреждала: не влюбляйся с юных, ранних лет! И помнил ведь бабкины слова, да вот – бес попутал!

Бес попутал и героя песни «Стучат колеса», осужденного на двадцать лет за то, что:

Потом прокрался к ней в квартиру
И там соперника убил.

Но настоящие шекспировские страсти бушуют в песне с лирическим названием «Когда с тобой мы встретились…»:

Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в парке тихо музыка играла.
И было мне тогда совсем немного лет,
Но дел уже наделал я немало.

А занимался наш герой квартирными кражами через форточку:

Лепил я скок за скоком, а наутро для тебя
Бросал хрусты налево и направо.

И так все было, вроде бы, ладненько и вдруг эта неожиданная встреча:

Я помню, как с приятелем была ты на скверу,
Он был бухой, обнял тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.

Герой не стал сразу же выяснять отношения:

Во мне всё помутилось, и сердце так забилось,
И я, как этот фраер, зашатался…

И решил утопить любовные неприятности в водке:

Не помню, как попал в кабак,
И там кутил и водку пил
И пьяными слезами обливался.

А протрезвев, решил все-таки расправиться с изменницей:

Однажды ночкой темною
Я встал вам на пути,
Узнав меня, ты сильно побледнела.
Его я попросил в сторонку отойти
И сталь ножа зловеще заблестела.

В песне нет описания убийства, но из дальнейших строчек ясно, что герой убил ее, а, заодно, и его. Зато очень подробно описываются переживания героя. Вот он бежит с места преступления:

Потом я только помню
Как мелькали фонари
И мусора кругом в саду свистели…

Вот он уже дома:

…я один сидел,
На фотокарточку глядел –
С нее ты улыбалась, как живая.

В подобной ситуации герой песни всегда топит свое горе в водке:

Любовь свою короткую
Хотел залить я водкою…

и вдруг неожиданная строка:

И воровать боялся, как ни странно.

А жить-то как-то надо, если кроме квартирных краж ничего не умеешь:

Но влип в затею глупую
И как-то опергруппою
Был взят я на бану у ресторана.

Герой песни рассчитывал получить «от силы «пятерик», но раскопали двойное убийство:

Пришел о мне Шапиро,
Защитник мой – старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».

Герой, в отличие от многих, себе подобных, не проклинает бывшую любовь, а наоборот:

А завтра мне зачтется
Последний приговор,
И скоро, детка, встретимся с тобой.

Про неудачную любовь в воровских песнях сказано очень много, так как многие герои песен – молодые ребята. И песни сочиняют, наверное, больше в молодости. И может создаться впечатление как в песне «Девчонки-бабенки»:

Девчонки-бабенки сгубили меня,
За что и попал за решетку.
На воле я жил, с девчонкой дружил,
Но для этого надо деньжонки.

Но герои этих песен, еще в отроческом возрасте по разным причинам, продуманно или несознательно сделали свой выбор, что чем гнуть спину над токарным станком, добывать в шахте уголь, или в знойной пыльной летней степи  целый день вкалывать на тракторе или комбайне, пойти на «дело», ну хотя бы так, как в самой первой песне этой главы «Нас на свете два громилы», «срубить» за несколько минут(!) «бачата рыжие» и «бросать хрусты направо и налево».

А с чего все началось? Тут очень много вариантов. Один – плохая наследственность или, как сейчас говорят, гены. Герой песни «Этап на Север» и не ломает голову о пути по которому пойдут его дети:

А дети малые, судьбой оплаканы,
Той же дорогой пойдут искать меня;
Не страшны им срока огромные,
Не страшны им и лагеря.

Вот и выросший в неблагополучной семье ребенок тоже не ломает голову (один из вариантов песни «Гоп со смыком»):

Ремесло я выбрал кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
И тюрьма скучает без меня!

Хотя куда уж хуже семья, чем у героини песни «Купите бублики»:

Отец мой пьяница,
Все время чванится,
Он к гробу тянется и все же пьет.
Сестра пропащая,
А мать гулящая…

Но печет же бублики и торгует ими, а не ворует!

А есть ведь преступники из вполне благополучных семей («Сын поварихи и лекальщика»):

Я с детства был примерным мальчиком
Послушным сыном и отличником
Гордилась дружная семья
Но мне, невинному тогда еще,
Попались пьющие товарищи
На вечеринках и в компаниях
Пропала молодость моя.

А к водке нередко можно добавить и:

Кокаином серебряной пылью
Все дороги-пути замело… («Перебиты, поломаны крылья»)

И пошло-поехало: сначала «салага» или «малолетка» - несовершеннолетний начинающий преступник:

По карманам я начал шманать,
По чужим, по буржуйским карманам
Стал рубли и копейки сшибать («По приютам я с детства скитался»)

Ему вторит и начинающая воровка:

Воровать я совсем не умела
На Привозе учили меня («Перебиты, поломаны крылья»);

потом «урка», «уркаган» - то же, что и «блатной» – уже свой человек в воровской среде; потом «жиган» - молодой, но авторитетный вор.

И частенько с молодым рядом были «заботливые» старшие, которые вовремя и нальют, и дозу дадут, и подскажут, что делать, и споют популярную по всей матушке России песню «Бутылка вина, не болит голова»:

Так лучше веселиться, чем работать!
И девочек шикарных целовать…

Соблазненный такими перспективами молодой начинает жизнь по этой программе, как-то не обращая внимания на третью строчку этой песни: «И миновать тюрьмы замок суровый»:

Стал наш Шлема привыкать
К воровским манерам («Маслице»).

Набиралась опыта и начинающая воровка:

Раз темной ночкой пошли мы на дело,
В деле был вор, а на шухере я… («Гуляй, мой хороший»)

Но

Дело в том, что житие наше блатное,
Порой опасное и скользкое такое («Поворую»), но сколько веревочку не вей:

Раз на Ростове-на-Дону
Я в первый раз попал в тюрьму,
На нары, брат, на нары, брат, на нары! («На нары»).

Герой этой песни «первый раз попал в тюрьму», а молодой парень из песни «Черный ворон» первый раз едет по этапу:

На глаза надвинутая кепка,
Рельсов исчезающий пунктир,
Нам попутчиком с тобой на этой ветке
Будет только лишь строгий конвоир.

«Нам» – значит, с ним кто-то находится рядом. Этот, находящийся рядом человек – опытный и бывалый зэк, подбадривает паренька такими словами:

А ну-ка, парень, подыми повыше ворот,
Подыми повыше ворот и держись.
Черный ворон, черный ворон, черный ворон –
Переехал твою маленькую жизнь.

Кстати, ничего не говорящая современному читателю первая строка первого куплета очень точно рисует облик паренька: начинающие блатняки подстригались исключительно «под бокс» и носили кепку, надвинутую глубоко на глаза, и была это не просто кепка, а «восьмиклинка» - фуражка из восьми клиньев – любимый головной убор урки.

И уже в тюрьме молодой вор вспоминает:

Не забуду мать родную,
И Серегу пахана
Целый день по нем тоскую… («Помню, помню, помню я»).

Пахан теперь у него рядом с матерью, то есть как отец родной. В общем:

Меня засосала опасная трясина
И жизнь моя – вечная игра («Постой паравоз»).

Игра, как в прятки: украл – поймали – сел, вышел – украл – поймали – сел.

И начинаются в жизни молодого еще парня его «университеты». В тогдашнем СССР существовала поговорка: «Кто не работает – тот не ест», а на счет работы: «Не хочешь - заставим». В местах несколько отдаленных от центра. Разбросаны эти места были по всему Советскому Союзу. Но в песнях чаще всего упоминается Сибирь. И молодой уркаган имеющий о ней представление по ресторанной песне Петра Лещенко «Чубчик»:

А я Сибири не страшуся
Сибирь ведь тоже русская земля…

вторит популярному в послевоенные годы певцу:

Не страшна мне Сибирь отдаленная
И не страшен жестокий конвой («Полюбил я тебя, кареглазую»)

А кроме Сибири есть еще и крайний север:

Ах, зачем этот Север далекий
Разделяет, дорогая, нас с тобой.

И Дальний Восток:

Я живу близ Охотского моря,
Где кончается Дальний Восток («Из далека Колымского края»)

И все это было растянуто во времени:

Десять лет трудовых лагерей
Подарил я рабочему классу
Там где стынут тропинки зверей
Проложил я Амурскую трассу.

Тут уже былое «не страшусь», как-то уже не звучит, зато не в ресторанной песне, а написанной в местах отдаленных лаконично и жестко прописано:

Здесь смерть подружилась с цингой,
Забиты битком лазареты,
Быть может вот этой весной
И вы не дождетесь ответа. («600 километров тайга»).

Вот такие «университеты» и такая «аспирантура». Но это уже в следующей главе – «Лагерные песни».