Портрет Жертвы

   За 7 долгих лет в памяти скопилось гигантское нагромождение различных стоп-кадров моей жизни с позитивным налетом и не очень. На пленке с пометкой «15 лет» нахожу так и не забытые мной щенячьи глаза, в которых я в свое время нарисовала оттенок боли.

   Наверное, в тот злополучный августовский вечер его порванная мной цепочка была знаком, который он неправильно распознал, и вместо негативных эмоций эта потеря зародила в его сердце теплый огонек. Свет его старенькой нокии, не стесняясь, пробивал уже увядающую траву, почти на ощупь искали его серебряный крестик, но все попытки были тщетны. Путь покоя был потерян.  Напрасно я, укутавшись в теплый свитер, продолжила поиски на следующий день, мне не открылась истина, момент был упущен. Потому и я не почувствовала опасности, того тепла, который уже разливался в его сердце, когда грустные глаза жадно глотали мои извинения.

   Учебный сентябрь ворвался в мою комнату телефонным звонком. Я услышала его взволнованный голос, уже не помню, откуда у него оказался мой номер домашнего, но долго нам поговорить не дал серьезный выговор моего папы. Однако этот с виду хрупкий парень со столь грустными глазами, но храбрым сердцем позвонил и на следующий день. Я уже не помню тех разговоров, лишь одна тема врезается как айсберг в мою память. В то время в колледже он проходил японскую поэзию, и им задали сочинить хокку. Он честно признался, что в учебе не силен и особо не заинтересован, но это задание его вдохновило на парочку лирических трехстиший. Эти краткие излияния его души оставили почему-то больший след в моем сердце, нежели полноценное стихотворение, которое он мне после написал. Его первое стихотворение, и первое стихотворение, которое посвятили мне.

    На следующий день пришло SMS с просьбой о встрече, я почему-то дико волновалась. Осознание причины пришло после, это было мое первое свидание... Он примчался сразу после учебы, что-то говорил по поводу оценки его трехстиший, но я его не слушала, все мое внимание было приковано к его разбитой губе. Он рассказывал мне о своей семье, о частых ссорах с отчимом, я слушала его с пониманием и жалостью. Он был в чем-то похож на меня, я поистине прониклась его словами. Единственное, чего я так не поняла и не приняла, - это его страдания с сигаретой. Губа была разбита настолько, что, сжимая сигарету, он испытывал боль, но не мог остановиться. Таким он мне и запомнился: с виду непримечательный худой мальчишка с храбрым железным сердцем и необъятной душой.

    Я же стала для него ржавчиной. Мои коррозийные способности открылись, когда я с легкостью увернулась от его скромной попытки меня поцеловать, и во всю проявились, когда я с тяжестью в груди отказала ему. В тот день этот смельчак был необыкновенно весел и возбужден, мы всей гурьбой возвращались к дому, чтобы проводить меня, ибо на 4 этаже за четкостью моего прихода бдительно следил фельдмаршал в лице бабушки. Парень с печальными глазами и к тому времени поутихший вызвался проводить меня до подъезда. Если бы я знала, к чему это приведет, бросилась бы бежать со всех ног…хотя он бы догнал, до этого догонял. Не знаю откуда в нем вместилось столько смелости, но он практически спокойно признался мне в симпатии и предложил быть его девушкой. В ответ на мое молчание и замешательство, он обещал подождать. Не помню, насколько хватило его терпения, но мы, не смотря на мои просьбы, адресованные подругам, оказались наедине на залитой фонарным светом дорожке. Я была вся на иголках и толком не отвечала ему на скромные попытки вести непринужденную беседу. Я знала, что скажу ему неприятную вещь, он же лишь догадывался об этом, но стоило нам вступить на неосвещенную тропинку к дому, как он спросил о моем ответе. Я ходила вокруг да около, он стоял с молящим взглядом, и я так и не смогла смягчить «нет». Я минутой залетела на 2 этаж, когда услышала звуки фейерверка. Я смотрела на всполохи через подъездное окно, и вдруг они стали мутнеть. Когда я добралась до 4 этажа, щеки были уже умыты слезами, и начавшая было ругаться за опоздание бабушка остановилась на полуслове. Мы сидели в темноте за столом, я сквозь слезы рассказывала ей о Печальных глазах. Она тогда сказала, что все забудется…была не права. Он мне в тот вечер что-то писал, и я призналась о тяжести своего ответа. Наверное, он не так расценил мои слова. На следующий день, подъехав с родителями к дому после дачи, я увидела его, выходящего из моего подъезда. Дома меня ждал телефон с кучей пропущенных вызовов. Дрожащими пальцами я набрала его номер, и тут же услышала его взволнованно печальный голос. Он не жаловался, но вскользь упомянул, что целый день провалялся под одеялом, и выходил на улицу лишь купить сигарет, но ноги понесли ко мне. Столкнувшись с мертвой дверью и эгоистичным звонком, он еще раз набрал мой неотзывчивый номер и вернулся в свое убежище.

   Я прекратила общение с его компанией и уповала на фразу «С глаз долой, из сердца вон». Но даже доносы моих подруг о моей влюбленности в другого парня не скоро охладили его сердце. Он больше не звонил и не приходил, лишь интересовался обо мне через друзей. Через год я заметила его возле своего дома, он либо не узнал меня, либо не видел. Сейчас он женат, в его взгляде читается счастье. Он так и не понял тогда, что был его (счастья) достоин, был достоин любви, а я лишь могла одарить его жалостью, которую во мне в избытке рождали его щенячьи глаза.

   Конец исповеди.