Экзистенциальная пытка

Опять под светом тусклых фонарей,
Впускаю дым и выдыхаю жизнью.
В пучине снегопада зимних дней,
Туманом обреченности повисшем.

Я словно брошен в карцер из стекла,
Флакон граненый с душами людскими.
И дамочка по имени Судьба,
Меня освободит движеньем легким кисти…

В процессе бурного брожения человеческого разума поиск такого странного и непонятного явления, как свобода, составляет довольно важную часть глубоконравственных  исканий. И в состоянии, близком к отчаянию,  лихорадочные поиски свободы оборачиваются каторжным трудом, превращаясь из романтического приключения в экзистенциальную пытку.

Трудно искать душевную и телесную волю, находясь в огромном флаконе из плотного стекла, где вместо духов находятся люди. Все люди на свете рождаются, живут и умирает в этом флаконе. Но кто то не замечает плотных, прозрачных границ из плотного граненого стекла, а кто то не хочет замечать.  И вот, они, едва живые, вяло бродят по кругу, утешая себя лживыми мыслями о том, что так и должно быть, что все нормально и правильно.  Кто то из них пытается соблюдать какие -то правила, законы. Кто-то делает вид что соблюдает. Кто-то их нарушает, обманывает, обходит, вредит остальным, делая за их счет себе немного лучше. Но в их взгляде с каждой минутой угасает жизнь я, заставляя тускнеть, сереть , когда то давно, в детстве, яркий, наполненный светлыми красками красивый, задорный, живой взгляд.

А вот он, и тысячи подобных ему, яростно пытаются сломать это стекло. Они бьют его ломая руки, локти, ноги, головы, но, в итоге, оставив на стене лишь кровь, садятся на землю , и, завывая от адской боли в раздробленных костях, впадают в отчаяние… Кто-то из них потом встанет, и начнет ходить по кругу так же, как те – другие, и, со временем заставит себя забыть о существовании стены, может даже придумает себе иллюзорное счастье. Кто-то иной так и будет, подавленный безысходностью и тоской, сидеть у этой стены, пока не врастет в нее окончательно, не станет ее безмолвной, покорной частью, преклонившейся пред ее волей и несокрушимостью, ставшей ее винтиком в общем механизме. Самые целеустремленные из оставшихся, самые крепкие духом, отчаянные встанут  и, собрав всю оставшуюся волю в искалеченных кулаках, продолжат снова с прежней, а может и с еще большей яростью, дробить свои кости в попытке разрушить окаменевшее за многие годы стекло. Наверное, когда-нибудь, они объединяться, и у них получится это сделать, но, пока что, они вновь и вновь оставляют на стекле лишь кровь, в надежде на малейшую трещинку…

А где мое место в этом флаконе человеческих душ? Бесконечное созидание всего этого безмолвного ада наводит тоску еще большую, чем неудачные попытки разрушить незыблемые границы. Ведь у тех хотя бы есть надежда…А у меня? Вряд ли.

В тысячный раз я задаю себе вопрос, заранее зная, что никогда не получу на него ответа: Зачем мы здесь? Кто, когда то очень давно, засунул нас в этот флакон? Не знаю. Ломать стекло, или ждать  пока кто-то снаружи , за этой прозрачной стеной, надавит на кнопку и именно твоя душа устремится на верх, наружу, по тоненькой трубке, ведущей то ли в пустоту, то ли в рай, то ли к сокровенной свободе, то ли к ответам на все вопросы. А может быть и ко всему вместе, или к ему либо другому. Не знаю…

 И, в очередной раз подумав, я вновь сажусь на землю, опершись на стенку флакона, и опять застывая в раздумьях, разрываюсь между желанием ударить стекло, или же упасть и безнадежно ждать нажатия кнопки…