Встреча

    Ужасно не люблю мероприятия с предусмотренным дресс-кодом. Стараюсь их игнорировать. Меня с детства угнетают предписания в командном тоне...
А тут... «Просим соблюсти строгий дресс-код. Мужчины в тёмных костюмах с галстуком, женщины — платья в пол или коктейльные платья миди», — было вписано в пригласительный, присланный нам на свадьбу дочери моей подруги по институту при Адассе.
— Тут дресс-код! — попыталась я урезонить своего израильского мужа, для которого наличие костюма и галстука — табу.
— А у меня — иммунитет, — ответил он.
Приоделись. Я была — в платье в пол, с укладкой, в моих фирменных брилликах от Chopard. Эйтан — в своём классическом израильском «луке»: итальянские брюки от Brunello Cucinelli, подаренные моим сыном, и белоснежная сорочка, расстёгнутая у ворота ровно настолько, чтобы продемонстрировать независимость духа и пренебрежение ко всем дресс-кодам.
Среди сверкающих галстуков, блестящих каблуков и невесты в платье, напоминающем свадебный торт из пяти ярусов, он выглядел как местный герой в отпуске. И, что важно, чувствовал себя абсолютно органично.
Официанты скользили между столами, словно репетировали балет.
Скатерти сияли такой белизной, что казалось — их гладили не утюгом, а лазером, настроенным перфекционистом из Японии.
Мы заняли места, указанные нам перед входом в зал, и начали ждать начала. Хупа выглядела как цветочная сказка: бело-розовые облака из пионов и орхидей, полупрозрачный балдахин — будто кто-то прокручивал мечту о свадьбе в замедленном сказочном режиме.
Слава Богу, попался рав с юмором и не тянул время. Всё прошло динамично и очень достойно.
Гастрономический зал гудел... Все занимали свои места.
На столах выстроились закуски, словно кулинарная армия в парадном строю: тартары, севиче, тарталетки, брускетты, салатики, мини-бургерчики и невинные на вид, но очень коварные финики в слойке из тонкого ягнёнка.
Потом пошли горячие блюда — лосось с соусом манго, утка в глазури, телячьи щёчки в вине и ягнёнок, у которого, судя по вкусу, было счастливое детство.
Официанты сновали, как операционные медсёстры — молча, точно и с сосредоточенным лицом.
Муж одобрительно кивал:
— Угу. Это тебе не свадьба у наших родственников. Там я остался голодным.
В момент, когда я откинулась на спинку стула, чтобы "переварить первую волну", взгляд мой случайно упал на Женщину.
Она сидела чуть в стороне, почти у края зала, как будто наблюдала за всем действием из другого измерения.
Это была не «просто пожилая женщина». Нет. В ней было нечто… вертикальное. Прямая спина, как у юной танцовщицы. Лицо — живое, ухоженное, с благородной старостью. А глаза… Глаза, в которых не было возраста. Там было светлое озеро, в котором отражалась жизнь. Я невольно замерла.
Она заметила мой взгляд, улыбнулась и, подняв бокал, произнесла негромко:
— Потрясающее платье. И вам оно — очень.
Я смутилась. Пожала плечами, промямлила:
— Спасибо... Вы тоже… очень…
Хотелось спрятаться под стол.
Фраза "кукушка хвалит петуха" вспыхнула в голове не к месту.
Она улыбнулась и вдруг сказала:
— Как вам здесь?
— Отлично, — ответила я, продолжая жевать...
Мне ужасно захотелось продлить общение, и я подсела к ней.
— Вы из Тель-Авива? — спросила я.
— В третьем поколении, — ответила она. — И давно уже живу внутри себя. В городе — только прописка.
Это был не просто ответ — это был стиль.
Мы разговорились. Вернее, я задавала вопросы, а она отвечала коротко, но в этих ответах было больше смысла, чем в часовых лекциях о жизни.
Оказалось, ей восемьдесят девять. Но ум — острый, как цедра, а память — как архив с оглавлением.
— Вы шикарны, — бросила я с восхищением.
— Уже пятьдесят лет я ем почти одно и то же, — рассказывала она. — Утром — две столовые ложки отрубей, залитых кипятком. Потом — два сезонных фрукта и горсть орехов. Зимой — чернослив. Штук восемь. Иногда заменяю курагой. Всё.
— Всё?! — переспросила я, уронив вилку в тартар.
Она кивнула:
— Организму больше не нужно. Остальное — привычки, тревоги и попытки заглушить пустоту чем-то вкусным.
И тут меня пробило.
О, Боже… Сколько пищи я поглощаю ежедневно, жалуясь, что не могу похудеть… Какой организм вообще способен переварить все эти "я только попробую"? Видимо — никакой.
Гиподинамия, компьютер, стресс — всё это прилипло ко мне, как лишний багаж к чемодану. И не отлипает.
Она подняла глаза и сказала:
— Главное — не есть из страха. Он тяжелее ягнёнка.
Я слушала её, почти забыв про тарелку. И вдруг она сказала:
— Я, между прочим, со стороны жениха. Троюродная бабушка. Они меня зовут "антиквар".
— Правда? А я думала...
— Что я случайно зашла из японского монастыря? — подмигнула она.
Мы обе рассмеялись.
Она взглянула на зал, где заиграл первый танец.
Я почувствовала, что говорю не просто с женщиной, а с самой сутью чего-то настоящего.
— Вы останетесь на десерт? — спросила я.
Она улыбнулась:
— Нет. Я никогда не доедаю до финала. Это портит впечатление.
И поднялась. Легко. Как будто не восемьдесят девять — а девятнадцать.
Я проводила её взглядом.
— Она не дождалась десерта, — сказала я мужу.
Он, вцепившись глазами в мини-чизкейки, вздохнул:
— А я — только ради него и пришёл.
И тут подали шоколадный фондан...
А мне как-то... расхотелось.
Утром я насыпала себе в чашку две ложки отрубей, залила кипятком и подумала: Интересно на сколько меня хватит...