Вадим Юсов the End of the Trail

Вадим Юсов: the End of the Trail



В веселом, озорном, боевитом «Василии Теркине» Александр Трифонович Твардовский вдруг вздохнул: «Смерть есть смерть. Ее прихода все мы ждем…». Ждем, знаем, что не вечны, но как-то по-детски закрываем глаза руками, полагая, что надежно спрятались --- если мы никого не видим, значит, и нас никто не видит. Включая очень худую даму с большой косой.

Умирает большой, хороший человек, талант --- и тотчас звучит дежурно-банальное: гений, великий, незаменимый…. Вместо ощущения потери чувствуешь оскомину от затертости слов и банальности ощущений.

В Анкоридже у своих друзей на сон грядущий листал местные журналы, радовался добротности материалов, высокому и совсем не провинциальному уровню северной журналистики, интересными постоянными рубриками. Страницы некрологов, которые шли под общей шапкой «Конец тропы». Очень зацепило отсутствие пафоса и интересные рассказы о жизненном пути, пройденном до конца.

Вадим Юсов мог бы вслед за Василием Песковым сказать: «Я родом из деревни». Мог бы по-золотухински сказать, что представляет собой утонувшую советскую Атлантиду. Но нам и идущим за нами точнее и предметнее расскажут об уникальном кинооператоре его ленты и сотрудничество с  лкчшими советскими режиссерами.

    1957 — Обыкновенный человек (реж. А. А. Столбов)
    1960 — Каток и скрипка (реж. А. А. Тарковский). Короткометражка, дипломная работа Тарковского, ставшая началом дружбы и многолетнего творческого сотрудничества двух равновеликих мастеров. 

    1962 — Иваново детство (реж. А. А. Тарковский). Удивительный фильм по поразительной повести Владимира Богомолова. Патриотический, поэтический, потрясающий рассказ о детстве, прерванном войной, о жестокости военного бытия.

Вадим Юсов особо отметил тему ПОЛЕТА в этой необычной военной притче.

 "Иваново детство" --- фильм одновременно антивоенный (дети на войне) и антифашистский. Трагический и жизнеутверждающий. Лиричный и скрупулезно документальный в бытовых подробностях фронтовой жизни. После канонады, змеиного шипения осветительных ракет, стакатто пулеметно-автоматного огня --- вдруг оглушительная тишина. А потом птицы довоенного рая и птицы, которым кровавая битва с агрессором --- всего лишь помеха для вечного цикла жизни. Темнота и свинцовая река. Вода --- любимый символ Тарковского во ВСЕХ его фильмах. И много солнца --- ослепительного в снах о счастье и жалкого, закопченного, пробивающегося сквозь дым очередной спаленной деревни. Оператор Юсов просто раскошествует с камерой. Это замечаешь (и ценишь) только сейчас. А в детстве в упор не видишь молочные стволы берез (символ девственности на войне), ждешь батальных пиф-пафов, единоборств, экшена. А тут сцена соблазнения, вполне хамского ухаживания Зубкова-Холина за военврачихой. Скоростной по-фронтовому, клишированный флирт и... Все кончается ничем. И только уже в сознательном возрасте, посмотрев "Зеркало" и "Рублева", как-то пробиваешься к Холину-человеку, который знает, что победил и вдруг спохватывается --- ничего хорошего из этого соблазнения в голой березовой роще не получится. В детстве глаза на мокром месте по пацану, сложившему голову на гильотине, чтобы только жила родная страна, чтобы гитлеровская гадина была отброшена и раздавлена. А теперь видишь, насколько же война ограбила пацана, исказила его рост, обеднила эмоционально и в чем-то лишила разума. Это, конечно, еще не вполне Бурляев, но уже осознавший многое Тарковский показывает войну по-толстовски --- как противное человеческой сути кромешное бедствие. И по-тарковски --- как метафизическле зло, явленное через вполне реальные человеческие страдания и страсти. Льется в блиндаже песня Шаляпина с плохо разбираемыми на слух словами и обрывается. Снова возобновляется в другом эпизоде. И опять замирает на полуслове. Жизнь на войне --- как преждевременно оборванная песня.


1963 — Я шагаю по Москве (реж. Г. Н. Данелия)

Без особых спецэффектов, с ничтожным по нынешним временам бюджетом, без суперзвезд (исключая Ирину Скобцеву в роли понимающей молодежь красивой дамы), на одном свободном дыхании собрались и сотворили шедевр о хороших, свободных и уверенных в завтрашнем дне людях, о родной Москве, о великой стране.
Вот как-то собрались, оказались в одном месте Шпаликов, Данелия, Юсов и замечатеьные дебютанты И все у них получилось.
Юсов сделал в этом фильме Москву отдельным положительным и очень симпатичным персонажем. Радость узнавания уличных ландшафтов. Веселые солнечные блики.  Танец босоногой девушки под проливным дождем --- мастерский монтаж совместил в этом образе сразу трех исполнительниц и доверчивый зритель ничего подозрительного не заметил. Гимн хрущевской оттепели  в стране, столице, в каждом человеке.

1966 — Андрей Рублёв (реж. А. А. Тарковский). Вадим Юсов был покорен прекрасным сценарием и вместе с Тарковским воплотил в жизнь невоплотимое:  тщательность проработки и постановки каждой сцены с импровизационными всплесками, когда Тарковский позволял Юсову снимать какие-то эпизоды ПОЛНОСТЬЮ САМОСТОЯТЕЛЬНО, без режиссерских ЦУ. Временами они конфликтовали именно концептуально. В сцене, когда богомазы идут из города в город по бескрайней ниве, Юсов не увидел оговоренных заранее двух лошадей. Одна должна была предстать запряженной в телегу, вторая просто паслась рядом. Юсов представлял это как намек на конец пути и близость жилья. Без лошадей общий вид казался оператору неоправданно пустым и голым. А административная группа поленилась и решила: не баре. И так сойдет. Юсов заявил, что в таком варианте работать не согласен. И Тарковский, поддержав его, отменил съемки на этот день!  Не вполне удачной считал Юсов сцену ослепления  мастеров-строителей. Он представлял себе высокий, темный лес без кустов и подлеска. Тогда охота палачей за зодчими воспринималась бы цельнее и оттого трагичнее. Но время шло, подходящего леса найти не удалось и снимать пришлось именно в зарослях. Талант --- это требовательность к себе в первую очередь, профессиональная самодисциплина, доверие к своей творческой интуиции. Больше всего противостояний Юсова и Тарковского на «Рублеве» было по принципиальному вопросу об общем объеме картины. Тарковский стоял за то, чтобы снять все по сценарию, не оглядываясь на метраж. Юсов доказывал, что не сокращенных, не измененных по ходу съемок фильмов  просто не бывает в природе. Тарковский настаивал на максимальном объеме, чтобы потом при монтаже сделать необходимые купюры и выбрать лучшее из лучших кадров. Юсов призывал друга и товарища по общему делу к разумному самоограничению. И кто был прав, в этом конфликте, никто никогда уже не скажет. Наверное, лучше всего было бы пойти по пути Тарковского, а полный вариант сохранить до лучших времен, может быть, до телевизионного сериала…

1969 — Не горюй! (реж. Г. Н. Данелия). Тот, кто вот только что пересмотрел этот шедевр во время телеповтора, мог убедиться, что фильм совершенно, ни на йоту не постарел, а приобрел какие-то новые измерения. Однозначно лучшая роль Кикабидзе. Признание Данелии в любви к Грузии, любви сыновней, но не слепой. И половодье красок в палитре Юсова. Конечно, художник Дмитрий Такайшвили и сам Данелия  направляли оператора по истинно грузинскому пути, помогали с грузинскими реалиями, но Вадим Иванович в этом фильме доказал, что зрелище все-таки более интернационально, чем этнично, а кроме того даже правильно выбранные ракурсы сами по себе могут вызывать комедийный или трагедийный эффект.   
1972 — Совсем пропащий (реж. Г. Н. Данелия). Конечно, в массе экранизаций великого романа, из которого, по Хемингуэю, вышла вся американская литература, версия Данелии о похождениях Гекльберри Финна  не затерялась, но и большим событием не стала. Трудно снимать Америку, о которой у сценаристки В. Токаревой были какие-то сказочные представления, в условиях Советского Союза. И какой из Ивана Рыжова алкогольный десперадо, который «Вышел на тропу войны» и «Скоро гробы подорожают»… Потому Данелия на одном колесном пароходике с хулиганской подначкой написал по-американски свою грузинскую фамилию. Тем не менее к Вадиму Юсову и в этой проходной работе претензий мало. Он сумел-таки из скромной речушки на Среднерусской возвышенности сотворить величавую Миссисипи.