Глава 2

С утра, встав раньше будильника, я наткнулся на собственную писанину, раскиданную по кровати. Я уже как месяц пытаюсь закончить сценарий, но все никак. Мой "молочный кот" так и остался в пучине своих страданий и никак не мог выбраться. Я застопорился. Наткнулся на камень. На скалу. Был повержен собственным воображением. Я люблю преувеличивать свои застои во вдохновении. Всегда называю разными именами. Отбросив множество записных книжек, я покормил своего черного кота, странно липнущего ко мне в последние дни. Он ходил за мной по пятам, даже спал на моем горле, тем самым заставляя меня просыпаться каждую ночь.

Собравшись, я взял портфель с новыми нарезками короткометражек, набор с красками и собрался на работу. Мой Живоглот побежал за мной, виляя хвостом.
-Так, а ну-ка марш домой!-скомандовал я, пытаясь в щель запихнуть кота ногой.
-Ой, это ваш котик!-послышалось позади меня. Моя соседка, лезущая из кожи вон каждый раз при виде меня, подошла к моей двери и стала сюсюкаться с котом. У меня не было сегодня игривого настроения, поэтому я просто запихнул кота в квартиру, кивнул ей и ушел. Бедняжка. Сегодня я опять услышу рыдания за стеной.

В школе я не числился, как основной учитель, и мои уроки не были занесены в расписание, но работал я на полную ставку и тоже сдавал чертову документацию. Посещаемости на моих уроках позавидовал бы учитель истории этой школы. В моем кабинете плакаты и карты вместо обоев, телевизор на подвижном столике, проектор, около двадцати мольбертов и повсюду запах чего-то сильного и волнующего. Запах творчества, излюбленный мною с детства.
Моя мать умела потрясающе рисовать. Запах красок, с тех пор, стал моим самым любимым. Оказавшись в кабинете, я сел на небольшой диван возле стены и стал прокручивать в голове идеи насчет фильма. Я всегда отключался, когда это делал. Будто я находился в нирване. Повсюду серое пространство, множество моих собственных персонажей, стоящих передо мной, их мысли и чувства. А потом, потом нахлестывает внутренняя сила. Дикая энергия, стимулирующая, заставляющая верить во что-то и жить. Вдохновение не возможно точно описать словами. У каждого оно разное.

Я так сидел около часа, не заметив, как в мой кабинет кто-то вошел. И это была Мира.
-Прости,я..кхм,-встав с дивана, я встряхнул головой и подошел к проектору. Та, в свою очередь, наблюдала за мной, стоя около двери и сконфуженно опускала взгляд.
-Я хотела..-начала было она. Зеленые глаза были подведены черным, светлые волосы беспорядком лежали на ее плечах. Черное протертое платье до колен, на которых виднелась пара расцарапанных ссадин, сверху военная рубашка с дыркой на плече.
-Я пришла..
-Порисовать и отвлечься,-помог я, настраивая проектор.
Она облегченно расправила плечи и кивнула. Я хотел стереть грусть из ее глаз. Будто она была потерянным котенком, которого вдруг захотелось осчастливить. Я достал мольберт, чистый лист и большую коробку с красками. Из своего кармана она выудила две кисти: толстую и тонкую.
Я одобрительно кивнул и оставил ее возле окна, а сам стал вешать белое полотно на доску. Так как до начала занятий оставалось как минимум часа два, то у меня было время спокойно подготовить все к просмотру фильмов в стиле Хичкока.
-Можно вопрос?-сказал я, случайно бросив взгляд на свой шрам на мускуле руки.
-Угу.
-Что ты обычно рисуешь, когда хочешь отключиться от чего либо?
Мира застыла.
-Ты же за этим сюда пришла. Я хотел..
Тут она молниеносно сунула кисти в карман и ринулась по направлению к двери.
-Эй! Стой!
Я схватил ее за плечо. Легонько. Она не обернулась, но остановилась.
-Оставайся. Я хочу тебе помочь. Я просто пытаюсь понять.
Она опустила плечи и ссутулилась.
-Оставайся,-повторил я.
Тут она обернулась, и я увидел темно-зеленые глаза, в которых увидел что-то другое. Не тонну тоски и грусти, а какой-то просвет. Я подвел ее к мольберту.
-Я никогда не рисую что-то одно, не придерживаюсь..-она замотала головой,-строгих правил и рамок. Просто выплескиваю то, что накипело на бумагу.
-У меня через полтора часа будет урок. Предлагаю тебе присоединиться к ребятам.
Она замотала головой.
-Тогда у тебя есть время до вечера. Нарисуй мне себя.
-Себя?-спросила она, не отрывая взгляда от мольберта.
-Да. Представь, что никого рядом нет. Ты художник, а перед тобой Мирослава, которую ты постоянно видишь только тогда, когда ты одна.
Та тяжело вздохнула и стала крутить в руке кисточку.

-Андрей!

Мы оба обернулись и увидели возле двери Марию. Кудрявая звонкоголосая, она одарила нас красивой улыбкой молоденькой учительницы. Оправив вишневый свитер поверх черной юбки, она кивком указала мне на дверь и скрылась.
-Работай,-тихо сказал я Мире и, расплывшись в улыбке, вышел.
-Куда пропал?-спросила Мария, садясь на краешек стола в своем кабинете.
-Дела,-сказал я, подходя к ней.
-Тебя когда-нибудь можно будет приручить, а?-спросила та, проводя пальцем по моей руке.
-Я сейчас занят. Уверен, что сегодня вечером ты непременно найдешь время.
-Андрей,-сказала она.-только не забудь!


Я махнул рукой и окатил ее самоуверенным взглядом.
Сегодня пришло двенадцать человек. Пока ребята смотрели фильмы, я поглядывал на Миру. Сначала она, вперив взгляд в одну точку, что-то бормотала себе под нос. На ее щеках виднелись мазки синей краски, кончики пальцев, каждый багрового цвета, то и дело запускались в волосы. Она была поглощена на столько, что я просто поражался, почему она так несчастна. Я видел легкий намек улыбки на ее маленьких губах.

После просмотра фильма все стали наперебой обсуждать увиденное.
-В наше время,-начала одна блондинка, накручивая на палец свои длинные белые волосы. Ее звали Лирика. Она была хиппи и постоянно мне дарила коробочки с засохшими цветами и сердца из бумаги. Она была самая старшая здесь-19. Остальным по 15 и 16,-можно быть понятым. Даже цветы..
-Я думаю, этот чувак был немного больным. Эта психоделика, которой он занимался, характеризует его, как человека с наклонностями,-прервал Никита.

Я наблюдал за спорами кучки творческих людей. Они мне всегда нравились. Эти их мысли, завуалированные в какие-то перлы. Они намного интереснее других людей. Я ухмыльнулся и бросил взгляд на Мирославу, угрюмо наблюдавшую за всем этим.


Уже вечером, когда я распустил всех, забрав их работы, сделанные дома(кстати, моих портретов там было целых шесть),я подошел наконец-таки к Мире. Та устало сидела на коробке, стоящей возле окна. Из хвоста на голове выбились пряди волос, которые все были в синей краске. Красивые светлые волосы. Я немного отпрянул.
Она встала возле мольберта и испуганно посмотрела на меня. Я молчал. С бумаги смотрели на меня неземной красоты зеленые глаза. Так реалистично передать их, наполненных грустью, могла только она. На картине были только глаза и темно-синий фон. Я смотрел и не мог сказать ни слова. Все было выдержанно просто, но передавало уйму эмоций. Кажется, я стал еще больше уважать и понимать ее. Наверное.
-Я..-сказала она, запнувшись.
-Мирослава,-выдохнул я.
Она вздрогнула, будто от удара, когда я произнес ее имя.
-Ты просто умница!
-Что?-переспросила она.
-Знаешь, у тебя талант. Ты меня просто поразила! Ты рисуешь лучше, чем кто-либо в моей группе,-искренне воскликнул я.

Ее нижняя губа немного задрожала. Это ввело меня в ступор. Не умею я обдумывать свою речь или..я просто не понимал, что могу ей сказать.
Девчонка неожиданно подошла ко мне и обняла, уткнувшись лбом в мой торс. Секунда, и она уже быстро вышла из моего кабинета. Оставив меня наедине с кучей своих смешанных мыслей и с зелеными глазами, полными горечи.

Мой телефон снова запищал. В это время я ехал в машине по направлению к городской больнице. Номер был знакомый. Ирина. Припарковав машину на стоянке, я быстро поднялся на второй этаж в ее кабинет, не удосужившись отметиться на ресепшене.

Ирина стояла возле огромного окна, выходящего на небольшой парк, погруженный в сумерки. Туфли с квадратными носами, об которые я чуть не споткнулся, стояли прямо на входе. Она была в белых кроссовках и длинной коричневой вязаной кофте поверх джинсов. Она ждала меня уже около часа после своего рабочего дня. Ира была моей самой долгой пассией и я бы сказал, даже самой хорошей. Хорошая - слово растяжимое. В него я вкладывал такие понятия, как милая, надежная, не навязывающаяся, интересная.
-Андрей, я до тебя чертовых два дня пытаюсь достучаться,-сказала она, не оборачиваясь. Черные волосы по плечи обрамляли шоколадное лицо с тонкими скулами и большими глазами темными глазами, отражающимися в окне.
-Ну не молчи же ты!-сказала она, обернувшись.
Ее глаза были на мокром месте.
-В чем дело?-спохватился я.
-Ты хоть когда-нибудь будешь читать свою почту?!,-сказала та, но быстро замолкла, изучая мое лицо.


 








И вот. Настал тот момент, когда я неустанно напоминаю себе о том, что надо хотя бы к тридцати годам обрести веру. Да в кого угодно, хоть в Бога, например! Кроме веры в нескончаемые запасы моего любимого Голландского сыра, у меня никакой другой не было.

Так получилось, что с самого детства родители мне дали волю. Мол, верь хоть в Дракулу, лишь бы не кутил и не был дураком. В общем, религия для меня понятие слишком странное и растяжимое. Начало нового века показало, как люди относятся к вероломному государству. Религия была везде. Ею было напичкано даже детское питание. Когда Алиса кормила дорогущим йогуртом свою дочурку, она постоянно приговаривала: «Ложечку за Иисуса, умница». Мне казалось это сущим бредом. Самолеты падали, компьютеры ломались, люди умирали, а ЕГО нигде не было. Имея, по сути дела, огромную силу, он не помогал вершить правосудие и не помогал людям спасаться, надеющихся на него. Религия - тема опасная и не моя. Вот почему я пришел к этому только сейчас? Если она скажет, что у меня рак мозга, я просто буду смеяться. Серьезно. Но ее лицо. Оно приводило меня в бешенство. Женщина, почему ты плачешь и ничего мне не говоришь?!

-Твой отец..он умер четыре дня назад.
-Что?-выпалил я.
-Андрей!
-Что ты сейчас..

Я попятился и потер переносицу. От гнева, словно лава, прожигающего мою грудь, я стал тяжело дышать и раздраженно уставился на Ирину. Та, вжавшуюся в комочек возле окна. Я быстро подлетел к ней и, схватив ее руками за плечи, начал трясти. Смеясь и бурча под нос проклятия, я тряс ее до той поры, пока она не перестала сдерживать слезы и замолила меня прекратить.
-Андрей, прошу! Андрей, хватит!
Я немного очнулся и отпустил ее, превозмогая глупый смех, вырывающийся из глубины моей души. Я сбросил с ее стола огромную стопку бумаг и фотографию в рамке. Рамка хрустнула, упав на пол, стекло разбилось. В ней была фотография Ирины, Алисы и меня в баре "Черчилль" год назад.

То, что происходило внутри меня, та чернота, что будто сдавливала мое горло, вырывалась наружу. Я смотрел на это фото, и ненависть разъедала меня. Ненависть к себе. Дикая ненависть к своей жизни и отцу.
-Андрей,-послышалось за моей спиной. Испуганный сдавленный шепоток.-Андрей, хватит!
-Заткнись!-резко воскликнул я.
Резко пнув фотографию, заставив ее прокатиться по полу, я вышел из ее кабинета, громко хлопнув дверью.



Я не знаю, куда я шел. То ли это был парк, то ли это был край, пропасть, по которой я брел, не разбирая дороги. Я чувствовал, что переступил какую-то черту. Это конечно эгоистично, очень. За это я возненавидел себя еще больше, но в тот момент я проклинал свою жизнь и судьбу отца.
Какого черта он умер! Как он посмел! Какого черта! Он обещал! Обещал всегда быть рядом и помогать! Он обещал приехать на День рождения Юленьки! Он обещал быть здесь! Он должен был бросить идиотские сигареты! Какого черта!

Я добрел до темного закоулка парка со скамейкой. Облезлой и мокрой скамейкой, показавшейся мне уголком спасения. Мне хотелось безрассудства. Мне хотелось просто поспать. Закрыть глаза и забыть все. Сделать вид, что этого ничего не было. А на утро проснуться и просто все заново собрать по кусочкам. Я был раздавлен. Впервые в жизни я чувствовал себя мелкой сошкой, управляемой небесной канцелярией, которая все норовила показать мне худшие аспекты моей жизни.

Я лег на мокрую скамейку и мгновенно уснул, притянув колени поближе к себе. По моей щеке полз какой-то жук, щекотавший мой нос. Он проложил какой-то неровный путь, неприятно будоражив меня своим присутствием на лице. Поднеся пальцы к щеке, я почувствовал что-то мокрое и горячее. Это был не жук. Это была моя слеза.




Меня разбудил лай собаки. Шавка тявкала прямо перед моим лицом, пихаясь мордой в мою руку, свисшую со скамейки. Я открыл глаза и увидел перед собой женщину лет сорока, отчаянно пытающуюся стать похожей на Мэрилин Монро. Выжженные волосы химией, красная помада и странный авангардный костюм. Я ребенок восьмидесятых, так что все могу понять, но..
-Молодой человек,-начала кокетливо женщина, заставив меня чувствовать себя еще страннее в данной ситуации,-что же вы здесь решили скоротать ночь?
Я встал со скамейки и отряхнул джинсы от листьев, покрывших меня за ночь. Моя рубашка сильно смялась и стала сырой. Проведя рукой по затылку, я перевел взгляд на женщину и заметил, что она не отрывает от меня своего взгляда.

Разговаривать мне с ней не хотелось, я чувствовал ужасно неприятный осадок. Черная пелена, застлавшая мою душу, становилась все больше и больше. Не сказав ни слова приставучей тетке, я встал со скамейки и направился в сторону парковки, на ходу пытаясь угомонить себя.

В детстве у меня был лучший друг. Его звали Сережа Репников. Он жил по соседству, а его отец работал вместе с моим. Я обожал его. Мы были «не разлей» вода. Как-то раз, ради девчонок близняшек, мы решили забраться на дерево и собрать спелых яблок. Сережа был спортивнее меня и сильнее, поэтому легко забрался сам, а я вот еле-еле долез до нижней ветки и чуть не рухнул спиной в низ. Репников схватил меня во время за край футболки и потянул наверх. Мы собрали много яблок, а потом снимали меня с дерева всем двором. Те девчонки подарили нам по поцелую. Мне было восемь, а ему семь.
-Девчонки как девчонки,-думал я.-но почему-то так приятно.
Сережа не было рядом, когда умерла моя мать. Он завел себе новых друзей и перестал отвечать на мои звонки. Оба события сломили меня, ведь мы клялись на крови червяков, проткнутых нашими палочками, что всегда будем вместе. Черт, сколько для меня значат обещания.
Отец поклялся, что всегда будет рядом и никуда не уйдет. И что теперь? Что теперь?


Зачем-то я пришел на работу. В школе, кроме глуховатой вахтерши Тамары, никого не было. Даже не взглянув на нее, я молча прошел к своему кабинету. Открыв немного проржавевший замок двери, я вошел внутрь, не удосужившись закрыть дверь.

Я смотрел на все эти картины. На репродукции Уорхола, подаренные сестрой, на чертовы кисти и кучу красок, стоящих в коробках, утрамбованных, где попало. Я смотрел на гитару, расстроенную, стоящую возле стены. И все это. Все это я начинал люто ненавидеть. Только потом я уже начинал понимать, что уязвимость и боль толкали меня на это, безвыходность.

Схватив стул, стоящий возле меня, я кинул его к мольбертам. Послышался треск. Это и послужило началом погрома, который я устроил в тот день. Перевернуто было буквально все.

Я ломал то, что пытался создать годами. То, что берег больше всего на свете. Я чувствовал отчаяние, захлестнувшее меня. Я хотел его вытеснить из себя. Вытеснить из своих мыслей лицо отца, стоящее перед глазами. На мгновение я остановился, чтобы перевести дух и, пытаясь угомонить себя. Я отступил от разбросанных по полу ошметков чего-то, разлитых красок, и замер.


Она стояла возле двери, вцепившись белыми пальцами в ручку. В ее глазах были слезы. Казалось, что если я сделаю шаг по направлению к ней, она от страха упадет в обморок. Светлые волосы, перепачканы синей краской, как и руки. За ее спиной, возле ног, черный пакет с выглядывающим из него краем большого белого листа. Она стояла неподвижно, не сводя с меня испуганного взгляда. Рикки-Тикки-Тави попал в логово змеи.
Мы молчали, смотря друг на друга, около нескольких бесконечных минут.
-Уходи,-нарушив тишину, сказал я.
Она открыла рот, но потом беззвучно закрыла.
-Мира,-уже шепотом повторил я.

Она сделала неуверенное резкое движение ногой, будто собиралась войти. Раздражение и темнота вновь накрыли мой разум. Я пнул со всей силы деревянный ящик, отлетевший к стене. Послышался треск.

-Черт возьми, Мирослава, уходи прочь!-раздраженно воскликнул я.
Она вновь замялась на месте. Зеленые влажные глаза, опустились вниз. Сомкнув зубы, она отпустила ручку двери и попятилась назад. Тут она перевела взгляд на черный пакет, стоящий у ее ног. Я проследил за ее взглядом..
-Мы больше не будем заниматься,-сказал я.
Она посмотрела на меня. Не знаю, чего больше было в этих глазах, обиды или отчаяния, но я на мгновение оторопел. Резко взяв пакет, она помялась, но потом кинула его к моим ногам и ушла, хлопнув дверью.

Я только что сломал ее надежду на душевное выздоровление.