Другое Солнце. Часть 3. Точка 26

Точка 21: http://www.proza.ru/2013/08/14/319
Точка 22: http://www.proza.ru/2013/08/23/2008
Точка 23: http://www.proza.ru/2013/08/24/69
Точка 24: http://www.proza.ru/2013/08/24/1126
Точка 25: http://www.proza.ru/2013/08/24/1248

26. Смена дислокации. Исходная Точка: … … Ошибка #6. Нет данных.



Вокруг было темно, а в голове — абсолютно пусто. Но отчего-то меня это совершенно не тревожило, — мне было безразлично. Наверное, я успела привыкнуть к подобного рода… Событиям.

— Надеюсь, не настолько безразлично, чтобы не поговорить, ну или хотя бы выслушать меня, — заметил голос… В моей голове? Я фыркнула. Что за нелепость. Даже в обморок спокойно не дадут упасть.
— У меня может и не быть другого шанса, — продолжил голос. — Здесь наши пути разошлись, благодаря этому пацану… И если мы ещё встретимся, я едва ли смогу поговорить с тобой наедине. А там… Даже я не знаю, что будет там. Одно могу сказать точно: скучать не придётся.
— Можно подумать, за всё это время мне хоть раз удалось поскучать в своё удовольствие, — возразила я. — Если эта история когда-нибудь закончится, возьму отпуск, чтобы посвятить его исключительно одной только скуке.
— А что. Неплохая мысль, — одобрил голос. — А то жизнь какая-то уж слишком кипучая штука.
— Вот именно. К слову, что это за место? Где я?
— Нигде. Это не место. Я бы сказал, что мы в твоей голове, но не скажу. Это… Тоже Межмирье. Только твоё, личное. Застывший момент между той жизнью, что закончилась, и другой, которая ещё не началась. После нашего разговора время пойдёт дальше, ты очнёшься и вспомнишь всё, что должна. Но пока что у меня есть немного времени… Морриган сообщила мне твои координаты, и мне удалось сюда проскользнуть, хотя бы частично. Так что… Мы можем поговорить.
— Морриган? А… Ладно, неважно. Полагаю, выбора у меня всё равно нет.
— Можно и так сказать. Хотя я бы не стал.
— ОК, не буду.
— Ну хорошо. В общем, потом будет потом, я пока что я хочу некоторым образом тебе навязаться.
— Не люблю навязчивых.
— Да кто ж их любит-то? Но, как я уже сказал, другого шанса может и не быть.
— Ладно, договорились. Не представишься?
— Конечно.

Это было похоже на свет софита, упавшего в темноту сцены, или солнечный луч, пробившийся через щель в дырявой крыше. Постепенно выхваченный им круг становился шире, а свет — рассеяннее, пока всё пространство не оказалось заполнено этим сиянием, — мягким, неярким, словно от старой лампы.

Там, в нескольких шагах от меня, стояло старинное краснокожее кресло, в котором вольготно устроился худощавый брюнет неопределённо-юного возраста в багровой водолазке и узких тёмно-зеленых брюках. Где-то я уже всё это видела, почему-то подумала я.

«Нет, не помню».

Те же смешанные чувства вызывал и сам юноша; что-то в его облике напоминало мне о прошлых жизнях, и тех, кого я там знала.

— Ты права, — вновь ответил он на незаданный вопрос. — Это отнюдь не первая наша встреча. Ты и правда не помнишь. Точнее, не знаешь, — ведь я каждый раз создавал новый образ. Мне всё время приходилось притворяться кем-то ради возможности быть рядом с тобой. Но теперь в этом нет нужды.
— Прекрасно. И кто же ты?
— Дюша Перец. Саша Амросов.
— Санька? Это ты? — на Перца мне было наплевать, но мой философ, наш Призрак Коммунизма…

Мой собеседник виновато улыбнулся:

— Я понимаю. Для тебя это нелегко. С другой стороны, он не был человеком. Саня — моё Создание. Ведь я, как и ты, аморф. А он был… Моим проектом. Который, впрочем, успехом не увенчался.
— Не понимаю…
— Поймёшь. Только чуть позже. А моё имя — Локуст, — он поклонился. — Я Дух, из Демонов. И, насколько я знаю, мой отец рассказывал обо мне.

Я догадалась, о ком он говорит.

— Так значит, ты сын…
— Да. Виктора Себастьяна Хантера, доктора Потусторонних Наук, также известного, как Лорд Нергал, Владыка Преисподней.
— Твою мать… — вырвалось у меня. Локуст неодобрительно покачал головой:
— Маму трогать не надо. Но, если тебе интересно, её имя — Ольга-Альрауна Глинская. Раньше она работала Приёмщицей в Центральном Распределителе Преисподней. А теперь — начальница Пятого Приёмника.
— Да, я помню… — рассеянно ответила я, припомнив рассказ доктора о его жене. — Так ты, выходит, всё-таки Демон?

Локуст снисходительно улыбнулся:

— А ты немного знаешь о Демонах, не так ли? Об Аде?
— Скажу тебе честно: от Ада меня уже тошнит. А что до Демонов… Никогда ими не интересовалась.
— Тебя тошнит от Ада? — переспросил он со смехом.
— Да. А что тут смешного?
— Понимаешь, в чём шутка. Ад, от которого тебя тошнит — ни что иное, как порождение твоего собственного ума, за пределами которого никакого Ада нет. То есть, по сути, тебя тошнит от себя самой.

Я промолчала. Я понимала, о чём он. Помнится, Ли ещё когда говорил нечто подобное. А потом и Валерьянка.

— Что же до Демонов… Разве ты ничего не знаешь? А может, просто не помнишь? Ты ведь не простая девушка…
— Что ты имеешь в виду?

Локуст глумливо улыбнулся и развёл руками:

— Не могу сказать. Не имею права. О, если бы только я мог!.. Это существенно облегчило бы мне жизнь. И тебе, кстати, тоже. Но — увы.
— Тогда зачем говорить этими дурацкими намёками? — рассердилась я.
— Ну прости. Не хотел тебя расстроить. Давай я просто расскажу тебе, что знаю, и могу рассказать. Это будет не очень долго, обещаю.

Я вздохнула.

«В конце концов, я не знаю, сколько ещё пробуду здесь; больше того, и где это самое «здесь» я тоже не знаю… Так что, быть может, это не самый худший способ скоротать время, — если только оно тут есть, конечно».

— Валяй.
— Благодарю, — он шутливо раскланялся. — Итак, смею напомнить, я — Дух третьего генеза, Демон по происхождению. Духов третьего генеза ещё иногда называют Духами нового генеза, хотя это и не совсем правильно. Дело в том, что после Реформации Сияющего Сына Радуги Духами нового генеза стали и Перворождённые — то есть Духи первого генеза, рождённые в момент возникновения Радуги, — и Обращённые,  Духи второго генеза, — то есть те, кто был рождён не Духом, но другим существом. В то же время я рождён от отца-Перворождённого и матери-Обращённой, я — один из первых Духов, рождённых Духами, я — дитя Реформации, Дух третьего генеза.
— Как всё сложно, — я покачала головой. Локуст довольно улыбнулся:
— Положение обязывает. Впрочем, дальше. Что касается Демонов… Когда-то давным-давно, в самом начале, никакой Преисподней не было. Да и Демоны не были Демонами — потому что понятия и названия появились позже, и значительную часть их придумали люди. А мы изменялись, мы становились такими, какими они нас воображали, и вовсе не потому, что нам это нравилось.
— Тогда зачем же?
— Зачем? Причина проста: когда те, кто попадает в Ад, верят в то, что он мрачный и страшный, а Демоны — уродливые и злобные, Аду и Демонам просто ничего не остаётся, как быть именно такими.
— Грустно как-то…
— Ха. Грустно… Конечно. А что поделать? А уж каково было моим предкам…
— А что с ними случилось?
— Их наказали. Смешно сказать, но Демоны пострадали за собственный пацифизм. Сейчас уже мало кто помнит, — кроме Перворождённых, разумеется, — но Демонами стали Духи, которые отказались воевать в Первой Межмирной Войне. Их было немного, этих миролюбивых Духов, но мысль о том, что им придётся сражаться против своих родных братьев, была для них невыносима.
— Какая глупость… Но почему их наказали?
— Ну, они ведь отказались. А в итоге Первая Война всё равно случилась, Баланс сил всё равно образовался, Тень всё равно отделилась от Радуги, — во всяком случае, в это верили Адепты Тени. А Духов-пацифистов заклеймили предателями, причём как Адепты Радуги, так и Адепты Тени. Так что, когда Война закончилась, и было заключено перемирие, нас было решено наказать, и наказание было ужасным.

Он сидел, скрестив ноги, и говорил. И я видела — ему было больно говорить обо всём этом, словно он сам был участником тех событий.

— У нас отняли нашу Сущность. Мы перестали быть Духами. Мы стали смертны — пусть даже срок нашей жизни был довольно продолжителен и измерялся десятками тысяч человеческих лет. Наше сообщество было названо Преисподней и, по сути, являло собой резервацию. Это было похоже на издёвку: мол, вы хотели жить в мире? Ну что ж, будет вам мир. Правда, не факт, что вам он придётся по нраву. Так мы стали теми, кого прозвали «Отступниками»…
— То есть, выходит, Духам просто были нужны «крайние»? — как-то это было… Подло. А я-то думала, на такое способны только люди. С другой стороны, единственным знакомым мне Духом был Валерьянка, и я, наверное, многого не знала…
— Можно и так сказать. Понимаешь, Война есть Война. Последний Грандмастер Пантеона Теней, Лорд Каин, однажды сказал: «На войне нет победителей и побеждённых. Ни правых, ни виноватых. Есть только пострадавшие. А ещё есть кучка негодяев, кучка уродцев, возомнивших себя вершителями судеб и историй».
— Хорошо сказано.
— Да. Но, так или иначе, наш предводитель, Лорд Люцифер, всеми силами старался укрепить наш дух, сделать нас сильными. Долгое время он сохранял статус-кво, однако ему было ясно: это не навсегда. Тогда он решил пойти на компромисс. Он отправил своего ближайшего соратника — моего отца, Хантера — в качестве посла доброй воли, как в Орден Радуги, так и в Пантеон Теней. В последнем, впрочем, к послу отнеслись равнодушно, зато Адепты Радуги показали себя более дальновидными. Они тепло приняли бывшего собрата и, в результате переговоров, дали добро на некоторые послабления для Демонов. В частности, они разрешили им покидать Преисподнюю, пусть и ненадолго. Но, что важнее, они разрешили им заниматься исследовательской работой. Отец оценил это более других, потому что ещё до Войны был известен как один из крупнейших исследователей.
— Не думала, что доктор настолько значительная фигура, тем более в историческом плане.

Локуст улыбнулся:

— Потому что он скромный. Сам никогда бы не рассказал.
— Гордишься им?
— Конечно! Таких, как он, больше нет, — во всяком случае, среди Демонов. Да и среди Перворождённых немного осталось… В общем, взамен Орден Радуги выдвинул одно-единственное требование: в случае новой Войны Демоны должны будут сражаться на стороне Ордена. Это условие опечалило Лорда Люцифера, но он понимал, что они не смогут просидеть в Преисподней вечно. И он согласился.
— А потом?
— Потом? Потом, как водится, была Война. Что тут скажешь? Война.
— Вторая?
— Да.
— А сколько их всего было?
— Первая, Вторая, плюс Радужные Войны — не столь масштабные, но не менее значимые с исторической точки зрения конфликты между Радугой и Тенью, которые закончились в итоге очередным перемирием. А оно, в свою очередь, переросло в Реформацию Сияющего Сына Радуги, в результате которой Духи снова стали едины, исчезли кастовые различия, а от расовых различий остались только воспоминания о былых временах. Но об этом я рассказывать не стану — долго получится.
— Ладно… Ну, и что было дальше?
— Дальше… После Войны появились новые занятия. Организованный Орденом Протекторат Миров поручил Демонам заботу о посмертном существовании созданий, прозванных людьми. То есть мы понемногу стали тем, чем нас привыкли считать, тем, чем являемся и поныне.
— Протекторат Миров?
— Да. Это организация Духов, чья задача — наблюдение и, по необходимости, помощь Младшим, — то есть людям и другим жителям Миров Радуги. Если бы не Протекторат Миров, твоего любимого Валерьянку к вам бы не отправили. Мало того, я думаю, он бы до сих пор был человеком, потому что в этом случае даже в Обращённых не было бы надобности. К слову, по той же причине не было бы и меня, — ведь моя мама из Обращённых.
— И почему это он вдруг «мой любимый», интересно.
— А-а, неважно.
— Ну ладно. Неважно так неважно. Так что, значит, Протекторат Миров — это дело нужное?
— Конечно. Есть, правда, и противники этого мнения. Они считают, что Младшие Существа и их Миры не нуждаются в Духах вообще. Что Протекторат лишь тешит наше самолюбие, как Старших, высших Существ. Конечно, эта точка зрения изрядно устарела, да и не найдётся безумца, способного высказать её открыто, но… Неважно, это всё политика. Ну а нам между тем досталась посмертная жизнь Младших Существ, в особенности людей. Да, сейчас это изрядная рутина, но поначалу всё было несколько иначе. Загробная жизнь древнего языческого мира была… Не знаю, честнее как-то. И интереснее. Да и отношение к нам было другое. Но когда началось эта христианская ересь… А уж когда она перетекла в Средневековье!..

Он сокрушённо покачал головой. Я рассмеялась.

— Это ты о чертях с вилами, сковородах и котлах?
— Да! Ты себе не представляешь…
— Слушай, я одного не могу понять: как ты-то представляешь? Историю хорошо учил?
— Нет, дело не в этом, — угрюмо отозвался Демон. — Причина в том, что Духи третьего генеза, рождаясь, несут в себе информационную составляющую как отца, так и матери. Иными словами, во мне жива память моего отца, память обо всей этой истории, причём я помню всё это так, как будто сам там был.
— Весело, ничего не скажешь…
— Да-а уж. Но я привык уже, в общем-то. Ладно, как говорится, «не будем о грустном». Вот… А теперь многие считают, что мы просто изменились. Какая наивность! Немногие Духи могут себе представить, каково это — быть Демоном.
— Почему?
— Потому что изменились не мы. Изменились люди. Вот в чём всё дело! Я же говорил, мы становимся такими, какими нас представляют. И день сегодняшний рисует в их глазах иные образы. Ад медийный, Ад политический. Ад гламурный. Демоны в образе томных юношей с косыми чёлками, в хипстерских очках, с подведёнными глазами…

Я, не удержавшись, прыснула. Локуст, улыбаясь, развёл руками:

— Нет-нет, честное слово! А аниме-Демоны? А странички в социальных сетях, посвящённых Демонам? Тесты из серии «Какой Вы Демон?». И прочая, и прочая… Правда, нам это не очень помогло. Потому что люди… Их тёмная сторона не стала от этого светлее. А мы — спасибо Реформации — уже давно не Демоны, мы снова стали Духами, снова обрели себя, свои права, свою свободу, — ну, насколько это было возможно. И то, что было нашей повинностью, пунктом договора, стало нашей работой. И мы её не чураемся. Она хороша, по-своему…

Он вздохнул.

— В конце-концов, кто встретит их на Той Стороне, кто поможет им осознать все прожитые жизни, кто даст им шанс сделать ещё один шаг на пути к освобождению, если не мы? Мы просто хотели бы, чтобы люди были чуть добрее. А человеческая жизнь — чуть счастливее. Людям ведь это нетрудно, они и сами это иногда понимают… И, если это случится, мы тоже станем другими. Может быть, окончательно перестанем быть Демонами и снова станем добрыми божествами, принимающими души за чертой Стикса…

Он вдруг осёкся и, смотря куда-то в чёрную даль, процедил сквозь зубы:

— Этого проклятого обледеневшего Стикса…

Мы помолчали.

— А Стикс… — начала было я, но увидев, как он скривился, умолкла.
— Я тебе потом расскажу. Если захочешь. Ладно?
— Ладно…А что было дальше?

Он ухмыльнулся.

— Дальше? Сдаётся мне, мой рассказ тебе нравится.
— Пока — да. А там поглядим.
— Договорились. Ну что ж… Когда я вырос…
— А что, Духи тоже растут? — удивилась я. Он кивнул:
— Они, конечно, не взрослеют, как люди. Мало того, Перворождённые неизменны с момента возникновения, Обращённые почти не меняются, соответственно, с момента обращения, зато мы, третий генез, мы уже растём, и это отчасти напоминает взросление человека. Хотя у нас этот процесс занимает гораздо меньше времени. А всё потому, что с момента зачатия (он же момент рождения) мы являемся абсолютно самостоятельными существами, наделёнными памятью родителей, которая помогает нам ориентироваться в Мире. Нам и учиться почти не нужно. Хотя этого ещё никто не избежал, — Демон рассмеялся. — Так или иначе, когда я вырос, отец сказал мне: «Локи…
— Локи?!
— Ну да. А что в этом такого, спрашивается? — нахмурился Локуст. — Имя как имя. Это он так меня уменьшительно называет. Так вот, он сказал: «Послушай, сынок. Ты вырос, можно сказать, достиг совершеннолетия и теперь должен выбрать, чему посвятишь свою жизнь. Ну или хотя бы её часть. Ты учился, узнал о множестве вещей, и уже можешь сделать выбор. Это — очень важный момент в твоей жизни, ведь то, чем ты занимаешься, определяет тебя самого. Я всю свою жизнь был исследователем, я и сейчас продолжаю им быть, и могу с гордостью сказать, что труд мой принёс Духам немало пользы. Недаром Сияющий Сын Радуги назначил меня на столь ответственную должность. То, чем ты будешь заниматься, определит всю твою жизнь. Поэтому хорошенько подумай, прежде чем сделать выбор. Если хочешь, поговори со Старшими, поговори с кем захочешь, посоветуйся. Но помни: никто не сможет сделать этот выбор за тебя».

Когда он это говорил, у меня снова возникло это странное чувство, словно я уже когда-то слышала нечто подобное. Да уж, видимо, дежавю — мой конёк…

— Я всё понял, — продолжал Локуст. — Я вообще понятливый.
— Не сомневаюсь. При таком-то папочке.

Он укоризненно покачал головой: мол, что с тобой поделать.

— Словом, я сказал отцу, что хочу посвятить свою жизнь исследованиям человеческой природы, различным её проявлениям. Сказал, что мне интересны людские мысли, заблуждения и блуждания в потёмках человеческого подсознания.
— Заковыристо.
— Угу. Всегда любил подобные выражения. Так вот… Отец тогда, помню, хмыкнул, покачал головой… Но сказал: «Будь по-твоему, ведь это твой выбор. Я оповещу о нём Центр, после чего с тобой свяжутся и предложат темы для первого исследования. Ты сможешь выбрать, работы там непочатый край».
— И что было потом?
— Со мной и правда связались. Вежливая Кошка-секретарь…
— Кошка??
— Слушай, ну ты просто как с Луны, честное слово. Никогда Кошек не встречала?
— Секретарей — нет. Как-то всё больше менеджеры попадаются, — сыронизировала я.
— Пфф!.. Ну это уже ни в какие ворота… Мне продолжать рассказ, или поюморим ещё?
— Ладно, ладно, прости. Продолжай.
— Покорнейше благодарю. Так вот. Кошка предложила мне несколько тем, из которых я выбрал одну. Она звучала так: «Зло в жизни современного человека». Знаю, знаю, звучит как тема школьного сочинения, но не стану же я спорить с Центром. Тем более все эти исследования были для меня лишь прикрытием.
— А зачем тебе было нужно прикрытие? — поинтересовалась я.

Мой собеседник некоторое время молчал, словно размышляя о чём-то. Затем, наконец, решился:

— Я хотел найти кое-кого. Одного… Человека. Я знал, что она там, в Мире Людей. Я был в неё влюблён…

Я аж присвистнула. Куда не посмотри, везде любовные истории! А я ещё от Валерьянкиной не отошла.

Демон смутился.

— Не свисти, денег не будет. В общем… Предстояла серьёзная работа, поскольку я понятия не имел, где её искать. Никаких данных по ней я запросить не мог… Более того, это противоречило моей основной миссии.
— Да уж…
— Отец всё понял, конечно. Было бы наивно думать, что я смогу провести древнего, как сама жизнь, Перворождённого. Он понял. Да, наверное, не о таком сыне он мечтал… Он думал о том, как я продолжу его дело, как он будет мной гордиться… Увы. Но даже тогда он не отвернулся от меня, не сдал меня Центру. Наоборот — он предложил мне свою помощь. Конечно, в рамках дозволенного, и всё же…
— А ты что — думал, он сдаст тебя Центру?? — изумилась я совершенно искренне. Локуст смущённо пожал плечами:
— Ну, мало ли… Хотя бы в рамках… Воспитательной работы. Ну ладно, ладно, я думал о нём… Хуже, чем он того заслуживал. Стыд мне и позор, да. Но пойми: Духи — не люди. А предназначение — это серьёзно.
— Ну хорошо. А что было потом?
— Потом? Потом отец рассказал мне, что Миру Людей скоро придёт конец и, если у меня ничего не получится там, я всегда смогу попытать счастья в Аду.
— А ведь я помню, как он о тебе отзывался, — неожиданно вспомнила я слова Хантера. — Говорил, что ты был милым мальчиком, рассудительным, любознательным. А стал словно чужой. Что с ним почти и не разговариваешь, проблемами не делишься, помощь не принимаешь.
— Вот же любитель прибедняться… — покраснев, пробурчал Локуст. — Я поделился самой главной своей проблемой и помощь принял. А остальные проблемы — это так, не проблемы были, ерунда. Чего мне его попусту беспокоить? У него и так работы много…
— Ну, это не мне судить, — вздохнула я.
— Неважно. Короче, я вышел в Мир Людей…
— И как он тебе показался?
— Честно?

На его лице появилась гримаса отвращения.

— Что, так плохо?
— Ужасно. Сначала-то было более или менее. Но потом… Люди. Ты слышала песню?.. Я слышал одну, она неплохо отражала то, что я чувствовал в первые дни моего пребывания среди этих существ. Там были такие слова: «Я боюсь младенцев, я боюсь мертвецов, я ощупываю пальцами своё лицо, и внутри у меня холодеет от жути: неужели я такой же, как все эти люди?»
— А, «Наутилус».
— Точно. Ну вот… Мертвецов я, конечно, не боюсь. Вообще, стоит заметить, живые люди куда страшнее мёртвых. Кроме того, я всегда помнил о том, что я не такой, как все эти люди. Я — Дух. Пусть даже и Демон.
— Знаешь, после твоего рассказа о Войнах… Так ли велика разница?
— Велика. У Духов есть Законы. Для них они не просто свод правил: Законы священны, на них зиждутся все Стороны, весь Протекторат Миров. Я способен на многое, но среди людей я должен соблюдать осторожность. В частности, нам не рекомендуется раскрывать людям нашу истинную природу, хотя лично я подозреваю, что они всё равно не в состоянии её постигнуть.
— Законы, значит… Да, помню, Валерьянка что-то такое говорил. А где ты жил?
— У меня была легенда. У отца есть аватара в Мире Людей. Эта аватара живёт, как человек, у неё есть работа, семья, она является частью человеческого общества. По легенде я был сыном аватары своего отца от её, аватары, первого брака. Его семья… Они, кстати, оказались неплохими людьми, приняли меня тепло. Впрочем, я ни на что не посягал, мне не нужно было их расположение, мне всего лишь требовалась легенда. Люди имеют корни. Я не мог не иметь корней, это могло бы вызвать вопросы.
— Ну да…
— Внешность свою я изменил, но несильно. В конце концов, в этом Мире не было никого, кто мог знать меня, знать, кто я такой на самом деле.
— А тот человек, которого ты искал?

Локуст улыбнулся — мне показалось, немного натянуто:

— Он и не подозревал о том, что я его ищу. Кроме того, это было непросто… Я ведь должен был заниматься исследованиями, — хотя бы немного, для галочки. И очень быстро я понял, что это… Нет, не то чтобы проще, чем я думал, но…

Он достал из кармана белоснежный платок и промокнул лоб.

— Зло… Было повсюду — я натыкался на его проявления каждый день, постоянно. Конечно, масштабы этого зла были не столь внушительными, я бы даже сказал, это было не зло, — злоба. Злость. Люди считали, что достойны жить счастливо, но, будучи исключительно эгоистичными созданиями, в массе желали счастья только себе. Каждый считал достойным счастья только себя и, в лучшем случае, своих близких, тогда как остальные этого не заслуживали. И они были несчастны, — потому что тот, кто желает счастья себе, и только себе, никогда не будет счастлив.
— Пожалуй…
— Но самое интересное — они стыдились своей злобы. Своего эгоизма. Они стыдились самих себя — даже если и не признавались себе в этом. Они стыдились себя, но неумолимый водоворот их жизней не давал им шанса что-то изменить, — так, во всяком случае, им казалось. Как там было? «У них солёные слёзы и резкий смех; им никогда и ничего не хватает на всех. Они любят свои лица в свежих газетах, но на следующий день газеты тонут в клозетах…» Тебе знакомо такое такое выражение — «розовые очки»?
— Конечно.
— Ну вот. По сути, «розовые очки» — это что? Наивность, незамутнённость разума, неиспорченность, легкомыслие, и вообще черты инфантилические, присущие детям. Если мыслить, так сказать, полюсно, должно существовать понятие-антагонист, которое бы описывало черты, ровно противоположные вышеописанным. Понимаешь, к чему я веду?
— В общих чертах.
— Ага. Ну так вот. И человеку говорят: сними, мол, с себя свои «розовые очки», наконец. Мир не так прост, как тебе кажется, он жесток и беспощаден, и если ты не сумеешь стать сильнее, тебе в нём не выжить. Вникаешь? Для того, чтобы стать сильнее, общество рекомендует человеку стать противоположностью ребёнку; то есть мы видим тут цинизм, недоверие, душевную изоляцию, равнодушие, расчётливость, и всё такое прочее. Это можно назвать «черными очками». Современный человек, надевая их, становится похож на агента Смита — смотрела «Матрицу»? — существо бездушное, человеко-машина, программа. Делается упор на функции, на эффективность. Это ли не черты программы?
— Как-то никогда об этом не думала, если честно, — призналась я. — А если и думала, то уже забыла.

Локуст кивнул:

— Распространённый вариант. В современном обществе идеология стала слишком узкоспециальной, нацеленной в основном на потребление того или иного продукта. А идеология «черных очков» по большей степени бессознательна, инстинктивна. По большому счёту, она — производное от инстинктов выживания.
— Логично.
— Вот именно! Логика! Но я к чему клоню: фактически, единственное зло, которое можно назвать настоящим — это повседневная жизнедеятельность современных людей.
— То есть… Да уж, как-то это всё безрадостно…
— Ну, всё не так плохо! — он похлопал меня по плечу. — Это абсолютная система; в действительности в людях есть и те самые кусочки "розовых очков", которые им никогда не снять со своего сердца. Знаешь, один… Один Перворождённый, очень известный и уважаемый Дух, долгое время живший в Мире Людей, говорил про Вечного Ребёнка. Это такой концепт, можно сказать. Он даже вошёл в учебники, я помню его наизусть. Так вот, он говорил, что Вечный Ребёнок живёт в каждом человеке. Этот Ребёнок… Это, в каком-то смысле, душа человека, Изначальное в нём. Однако люди по собственному незнанию, по глупости, по ограниченности своей старательно убивают его всю свою сознательную жизнь, потому что хотят быть взрослыми, серьёзными, успешными, прогрессивными. Они думают, что, будучи Ребёнком, достичь этого невозможно, — и, что самое смешное, они правы. Однако правда в том, что любой успех, деньги, власть — ничто. Но они этого не понимают, а потому убивают его, этого Ребёнка. А после, в старости, когда они больны, слабы и никому не нужны, они вдруг понимают, что всю жизнь убивали не его, а себя. Потому что он, этот Ребёнок — он же Вечный. Он всегда смеётся. Всегда радуется жизни. Он был и будет, а их постоянство только в порочном круге перерождений. Но у людей есть шанс: каждый раз, перерождаясь, они появляются на свет Вечным Ребёнком, ещё не испорченным миазмами повседневного зла. И довольно долго остаются им. И если им удаётся сохранить его, не уничтожая при этом себя, то… Однажды они смогут вырваться из круга. И тогда им больше не попасть в Ад, потому что никакого Ада не существует…

Он говорил, а я слушала и молчала. Да, конечно. Всё верно. Можно к чему-то придраться, с чем-то не согласиться, спорить, но где-то внутри я, как и миллионы, миллиарды других существ этого Мира, понимаю: всё правда.

— Вот по этой причине, — продолжал Локуст, — можно сказать, верна старая, как мир, поговорка: добро побеждает зло. Добро, а не бабло, попрошу заметить.
— Ну а как же Демоны? Ведь если люди верят в то, что Демоны — злобные, а Демоны становятся такими, какими их представляют, значит, по логике вещей, Демоны могут быть исключительно злобными?
— Не совсем, — он вздохнул, — Но фактически ты права: чаще всего именно так и происходит.
— А ты? Ты вроде бы не выглядишь злым.

Демон улыбнулся, но страшная это была улыбка. Губы натянулись, но он не улыбался. И глаза его не улыбались. В них застыло странное выражение, нечто, чему я не могла подобрать названия.

— Что касается меня… Можно сказать, что зло в моей жизни было. И есть. Конечно же. Иногда настолько… К месту вечная присказка о том, что ничто человеческое… Я бывал злом, — когда становился похож на тех, кто носит «чёрные очки» и совершал деяния, которыми не горжусь, но о которых и не сожалею. Об этом я тебе тоже расскажу, чуть позже, если ты не против…
— Да нет…
— Ну ладно! — он помотал головой, словно стряхивая с себя дурные мысли. — Ты видела «Звёздные Войны»?
— Да. Умудрилась.
— Ха-ха, отлично. Значит, ты помнишь, что такое Тёмная Сторона Силы?
— Примерно.
— И на том спасибо. В общем, дело в том, что этот концепт представляется мне наиболее реалистичным, несмотря на фантастический антураж. Потому что он метафоричен. Перейти на Тёмную Сторону Силы, — значит уступить малодушию и слабости, ненависти и зависти, пойти деструктивным путём, предпочитая разрушение созиданию, и не испытывать никаких угрызений совести на этот счёт; принять эту Сторону как единственно верный модус вивенди. Потому что Сила — она и там, и тут, на обеих Сторонах, и так просто поддаться эмоциям, так просто сдать позиции и выбрать более лёгкий путь, — ведь он и правда более лёгкий.
— А-а, я помню, это то, о чём говорил твой отец. Достичь желаемого любой ценой.
— Да. Однако Баланс есть Баланс, и ему, в общем-то, безразлично, чем ты заплатишь за этот выбор, когда придёт время. Так что обычно люди не переходят на Тёмную Сторону полностью — они как бы «работают на полставки». Можно сказать, они идут по Серой Стороне, колеблются на тонкой линии между Сторонами… Знаешь, как у БГ: «Справа небеса, слева пустота…»
— «…а я иду по проволоке между них». — закончила я. Демон щёлкнул пальцами:
— Точно. А что, слышала?
— Да вот, буквально… От Валерьянки. И не только слышала: думаю, Межмирье тоже стало метафорой этой… Троичности. Такой, значит, путь человека…
— Путь — штука тонкая. В некоторых смыслах, разница между Срединным Путём и компромиссной компенсацией Серой Стороны существует исключительно в восприятии человека — или Странника, или Куратора. У Духов всё сложнее и одновременно проще: у них есть Законы.
— То есть ты хочешь сказать, что держаться этой самой Серой Стороны — хорошо? А я думала, нужно идти на Светлую Сторону.

Локуст кивнул:

— Нужно. Но это непросто, поэтому для начала можно хотя бы уйти с Тёмной на Серую, или просто с Серой не сходить на Тёмную. Это тоже своего рода Баланс, почему нет. Хотя этот путь, конечно, не может быть никаким иным, кроме как промежуточным. То есть ты не можешь идти по Серой Стороне вечно. А если и могла бы, это всё равно было бы бессмысленно. Компромиссный путь столь же регрессивен и деструктивен, как и Тёмная Сторона, но не столь агрессивен к, э-э, путнику и к окружающим, и не столь суров в смысле Баланса. Поэтому большинство интуитивно-бессознательно следует ему, считая его единственно верным по причине кажущейся простоты… Но, конечно, им тоже воздаётся. Тем более, если идущий по Серой Стороне не стремится на Светлую Сторону, он рано или поздно оказывается на Тёмной. Это лишь вопрос времени.
— Как-то у тебя всё это изрядно запутано.
— Полагаешь? С другой стороны, ничего удивительного, — Локуст пожал плечами. — Все свои исследования я проводил между делом; фактически, это наблюдения, а не исследования. Выкладки. Но даже если и так — никто не подкопается. Материал я собрал, а скомпилировать из него доклад могу и дома.
— Ясно. А зачем ты вообще взял эту тему? По-моему, она довольно зыбкая. Доктор вон вообще говорил, что нет никакого зла.
— Ты права, конечно. И он прав. Просто… Мне хотелось доказать, что мы — в смысле, Демоны — вовсе не обязательно должны быть такими, какими нас представляют. Знаешь, мне всегда было обидно за нас, за то, что этот стереотип существует, а мы ничего не можем сделать. Мало того, — должны под него подстраиваться. Соответствовать ему. Почему, если человека считают злодеем, он тем не менее не обязан этому заблуждению потакать, а мы обязаны? Чем мы хуже людей? Нас всегда унижали наши же бывшие братья, ставшие в одночасье закоренелыми расистами. Но теперь к нам относятся не хуже, чем к Духам или Ангелам. То есть эти стереотипы, это презрение, с которым они произносили слово «Демон», существовать перестали. Так почему бы не перестать существовать и этому обидному правилу, из-за которого мы должны играть в злодеев, даже если никогда злодеями не были?
— Знаешь, по-моему, твой отец не особенно волновался по этому поводу.
— Ха, мой отец! — Локуст встал с кресла и заходил туда-сюда по комнате. — Увы, но ты его почти не знаешь. Во-первых, он всё-таки Перворождённый. Он может себе позволить многое из того, о чём рядовые Демоны и мечтать не могут. И даже я мечтать не могу. А во-вторых… Нет, он волновался. Ещё как волновался. Ты просто не помнишь. Ему тоже приходится играть роль злодея, притом главного злодея, — он же Владыка Преисподней! Сатана, как говорят некоторые. Но я знаю совсем другого Лорда Нергала. Я знаю его, как своего отца — мудрого, доброго и любящего. Заботливого и временами ужасно трогательного в каких-то своих поступках. Ты себе не представляешь! Просто там, в Аду, ты боялась его, и твоё искажённое страхом сознание создало образ зловещего Доктора, который дополнили твои друзья. И он послушно стал таким, каким вы его вообразили. Уверен, он оправдал все ваши ожидания…
— Даже более чем…

Да. Я вспоминала сейчас, что иногда он казался мне совсем не зловещим. Иногда — как тогда, в Парке Вечного Одиночества — он казался мне уставшим стариком, ужасно одиноким, всеми брошенным. Но Валерьянка напомнил мне тогда о том, что он — манипулятор… Если подумать, Валерьянка ведь не человек, значит, он едва ли говорил о созданном образе, о том, каким Хантеру пришлось стать.

— Конечно, — в который раз ответил моим мыслям Локуст. — А что ты хочешь. Понимаешь… По сути, отец не может воздействовать на людей вне их собственного наказания, вне их персонального Ада. Вот ему и приходится хитрить, манипулировать… Или, говоря старинным языком, «искушать». И не только ему, впрочем…
— Тебе тоже приходилось?
— Да. Приходилось.
— Слушай! — вспомнила я. — Ты же мне так и не рассказал, нашёл ли ты того человека! Которого искал!

Демон грустно улыбнулся.

— И даже не единожды. Но, как ни печально, это ничего не дало…
— Почему?
— Потому что… Потому что невозможно заставить кого-либо полюбить тебя. Кому, как не тебе, это знать. Хотя ты пока что этого не помнишь… Ну ничего, ещё вспомнишь…
— Слушай, Локуст… Этот человек — я?

Он вдруг встал, подхватил меня на руки и усадил в кресло, а сам присел на корточки рядом.

— Конечно. Кто же ещё.
— Значит, Саня…
— Ну да. После провала в Мире Людей я создал себе новую личность — Саньку. Поселил его рядом с тобой. Думал, получится… Не получилось.
— То есть…
— Да, как аморф. Он не знал… Так никогда и не узнал, кто он был и зачем существовал. Та пощёчина, которую ты ему влепила по просьбе отца, была чем-то вроде ключа… Я попросил отца, если план провалится, чтобы он помог мне снова вернуться в первоначальную форму. Отсюда и взялась эта просьба.
— А почему ты просто не рассказал обо всём?
— Потому что… Потому что потому. Вот, сейчас рассказываю.
— Мне жалко Саню… А если бы у тебя, то есть у него получилось бы? Что тогда?
— Тогда я бы потихоньку вытеснял его личность своей, и ты бы не заметила, что он изменился. А потом я бы конечно рассказал тебе всё.

Я вздохнула.

— Погоди… Ты сказал, это была уже вторая попытка?
— Точно.
— Перец?
— Ага. Но в тот раз я почти ничего не предпринимал. Я наблюдал. Ситуация… Развивалась. Ты встретила Ли и уже очень скоро для тебя не существовало никого, кроме него. Меня это злило… Потом… Ну, много чего успело случиться. Но правда в том, что Ли от тебя отказался.
— То есть?..
— Отказался. Ты его любила, а он тебя предал.
— Локуст, пощади! — взмолилась я. — Я ведь ничего не помню!

Тем не менее в голове вдруг всплыли слова Сонни о том, кто меня отверг. «Удивляюсь, как ты до сих пор не догадалась». Но, минутку: он же говорил, это случилось, когда я уже стала Рикой. Так ведь?

Я не знала, как оно было на самом деле, но мне ужасно не нравились те мысли, что приходили мне в голову.

Демон усмехнулся:

— Ты ведь помнишь, Ли был наркоманом.
— Да, это помню, он рассказывал.
— Точно. Рассказывал. А ты помнишь, что он рассказывал об этом времени?
— Не очень… Но его вроде бы спасли, отправили в реабилитационный центр?
— Ве-ерно, — Демон сладко потянулся. — А он не говорил, кто его туда отправил?
— Н-нет…
— И снова верно. А знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что он и сам не помнит. Точнее, не уверен.
— А ты знаешь?
— Безусловно.
— И..?
— Это была ты. Ты спасла злополучного китайца от верной смерти, благодаря тебе он смог выкарабкаться, освободиться от наркозависимости. Но потом случилась… Неприятная вещь.
— Продолжай.
— Уверена? Ты ещё вспомнишь всё это сама, без моей помощи.
— Я не уверена… — я закрыла глаза. Почему-то страшно разболелась голова. — Но ты всё равно расскажи…
— Вот как? Хорошо, тогда я несколько иначе скажу. В общем, не ты одна его любила. Был ещё кое-кто. И жестокие факты говорят нам о том, что Ли предпочёл тебе этого человека, хотя, сказать по правде, не любил и его. А тебя… Тебя он просто не воспринимал как, э-э, партнёра, и твоя любовь была ему до лампочки. И вот однажды… Вы с ним шли по улице, а навстречу вам шла девушка. Которую, стоит отметить, он чуть раньше видел на рекламном щите и был весьма впечатлён её внешностью…

Внутри меня всё похолодело. Кажется, я начинала вспоминать.

— Всё верно, — кивнул Локуст. — Это была Марика Джалиева. А ещё это была любовь с первого взгляда. Но она прошла мимо, улыбнувшись ему мимоходом, а ты…
— И что было потом?
— Потом? Потом, спустя некоторое время, к тебе пришёл некто… И предложил тебе сделку. Сделка была проста: ты отказывалась от своей сути, из человека становясь аморфом, и, соответственно, могла…
— Да, я поняла. А взамен…
— Взамен ты принимала Сущность Стены. И это автоматически делало тебя сакральной фигурой, Ключом к Стене.
— И я согласилась…
— Конечно согласилась. Конечно.
— И пересоздала себя уже как Марику Джалиеву…
— Точно.
— И как бы случайно повстречалась с Ли…
— «Как бы» — да. Потому что Рика многого не знала, как свежесозданная личность. И тем не менее…
— И тогда Ли…
— О, это было нечто, — в голосе Локуста сквозило презрение. — Обстоятельства… Сложились так, как не ожидал никто. Ни ты, ни я. Но я не стану тебе этого рассказывать. Я и так уже превысил лимиты дозволенного. Ты сама всё вспомнишь. Я только одно тебе расскажу. Ещё до клиники я тусовался вместе с вами, и вы знали меня как Дюшу Перца. А потом, после, когда тебя уже… В общем, это я убил Ли.
— Что?!
— Спокойно! Не своими руками, и даже не руками созданного существа, — это запрещено Законами. Я просто стоял там, вместе с ещё двумя нарками, с которыми раньше общался Ли. Я их раздразнил. Раззадорил. И Ли тоже раздразнил. Стравил я их, короче. В результате Ли получил нож в печень. Никто не вечен, хе-хе… Это была моя месть. Я знал, что будет в Аду… Знал, что вы оба всё забудете. Смешно, но Ли этого тоже не помнит, как и ты. Но — вспомнит. Как только вы доедете до места назначения… Или чуть позже. Вот и всё. И знаешь, что?
— Ч-что?
— Несмотря на то, что это был откровенно злой поступок, и… Ну ты понимаешь.
— Да… Наверное…
— Так вот. Я не жалею о нём. Я отомстил. За тебя. И за себя. Я знаю, месть бессмысленна, и тем не менее… Мне просто было ужасно обидно, что ты… А он… В общем, вот.

Шокированная, я смотрела на него, не зная, что сказать. Он погладил меня по голове:

— Спасибо за то, что побыла здесь со мной. У меня ничего не получилось… И ты, быть может, осуждаешь меня, и ещё не раз осудишь, когда всё вспомнишь… Но я прошу, когда вспомнишь — постарайся меня понять. Ведь ты поступила так же, как я. Для того, чтобы быть с тем, кого ты любила, ты стала другим человеком. Пересоздала себя наново. А что в итоге? Вот именно. Так чем же я хуже? Я такой же, как ты. Я хотел быть с тобой, пусть даже я не человек. Я хотел быть рядом — и ради этого стал человеком, дважды становился человеком, при этом почти потеряв себя в глубинах их подсознаний. Но ты так и не полюбила меня. То есть его, Саньку. Потому что, как я уже сказал, невозможно заставить кого-то полюбить тебя, даже став совсем другим человеком…

Мне было… Даже не знаю, как. Странно. Так странно…

— Ч-что-нибудь ещё? — наконец выдавила я.
— М? А, ну да. Ещё я вывел закрытым путём, через Стикс, настоящую Марику Джалиеву, чтобы вы смогли встретиться.
— Так это тоже был ты?!
— Да. Правда, я думал, что буду рядом с тобой… И просчитался. Лёня… Сам того не подозревая, внёс в мой план свои коррективы.
— Ты ей пообещал, что она останется жить. А в результате она снова отправилась в Ад, так?
— Да. Но она туда не страдать отправилась, а на перерождение. На Реинкарнационную Комиссию. Так что ты за неё не переживай. Переродится, станет снова жить. Пусть даже и кем-то другим.
— А ты случайно не знаешь, кто была та женщина в чёрном, которая забрала Марику с собой?

Локуст… Осёкся.

— А что такое?..
— Да нет… Просто она так на меня смотрела… Я не видела её глаз, но я видела слёзы. И мне не было страшно, несмотря на её вид… Скорее, тоскливо. Грустно.

Демон отвернулся, словно избегал смотреть мне в глаза:

— Это Морриган. Смерть. Но я не знаю, почему она так на тебя смотрела. Она вообще довольно странный персонаж. Так что на твоём месте я бы на этом не зацикливался.
— Да… Наверное, ты прав… А Стикс?
— Стикс? Ну да. Неприятное место. Существует легенда, согласно которой Стикс освободится от льда и вновь потечёт, когда в Преисподней больше не будет необходимости. Когда никто больше не попадёт в Ад. Отец говорил, когда-то там было очень красиво. Но это было так давно, что даже он сам толком не помнит… Неважно. Сейчас это всё равно не имеет значения. Людям далеко до освобождения, а значит, и нам тоже. И Стиксу.

Как-то всё это… Слишком…

— А что будет теперь?
— С кем?
— С… Нами? Со всеми нами?
— Откуда мне знать? — развёл руками Демон. — Но я могу сказать точно, что у меня ещё есть шанс. Последний.
— Шанс? — я не поняла, что он имеет в виду. Он рассмеялся:
— Не забивай себе голову. Поверь, ей ещё будет, чем заполниться. Тебе ещё столько предстоит вспомнить и пережить, — ты себе не представляешь.
— А ты представляешь?
— Конечно. Я всё знаю. Но ничего не скажу — я подписку о неразглашении давал. Так уж вышло. Не я устанавливал правила. Не я всё это придумал.
— А кто?
— На этот вопрос я тоже не могу ответить. В свой черёд ты сама всё вспомнишь и узнаешь. Скоро, уже скоро… Жаль. Моё время выходит. А я так хотел бы побыть с тобой ещё немного. Вдвоём. Я мечтал об этом. Один… Дух, один Великий Перворождённый говорил, что все мечты сбываются. Но, возможно, он всё-таки ошибся. Или же его слова распространяются только на людей, а не на Духов или Демонов. А я, увы, не человек. А стало быть… Но ничего, — он улыбнулся. — Последний шанс всё-таки существует.
— Всё это как-то ужасно грустно… — сказала я. Нет, ну сколько можно. Всюду несчастная любовь, куда ни глянь. А я что могу сделать? Ничего не могу. Я и сама не знаю, кто я и что я.

Полумрак начал понемногу рассеиваться, словно ночь отступала перед неизбежным рассветом.

— До свиданья, моя любимая девочка, — Локуст помахал мне рукой. — Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи. И помни… Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя. И если… В общем, если захочешь даже просто поговорить, — я всегда… Я буду.

Я хотела было подойти к нему, но внезапно наткнулась на невидимую преграду. Стена, вспомнила я.

А за её гладью, понемногу истаивая, пропадало кресло и тот, кто сидел в нём. Скоро поверхность Стены снова стала зеркальной, и в ней снова отражалась станция, а ещё…

А ещё с неё на меня глядела черноволосая и черноглазая, худенькая девушка в линялых джинсах и синей толстовке. В странном забытьи я подняла руку и осторожно поднесла к поверхности зеркала; отражение коснулось меня рукой, и в тот же самый момент…

И в тот же самый момент я вспомнила всё.



(Читать дальше: Точка 27. http://www.proza.ru/2013/08/24/1381)