Другое Солнце. Часть 3. Точка 25

Точка 21: http://www.proza.ru/2013/08/14/319
Точка 22: http://www.proza.ru/2013/08/23/2008
Точка 23: http://www.proza.ru/2013/08/24/69
Точка 24: http://www.proza.ru/2013/08/24/1126

25. Смена дислокации. Исходная Точка: Конечная.



Локуст убежал куда-то вперёд, и теперь его фигурка почти потерялась на фоне ослепительно-голубого неба. Писатель, в свою очередь, по неизвестной мне причине отстал. Я не стал его спрашивать, в чём дело. У каждого есть свои причины, не правда ли?

А степь такая же, как и тогда. Правда, в тот раз я создал её сам…

— Думаешь, в этот раз всё иначе?

Яшка медленно меряет шагами пыльную землю.

— Вряд ли… А я тебя часто вспоминаю, знаешь. Иногда мне кажется, что ничего этого на самом деле нет. Что в действительности мы всё это время идём с тобой по степи, по Другой Стороне… А Стена… Ну, она всегда на своём месте, так ведь?
— Ага…
— Я по тебе скучал, Яш.

Он улыбается.

— Ты же знаешь, я всегда рядом.
— Знаю. Но всё равно… Я сказал Валентину, что моё место рядом с Друзьями, но… Но настоящим Другом для меня был только ты, Яшка.
— А Ли?
— Ли — конечно, но… Не знаю, у меня иногда появляется такое странное чувство… Будто я ему больше не нужен. То есть я хочу сказать, у него нет во мне потребности, что ли. Я рядом — хорошо, меня нет — нормально. У него есть Рика. Он хочет собрать свою команду. А я…
— Понимаю, — Яшка улыбается и треплет меня по голове. — Понимаю, Лёнь. Наверное поэтому я всегда был один. Разница в том, что меня это устраивало, а тебя, похоже, нет.
— Как мне быть, Яш?
— Не знаю, — Яшка пожимает плечами. — Но думаю, это неважно. Ты, главное, будь. А уж как — дело десятое, ага.

Моя улыбка отражается в тебе.

— Интересно, где ты теперь. Наверное, переродился, живёшь кем-то совсем другим…
— Ну, может и не совсем. Как-то не думал об этом, знаешь.
— Угу… Всё-таки жизнь — странная штука…
— …Многозначительно изрёк он, — дразнится Яшка. Я смеюсь:
— Нет, ну правда!
— Да брось, Лёнь. Просто жизнь. И всё. Тебе насчёт твоего кураторства ничего не говорили?
— Нет. Ну, я вроде и не спрашивал. Наверное, когда всё это закончится, скажут.
— А ты думаешь, закончится? — он хитро улыбается.
— Ну-у…
— Ты придаёшь слишком большое значение тому, чего нет и, возможно, не будет. Понимаешь, да?
— Хочешь сказать, всё неважно?
— Точно. Как сказал один доктор, случайно бывший при этом, «Мир — это чушь». Хотя и он, сдаётся мне, цитировал кого-то. Что, впрочем, тоже неважно. Информация есть информация.
— А ты стал таким философом, а, Яш?

Солнце светит нам прямо в глаза, заставляя смешно щуриться и улыбаться.

— Так это не я. Это ты, Лёнька. Меня давно нет — такого, каким ты меня знал.

И точно. Тебя давно нет. А я, знаешь, постоянно об этом забываю…

— Удивительно, что я ещё есть.
— А ты так в этом уверен? — задрав голову, Яшка рассматривает бездонное небо.
— Не-а. Потому и говорил, что иногда мне кажется, что наш с тобой путь никогда не заканчивался.
— Твой путь, Лёнь. Твой. И он действительно не заканчивался, он ещё долго не закончится, может быть, никогда.
— А ты?
— А я буду рядом — пока ты помнишь обо мне.
— Спасибо. Рядом с тобой мне всегда становится… Спокойнее.

Но Яшка уже превратился в Писателя, а степь под ногами — в зеркальную поверхность Стены. Заметив разочарование на моём лице, Писатель понимающе кивнул:

— Не грустите, Лёня. Всё ваше с вами.
— Да, я знаю… А вы о чём думаете?

Он едва заметно улыбнулся.

— Да так. Вспомнил кое-что.
— А-а… Понятно.

Некоторое время мы шли молча. Наконец я не выдержал:

— Вот вы, Писатель. Вы же умный человек, да? Вот скажите мне: почему люди, которые нам дороже всего, уходят, почему мы должны с ними расставаться? Почему мы не можем быть вместе всегда?

Он хмыкнул. Потом вздохнул и сказал:

— Знаете, Лёня… Я вас прекрасно понимаю. Прекрасно. М-да… Когда-то… Ужасно давно у меня был друг, которого я очень любил. Мы с ним вместе работали. Он был удивительным человеком и многому меня научил. В ту пору я был юн и необстрелян, хотя и успел кое-что узнать об этом Мире. Но он был старше меня, гораздо опытнее и мудрее. В нём жила спокойная сила, для которой не было невозможного. Несмотря на это он, как и я, был довольно замкнутым человеком. Он был первым в моей жизни человеком, которого я признал за своего… И всё бы ничего, но однажды наши с ним пути разошлись, а контактов не осталось. Правда, он несколько раз приходил ко мне в гости, причём каждый раз совершенно неожиданно, и каждый раз это был невыразимо радостный для меня момент! Ведь он был моим другом! И как-то раз, когда он пришёл ко мне, я посетовал ему на то, что мы так редко видимся, и нет никакой возможности связаться… И знаете, Лёня, что он мне сказал?
— Что?
— Он сказал, что это даже к лучшему. Потому что, если бы мы виделись часто, радость от этих встреч уже не была бы столь сильной и яркой. И он был прав…

Я промолчал. Я не знал, что сказать. Да, всё так, но…

— С тех пор прошло уже так много времени… Мы не виделись с ним больше. Но знаете, что? Я знаю, что однажды наступит день, и мы снова встретимся. И я даже не могу представить, насколько мы будем рады друг другу. Вы понимаете?
— Понимаю… Только… А что, если бы вы расстались навсегда?
— Навсегда? — удивлённо переспросил Писатель. — О чём вы, Лёня? Не бывает так, чтобы навсегда. Понимаете? Не бывает. Запомните мои слова.

Я хотел было возразить, но потом…

«А ведь он прав», — подумалось мне. Вот и Яшка это подтвердил.

Я посмотрел на Писателя.

— Спасибо вам.
— Не за что, Лёня. Не за что.

Незаметно мы нагнали Локуста, который стоял, согнувшись вдвое и тяжело отдуваясь.

— Уфф! Чёр… Чёрте-что, — выдохнул он. — Я понимаю, наивно было думать, будто я смогу добежать до этого самого выхода… И до Рики, но, чёрт…

Мы с Писателем переглянулись и улыбнулись.

— Я хочу только одного — достичь своей цели, — сказал Демон. — Но бег на месте меня не устраивает… Эй, вы, умники-разумники! Мы же разобрались со всеми неопределённостями и прочей чепухой! Так какого чёрта эта Стена никак не закончится?
— Это — твой путь, — вдруг вырвались из меня Яшкины слова, — он ещё долго не закончится, может, никогда.

Я думал, он возмутится, или просто презрительно фыркнет, но он неожиданно посерьёзнел, вздохнул и сказал:

— Да… Да, наверное, ты прав. Ну и ладно, пошли тогда потихоньку.
— Пошли, — согласился я.
— Я, знаешь, о чём сейчас подумал? Я подумал о том, что готов вернуться обратно. Домой, в Преисподнюю. Если ничего не получится, конечно. Я уже столько времени торчу в этой истории, то там, то тут, — ты не поверишь. Наверное, я просто устал.
— А как же Рика?
— Ну я же и говорю: если не получится. А у тебя какие планы?

Это прозвучало неожиданно, даже несмотря на то, что в последнее время я только об этом и думал.

— Не знаю… Думаю, решу по обстоятельствам.
— Вернёшься в село? А говорил, там тебе нет места.
— Ну да… Но знаешь… Мне нет места в селе, как оно есть. Если же я изменю этот мир, то, возможно, в нём появится место и для меня.
— А, верно, ты же Куратор, — Локуст смотрел куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть за маревом межмирного лже-полудня искомый «выход», чем бы тот ни оказался.

Неожиданно он остановился и, сощурившись, принялся рассматривать нечто, находящееся за солнечными бликами на зеркальной поверхности Стены.

— Ты что-то видишь? — осведомился Писатель.
— Кажется, да. Вон там, видите — что это такое? Какое-то строение? Похоже на беседку…
— Надо подойти поближе… — начал я, но Локуст меня перебил:
— …Если только получится. А может, это мираж?
— А может, это выход, — невозмутимо заметил Писатель. Демон посмотрел на него со странной смесью неприязни и надежды.

Честно говоря, я не особо надеялся на то, что мы сможем без проблем до неё дойти. Ну или, по-крайней мере, что эта дорога не займёт какое-нибудь немыслимое количество времени, — даром что тут его нет. Однако неожиданно для нас всех этот путь оказался совсем коротким.

А то, что издалека напомнило нашему Демону беседку, на проверку оказалось старинной железнодорожной станцией, дощатой и изрядно потрёпанной временем. Крыша держалась на нескольких столбах — но её почти не было видно из-за увившей её лозы с неведомыми сиреневыми цветами, целыми гроздьями, словно виноград, свисавшими с потолка. У перил, изображавших стену, стояла столь же заслуженная, как и всё остальное, деревянная скамейка на чугунных ногах; а на скамейке сидел довольно крупный чёрный Кот.

И прямо по небу вдоль Стены тянулись рельсы, уходящие в горизонт.

— Вот это номер… — наконец сказал Локуст. — Так это и есть выход?

Кот покосился на него, критически оглядев, и снова отвернулся. Всё это время он сидел, вглядываясь в синеющую даль, и не обращал на нас никакого внимания. А я подумал о том, что это, пожалуй, не самая худшая участь — сидеть на этой станции под аромат цветущих лоз и следить за идущими из ниоткуда в никуда рельсами.

— Простите, любезный, — сказал Писатель, обращаясь к Коту. — Не соблаговолите ли вы помочь нам? Мы немного заплутали… Куда следуют поезда с этой станции?
— А куда вы хотите попасть? — осведомился Кот без особого интереса.
— В Мир Людей.
— А-а… — казалось, ответ Кота разочаровал. — Придётся подождать. Поезд ходит нечасто.

И снова замолчал.

— Просто супер, — Локуст довольно беззастенчиво рассматривал Кота. Мне было неловко за Демона; в конце концов, кому будет приятно, если на него будут так глазеть? — А вы от какого ведомства, позвольте поинтересоваться?

Кот снисходительно поглядел на нахала и хмыкнул:

— Ни к какому ведомству я не принадлежу.
— Как это? — не понял Локуст.
— Молча, — отрезал Кот.

Локуст усмехнулся, но я видел, что он в растерянности. Должно быть, сын Сатаны привык к более уважительному отношению со стороны Котов.

Воцарилась тишина. Писатель присел на деревянный пол станции, и теперь, подобно Коту, глядел вдаль, надеясь, наверное, увидеть там прибывающий поезд. Локуст укрылся под сиренево-зелёной крышей, облокотясь на перила, и молчал. А я… Честно говоря, мне был интересен Кот. В конце концов, я никогда ещё не общался с говорящими Котами, хотя вроде бы слышал от кого-то, что для Той Стороны это дело обычное.

Наконец я придумал тему для разговора.

— Простите, а вы случайно не видели здесь наших друзей? Такой высокий парень, китаец, с дредами, и худенькая девушка с ним, красивая.
— Нет, — терпеливо ответил Кот, — Сюда никто не приходил.
— Вот как… Ну, значит, мы первые…
— Похоже на то, — лаконично ответствовал мой ушастый собеседник. Мне показалось, что ко мне он отнёсся более благосклонно, чем к Локусту, и я решил попробовать продолжить беседу.
— А меня Лёнька зовут. Я Куратор.

Кот обернулся, внимательно меня рассмотрел, после чего стал умывать ушко. Не задалось, подумал я. Ну что ж поделать…

— Очень приятно, — неожиданно ответил Кот. — А меня — Шварц.
— Странное имя для Кота… — пробормотал Локуст, но уже не столь громко. Однако Шварц его услышал.
— А как вас зовут, юноша? — строго спросил он.
— Локуст…
— И после этого вы полагаете, что у меня странное имя? — ехидно поинтересовался Кот, чем окончательно смутил и без того оробевшего Демона.
— Просто обычно у Котов двухсложные имена… Ну там, например, Ват-У. Или Лют-И.

Шварц сочувственно покачал головой:

— Ну, что могу сказать? Бывает.

Демон совсем сник, и Коту, кажется, стало его жаль:

— Если вам так будет проще, когда-то меня звали Чер-У. Но этим именем я больше не пользуюсь.
— Оу… — протянул Демон. — А что случилось, если не секрет?

Шварц смерил Демона взглядом, полным усталости и скуки:

— Секрет.
— Ясно. Понятно. Вопросов больше нет, — заверил Кота Локуст. Интересно, подумал я, почему он так робеет перед этим Котом? Спору нет, Кот внушительный… И всё же…
— А вы здесь служите, да?

Шварц хмыкнул:

— Служат в армии и в церкви. А я… У моего занятия нет названия. Я просто есть. Я — Страж.
— Страж Межмирья? — уточнил я.
— Можно и так сказать.
— То есть кроме вас тут никого нет?
— Обычно нет. А теперь тут есть вы. И моя задача — проследить, чтобы вы сели на свой поезд и уехали туда, куда вам надо.
— Межмирье — место непростое… — задумчиво произнёс Писатель. — Как вам тут… Существуется?
— Вполне, — Кот пожал плечиками. — Я понимаю, о чём вы. Скажем так: по моей просьбе Сияющий Сын Радуги согласился изменить мою суть таким образом, чтобы я мог существовать здесь без проблем.
— Вот как… Всё понятно, — кивнул Писатель. — Нечто подобное я и подозревал. Всё-таки Межмирье… Непростой план. И жить в нём непросто.
— Так и есть, — Кот зевнул, прикрыв рот лапкой.

Итак, подумал я, нам больше не нужно никуда идти. Теперь мы можем только ждать. Ждать, пока подтянуться Ли и Рика, ждать поезд, который наконец вывезет нас из Межмирья. И тогда, похоже, мы снова вернёмся в метро и снова поедем на станцию «Спортивная», на поиски ребят, которых я и не видел никогда. Но они наверняка интересные, неординарные. И мы, может быть, даже подружимся…

Я покосился на Локуста: Демон пребывал в каких-то своих мыслях. Судя по выражению его лица, даже если эти мысли были о Рике, они всё равно были невесёлыми. А ведь я понятия не имею, что такое неразделённая любовь, вдруг подумалось мне. Что он чувствует? О чём думает? Он говорил, что хочет уничтожить Ли, — что он имел в виду? Локуст определённо полон сюрпризов, притом совсем не обязательно приятных. И в то же время он хороший парень, — я это чувствую. Наверное, я бы хотел, чтобы он тоже был частью команды. Невероятно, но факт: этот Демон мне ближе, чем Рика, например (Ли не в счёт). И это несмотря на то, что в нашей истории он явно отрицательный персонаж, — во всяком случае Писатель, как мне кажется, думает именно так.

А Писатель сидел на платформе, свесив ноги вниз. Шварц поглядывал на него настороженно, но ничего не говорил; должно быть, он понимал, что этот человек не так прост, и за него можно не беспокоиться. О чём он думает, интересно? О своём романе? О Рике? Казалось, сейчас он не думал ни о чём. Просто сидел и наслаждался величественным видом безбрежных небес. Он будто бы успокоился. Его искания… Закончились? Или же он просто решил сделать паузу? Он всегда казался мне человеком неторопливым, обстоятельным. Знающим, что ни Миру, ни его обитателям от него никуда не деться. Как и ему от них. Хотел бы я почитать его книгу, когда он её допишет…

С этими мыслями я прилёг на тёплый дощатый пол станции, подложил руку под голову и уснул.


…


— Слушай, Валерьянка… То, что ты сказал нам, после того, как вернулся вместе с Марикой, ну, про чужого и всё это… О чём тебе удалось узнать?

Мы шли по пустому городу. Я тогда подумал, Ад окончательно стал каким-то картонным, словно декорации к одному масштабному спектаклю. Разобрать декорации — и нет никакого Ада, никакого города, ничего. Так странно. Конечно, это Межмирье, не настоящий Ад. Но велика ли разница?..

— В общем… Причина в Марике, точнее, в её истории. Она ведь рассказала, что её вывел из Ада через Стикс некий юноша. Я всё думал, кто бы это мог быть, и для чего ему это делать. А когда мы… Я ещё подумал: где мы окажемся? Общих воспоминаний, на которых основаны эти межмирные трипы, у нас с ней нет. Но гадать долго не пришлось… Понимаешь, Миш, Духи видят Ад, точнее, Преисподнюю, по-своему. Там есть свои тонкости, но в целом можно сказать так: мы тоже видим город. Но он совсем не такой, как этот. Тот город — древний, каменный, как городища, которые раскапывают археологи. Каменные дома, каменные мостовые. В центре — циклопических размеров башня, так называемая Белая Башня, выстроенная из костей и считающаяся осью Преисподней; по окраинам города возвышаются каменные крепостные стены. А ещё там всегда темно, там вечная ночь, и нет никаких людей, ни живых, ни мёртвых, — только остатки Демонов, которые так и не решились покинуть свой концлагерь. Этот город в древности называли Городом Мёртвых. Когда-то, говорят, там жила Смерть — в той самой башне, точнее на самом верхнем её этаже, как какая-нибудь принцесса в заточении. А на самом нижнем этаже, находящемся глубоко под землёй, жили и живут по сей день Владыки Преисподней, начиная с Люцифера; там у них, скажем так, и дом, и офис, и ныне его занимает наш друг доктор Нергал. В Город в те достопамятные времена можно было попасть разными способами. В Мире Людей тут и там строились Храмы Мёртвых, обычно посвященные божеству той области, в которой такой Храм находился. Например, это мог быть Храм Аида или Плутона. Или Храм Ямы — индуистского бога смерти. Часто люди считали входами в царство мёртвых даже глубокие пещеры, иногда потому, что там находились источники ядовитых газов, и всё, что в эти пещеры входило, почти сразу помирало. Но суть не в том. Все эти врата и лазы так или иначе вели к Стиксу, — здесь был, так сказать, парадный вход в Ад. Харон-Перевозчик возил умерших через Стикс, потом их облаивал Цербер — любимая Харонова собачка, — словом, всё чин чином. И так продолжалось долгое время, пока не произошло нечто, некое событие, о котором я, увы, ничего не знаю, кроме того, что в результате него Стикс замёрз. Весь Ад замёрз. Огненные реки замёрзли. Цербер недолго прожил — околел при таком-то климате. А Харон Аронович ещё долгое время жил в землянке у берега замёрзшей реки, старея, дряхлея, пока вроде бы не помер. «Вроде бы» — потому что я опять-таки слышал об этом, но слухи — штука, сам понимаешь, ненадёжная. А, чуть не забыл, — Валерьянка выбил трубку о сапог, снова набил её травой и с упоением раскурил. — Эх, хорошо пошла… Так, о чём это я? А, ну да. В общем, после того, как Стикс замёрз, вход в Ад перенесли. Причина мне не известна, связано ли это с наступившим ледниковым периодом — не знаю, но факт остаётся фактом: перенесли. Теперь вход в Ад осуществляется через Преддверия, в коих находится Центральный Распределитель Преисподней. Там, знаешь, незаметная такая дверь с табличкой «АДЪ», а за ней — лифты. И вот эти самые лифты отвозят новых клиентов прямо к местам их последующей дислокации. Удобно, современно… Говорят, этот вход раньше был запасным, мало того, там почти ничего не осталось с тех времён, только вот дверь да табличка на ней.
— Слушай, а какое отношение это имеет к чужому? — не то чтобы я был нетерпелив, но все эти адские истории…

Валерьянка отмахнулся:

— Да погоди ты. Я к чему веду? Я к тому, что нас с Марикой отправило именно туда, на берег ледяного Стикса. Харона я не видел, но, учитывая тот факт, что это-таки была иллюзия, его отсутствие меня не удивило. За нашими спинами вздымались шпили крепостной стены Города Мёртвых… Марика сразу стала вспоминать какие-то подробности, и хотя рассказ её был изрядно бессвязен, он навёл меня на определённые мысли. Понимаешь, я и раньше думал, что в этом деле что-то нечисто. Я вспомнил Хантера, точнее, его необъяснимую заинтересованность в Рике. Иногда мне казалось, что ему плевать и на Стену, и на всё, что творится вокруг неё. Он хотел, чтобы Рика осталась в Аду. Глупость, подумал я тогда, зачем бы ему так этого хотеть? Стена вроде бы всё объяснила, и я расслабился, тем более что миссия моя была завершена. Однако одна вещь некоторое время не давала мне покоя — до тех пор, пока я качественно не расслабился в деревне. Я ломал голову: для чего доку потребовалось та пощёчина? Помнишь? Он попросил Рику, чтобы она дала Сане пощёчину. Причины этой нелепой просьбы он, конечно же, озвучивать отказался, но я чуял, что в этом есть какой-то недобрый замысел. А теперь скажи мне, друже: что было дальше? Почему Саня с Лёнькой оказались в другом вагоне?

Я пожал плечами:

— Да не знаю я. Лёня Саньку туда утащил зачем-то.
— И всё?
— Не знаю… Уверен, какая-то причина у него была, но он же не успел ничего объяснить.
— Что случилось с Саней, когда Рика отвесила ему пощёчину? — спросил Валерьянка. А я подумал: боже мой, кажется, всё это было ужасно давно!
— Ну, на какой-то момент мне показалось, что с ним что-то не так. Я несколько раз это замечал. Саня вёл себя как-то… Нетипично. Как подменили парня после той пощёчины… Погоди, то есть ты хочешь сказать..?!

Ну я дурак! И как это я не додумался?!

— Ага, его и подменили, натурально, — кивнул Валерьянка. — Саня ведь аморфом был, так? Ну вот, есть мнение, что он был не человеком, а чьим-то Созданием. Засланным казачком, короче. Уж и не знаю, какие цели он преследовал, вреда от него я никакого не замечал, но… А пощёчина наверняка была чем-то вроде контрольного жеста, запускающего обратную реакцию, уничтожающую Создание и возвращающую создателя обратно, кем бы он ни был. То есть либо Саня выполнил свою миссию и больше не был нужен, либо наоборот — миссию провалил, и опять-таки больше не был нужен. Так что, думаю, его мы больше не увидим…
— Вот дерьмо…

Моё едва приподнятое Канцлером настроение снова упало ниже плинтуса. Сани мне будет не хватать. Он был хорошим парнем, настоящим Другом. Гениальным Странником… И тоже ненастоящим? Какая нелепость…

— Не кисни, — Валерьянка несильно ткнул меня кулаком в плечо. — От того, что ты ударишься в депрессию, Саня не вернётся. Давай лучше подумаем, кому это могло понадобиться. Честно говоря, я не могу этого понять. Дело в том, что пройти старым ходом через Стикс мог далеко не каждый. Единственный раз за всё время — я имею в виду, после оледенения, — этим ходом пользовался сам Хантер, ещё в бытность свою опальным Демоном Ночных Кошмаров. Но с тех пор… Тем более, Харон Аронович, покуда был жив, не позволял никому ходить этим путём. Да и желающих, по сути, не было. То есть тот, кто вывел этим путём Марику, должен хорошо знать Преисподнюю и либо иметь исключительные полномочия, либо тупо исполнять чью-то волю. Либо Харон всё-таки помер, и путь никто не охраняет. Но и в этом случае… Кстати, если я прав насчёт Сани, то сейчас наш мистер Икс вместе с Лёней путешествует по тому же Межмирью, что и мы.

За Лёньку я почему-то не волновался. Казалось, он может справиться с любой напастью. Моя уверенность в нём была непоколебима, так что я даже не особо заволновался на этот счёт.

— Я поначалу думал на Хантера, — продолжил Валерьянка. — И, в принципе, этот вариант нельзя сбрасывать со счетов и сейчас. Хотя чисто теоретически факт наличия в деле аморфа несколько меняет ситуацию. Конечно, я не сомневаюсь в доке, вполне возможно, что он мог создать своего двойника, или что-то в этом роде, а сам пересоздать себя в Саньку. Но зачем… Неужели седина в бороду, а бес в ребро?
— Мерзость какая.
— Да ладно. Он ведь Дух, а Духам возраст не помеха; тем более нет у него возраста, как такового. Раньше был, но как Реформация началась, кончился. С другой стороны, он ведь женился недавно. Не к лицу ему теперь, как почтенному мужу, такие коленца выделывать. И вообще, как-то это слишком прихотливо. Да, понятно: Марику наш незнакомец провёл через Стикс именно с целью столкнуть обоих девушек в одном Мире, тем самым вызвав локальный бадабум, в результате которого вас и выкинуло в Межмирье. Очевидно, время Рики в этой форме истекло; об этом, кстати, тот же Хантер говорил ещё в Аду, если память мне не врёт. Марику, кстати, этот некто обманул, потому что даже если Рика вернётся в исходную форму, Марика никогда не сможет остаться в Мире Людей. Это против правил. Если её срок в Аду истёк, она отправится на Реинкарнационную Комиссию, но жить как прежде не сможет.
— А как же её родители? — вдруг пришёл мне в голову странный вопрос. Валерьянка посмотрел на меня непонимающе:
— В каком смысле? В смысле, чьи родители?
— Марики, чьи же ещё.
— А что они?
— Ну, я так понял, они живы и здоровы, хотя должны быть либо в Аду, либо на той же Комиссии, или уже в новой жизни.
— Хмм… — Дух задумался. — Скорее всего тут тоже кто-то приложил руку… И условия её жизни — Рики, я имею в виду, — были воссозданы. Ведь ты её родителей не видел, с ними не знаком, а значит, воссоздать их не мог. Так?
— Вроде того, — кивнул я. — Во всяком случае, не припомню. Помню, видел якобы Санькину мать. Хотя теперь уже не уверен…
— Духи, поселяясь среди людей, часто живут в обычных людских семьях под видом случайно нашедшегося родственника. Внебрачного сына, или сводного троюродного дяди, или ещё кого-нибудь, память о ком легко сфабриковать. А вот если сын — это серьёзнее. То есть сын-то подставной и, скорее всего, внебрачный, или от другого брака, но проработка легенды вызывает уважение. Что же до родителей Марики… Если ты их не создавал, значит, они либо… Она их видела?
— Ну да, вроде бы. Когда мы зашли за Санькой, она к себе в квартиру забегала.
— Ага, так и думал. То есть либо это временные формы, иллюзорные, либо их тоже вывели из Ада, но они этого, конечно же, не помнят, ибо им не напоминали. Вероятнее первое, ибо не так затратно. Ведь выводить из Ада народ, тем более через Стикс, запрещено; во-всяком случае, официально этот запрет ещё существует. Хотя на Стену он едва ли распространяется… Но запрет на проход через Стикс — старинный, из разряда неприкосновенных. А это говорит о многом. Думаю, кем бы ни был наш казачок, поддержка у него что надо. Ну как — поддержка… Он тоже фигура в этой игре и, возможно, своё уже отыграл. К слову говоря, не думаю, что нам стоит рассказывать обо всём этом Рике. Неизвестно, как отреагирует она, и как отреагирует Межмирье на её реакцию. К тому же, на мой взгляд, ей и так достаточно этого… Будущего.
— Да, конечно…

Я не знаю, о чём я думал. Наверное, ни о чём. Я просто брёл по улицам этого Ада, меряя шагами асфальт.

«Да, Рика… Для тебя это было бы слишком».

— Слушай, Валер, а тебе Рика нравится?

Я остановился и посмотрел на него — в надежде, что его реакция будет сродни моей. Я думал застать его врасплох. Зачем? Не знаю. Наверное, я и правда ревную. Пусть даже это и не объяснение…

Но Дух стоял напротив меня и спокойно улыбался. Может быть, дело было в его трубке, в валерьянке, которую он курил, и которая делала его таким расслабленным, а может…

— Да, нравится.

Я сглотнул.

— Давно?
— Ну как… Не особо.
— Ты её любишь?
— Зря ты это, Миха…
— Любишь?! — я схватил его за отвороты куртки и хорошенько встряхнул. — Ну же! Скажи!

Чудно. Он ведь мастер этого своего безымянного кунфу, он мог с лёгкостью уйти от моих рук, что бы я ни захотел сделать. Но не ушёл.

— Не могу сказать.
— Почему?
— Потому что. Потому что я её слишком плохо знаю. Та Рика, которую я знаю, скоро исчезнет. А о той, которая придёт на её место, я не знаю ничего. Так что твой вопрос не имеет ни единого смысла.

Я усмехнулся:

— Не-ет, врёшь. Есть там смысл, и не один. Я нутром чую.
— Тогда зачем тебе мой ответ, когда ты ответ знаешь и так? — спросил он всё так же спокойно.
— Ах ты..! — я размахнулся и врезал ему. Удар пришёлся по скуле, но он снова не уклонился. И не разозлился, ничего такого.
— Ну что? Стало легче? — спросил он. На щеке алел след от удара.

Мне стало стыдно. Я отпустил его, сел прямо на асфальт, обхватив голову руками. Я не хотел его видеть, я никого не хотел видеть. Потому что её не станет, а я ничего не смогу с этим сделать. И никто не сможет. Даже Валерьянка.

— Я тебя понимаю, — голос Духа был ровным, спокойным. — Когда-то я сам пережил нечто похожее, ещё когда человеком был. Я точно так же ничего не смог сделать. Девушка, в которую я влюбился до безумия, влюбился в первый раз в жизни… Оказалось, что она замужем, что у неё есть ребёнок. И я ничего не мог изменить. Понимаешь? Просто так сложилось, — он невесело усмехнулся. — Ненавижу эту фразу до сих пор. М-да… И с той поры я ни к кому ничего не чувствовал. Тем более, я же Дух. Но Рика… И правда кажется мне… Уникальной девочкой. Во всех отношениях. Особенно это видно на контрасте с Марикой.

Он коротко, резко рассмеялся и присел на корточки рядом со мной.

— Понимаешь, старик… Жизнь — штука причудливая, да. И о Рике, и о той, кто она на самом деле, я ничего не знаю. Но знаешь, что? Думаю, интересно будет узнать. И мне, и тебе. Да, иногда аморфы теряют память тех, кем становились, сохраняя только свою собственную память. Но Рика — особенная, она связана со Стеной, и это, думаю, даром не пройдёт. Вполне возможно, что она ничего не забудет. В том числе своих чувств к тебе. Своей любви к тебе. Так что ты напрасно думаешь, что всему конец. Как показывает практика, конец обычно означает начало. Понял, да?
— Да понял я… И всё-таки ты её любишь, да? Ты ведь не сказал «нет», просто отговорился. Мол, Дух, и все дела… А, кстати, разве это преграда? Ты же сам сказал, что Хантер, будучи Духом, тем не менее женился! Интересно ещё, кто его жена…
— Глинская, Ольга. Из Обращённых, демоница… — задумчиво проговорил Валерьянка, и вдруг хлопнул себя по лбу. — Точно! Женился! И как это я забыл!
— Что ты там ещё забыл? Опять тему меняешь?
— Да отвянь ты! Слушай лучше! Когда мы с Рикой добрались до Парка Вечного Одиночества, там нас, конечно же, встретил Хантер. Там он натравил на меня Ловчих, но дело в другом. Сначала он, как обычно, задвинул прочувствованную речь, о том, о сём, и в частности о детях, о том, как они быстро вырастают, покидают родителей, и тэ дэ.
— И что? — непонимающе спросил я.
— А то! — воскликнул Валерьянка. — Что он обмолвился о своём сыне! Который тоже типа вырос и от папочки отдалился!
— И что с того?
— Блин, Мишка! Ты такой иногда тугодум бываешь, просто ужас! Наш мистер Икс — не Хантер, а его сын! Как же его звали… Что-то с кустом связанное… Куст, куст… А, не помню! Да не суть! Хантер хотел, чтобы Рика навсегда осталась в Аду, но не для себя, а для сына! И если ему, при живой жене, такое не к лицу, то его сыну — вполне!
— То есть ты хочешь сказать, — я начинал понимать всю подлость ситуации и конкретно этого сына Сатаны, — что этот докторский выродок тоже влюблён в Рику?!

Валерьянка развёл руками с такой глупой лыбой, что мне снова захотелось ему врезать:

— Судя по-всему, да. Это объясняет Саню, который, как мне сейчас вспомнилось, тоже всю дорогу к Рике неровно дышал, но с тобой конкурировать не решался. Значит, он потерпел крах, и Хантер попросил Рику дать ему пощёчину — тем самым вернув сынка обратно в исходную форму! Как всё складно выходит…
— Вот дерьмо! — снова выругался я. Нет, ну правда — сколько можно? Куда ни плюнь, везде у этой девчонки поклонники!
— А что ты хотел? — спросил ироничный Дух. — Рика — девушка непростая, да и красивая, вот все на неё и западают. Кстати говоря, думаю, Хантер-младший знал её и раньше.
— Почему?
— Потому что его план слишком хорошо продуман. Если бы он просто встретил её в Аду, ему бы вряд ли пришло в голову создавать Саню и целую легенду в придачу. Плюс, доктор знал о пощёчине, а ведь Саня не то что не мог его о подобном попросить, он бы к нему и на километр не подошёл, сознание-то другое! Видать, сынок — конспиратор не самой худшей масти, весь в папочку. И у него наверняка есть план. Хорошо всё-таки, что я тут. А то мало ли, что он там для тебя уготовил.

Да уж, подумалось мне, приятного как-то маловато. Но это же надо, а? Просто в голове не укладывается.

— Мы с ними встретимся, — продолжал Валерьянка, — рано или поздно. Скорее всего, на выходе из Межмирья. И там он… Нет, в открытую он действовать не станет, в этом я уверен. Он — сын своего отца, а Хантер — один из лучших манипуляторов из всех, кого я когда-либо знал. Так что ты к нему тоже присмотрись. Думаю, вступать в открытую конфронтацию, иначе говоря, попросту бить морду нет смысла. Тем более, учитывая его происхождение, ещё не известно, кто кому что набьёт. Я, конечно, рядом, но у меня нет никакого желания развязывать тут локальную войнушку. Тем более, за подобное потом и мне, и ему от Старших достанется по полной, причём мне достанется больнее, ибо он мажор, а я — Стажёр. Чуешь разницу, да?
— Ещё бы… — мрачно проговорил я. — Ладно, не беспокойся, в драку не полезу. Во всяком случае, постараюсь.
— И на том спасибо. М-да… — он смотрел на серое адское небо. — Иногда я думаю, что Рика на самом деле гораздо загадочнее, чем даже мы можем себе представить… И тайн она хранит ещё немало… Хотя и сама о них не знает или не помнит…

Я ничего не сказал. Да и мог ли? Об этих тайнах, если они существуют, я и сам ничего не знаю.

— Ну что? Возвращаемся? — спросил Валерьянка. — Или ты ещё о чём-нибудь хочешь поговорить?
— Ни о чём я не хочу говорить… — пробурчал я.
— Ну и отлично. А то меня этот пейзаж уже заколебал, если честно. А ты давай, сдувайся. Надутая бука, — Дух подмигнул мне, рассмеялся и ткнул меня кулаком в бок.

Мы оказались на Стене, — и в ту же секунду Марика с Рикой пропали. Мне показалось, что Рика успела взглянуть на меня перед тем, как пропасть, и мне отчего-то ужасно не понравился этот взгляд…

— Мы опоздали, — мои губы сами выплёвывали слова, словно чужие. — Больше мы её не увидим…

Я не знаю, почему я так сказал. Просто… Это вдруг стало ясно, как становится ясно, что на улице дождь, когда смотришь в окно. Нечто очевидное. Судя по-всему, она это тоже поняла. Может быть, в тот самый, последний момент, может нет, — я не знаю. Теперь это уже не имело значения.

Я опустился на колени. Меня трясло. Я смотрел на своё отражение в Стене, уперев руки в её блестящую гладь, и видел, как искажается моё лицо, как падают на зеркало слёзы, словно капли дождя.

Валерьянка стоял чуть поодаль, не говоря ни слова. Наверное, он тоже это понял. А может, просто не хотел ничего мне говорить; а может, он и сам бы сейчас последовал моему примеру… Но, наверное, Духи не настолько импульсивны.

«Почему ты не дождалась меня, Рика? Почему ты не дождалась меня…»

— Мишка… — Валерьянка похлопал меня по плечу. — Слышь, чего говорю? Кажется, я вижу конец нашего пути.

Я не отреагировал. Мне казалось, что это уже не имеет значения. Ничего больше не имеет значения.

— Да неужто? — прочёл мои мысли Валерьянка. — А Мир? Ты, парень — Куратор. Не забыл ещё?
— Да пошло оно всё.
— Канцлеру это повторишь?
— Запросто.
— То есть ты просто хочешь остаться здесь навсегда, вечно оплакивая свою якобы утерянную любовь, так?
— Отстань от меня.
— Ну всё, хватит, — неожиданно сказал он, — я и так слишком долго терпел.

Он играючи оторвал меня от Стены, словно я вообще ничего не весил. Я попробовал вырваться, — но куда там, проще было бы вырваться из медвежьего капкана. Сжимая одной рукой ворот моей куртки, он приподнял меня в воздух и, подтащив к краю Стены, вывесил над пропастью.

Я испугался. Конечно, я помнил, что это не Мир Людей, что это Межмирье и, даже упади я отсюда, я едва ли разобьюсь, но… К тому же на Валерьянку было страшно смотреть. Лицо его не выражало вообще ничего, я никогда не видел его таким. Я схватился за его руку, жёсткую и цепкую, как клещи.

— Ну что? Пришёл в себя?
— Ты… Ты сдурел, что ли? Валерьяныч! Поставь меня обратно!
— Тц, — он покачал головой. — Сдаётся мне, ты в себя ещё не пришёл. Ну что ж, в таком случае, экипаж прощается с вами и желает вам приятного полёта.
— Эй, что за шутки?! — успел выкрикнуть я, и тут он разжал пальцы, лёгким движением стряхнув меня с руки.

И я полетел вниз.

Ветер подхватил меня, как пылинку, ветер выл в моих ушах. Стена казалась бесконечной, словно я падал откуда-то из космоса. Земли, или того, что должно было быть вместо неё, я не видел.

Неужели он и правда сбросил меня, подумал я.

Внезапно… Где-то далеко внизу я увидел фигуру человека, стоящего на кромке… Мой полёт продолжался ещё несколько секунд, а потом…

Валерьянка поймал меня на лету. И я с изумлением увидел ту же картинку; словно я пролетел этот Мир насквозь и снова упал с неба прямо в руки этого сурового Духа.

— Да, где-то так и есть, — снова кивнул он в ответ на мои мысли. Потом он перенёс меня на Стену и отпустил. Я сидел на зеркальной глади, не в силах сказать ни слова, а он спокойно смотрел на меня сверху вниз. — Честное слово, Миш, нельзя быть такой истеричкой. Ты меня, конечно, извини, что заставил тебя полетать, но иного выхода не было. А теперь давай, приходи уже в себя, и пошли к выходу.

Я молча кивнул, не зная толком, как мне на это реагировать. Ну, наверное, он всё же хотел мне добра, ведь так? Иначе он бы просто не поймал меня, и я бы падал вечно… В лучшем случае.

— Кажется, там нечто вроде станции, железнодорожной, — сказал он, вглядываясь в даль. — Вроде бы там никого не видно, но мне отчего-то кажется, что это просто иллюзия, оптический обман. Так что готовься: у меня есть все основания полагать, что мы встретимся там не только с Лёнькой, но и с нашим Дьяволёнышем.

Он помог мне встать, и мы медленно пошли в сторону этого самого выхода.

— А ты знаешь, что ты страшный тип, Валерьяныч?

Он ухмыльнулся:

— А ты думаешь, почему я так много валерьянки курю? А потому, что если б не курил, меня можно было бы в качестве воина-берсерка использовать. Так-то, Миха.

Расстояние между нами и тем, что действительно оказалось станцией, понемногу уменьшалось. Но я не был рад тому, что мы наконец покидаем Межмирье. Потому что часть меня навсегда останется здесь.

Там стояли трое, кажется. Если первый — Лёнька, а второй — сын Хантера, то кто тогда третий? «Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее!»

— Итак, — произнёс Валерьянка, — вот и мы.


…


Я остановилась и глубоко вдохнула.

Весна. Пусть ещё только конец марта, и на улице довольно прохладно. Но этот тонкий аромат свежести, запах весеннего ветра, несущего с собой долгожданное тепло, я не перепутаю ни с чем.

— Ура! Я дома!

Я обернулась — счастливая Марика оглядывалась по сторонам, словно не могла насмотреться. Я её понимала: пробыть столько времени в Аду, а потом вообще неизвестно где, это…

Стоп.

— Ну чего ты стоишь? Давай, побежали! — она дёрнула меня за рукав. На лице её сияла улыбка.

Солнечный весенний день. Кажется, это было так давно. Там, на аллейке, недалеко от дома, стоят скамеечки; интересно, дедушка Луу, где вы теперь? И что бы вы сказали мне сейчас о том, что любовь живёт вечно?

— Ну Ри-ика! Я хочу домой, побежали! Чего ты стоишь?
— Марика, это не дом, — она ничего не понимает. Зато я понимаю всё. Приумножающий познания приумножает скорбь, да?
— Как это — не дом? А это что? — она ткнула пальцем в направлении нашего… То есть, конечно же, её дома. — А это? Это же моя улица, и твоя — ты же тут тоже жила, да?
— Это иллюзия, Марика. Ненастоящее. Это Межмирье.
— Как это?..

Радость словно рукой сняло. Потускнела и пропала улыбка.

— Хочешь сказать, мы не дома? Мы всё там же, в том же дурацком мире?

Я кивнула.

— Увы.
— Это нечестно…

Губы её задрожали, глаза наполнились слезами… О, как я тебя понимаю, подумала я. Я бы и сама сейчас расплакалась и не думала бы ни о чём. Как дети, которые не думают, почему жизнь так с ними обошлась, а просто плачут, если больно и смеются, если радостно.

А ещё Ли. По неясной причине Межмирье выкинуло нас в иллюзию сразу же после того, как ребята снова появились. Я видела глаза Ли, я поняла, что он тоже всё понял. Я знаю, что ему сейчас непереносимо плохо. Потому что мне — тоже.

Моя, нет — наша улица. Пустая, безлюдная. Тихо шумит ветерок в кронах. Красное Солнце сгорает в окнах. Привычный мир, любимый мир. Уж лучше бы нам снова пригрезился Ад, чем это место.

— Тогда… Тогда зачем вообще это всё? — всхлипывает Марика.

Кабы знать. Думаю, никто из нас так и не смог дать внятного ответа на этот вопрос, начиная с самого первого дня. Зачем это всё? Я больше не увижу Ли — зачем это? Я — ненастоящая девочка в ненастоящем мире, с настоящим двойником, плачущим от настоящего горя и настоящей обиды, — зачем это всё?

— Не знаю, Марика…
— Это похоже на чью-то злую шутку. Уж лучше бы я оставалась в Аду, чем так. Эй, вы! — закричала она, обращаясь сама не зная к кому. — Кто бы вы ни были! Я хочу назад! Я хочу домой! По-настоящему! Выпустите меня отсюда…

Слёзы катятся по щекам, а я не знаю, что тебе сказать, правда. Мне бы очень хотелось тебя утешить. Если уж мне не повезло, почему тебе-то должно не везти? С другой стороны, ты всё-таки останешься собой, в отличие от меня…

— Марика, послушай. Послушай меня… Я не знаю, как это случилось. Понимаешь, я потеряла память. Помнишь, я тебе говорила? И очнулась только в Аду — благодаря Ли, который меня инициировал. Я не знаю, кем я была до этого, но ты — это ты, настоящая. И у тебя всё будет хорошо, я уверена. Понимаешь… Наверное, для того, чтобы я снова стала тем, кем была раньше, мне нужна ты. Здесь кроме нас никого нет, нам никто не поможет. Поэтому только от нас зависит, как скоро мы выберемся отсюда, ты снова вернёшься домой, а я стану прежней, настоящей собой. Вот так, вкратце, обстоят дела.

Она вдруг перестала плакать. Слёзы высохли, глаза блеснули. Она посмотрела на меня с откровенной неприязнью, почти что с ненавистью.

— Ты! Это всё ты виновата! Если бы не ты, ничего этого бы не было! Если бы не ты, я жила бы спокойно, как обычно, со мной бы ничего не случилось! Но тебе надо было своровать именно мою внешность! Ты воровка! Я не знаю, как тебе это удалось, но ты просто воровка! А теперь я здесь — из-за тебя! И если ты всё не поправишь и меня отсюда не выведешь, то я… Я…
— А ты не забыла, что сама согласилась тайком выбраться из Преисподней? Если бы ты не согласилась, тебя бы сейчас тут не было.
— Но я была бы в Аду!!! — взвизгнула она. — В этом отвратительном кошмаре, бесконечном ужасе! Кто бы не согласился оттуда выбраться, если бы возможность была?! Ты же помнишь, как я выглядела там! Ты себе не представляешь, каково это — быть такой! А ты! Я всё забыла, покинув Ад, а ты снова мне напомнила обо всём! Ты меня ненавидишь, всегда ненавидела! — тут она замерла, словно её озарило. — А может, это всё ты подстроила? Да-да, наверняка ты всё это подстроила, чтобы завести меня сюда, чтобы я никогда не нашла дорогу домой, а ты, ты бы стала и дальше жить вместо меня! В моём доме, с моими родителями, моей жизнью! Я права?! Отвечай!

Но, не дождавшись ответа, она набросилась на меня, желая, видимо, расцарапать лицо. Однако мне вдруг вспомнился один нехитрый приём, которому меня научил Валерьянка ещё в Аду. Я схватила её одной рукой за запястье, а другой — за пояс и бросила через себя. Он упала с глухим стуком и сразу же разревелась. Я подошла к ней, схватила за блузку, рывком подняла на ноги и влепила звонкую пощёчину.

— А ну успокойся сейчас же! Слышишь?!

Девочка перестала реветь и теперь только тихонько скулила. Я усадила её обратно на асфальт.

— Знаешь, когда я тебя увидела, там, в метро… И когда узнала, что мне предстоит пропасть, исчезнуть, а ты будешь жить, я тебе позавидовала. Я видела тебя и понимала, что ты настоящая, а я — подделка. И как бы мне не хотелось это исправить, я ничего не могу сделать. Я не знаю, зачем настоящая я решила принять этот облик, и почему именно этот. Мне никто ничего не объяснил. Но я жила, как могла, шла с остальными сквозь Ад. Не ныла, страдая в метро, а шла через весь Ад, чтобы узнать о себе хоть немного и найти способ выбраться, сбежать за Стену. Никто не предложил мне простой выход из Преисподней, не пообещал «жизни как прежде». Мы шли, не зная, что ждёт нас за Стеной, — но мы всё-таки шли. И я завидовала тебе, хотя завидовать тут нечему. Я не хотела бы быть такой, как ты, даже если бы могла. Потому что ты — капризная, избалованная, плаксивая дура! Которая только и думает, что о своих фотосессиях и плакатах по всему городу. А когда сталкивается с трудностями, не может придумать ничего лучше, как обвинить всех вокруг и разреветься! Если бы я была такой, я бы никогда не смогла покинуть Ад! А ты, тебя, быть может, один шаг отделяет от твоей нормальной, настоящей жизни! Но вместо того, чтобы трезво взглянуть на вещи и постараться помочь мне во всём разобраться, — потому что от этого зависит и твоё будущее тоже! — ты предпочитаешь выкрикивать мне в лицо пустые обвинения! Ведь ты же Марика Джалиева! Я долгое время думала, что это моё имя, но я не знаю своего имени! А ты ведёшь себя недостойно этого имени! Твой отец был бы очень разочарован!

Мою тираду она слушала вполуха, но упоминание об отце словно привело её в чувство. Она утёрла слёзы, перестала рыдать, встала, отряхнув платье.

— Ты права… Папа бы во мне разочаровался. Ты права, прости… Я не хотела… Я и правда дура. Просто… Просто я никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным. Я думала, такого не бывает, думала, только в книжках такое может быть… Этот Ад, ты — мой двойник, этот странный ненастоящий Мир, эти перемещения… Я просто растерялась. Прости меня, ладно?

Я улыбнулась. Всё-таки она была совсем не плохой, просто маленькой девочкой, не видевшей в жизни ничего, кроме дома, учёбы и работы.

— Уже простила. И никакая ты не дура. Просто тебе нужно научиться держать себя в руках, не терять самообладания. И думать, анализировать. Только так можно преодолеть страх и сомнения.
— И что нам теперь делать?
— Пока не знаю… Наверное, нужно найти какую-то зацепку…

«Думай, Рика, думай. За тебя никто думать не станет».

— Слушай, Марика… Я помню, как ты рассказывала нам с ребятами о себе; я тогда ещё удивилась, ведь твоя жизнь была самой обычной. Я хочу сказать, ты жила так, словно меня, живущей в том же доме и в той же квартире, не было вовсе. Может, ты помнишь что-то… Ну не знаю, странное?
— Да нет, — она подумала, — нет, ничего такого. Жизнь как жизнь.
— Просто, понимаешь, поначалу очнувшись в Аду, до встречи с Ли, я тоже думала, что живу обычной жизнью. И когда он начал рассказывать мне, что на самом деле мой город — Ад, а моих родителей просто не существует, я… Я была в шоке. Но самое жуткое было в том, что это была правда. Не страшный сон, а правда… Я не знаю, я ведь ничего не помню. Может, я и не жила никогда? Но ведь у меня твоя внешность. Значит, я тебя где-то видела. В Мире Людей, я имею в виду. Значит, я всё-таки там жила. Не уверена насчёт дома и родителей… Хотя, когда мы вышли за Стену, моя жизнь была, видимо, копией твоей жизни. В общем, там всё очень запутано, и нам с тобой в этом не разобраться. Но, может быть, ты вспомнишь что-то… В твоей жизни ведь наверняка были какие-то моменты, которые ты не забыла и забыть не сможешь; нечто особенное, нечто важное? Ты почти ничего не рассказывала о последних днях своей жизни, и о том, почему ты попала под поезд. Там, в Аду, ты сказала, что у тебя была несчастная любовь, что тебя отвергли. Можешь рассказать об этом?

Она удивлённо посмотрела на меня, будто не понимая, о чём речь.

— Я не знаю, что сказала тебе в Аду… Не помню, если честно. Всё как в тумане. Но у меня не было никакой несчастной любви. Я упала под поезд, потому что меня толкнули. Я оступилась и упала. И всё.
— Но… Погоди, как это? Ты же мне сказала тогда, что любила человека, а он тебя отверг. Разве не так?..
— Да нет же! — воскликнула она. — У меня и парня не было. Ну то есть был один в колледже, но это не считается. И он тут ни при чём, он меня не отвергал, — потому что у нас ничего не было. Он хотел со мной встречаться, а я с ним просто кокетничала. У меня времени не было на него. У меня же работа, съёмки. Колледж — училась на «отлично». Папа поставил условие, что я смогу работать, только если буду отлично учиться. А там зубрёжки сколько, ужас! Да и на себя надо время тратить хоть иногда. А если бы я ещё и встречаться с этим мальчиком начала, у меня точно ни на что времени не хватало бы. Сходили пару раз на свидание, и всё.

Вот это да. Но тогда откуда, скажите на милость, взялась очередная несчастная любовь?

— Хочешь узнать? — раздался голосок откуда-то со стороны аллейки. Мы обернулись.

Там сидел мальчик, лет десяти на вид. И тут я вспомнила: его зовут Сонни, он внук дедушки Луу!

— А что ты здесь делаешь? — спросила я.
— О, поверь, это неважно, — засмеялся он. — Гораздо важнее, что здесь делаешь ты.
— А я? — забеспокоилась Марика. Сонни посмотрел на неё чрезвычайно серьёзно:
— А что ты здесь делаешь, я знаю и так. Не волнуйся, это скоро закончится.
— Кто ты такой? — спросила я. Почему-то от этого мальчика у меня по спине побежали мурашки.
— Сонни, — ответил он.
— Внук дедушки Луу?
— Точно, внук дедушки Луу.

В нём было что-то жутковатое. Словно он был всего лишь оболочкой, обёрткой, за которой пряталось нечто невыразимое. Невообразимое.

— Не бойся, — он весело улыбался, — меня не нужно бояться.
— Тебе ведь не десять лет, да? — спросила я. Не бояться было трудновато.
— Нет, мне одиннадцать, — смеясь, сказал Сонни. — Но возраст не играет роли, поверь мне. Особенно если ты — внук дедушки Луу.
— А он кто такой?
— Когда-нибудь узнаешь, — он подмигнул, — а пока что я хотел сказать тебе кое о чём другом. И тебе, раз уж ты тут.

Марика испуганно вздрогнула.

— Там, в Аду, ты услышала не историю Марики, а свою историю, пусть и отчасти. Всё дело в том, что прежняя ты создала Рику, в то время как оригинал — то есть Марика, — продолжал существовать. Это спровоцировало конфликт системы, потому что идентичные двойники — это нарушение Закона Созидания. В результате Марика была вытеснена, скажем так, в параллельный мир, в котором не было тебя, тогда как ты начала жить в мире, где больше не было её. По этой причине вы и не встречались. Но миры — мирами, а Ад есть Ад. Твоя смерть в одном мире вызвала её смерть в другом, — так вы обе попали в Ад. Шутка в том, что сутью настоящей Марики Джалиевой обладала только она, тогда как в тебе жила совсем другая Сущность. В итоге твои воспоминания наложились на её суть и стали её ложными воспоминаниями. Их, правда, было немного. В основном о несчастной любви. Понимаешь, да?
— То есть… Это я была отвергнута?
— Абсолютно точно.
— А… Кем? — мысленно я была готова к чему угодно. Но Сонни улыбнулся:
— А этого я тебе не скажу.
— П-почему?..
— Сама вспомнишь, причём очень скоро. С другой стороны, я удивляюсь, как ты до сих пор не догадалась. Ну да ладно. Дело в том, что я вообще-то здесь не за этим.
— А зачем?
— Я хочу тебя спросить: ты правда хочешь снова стать прежней собой?

Мир замер — пусть и фигурально выражаясь.

«Так это что же, у меня есть выбор?»

— Понимаешь, я могу отправить Марику обратно в Ад, а ты останешься такой, как сейчас.
— Как это — меня в Ад?! — вскрикнула Марика. — Почему меня в Ад?!

Сонни строго посмотрел на неё и поднёс палец к губам. Девочка потрясённо замолчала.

— Дело в том, — продолжил Сонни, — что в тебе живёт Сущность Стены. Ты — важная персона. Стена не должна оставаться без Ключа, — пусть даже остальные пробуждённые будут выходить через Дверь. Мне бы не хотелось, чтобы ты исчезала. Поэтому я могу всё устроить. Вернёшься обратно к Ли и остальным, продолжите своё дело. Вот он будет рад, правда?

Внутри у меня всё сжалось. Я могу не исчезать…

— А ты, Марика, — мальчик подошёл к ошеломлённой девушке, — нарушительница. Ты нарушила один очень древний запрет, согласно которому никто из смертных более не имеет права пересекать Стикс. А ты согласилась на эту авантюру, покинула Ад, вернулась к жизни, в которой тебя быть не должно. За это мне придётся вернуть тебя обратно.
— Но… Но как же… Я ведь ничего не знала… — прошептала Марика.
— Незнание законов не освобождает от ответственности, — ответил Сонни. — Но тебе нечего бояться. В конце концов, твой Ад закончится, и ты сможешь родиться снова. Правда, уже не Марикой Джалиевой, а кем-то другим. Но таковы правила. Никто не может вернуться к прежней жизни, если побывал в Аду.
— Нет… Нет, я так не хочу, — она медленно пятилась назад, словно надеясь убежать. Она не понимала, что в таком Мире убежать от такого, как Сонни по меньшей мере нереально. Мальчик щёлкнул пальцами, и Марика застыла на месте, как приклеенная.
— Постой пока так, — сказал Сонни. — Сейчас Рика решит твою судьбу.

Марика взглянула на меня, и… Боже, что это был за взгляд! В нём смешались страх, мольба, надежда, ненависть. Её жизнь оказалась в моих руках — если подумать, не в первый раз…    

— Ну так что? — Сонни смотрел на меня с интересом. — Каков будет твой ответ?
— Постой… А если я откажусь, что будет с Марикой?

Мальчик устало поморщился:

— В этом случае ты пропадёшь, то есть вернёшь себе прежнюю сущность, перестав быть аморфом, потеряв Сущность Стены, и вообще… А Марика… Останется жить. Хотя для неё, конечно же, будет выбрано наказание, но в Ад она не отправится и сможет жить дальше своей прежней жизнью.

Ну да, конечно. Было бы наивно верить в то, что всё обойдётся. Выбор… Люди часто сетуют на то, что их лишают права выбора, но как по мне, иногда выбор куда хуже, чем слепая судьба. Вот как сейчас, например. Либо я — либо она. Либо Рика — либо Марика. Логично, не правда ли? Только вот как можно сделать такой выбор с лёгким сердцем? Я же спать не смогу спокойно, зная, что отправила в Ад эту девочку, тем более, что она настоящая, а я — подделка. И в то же время… Ли… Наша жизнь… Наша любовь… Неужели всё это ничего не стоит? Например, жизни невинного человека? Эх, хорошо быть эгоистом — не нужно думать о том, что кому-то стало хуже из-за тебя, что кто-то из-за тебя умер и попал в Ад. И может быть, я бы выбрала себя, но…

Но, помимо Марики, есть одна вещь, которая не даёт мне покоя. Быть мной — неплохо, я бы даже сказала, здорово. Но никуда не деться от вечного напоминания о собственной поддельности. А там, за этим забвением, в которое Рике предстоит кануть, ждёт та, другая, настоящая я, чьи помыслы мне до сих пор не понятны.

И если я останусь Рикой, она никогда не вернётся к жизни. Так что на весах против моей жизни не только жизнь Марики, но и жизнь настоящей меня.

— Ну что, Рика? Какие мысли? — поинтересовался Сонни. Я посмотрела на Марику, потом на мальчика.
— Я решила.
— И каким же будет твой выбор?
— Я хочу, чтобы Марика жила, — сама удивляюсь, как у меня хватило сил это сказать. Прости меня, Ли. Кажется, я нас подвела.

Марика замерла, словно не верила своим ушам. Сонни сощурился:

— Это твоё окончательное решение?
— Да. Я хочу, чтобы она жила. А ещё я хочу перестать быть подделкой, и стать, наконец, настоящей собой.

Неожиданно мальчик широко улыбнулся:

— Я знал, что ты так скажешь. Знал, что сделаешь именно такой выбор, но всё равно должен был спросить — по закону жанра, так сказать. Что ж, хорошо! Я вам обеим с этим немножко помогу.

Я не успела ничего сказать, как вдруг декорации сменились, — как обычно. Правда, вместо привычного Межмирного пейзажа мы увидели станцию метро.

Нет, это было не адское метро, скорее обычное, человеческое. Станция, впрочем, была пуста. Наверное, это тоже была иллюзия.

Вдруг я услышала где-то вдали звук поезда.

— Ну что, — весело сказал Сонни, — вот всё и закончилось. Твой поезд скоро подойдёт.
— А… Что я должна делать? — почему-то предчувствие у меня было нехорошее.
— Ну как же? — удивился он. — Ты должна прыгнуть под поезд. Совсем как в прошлый раз.

Марика ахнула. Я сглотнула:

— А иначе никак нельзя?
— Нет, — Сонни покачал головой, — ты должна повторить то, с чего всё началось. Только в этом случае оно сможет закончится. Не бойся, ты ничего не почувствуешь! Р-раз — и всё. Больно не будет, обещаю.
— Ладно… Я поняла…

Поезд приближался.

Вот, значит, как всё закончится, подумала я. То есть начнётся — я ведь вернусь к прежней форме. Я должна радоваться, наверное. Но…

— Рика… — Марика подошла и, обняв меня, уткнулась мне лицом в плечо. — Рика, ты не бойся, ладно? Ты снова станешь прежней. А я… Я никогда тебя не забуду. Не забуду того, что ты для меня сделала. Я бы так не смогла. Ты удивительная. Храбрая. Мне до тебя далеко.
— Девочки, время, — поторопил Сонни.

Я увидела поезд — он на большой скорости приближался к станции. Марика обняла меня ещё раз, а потом отошла подальше, отвернувшись. Сонни улыбался.

Поезд заревел тифоном, словно хтоническое чудовище. Я вздохнула, улыбнулась, и сделала шаг вперёд…


…


— Похоже, ваши друзья прибыли, — заметил Шварц.

Да, и мы их уже видели, они были совсем рядом. Почти дошли. Единственное смущавшее меня обстоятельство заключалось в том, что их хоть и было двое, но состав успел смениться: вместо Рики рядом с Ли вышагивал длинный, как каланча и худой, как жердь парень, примерно Мишкин ровесник. Он вообще был колоритный, даже рядом с экзотичным китайцем. Драная, неопределённо-коричневого цвета куртка, латаные-перелатаные выцветшие джинсы, видавшие виды сапоги. Немытый, нечесаный хаер примерно того же цвета, что и куртка, нахлобученная на макушку вьетнамская панама, хаотично растущая рыжеватая борода. Во рту дымилась курительная трубка с длинным мундштуком.

— Где-то я его уже видел… — пробурчал Демон себе под нос.
— Йоханга, пипл, — парень с трубкой сложил пальцы в вулканском приветствии(1). — Меня зовут Валера, но друзья обычно зовут меня Валерьянка, из-за того, что я курю одноимённую траву. Я — Дух-Стажёр, здесь в роли Эмиссара от Центра. С кем имею удовольствие?
— Я Лёнька, — представился я, — Куратор и друг Мишки.
— Друг и Учитель, — поправил Ли.
— Намасте(2), — Валерьянка сложил ладони домиком и слегка поклонился мне. После чего взглянул на поскучневшего Локуста. Тот вздохнул:
— Локуст, Дух, из Демонов. Предупреждая ваш вопрос — да, я сын Лорда Нергала. Здесь… С неофициальным исследованием.
— Точно! — Валерьянка щёлкнул пальцами. — Ло-куст! А я думаю, голову ломаю, вроде что-то с кустом связанное! А вспомнить никак не могу. Здорово, Локуст!
— Приветствую, — кисло ответил Демон, героически пропустив мимо ушей издевательскую реплику. Потом посмотрел на Мишку:
— Ну здравствуй, Михаил Ли.
— Здорово, коли не шутишь, — ответил китаец. Он выглядел спокойным, но я не мог понять, что у него на душе.
— А где… — Демон замялся. Мишка отвернулся:
— Не знаю. Но думаю, мы больше не увидимся. Во всяком случае, с той, с которой утром выехали в сторону «Лужников».
— Вот как… — каким-то странным голосом проговорил Локуст. — Понятно… Ну что ж…

Между тем Валерьянка незаметно отошёл, и я с удивлением заметил, что они с Писателем сидят в тени, о чём-то тихо беседуя, словно давно знакомы и совсем не удивлены встречей. Шварц продолжал сидеть на скамейке с каменным лицом, — если, конечно, можно так сказать о Коте.

— А что у вас там случилось? — поинтересовался я у Мишки.
— Долгая история, Дружище. Если вкратце, то некто (тут он выразительно поглядел на Локуста) вывел из Преисподней в Мир Людей настоящую Марику Джалиеву. Их встреча и создала этот… Прецедент. Благодаря ей мы и оказались здесь.
— Тц-тц-тц, и кому же могло взбрести в голову подобное? — покачал головой Локуст. Он ещё иронизирует, удивился я.

Ли криво усмехнулся:

— Я склонен думать, что тот, кто до этого додумался, так или иначе за это заплатит. Помнится, Валерьяныч говорил мне, что там работает какой-то старый запрет, связанный со Стиксом… Точно не помню, но мало тому персонажу не покажется.
— Да-да, — озабоченно покивал Локуст. — Ты прав, Миша. Запрет и правда существует. Впрочем, есть одна тонкость: он запрещает пересекать Стикс смертным существам, вроде людей. На Духов, например, этот запрет не распространяется.
— А на Демонов, например? — иронично поинтересовался Ли. — Я вроде слыхал, они смертны.
— Больше нет, — вежливо ответил Демон. — Реформация вернула нам нашу Сущность, теперь мы такие же бессмертные Духи, как и все остальные.
— О, как это предусмотрительно! — восхитился Мишка. — Кстати, хочу спросить тебя, как искушённого в подобных вещах: возможно ли аморфу вернуть уничтоженную форму? Вот, скажем, был у меня Друг, хороший Друг. Но оказалось, что он был Созданием, искусственной формой некоего аморфа. И теперь он перестал существовать, чем я, признаюсь честно, ужасно опечален. И вот я думаю: а что, если этого аморфа попросить, чтобы он снова пересоздал себя в моего Друга?
— Понимаю, понимаю, — кивнул Локуст, — но надо сказать, такое случается крайне редко. Обычно использованная форма попросту уничтожается и предаётся забвению, за ненадобностью. Друзьям — мои соболезнования.
— Вот как? Прекрасно. А с тобой никогда такого не было, что, скажем, видишь ты какого-нибудь выродка, и так уж хочется ему морду набить, а вроде бы и неприлично, некультурно. А уж кулаки чешутся… Не бывало с тобой такое?
— Отчего же. Вот буквально… Сплошь и рядом. Выродков-то, их же всюду как собак нерезаных, кулаков на всех не хватит. Ты со мной согласен, Миша?
— О да, Локуст, я с тобой согласен! Просто кулаки сводит, настолько согласен!
— Это прекрасно, Миша! Как я тебя понимаю!

Они стояли друг напротив друга, и я понимал, что между ними и мордобитием — тонкая, едва ощутимая грань, неустойчивая, как водяной мостик. Я взглянул на Валерьянку; в конце концов, остановить этих двоих мне одному могло быть и не под силу.

Но тут кто-то громко и чётко сказал:

— Сейчас же прекратить!

Все обернулись и увидели, что Шварц слез со скамейки и направляется к Локусту и Мишке.

— А ну остыли, быстро! — прикрикнул Кот на озадаченных ребят. — Здесь вам не салун на Диком Западе! Эта станция, равно как и всё Межмирье, находится целиком под моей юрисдикцией. Это значит, что правила тут устанавливаю я, и этим правилам подчиняются все, вне зависимости от видовой и расовой принадлежности. Исключение составляют лишь Сияющий Сын Радуги и Канцлер, а также Великий Дракон и Белый Дракон. И если вы, полудурки, сейчас же не прекратите собачиться, я скину вас со Стены, и летайте тогда, сколько влезет! Всё ясно?!

Очевидно, неожиданная угроза возымела действие. Локуст и Ли успокоились, кулаки разжались.

— Я повторяю свой вопрос: всем всё ясно?! — грозно спросил Шварц.
— Ясно, — буркнул Мишка.
— Ясно, — процедил Локуст.
— Не слышу энтузиазма в голосах! Ещё раз: всем всё ясно?!!
— Ясно.
— Ясно.
— Вот и славно, — Кот фыркнул. — И я очень надеюсь, что вы впредь не дадите мне повода слезать со своей скамьи.

Валерьянка и Писатель, наблюдавшие всё действо с искренним изумлением и восторгом, зааплодировали. Я не мог не последовать их примеру. Кот хмыкнул, улыбнулся в усы, чтобы никто не заметил, и снова забрался на свою скамейку.

Обстановка несколько разрядилась. Теперь все сидели, кто где. Валерьянка с Писателем всё так же тихо переговаривались, Локуст сидел чуть в стороне от всех, покачиваясь словно в трансе, а Ли подсел ко мне.

— Слушай, во фигня вышла, да, Лёнь? — спросил он.
— Ага, — согласился я.
— А этот, с которым Валерьяныч разговаривает, он кто такой? — поинтересовался Ли на два тона ниже.
— Писатель. Он… Как бы это сказать… В общем, персонаж своеобразный. Встретился мне ещё в Аду, сначала в Библиотеке, потом в том месте, где вы с Рикой впервые встретились. Говорит, что пишет книгу, роман, но складывается ощущение, что он… Как будто пишет нашу историю. То есть даже не описывает события, которые случаются с нами, как летописец, а… Вроде как сам их придумывает, и потому они случаются. Звучит, конечно, бредово, знаю, но некоторые совпадения какие-то слишком странные… И о многих вещах он знает заранее, хотя это, по идее, невозможно…
— Может, он Дух? — Ли с подозрением покосился на Писателя. Тот неожиданно перехватил его взгляд, улыбнулся и помахал рукой. Китаец покраснел и отвернулся.
— Не знаю, но он вообще-то говорил, что не Дух. Да и Локуст в нём Духа не чуял.
— Странно всё это…
— Угу…
— Но ты к нему, я смотрю, спокойно относишься…
— Да он вроде безобидный. Наоборот — помочь может, мне несколько раз помогал. Хотя тут он всё равно что любой из нас, то есть если и есть у него какие-то силы и умения, в Межмирье они не работают. А то, я думаю, давно бы отсюда выбрался.
— Ну да, это понятно. Мне Канцлер сказал, что даже он не смог бы просто так отсюда выйти. Поэтому, чтобы со мной поговорить, использовал Валерьянку.
— А со мной — моё же собственное отражение в Стене.
— Ну да… Лихо всё-таки оно закрутилось…
— И не говори, Миш…

Так мы с ним и сидели, пытаясь осмыслить всё с нами произошедшее и происходящее, когда к станции подошёл поезд.


…


…и ничего не случилось.

Поезд пронёсся мимо, не останавливаясь, словно не заметил меня, и вскоре шум его затих вдали.

Я стояла на путях, пытаясь понять, что же произошло. Подойдя к краю платформы, я огляделась; Сонни нигде не было. Марики тоже не было видно.

Я подтянулась и влезла на платформу. Казалось, здесь ничего не изменилось, разве что стало темнее, словно лампы перебили. Я оглянулась с мыслью о том, что я и правда умерла, и на рельсах осталось моё тело, однако там ничего не было.

И тут я услышала голос.

— Э-эй, есть тут кто-нибудь?

Голос был женский и дрожащий, а доносился он от противоположных путей.

— Кто там? — спросила я.

На путях завозились, затем две тонкие ручки уцепились за край, и на платформу выбралась… Марика! Она огляделась, словно не видела меня.

— Марика! — окликнула я девочку. — Что ты здесь делаешь?

И тут она меня увидела, — и ойкнула от неожиданности.

— А ты… — начала было она, — так вот какая ты…
— Марика, что с тобой произошло? — меня терзали сомнения. Какого чёрта она оказалась на путях?
— Я упала, — сообщила девочка рассеянно, — упала и умерла. Ну или что-то в этом роде.
— Но… Погоди, ты же не должна была! — воскликнула я.

Она пожала плечиками:

— Не знаю. Я оступилась и упала, — кажется, она была абсолютно спокойна, словно сам факт собственной смерти её не волновал. — А ты красивая. Правда. Не понимаю, зачем тебе понадобилось копировать мою внешность.

Я медленно коснулась рукой лица. Чужого, но своего лица. Жаль, тут нет зеркала.

Я пошла ей навстречу. В конце концов, отсюда нужно было как-то выбираться. Так, наверное, лучше вдвоём.

Однако дойдя до середины платформы, я неожиданно стукнулась лбом о невидимую преграду. Это было похоже на стеклянную стену, — за исключением того, что на ней не было видно даже бликов от лампы.
Марика подошла ко мне с другой стороны и положила руки на «стекло».

— Не грусти, — вдруг сказала она, — я думаю, у тебя всё получится. Так или иначе.
— Погоди, что ты хочешь сказать?..

Но она только вздохнула и грустно улыбнулась. Я подтянулась на мысках (попутно обнаружив, что стала изрядно ниже высокой Марики) и увидела на рельсах…

— Похоже, я и правда умерла, — сказала она как-то виновато. Мол, ну что теперь поделать, так уж вышло.
— Марика…

Неужели Сонни солгал? Неужели Марика отправится в Ад?

И вдруг до нас донёсся странный звук. То есть звук-то был обычный — звук шагов, стук острых каблуков по каменному полу, медленный и монотонный, словно метроном; странным было скорее то, что я считала это место участком Межмирья и не думала, что тут может быть кто-то ещё. С другой стороны, Сонни здесь был. Значит…

Шаги приближались. Мне стало как-то не по себе, и Марика, судя по-всему, чувствовала примерно то же самое.

Наконец в просвете под лампой, освещавшей наш разделённый надвое островок, появилась женщина. На ней был просторный чёрный балахон, под которым можно было разглядеть такое же чёрное платье с белой кружевной оторочкой. Волосы её были собраны в тугой пучок на затылке, а на лице красовались круглые чёрные очки. Само лицо меня удивило: одна половина его была выкрашена синей краской, а другая половина — белилами.

Она остановилась около Марики, не говоря ни слова. Я обратила внимание на то, что девочка при виде этой женщины впала в прострацию, став похожей на сомнамбулу. Женщина жестом приказала ей следовать за собой… Но всё это время она смотрела только на меня, смотрела не отрываясь. Я не видела её глаз за чёрными очками, я не знала, кто она такая, но внутри у меня всё замерло, не то от страха, не то по какой-то другой причине. Может, потому, что я заметила, как по раскрашенным щекам незнакомки стекают, пробивая в краске дорожки-русла, беззвучные слёзы. Выражение её лица не менялось, оно казалось маской, и на этом лице жутко выглядели эти неуместные слёзы, и эти подтёки и бороздки в краске… Я не понимала, в чём дело. Кто она? Почему она так смотрит на меня? Почему плачет?

Но она уже уходила, изредка останавливаясь, оборачиваясь и провожая меня долгим взглядом, словно никак не хотела со мной расставаться. Марика шла за ней следом, словно во сне. Вскоре я перестала их видеть, словно они растворились в темноте.

Я осталась одна. Я не знала, куда идти, не знала, что делать. Я просто стояла перед невидимой стеной, и смотрела, как она, понемногу обретая плотность, становилась зеркальной. И в этом зеркале, в этой вездесущей Стене постепенно появлялась моё отражение. Стена тихонько звенела, и мне казалось, что она прощается со мной. Мы больше не будем одним целым, да? Прости меня.

А отражение уже обретало черты, и я начинала видеть то, что теперь (или снова) являлось моим лицом, когда мир вдруг потемнел, покачнулся и пропал.


(Читать дальше: Точка 26. http://www.proza.ru/2013/08/24/1355)

(1) Приветствие расы вулканцев из фильма «Звёздный Путь»: прямая ладонь, обращённая к собеседнику, большой палец отставлен в сторону, указательный палец образует пару со средним, безымянный — с мизинцем, между парами расстояние в форме буквы «V»
(2) Namaste - индийское и непальское приветствие. В широком смысле означает: «Божественное во мне приветствует и соединяется с божественным в тебе».