Победить Страх

Эта книга готовится к изданию, поэтому привожу только 6 первых глав.




Это продолжение книги «Вовка — брат волшебника», в котором вы узнаете о новых опасных приключениях Саши Рябинина, Вовы Муравкина, его брата-волшебника Кирилла и всех их друзей.
Сашку Рябинина неожиданно стала донимать неясная тревога. Люди стали казаться мрачными, озлобленными, да-же опасными. Но оказалось, что люди здесь вовсе ни при чём. Всё дело было в энергии Страха, посылаемой слугами Вселенского Зла, чтобы сеять в городе панику, вражду, хаос.
Кирилл, брат Сашкиного одноклассника Вовки, научил Сашку и других друзей, как не поддаваться энергии Страха. Это оказалось нетрудно, но чрезвычайно опасно. Опасно по-тому, что это не понравилось слугам Вселенского Зла. В ре-зультате Сашка и все его друзья оказались втянутыми в такие опасные приключения, что и не позавидуешь.






Глава 1. Тревожный ноябрь

Начиналось это всё ещё в первых числах нояб-ря, в первые дни осенних каникул. Впереди у меня было целых десять дней свободы. Делай что хочешь: киношки смотри в любое время, с друзьями будь хоть с утра до вечера — гуляй не хочу! Эх, если бы ещё и погода не подводила.
Но дело было не только в погоде, а ещё в чём-то непонятном. Для меня долго оставалось загадкой, что это было. Я даже не знал, как назвать это самое «что-то».
Нет, в первое время было ещё терпимо. Разве что по вечерам, когда на город надвигались сумер-ки, появлялась эта смутная тревога. Особенно это ощущалось в плохую погоду. Ну а какая погода бы-вает у нас в ноябре, можно не рассказывать, потому что это вы и сами знаете.
А в том году ноябрь лютовал. Не было почти ни одного дня, когда не шёл бы проливной дождь. Иногда вместе с дождём сыпал мокрый снег, который тут же таял. Почти постоянно бушевал сбивающий с ног, пробирающий до костей промозглый ветер. Слякоть на улице была такая, что даже выйти из дома нельзя было без сапог. В некоторых местах без сапог даже по тротуарам нельзя было пройти.
Даже не знаю, как попонятнее объяснить вам это чувство. Короче, дело вот в чём. Идёшь, напри-мер, по улице, или, скажем, в трамвае едешь, а мо-жет, в магазин заходишь — в общем, не так уж и важно, где ты, лишь бы не дома. Так вот, везде, где бы ты ни был, тебя эта непонятная тревога пресле-дует. Люди угрюмыми, злыми кажутся. Ощущение такое, будто от них исходит угроза и они могут сде-лать тебе что-то плохое. Как-то нехорошо от этого становилось, неуютно, даже страшно.
Когда это только ещё начиналось, я старался вечерами не выходить из дома. Утром — другое де-ло. Утром люди как люди: идут по своим делам, ли-ца у них ясные, не злые, не хмурые. Но это лишь по-началу так было, а с середины ноября тревога про-ходить совсем перестала, даже по утрам.
Сначала я думал, что мне это мерещится. А что, ведь может же такое быть? Ну, например, из-за по-годы настроение такое — «подозрительное». А вдруг не из-за погоды? Вдруг ещё хуже?
Вы можете спросить: «Почему хуже?» А потому и хуже. Я ведь совсем уж неладное подозревать стал. А что, разве не бывает, что люди с ума сходят? Вот я и стал думать, что у меня не всё в порядке с го-ловой.
Но не в голове дело оказалось, то есть не чуди-лось мне это. И правда, то, что стало происходить в нашем четвёртом «Б», мне никак уж не могло поме-рещиться.
А творилось у нас такое, чего я раньше и пред-ставить себе не смог бы. Казалось бы, до каникул все друзья-товарищи были, а после каникул почти все перессорились. Ладно бы только перессорились. Ну поссорились, потом помирились. Раньше, что ли, такого не было? Так нет же, дело до жутких драк доходило. Уж на что Смолина с Сапрыкиной подруги закадычные, так и они подрались, да так, что чуть волосы друг другу не выдрали.
Говорили, что эти ненормальные подрались из-за Тимки. Ага, как же, слушайте враки. Арчибасов-то тут вообще при чём? Он виноват, что ли, что эти ду-ры втюрились в него и договориться не могут, «чей он». Это они так говорят: «Чей». Вернее, каждая го-ворит: «Мой!» А что значит это «мой» или «твой»? Он вовсе и не чей-то, а свой собственный. Непонятно им, дурам, что ли?
А они… Ну точно, дуры. Короче, на перемене подходят они к Тимке, и Сапрыкина спрашивает:
— Тимурчик, ты кого из нас больше любишь, меня или Смолину?
Тимка от них всякого мог ожидать, только не этого. Он даже не сразу врубился, что им от него нужно. Вообще-то они его давно доставали своими глупостями. Они ему так надоели, что хоть в школе не показывайся. Ну, короче, он им и говорит:
— Вы что, спятили? Отстанете вы от меня когда-нибудь или нет?!
А что, правильно он им сказал. А они после это-го ещё сильнее друг на друга злиться стали:
— Это всё из-за тебя, Анечка… — это Смолина говорит. — Из-за тебя Арчибасов ко мне равнодушен стал.
А Сапрыкина:
— Нет, Оленька. Это из-за тебя он ко мне охла-дел.
Интересно, это они из любовных романов, что ли, таких слов нахватались?
А дуры — они и есть дуры. Слово за слово, ну, и дошло у них до драки. Их тогда еле растащили. Даже тем, кто их разнимал, от этих умалишённых досталось тумаков.
 Ну и ладно, ну и пусть себе дальше с ума схо-дят. Что с них возьмёшь — с Сапрыкиной и Смоли-ной? Они ведь и раньше ненормальными были, у них просто обострение произошло. Вот Тимка — другое дело. Он-то как раз нормальный, в отличие от Смолиной и Сапрыкиной. Да и Вовка Муравкин из нашего четвёртого «Б», и его старший брат Кирилл из пятого «А». У них-то крыша не съехала. А вот о многих других этого не скажешь.
Такой ужас стал твориться не только в школе, это происходило повсюду. Продавцы бранились с покупателями, покупатели — с продавцами. Пасса-жиры в трамвае ссорились друг с другом и с кондук-тором. На улице — хоть вообще не показывайся. Это из-за пьяных. А пьяных стало ужас как много.
Вообще-то алкозаврики нам были бы по бара-бану, если б не задевали. Хотят поскорей «в ящик сыграть» — ну и флаг им в ру… то есть… бутылку им в руки. Вот только они ко всем приставать стали, задираться, вот и нас задели.
Нет, вы только представьте. Идём мы с Тимкой и Маринкой Беневоленской из школы. Дорога через пустырь лежит, как раз мимо нашего уличного ста-диона. Идём, значит, никого не трогаем, а на нашем стадионе три алконурика «напитки» распивают. Яс-ное дело — не чаи. Один оборачивается в нашу сто-рону и говорит, еле ворочая языком:
— Вы чё тут шатаетесь?! Чё вам тут надо?! Хоти-те по мордасам схлопотать?!
Надо же! Это мимо нашего же стадиона, кото-рый мы же и построили с помощью ЖЭКа, нам же и ходить запрещают! И главное кто — алкозавры ка-кие-то недодохнувшие. Это они вот «чё» на нашем стадионе пьянствуют?
Ну ладно, идём мы своей дорогой, ничего не отвечаем. Не хотим мы с ними связываться. Но тут второй алкаш «к делу подключился». Говорит собу-тыльникам:
— Не, вы видали? Разговаривать с нами не хотят — не уважают.
Потом третий:
— Ща мы их научим нас уважать…
Да уж, если бы не Тимка, плохо бы нам при-шлось. Хотя знаете, я ведь тоже кое-что умею… Ну ладно, об этом я вам ещё расскажу.
Короче, Тимка, когда они на нас попёрли, даже слова им не сказал. Он за пять секунд отправил их «купаться». Он это умеет. Прямо Брюс Ли какой-то. Или Жан-Клод Ван Дамм. А лужа от дождей разли-лась огромная, глубже, чем им по колено. Они долго в той луже барахтались, пока выбирались. «Искупались» они классно — в баню не ходи.
Короче, в городе творилось чёрт-те что, а что творилось, я от Вовкиного брата узнал.
 
Глава 2. Энергия Страха

В тот день, когда подрались Смолина и Сапры-кина, к нам в класс на последней перемене заглянул Вовкин брат Кирилл. Он позвал меня, Тимку и Вовку в коридор, точнее на лестничную площадку. Туда, где запасной выход. Там всегда можно поговорить, чтоб никто не подслушал. Короче, приходим туда, и Кирилл нам вопрос задаёт:
— Пацаны, вы заметили, что в городе творится что-то страшное?
Я сразу понял, что «он об ЭТОМ». Ну, о чём я вам вначале рассказывал. Я и говорю ему, что да, мол, заметил, но не понимаю, почему так стало. Ну, и Тимка тоже сказал, что заметил и не понимает.
А Кирилл нам говорит:
— Не только вы не понимаете. Даже Главный Хранитель Миров не может понять, отчего так про-исходит. А дело нешуточное, и если это не остано-вить, нас ждёт катастрофа. Давайте после уроков со-берёмся на «гиблом месте». Там все будут. Я рас-скажу хотя бы, что знаю. Будем думать, что с этим делать.
Когда он это сказал, я подумал, что там и прав-да будут все. Ну, то есть весь отряд. А что, неплохо было бы снова с друзьями из Мира Снов и из Солн-цеграда встретиться. Но Кирилл, когда я его об этом спросил, меня огорчил. Он сказал, что только наши, городские, будут и из Кошелихи, а из Солнцеграда и Мира Снов никого не будет. Я расстроился, конечно. Спрашиваю:
— А почему их-то не будет?
А Кирилл:
— Сань, ну ты и вопросы задаёшь. Ты подумай, как они пройдут из своих пространств в наше?
— А ты? Ты же можешь их провести. Ты же солнцеградских проводил в наше пространство. И из Мира Снов проводил.
— Проводил, но тогда нам без них пришлось бы туго. Они к тому же в курсе событий. Им Главный Хранитель Миров рассказал то, что знал. Понадобят-ся — другое дело. Тогда или я, или Главный Храни-тель Миров телепортируем их в наше пространство.
Кирилл, видимо, заметил, как я расстроился, и пообещал:
— Ты, Сань, не парься насчёт этого. В летние ка-никулы мы опять все вместе соберёмся. Ещё и по разным мирам попутешествуем, в Мире Снов побы-ваем, к Хранителю наведаемся.
Ну ладно, договорились мы собраться на «гиб-лом месте». Это в парке «Швейцария», на берегу Оки. Мы там всегда собираемся, если надо без по-сторонних поговорить о чём-нибудь важном.
Та часть берега почти всегда безлюдна, народ то место за версту обходит. А дело всё в том, что о «гиблом месте» ходят по городу нехорошие слухи. Даже не просто нехорошие, а зловещие. Ну и ладно, пусть ходят. Зато там не водятся посторонние уши, потому что из-за тех слухов соваться туда мало кто осмеливается. Ну, а мы-то знаем, что все слухи — обычный пустозвон. Или почти все.
Итак, после уроков я, Тимка и Вовка пошли в парк, а Кирилл отправился за кошелихинскими. По-года стояла ни то ни сё. Без дождя, правда, но всё равно было сумрачно и холодно. А ещё грязь, лужи. Мы от школы к проспекту Гагарина еле пролезли, настолько там всё развезло. А ведь ещё летом обе-щали насыпать туда гравий и сделать асфальтовую дорожку. Время, как всегда, протянули и ничего не сделали.
Так вот, к проспекту Гагарина мы кое-как про-лезли. Встали у перехода и ждём, когда загорится на светофоре зелёный сигнал. Загорелся, и мы пошли через дорогу. Только мы ступили на проезжую часть, как нас чуть не сшиб какой-то псих на крутой иномарке. Прямо на красный свет проскочил со скоростью самолёта. Брызгами нас с ног до головы окатил.
Эх, жаль, Кирилла с нами не было, а то далеко бы тот псих не уехал. Хотя… он, похоже, и так уехал не очень далеко. В общем, тому психу было бы даже лучше, если б его «повоспитывал» Кирилл. Страха, правда, тот лихач натерпелся бы, зато остался бы жив, а так... В общем, вечером в новостях передавали, что разбился какой-то важный чиновник. Это случилось как раз на проспекте Гагарина, за Дворцом спорта. Да и машина такая же, какую мы видели, и по времени совпадает.
Я после того случая, когда дорогу перехожу, смотрю не только на светофор. Я ещё смотрю по сторонам. А вдруг опять какой-нибудь идиот на красный свет попрётся? А что, придурков за рулём у нас хватает, особенно тех, которые на крутых ино-марках.
Ну вот, перешли мы на другую сторону, вошли в парк и вскоре были на гиблом месте. Я уселся на бетонную плиту на краю обрыва. Ту плиту, наверное, забыли там какие-нибудь «античные строители», вот и лежит она у обрыва со времён царя Гороха. Вовка и Тимка забрались на плиту. Тимка, как обычно, ходил по ней с места на место, Вовка просто стоял, переступая с ноги на ногу. Вот так мы сидели-стояли-ходили там.
С реки дул не очень сильный, но противный и мокрый ветер. Небо было сплошь затянуто низкими мрачными тучами. Грустная картина. А тут ещё этот вечный заколдованный туман над рекой, добав-ляющий невесёлых красок в угрюмый осенний пей-заж.
Пока мы ждали Кирилла и остальных, успели о многом поболтать. Больше, правда, говорили о раз-ных пустяках. Вовка, например, вспомнил, что Тара-кан ему так и не вернул книжку, которую перед ка-никулами взял на два дня почитать.
Да нет, что вы такое подумали! Не настоящий таракан, конечно. Это «милейшее одомашненное насекомое» тут вовсе ни при чём. Таракан — это прозвище нашего одноклассника Тараса Канторова. Он, кстати, не обижается на прозвище, хоть оно и дурацкое.
Мы ещё про Сапрыкину и Смолину поговорить не забыли. Ну, о том, что они дуры. Тимка пообещал их убить, если они ещё будут к нему приставать. Да нет, вы не подумайте ничего такого. Это он только сказал, что убьёт. На самом деле он не собирается никого убивать, а вот пошлёт их, наверное, ужас как далеко.
Итак, Кирилла ещё не было. Не было ни Гели, ни кошелихинских. Зато «нарисовался» какой-то пьяный дядька. Вот тебе и безлюдное место. Короче, дядька идёт прямо к нам. Останавливается метрах в десяти от нас и орёт:
— Эй, Ур-р-роды! А ну-ка, дайте закур-р-рить! Живо!
Это у нас-то? У четвероклашек? Закурить? Ещё и обзывает. Я-то сразу понял, что он задирается, и точно, не ошибся. Вовка говорит ему, что мы не ку-рим, а он орёт:
— А мне по барабану, курите или нет! Когда вас, подонков, просят дать закурить, вы обязаны дать закурить! Вы должны носить с собой сигареты и спички на случай, если такой, как я, потребует дать закурить! Давайте, живо! Кому сказано! Живо, я сказал!
— Дядь, — говорит Вовка, — мы ведь тебя не трогаем? Не задирайся, а? Ну, иди куда шёл, ну по-жалуйста…
Он сказал ему это спокойно, вежливо даже, а дядька заорал:
— Чё ты вякнул?!
Ну, Вовка разозлился и говорит ему, передраз-нивая:
— Чё слышал!
А дядька орёт:
— Да я те щас… ну-ка, ты, сопляк! Иди сюда!
Мы ждём, что будет дальше. Мне сразу стало не по себе. Я ведь трус, хотя никто из ребят этого не знает. А дядька снова орёт Вовке:
— Иди сюда, сказал! Иди сюда! Ты чё, в натуре! Ты не понял?! Иди сюда!
Тимка ему говорит.
— Дядь, ты бы лучше сам шёл куда шёл и не приставал. Ну что тебе от нас надо? Мы ведь ничего тебе не сделали.
А мужик в ответ, уже Тимке:
— Чё?! Ну-ка, ты, щенок! Тоже иди сюда! Ну, кому сказал! Я Галкин! Ты чё, не понял?! Галкин я!
— Да хоть Скалкин, — говорит Вовка, — нам по барабану.
А Тимка спрыгивает с плиты, поднимает с земли такой же древний, как и плита, красный кирпич и говорит:
— Галкин-Скалкин, посмотри сюда, — с этими словами он подкидывает кирпич и ударом кулака разносит его буквально в пыль.
Галкин от этого просто обалдел, даже протрез-вел, по ходу. А Тимка ему:
— Дядь, ты понял, что будет, если я подойду? Этот кирпич покрепче твоей башки, так что лучше уходи и не задирайся.
Это произвело эффект. Дядька больше не орал «иди сюда». Он стоял с открытым ртом и округлив-шимися глазами. Мы ждём, когда он уйдёт, а он стоит, не уходит. Тогда Тимка решительно направляется к этому Галкину-Скалкину, и… Эх, видели бы вы, какого стрекача задал этот Галкин. Ломанулся прямо сквозь кусты — только хруст стоял.
Короче, за секунду Галкин исчез в неизвестнос-ти. А к нам как раз подошла Геля. Вообще-то её Ан-гели¬ной звать. Это мы зовём её Гелей. Ну, не только мы, а все, даже её родители. Она учится во втором классе, только не в нашей школе.
Малявка, скажете? Так вот знайте, что эта «ма-лявка» любому сто очков форы даст. Она знаете как в тире стреляет из «воз¬душки»! Попадает не целясь! А главное, ничего на свете не боится.
Кстати, стрелять она умеет не только из воздуш-ки и не только в тире. Это её папа-милиционер… ну, то есть полицейский… так стрелять научил. Знаете, если бы не её умение стрелять из пистолета и не её отчаянная смелость, я бы сейчас не рассказывал вам эту историю, а «отдыхал» на кладбище. Да уж, было у нас приключеньице.
Итак, подошла она к нам и говорит:
— Приветик. А что это за дяденька был?
— Что ли, кто знает? — ответил Вовка.
А Тимка:
— Приключение искал на свою пьяную башку — почти что нашёл.
— Ясненько. А где Кирилл?
— Скоро будет, — говорит Вовка. — Он в Коше-лихе. Отправился за Ромкой и за Беловыми.
— Ясненько. Значит, и Гриневский будет?
— Ага.
— И Юля с Васей?
— А то!
— Вов, а зачем Кирилл сказал, чтобы мы собра-лись?
— Пусть лучше он сам расскажет. Слушай, а у вас как дела в школе? Ребята ссорятся?
— Ага, даже дерутся, даже девочки. А ещё учи-теля переругались. Знаешь как обзывали друг друга! А ещё нас учат: «Так говорить нельзя-а-а, где вы такие слова слы-ы-ышали…» А мы от них, может, и слышали.
После Гелиного рассказа настроение у меня со-всем упало. Я понял, что в городе творится что-то и правда страшное.
Но вот, наконец, появился Кирилл, а вместе с ним и кошелихинские: Ромка Гриневский и Васька с Юлькой Беловы. Они вместе с Кириллом возникли прямо из воздуха. Это называется телепортацией — внепро¬странственным перемещением. А до Коше-лихи, между прочим, почти сто километров. Во как!
Кстати, Кирилл у нас за главного. Нет, не пото-му, что он старше. Ромка, например, старше Кирилла почти на полгода. А в Солнцеграде и в Мире Снов есть ребята из нашего отряда, которые на несколько лет старше Кирилла. Так что дело не в том, кто старше, а в том, что Вовкин брат самый что ни на есть настоящий волшебник. Да-да, не удивляйтесь, так оно и есть. Он учился магии у Главного Хранителя Миров. Кирилл давно постиг Великое Знание, а в школу теперь ходит, чтобы никто ничего не заподозрил. Короче, Кирилл у нас командир, а мы бойцы отряда Армии Света.

Итак, мы все были в сборе. Обменялись ново-стями. Кошелихинские нам поведали свои новости, мы им — наши. Потом Кирилл рассказал нам о том, что происходит в городе. И вот что мы узнали:
«Есть во Вселенной особые кометы. В магоас-трономии их называют чёрными кометами, или ко-метами страха. Обычные астрономы о них ничего не знают, потому что эти кометы невидимые.
Чёрные кометы — посланники Вселенского Зла. Они ищут в космосе обитаемые Миры, чтобы сеять там панику, раздор и прочее зло. Пролетая вблизи обитаемой планеты, они облучают её энергией Стра-ха, и там начинает твориться то, что сейчас творится у нас.
Обычно это длится недолго. Ведь планеты дви-жутся, и кометы тоже не стоят на месте. По законам небесной механики кометы не могут долго следо-вать за планетами, потому что не могут менять курс по своему хотению. Вот почему их действие быстро заканчивается.
Но в этот раз происходит что-то непонятное. Наш город уже почти месяц подвергается действию энергии Страха. Мало того, площадь облучения бы-стро увеличивается.
Пока никто не смог найти источник излучения. Этого даже Главный Хранитель Миров не смог сде-лать. Известно лишь, что ни одной чёрной кометы поблизости от Земли сейчас нет…»
Когда Кирилл закончил рассказ, Тимка сказал:
— Кир, надо же что-то делать. Так же нельзя, так же все перессорятся и передерутся.
— Не передерутся, — ответил Кирилл. — Ну, то есть не все перессорятся и передерутся. Энергия Страха подчиняет себе только слабовольных людей, особенно тех, в чьих душах затаились ростки Зла. Мы-то не перессорились.
 Я тогда спрашиваю:
— Кирилл, это что, это у нас у всех сильная воля, что ли?
А он говорит:
— А ты как думал? Слабовольных людей, трусов всяких, не приняли бы в отряд.
Ну, я, конечно, чуть собой не загордился. Вот бы ещё и вправду смелым стать, тогда уж точно — сильная воля. Кстати, что он там сказал про трусов? Не приняли бы? Ага, а меня принял. Впрочем, никто не знает, что я трус.
Ну ладно, сказал, значит, Кирилл про сильную волю, что таких людей энергия Страха не подчинит себе. Потом говорит:
— Но с этим всё равно надо что-то делать.
Вовка на это:
— Я знаю один способ.
— Какой? — спрашивает Кирилл.
— Это просто, но этого всё равно, наверное, ма-ло.
— Ну а всё-таки?
— Светлая аура. Она рождает энергию Жизни. А энергия Жизни, сам знаешь, убивает энергию Страха. Жаль только, что людей со светлой аурой у нас мало.
Я ничего не понял из того, что сказал Вовка. Ка-кая-то аура, энергия Жизни… Что это вообще такое — аура? Я его и спросил об этом. Вместо Вовки Ки-рилл объяснил:
— Аура — это структура, состоящая из разных полей. Она связана с любым живым организмом, даже с растением. Аура может менять свои свойства от разных условий. Некоторые люди могут видеть ауру. Так вот, на вид она может быть светлее или темнее, может принимать разные цвета. Короче, Вовчик хорошую идею подал. Всё дело в том, что посланники Зла боятся людей со светлой аурой, встреча с такими людьми для них может быть смертельной.
Ромка говорит:
— Кир, но Вова сказал, что таких людей мало.
— На самом деле их не так уж и мало, хотя раньше было больше.
— А почему теперь стало меньше? — спросила Юля.
Кирилл ответил:
— Это потому, что у людей не стало светлой мечты. Главный Хранитель Миров рассказывал мне, что раньше у всех людей в нашей стране была общая добрая цель. Они мечтали построить страну светлого будущего, чтобы все люди были счастливы. То есть люди стремились к Добру. А тот, кто стремится к Добру, тот вершит добрые дела, помогает тем, кому нужна помощь. От этого его аура становится светлее. Теперь этой мечты у людей нет. Люди стали разобщёнными, и каждый думает лишь о своём благе. Ауры таких людей становятся темнее.
— Совсем-совсем нет мечты? Ни у кого? — спросила Геля.
— Ну, почему же ни у кого. Есть же наш отряд, есть Армия Света. К сожалению, становясь взрослы-ми, многие забывают о прежних друзьях, о мечте.
— Неправда! — чуть не со слезами сказала Геля. — Я никогда-никогда не забуду! Мы ведь всегда будем дружить, правда?
— Да, конечно, — ответил Кирилл. — Мы ведь поклялись в этом. Знаешь, и взрослые не все преда-ют мечту и дружбу.
— А что делается с которыми… ну… которые предают? — спросила Геля.
— Ничего особенного с ними не делается. Про-сто они перестают жить.
— Умирают?!
— Нет, не умирают, но и не живут. Их жизнь становится бессмысленным существованием, мно-гие становятся пьяницами, и не только пьяницами, а кое-кем похуже. Для многих целью жизни становят-ся деньги. Это страшно, потому что когда деньги превращаются для человека в смысл его жизни, его душа умирает. А есть и такие, кто за деньги готов пойти на любое злодеяние. Такие люди без колеба-ний предадут и продадут кого угодно, даже родную мать. Ради денег такие люди могут даже убить.
— Ну да?! — удивилась Геля. ¬— Неужели можно предать маму или папу или всё равно кого? И разве можно ради денег убивать?
— Нельзя, конечно. Но эти люди могут. Они не-сут Зло, потому что сами становятся частью этого Зла. В общем, нетрудно догадаться, какая у них аура.
— Тёмная?
— Да, точнее чёрная. К счастью, таких людей пока не большинство, но их становится всё больше и больше, и с этим надо бороться, пока не поздно.
— Кир, а можно сделать, чтобы ауры у людей посветлели? — поинтересовалась Геля.
— Людей с чёрной аурой уже не исправить, — разочаровал нас Кирилл.
— А как же быть? Ведь если людей со светлой аурой мало, значит, много с чёрной?
— Нет, с чёрной аурой хоть и много, но у боль-шинства людей аура серая. У кого-то светлее, у кого-то темнее, но всё равно серая.
— И у нас тоже серая? — произнёс Ромка.
— Рома, помнишь, я говорил про силу воли? Ну, что Зло порабощает только слабовольных людей.
— Ну, говорил, и что?
— А то, что у людей, сильных духом и не одер-жимых корыстью, ауры всегда светлые.
И Геля решила выяснить:
— А у кого серая аура, их можно исправить, чтобы стала светлая?
— Вова уже сказал, как это делать, — ответил Кирилл. — Дело в том, что, когда человек совершает добрые поступки, бескорыстно помогает людям, даже когда он просто по-доброму о ком-то думает, светлее становятся и его аура, и ауры тех, кто нахо-дится рядом. В общем, чем светлее будут наши мыс-ли, чем добрее мы будем относиться к людям, тем светлее будут становиться их и наши ауры.
— Интересненько, — заметила Геля. — Это что-бы светлели ауры, надо специально делать добрые поступки и про всех по-доброму думать?
— Нет, Геля, специально не получится. Добрый человек вершит добрые дела не на заказ, а просто потому, что он добрый. И вообще, добрые, светлые мысли всегда исходят от души, от сердца. Просто мы не всегда замечаем, что делается вокруг, и не видим, кто нуждается в нашей помощи или просто в добром слове. Надо просто всё замечать вокруг, и тогда мы сами, не по заказу, будем нести в наш Мир Добро и Свет. И это может оказаться посильней лю-бой магии.
Вовка возразил:
— Кир, это ведь тоже магия.
— Конечно, магия, — согласился брат, — но эта магия доступна каждому из нас.
— Ага, — говорю, — доступна. А ты попробуй думать по-доброму, когда на тебя с кулаками прут. Самосвал, например. Или как тогда, у стадиона. Пока о них по-доброму думаешь, они тебе по-злому накостыляют — мало не покажется. Ты знаешь, что тут только что было? Мужик какой-то…
— Знаю про мужика. У того мужика после ва-шей с ним «задушевной беседы» брюки насквозь мокрые. Дождя, заметь, не было, так что это не от дождя. Знаешь, Сань, с «Галкиными» и «Самохвало-выми» разговор может быть только жёстким, потому что другого они не понимают. В общем, любому злу надо давать беспощадный отпор, от кого бы это Зло ни исходило. Речь у нас не о Самохваловых и им подобных, а о нормальных людях, попавших под власть энергии Страха.
А Вовка мне напомнил:
— Санёк, Гоша нас по-любому не тронет — вы-дрессированный уже.
— Да? А если не Гоша-Самосвал, а вот такой «Галкин»?
— Сань, ты ведь тоже кое-что умеешь. Разве не так?
— Ну… умею, вообще-то.
— Вот и не трусь. В случае чего пользуйся этим.
— Да, Саша, — поддержал Вовку брат, — Вова прав. Только, Саша, ты с этим будь осторожнее. Применяй эту силу только в крайнем случае и как я тебя учил.
Вот тут, чтобы вы поняли, о чём идёт речь, мне придётся сделать небольшое отступление от моего рассказа. Дело в том, что незадолго до описываемых событий нам пришлось биться с ужасным монстром, гиперпегоном.
Гиперпегон тогда вырвался из подземной тем-ницы, в которую ещё в античные времена был за-ключён Главным Хранителем Миров. Монстр соби-рался захватить Землю и сделать людей своими ра-бами. Короче, мы в той схватке победили.
После нашего боя с гиперпегоном у меня поя-вилась способность взглядом превращать живое в камень. Я не знаю, откуда это во мне взялось. Мо-жет, я это от того чудовища перенял, а может, и от Кирилла.
Дело в том, что перед боем с гиперпегоном Ки-рилл учил меня выдерживать взгляд монстра, чтобы я сам не окаменел от его взгляда. Кирилл ведь тоже умеет взглядом превращать в камень, вот он и на-пускал на меня чары, а я должен был к ним привы-кать, сопротивляться.
Так вот, значит, во время боя Кирилл гиперпе-гона самого превратил в каменное изваяние. Он сделал это, когда почти обессилевший от битвы монстр бросился на меня. Кирилл передал мне энергию, а я, глядя в глаза чудовищу, послал эту энергию дальше. Чудовище от этого тут же окаменело. Так что неизвестно, от кого из них ко мне пришла эта сила.
А обнаружил я это случайно на следующий день после нашего сражения с монстром. Подвалил ко мне на перемене Самосвал, то есть Гоша Самохвалов — школьный хулиган-переросток. Он был со своим дружком — с Барбоскиным. Ну и, как обычно, стали они требовать с меня деньги. Я почему-то в тот раз впервые не испугался их. Хотя ясно почему: они мне тогда по сравнению с гиперпегоном букашками казались.
Итак, подвалили они ко мне и деньги требуют, а я всего-то что и сделал, просто взглянул на Самохвалова. Нет, не просто взглянул, а взглянул так, как во время боя в глаза гиперпегону смотрел. Честное слово, не хотел я, чтоб так получилось.
Так вот, короче, как только я взглянул на Само-свала, тот сразу стал каменеть. Я страшно испугался, подумал, что всё, что конец Самохвалову. Так, на-верное, и вышло бы, если б не Кирилл. Хорошо, что он рядом оказался и сумел это остановить. А то стояла бы сейчас у нас в школе на самом почётном месте каменная скульптура хулигана Самохвалова.
Мне Кирилл потом объяснил, что если эту силу не на всю мощь использовать, можно просто обез-движить нападающего — на время. Он меня научил, как это делать. Вот это Муравкины и имели в виду, когда говорили, что я тоже кое-что умею.
— Слушай, Кирилл, — спросил Васька, — а нам с Юлей и с Ромой чего делать? У нас в деревне ника-кой злобности в людях нет.
¬— Не «чего делать», а «что делать», — попра-вила брата Юля.
— Да не придирайся ты, — обиделся Васька, а Кирилл ему возразил:
— Это пока нет, но площадь поражения растёт. Если это не остановить, то через несколько дней и у вас такое же начнётся. Так что вы всё равно приго-товьтесь. А что делать, вы теперь знаете. В город вам мотаться сейчас трудно из-за школы. Я лучше сам буду у вас появляться, когда надо будет.
—  А если здесь понадобимся? — поинтересо-вался Ромка.
— А в чём проблема-то? — удивился Кирилл. — Понадобитесь — я вас сюда телепортацией переме-щу. Как сегодня. А остальные давайте собираться здесь после уроков и по выходным. В два часа дня, например. Идёт?
Геля тогда решила уточнить:
— Кир, а если погода плохая, если дождь? Меня родители не пустят, если дождь.
— Погода будет что надо, — пообещал Кирилл, — я это устрою.
— Как это — устроишь? — удивилась Юля.
Кстати, Юля тоже во второй класс ходит, но она старше Гели месяца на три, по-моему.
Итак, Юля спросила про погоду, а Кирилл гово-рит:
— Это просто. Вот, смотри.
Я чего уж только не видел, но чтоб такое, чтоб погода так быстро изменилась! Нет, я такого ещё ни разу не видал. В общем, тучи начали таять, и через пять минут в безоблачном небе сияло солнце. Не-смотря на то что Солнце стояло низко к горизонту, стало по-летнему тепло, от сырой земли пошёл пар. Вот это было чудо!
Мы поудивлялись, конечно, но не до ночи же удивляться, мы ведь не удивляться сюда пришли. Вот Васька и спрашивает:
— Кир, а если энергия Страха никогда не закон-чится, чего тогда будет?
— Не «чего», а «что», — снова поправила Юля, а Кирилл ответил:
— Плохо тогда будет. Если это не остановить, Землю захватит Зло и начнётся Всемирный Хаос.
— Чего начнётся? — не понял Васька.
А Юля:
— Не «чего», а «что». Хаос начнётся. Не понял, что ли?
— А это чего — хаос?
— Хаос — это беспорядок. Только это не «чего», а «что». Тоже мне, большой, а говорить не умеешь и не знаешь.
— Да хватит тебе! Перестань придираться! — чуть не со слезами закричал на неё Васька. — Чего пристала со своим «чего»?
— Не со своим, а с твоим.
Мне смешно стало. Хотя нет, не только мне — все засмеялись, кроме Васьки. Ведь забавно же: Васькина младшая сестра, которая всего-то во вто-ром классе учится, всяких «взрослых» слов знает го-раздо больше четвероклассника Васьки. Она к тому же и говорит «правильно», «по-взрослому», как Ки-рилл.
Так вот, значит, объяснила она брату, что хаос — это беспорядок, а Кирилл говорит:
— Правильно, беспорядок, даже ещё хуже. По-этому наша задача — победить Страх.
Ну, мы ещё поболтали о всяком-разном и стали расходиться. Попрощались с кошелихинскими, и Ки-рилл вместе с ними исчез — телепортировался в Кошелиху. Мы с Вовкой и Тимкой проводили домой Гелю и уже оттуда сами отправились домой.
Глава 3. Суббота, трамвай, рынок

На следующий день, в субботу, с самого утра было пасмурно. Прогноз погоды грозил проливным дождём, но дождя ещё не было. Не было даже на-доевшего промозглого ветра. В общем, было хоть и прохладно, но не очень сыро.
Мы в этот день не учились, поэтому я отправил-ся с родителями на продуктовый рынок. Надо было помочь принести продукты.


Рынок недалеко, но мы решили доехать до него на трамвае. Тревожное чувство появилось уже на остановке. Там стояли и ожидали трамвая ещё несколько человек. Все они, как мне показалось, смотрели на нас и друг на друга с плохо скрываемой злобой.
Когда подошёл трамвай, там такое началось! Мужики полезли вперёд, отпихивая женщин и не давая проходить тем, кому надо было выходить. А уж как они ругались! Мне даже слушать это стыдно было.
Но и женщины тоже не давали спуску. Они ду-басили лезущих в трамвай мужиков и выходящих из трамвая пассажиров сумками, кулаками и вообще чем придётся. Да и в «красноречии» они от мужиков не сильно отставали. Ужас, короче.
Пока шла потасовка, мы стояли и ждали. Закон-чилась — и мы спокойно вошли в вагон. В трамвае было свободно, даже не все места заняты. Непонят-но, для чего эти психи чуть не устроили драку при посадке.
Мы уселись на свободные места. Когда трамвай тронулся, чувство тревоги усилилось. Мне казалось, что вот-вот, прямо сейчас, произойдёт что-то плохое. И точно, позади нас послышалась громкая ругань — это какой-то дядька ругался с кондуктором. Ну, кондукторша тоже спуску не давала. Она обзывала дядьку такими словами, что лучше их и не повторять.
В ссору мало-помалу начали ввязываться дру-гие пассажиры. Одни заступались за дядьку, а кто и за кондуктора. От ругани в трамвае стоял такой гвалт, что вскоре совсем ничего нельзя стало разо-брать. Пассажиры начали вскакивать с мест и чуть не устроили драку.
Я тоже начал злиться. Даже не знаю, на кого я злился больше. Может, на дядьку, а может, на кон-дуктора. Вообще-то я на них обоих злился, да и на других пассажиров тоже. Это была не просто злость. Я почувствовал, что если бы у меня было оружие, я стал бы стрелять и в пассажиров, и в кондуктора, и даже в папу с мамой.
Когда я чуть ли не воочию представил себе этот ужас, мне стало страшно. Я понял, что это не мои чувства и мысли. Я понял, что моими чувствами управляет что-то чужое, враждебное. Это «что-то» хочет заставить меня сделать что-то страшное.
 Ничего, Кирилл научил меня кое-чему. Я при-менил один из его приёмов. Я усилием воли выгнал из себя это враждебное нечто, и злоба сразу пропа-ла.
Я больше не злился ни на пассажиров, ни на кондуктора. Я словно прозрел, что ли. Я увидел, что и пассажиры, и кондуктор ругаются не по своей во-ле. Я понял, что кто-то или что-то завладело их волей и заставляет ссориться.
Мне ужас как жалко стало и кондуктора, и пас-сажиров. Я ещё подумал: «Интересно, куда едет этот дядька? Домой, наверное. Ну да, точно, домой. С покупками же».
А дядька был чем-то похож на моего папу. Хотя, вообще-то, не очень. Если честно, то он совсем не был на него похож. Это я только представил себе, что похож, даже сам не знаю почему. Представил, с каким нетерпением ждут его дома жена, мама, сын. Подумал: «Дяденька везёт подарок сыну на день рожденья. Хотя нет, это кукла, значит, не сыну, а дочке».
Мне вдруг так захотелось, чтоб у этого дяденьки всё было хорошо. Ну, не только у него, а у всех: у кондуктора, у пассажиров. Я словно наяву представил себе, как дядя Миша приходит домой, как его там встречают. Я словно воочию увидел, как они всей семьёй садятся за стол. Вот тётя Лена — На-дюшкина мама — открывает коробку с большущим тортом, который она принесла из холодильника, вставляет в него четыре свечки, зажигает…
Как только я представил себе всё это, начало что-то происходить. Улетучилась тревога, стало легко на душе, даже радостно. Казалось, что трамвай отпустили невидимые щупальца страшного, злого монстра. Из людей словно испарилась злоба. Почти сразу же прекратилась ссора, а когда подъезжали к рынку, дядя Миша извинялся перед кондуктором, а та говорила:
— Пустяки, я сама погорячилась. Это всё из-за погоды. Понимаете, очень угнетает эта слякоть… и холод. Так что это вы меня простите. Не сердитесь, пожалуйста.
— Ну что вы, что вы, — отвечал Михаил Евгень-евич, — это я сорвался. Даже не знаю почему. На-верное, и правда — погода.
Когда мы выходили на остановке, я, проходя мимо дяди Миши, сказал ему:
— Дядя Миша, поздравьте от меня Надюшу с днём рожденья.
— Спасибо, Саша, обязательно передам твоё поздравление, — пообещал он и улыбнулся. И от этой улыбки вся тревога, всё плохое совсем исчезло.
Вышли мы из трамвая, и я вдруг будто очнулся: «Что такое, — думаю, — откуда я узнал, что незна-комого дядьку зовут Михаилом Евгеньевичем? И что дочку зовут Надей, а жену Леной, что у Нади сегодня день рожденья... Да, он ведь тоже узнал моё имя!»
А тут ещё мама спрашивает:
— Саша, а ты откуда этого дяденьку знаешь? — а я не знаю, что и ответить. Я же и сам толком ничего ещё не понял. Телепатия, что ли? Ну, я и сказал пер-вое, что в голову пришло:
— Надя, — говорю, — в нашей школе, в четвёр-том «А» учится.
Ага, учится, как же… Через три года будет учиться. Только не в четвёртом классе, а в первом. Да и не в нашей школе, кстати, а в сорок восьмой — в той, что на улице Бонч-Бруевича. Не понимаю, откуда я это узнал.
Оттого что соврал, на душе стало противно. А тут ещё рынок этот. Там тоже все нервные, озлоб-ленные. А ещё дождь начал накрапывать. Снова на-катила тревога. Настроение — хуже некуда.
Мы купили разных продуктов, и встали в оче-редь за картошкой. Впереди, прямо перед нами, стоял дядька. Продавщица ему уже взвешивала кар-тошку. Картошка хорошая, в меру крупная. Знаете, есть такая, с красноватой кожурой. Она, если её поджарить, такой вкуснятиной становится — пальчи-ки оближешь.
Ну ладно, взвешивает продавщица картошку, а тут возьми да и попади на весы одна мелкая карто-фелина. Подумаешь, какая важность. А дядька и да-вай орать:
— Ты что мне одну мелочь кладёшь, мымра старая?!
— Какая же это мелочь?! Глаза-то разуй, алкаш! — это уже продавщица отвечает.
— Сама ты алкоголичка со стажем! Только бы надуть всех! Вон, гниль одну мне наложила! Ведьма!
— Ой, ой, сам-то кто! Посмотрись в зеркало, наркоман…
 Тут и люди, которые уже пристроились за нами в очередь, стали возмущаться:
— Хватит тебе лаяться, как собака, барыга! — крикнула бабушка, которая заняла очередь за нами.
— Ты сама не лучше собаки! — крикнула в ответ продавщица…
Ну и пошло-поехало: на бабку ещё одна тётка кричать стала; дядька, что стоял в конце очереди, стал по-всякому обзывать ту тётку и дядьку, который поругался с продавщицей. Главное, я снова почувствовал в себе нарастающую злобу. Злоба вперемешку со страхом — это, я вам скажу, что-то.
Это было ещё хуже, чем в трамвае, когда я злился на пассажиров. И это снова была не просто злоба. Мне казалось, будто что-то страшное и злое снова пытается овладеть моей волей, моими мыс-лями и чувствами. Мне это не понравилось, и я сно-ва применил то, чему научил меня Кирилл. Я с си-лой, со злостью вышвырнул это нечто вон. Получи-лось. Мне даже показалось, что я услышал удаляю-щийся мучительный стон этого нечто. Хотя нет, не показалось. Я понял, что на самом деле это услы-шал. Это было похоже на стон свирепого, но смер-тельно раненного зверя.
Почему я уверен, что мне это не показалось? Да очень просто. Дело в том, что это услыхали все. Я видел, как люди в очереди и продавщица испуганно замолчали, а папа даже спросил непонятно кого:
— Что это так воет?
Другой дядька, который за старушкой позади нас стоял, сказал чуть ли не шёпотом:
— Сирена, что ли?
— Нет, не похоже, — это уже какая-то женщина в очереди сказала.
— Будто какой-то зверь воет, — сказал папа.
В общем, то, чему научил Кирилл, действовало безотказно. Главное, это оказалось не таким уж и трудным делом. Надо, оказывается, просто контро-лировать свои чувства, быть их хозяином, а не ра-бом. Эх, не знал я ещё, чем мне грозит такое «непо-виновение» злу. Нет, не только мне, а ещё Геле. Но не буду торопиться, лучше расскажу всё по порядку.
В общем, ссора прекратилась. Дядька, который поругался с продавщицей, уже уходил. Картошку он купил всё-таки. А я снова, как это было в трамвае, почувствовал, как что-то начало меняться. Я видел теперь вокруг себя не озлобленных людей, а людей несчастных, смертельно уставших, измученных про-исходящим. Мне их стало чуть ли не до слёз жалко.
Дальше — больше, у тех, кто встречался со мной взглядом, сразу пропадало с лица недоволь-ное выражение, угрюмость, злость. Эти люди шли дальше, и те люди, мимо которых они проходили, тоже становились людьми. Мало того, ещё и дождь прекратился, из-за туч выглянуло солнце.
Итак, тревога пропала. Мало того, погода стала налаживаться. Вот вам и прогноз. Я ещё подумал с издёвкой: «Наверное, прогноз погоды у нас астрологи по звёздам нагадывают. Например, тот пучеглазый Ротвельд Эдуардович с телевидения, что „раздаёт звёзды” разным „знакам зодиака”. Или гадалки по картам. А может, экстрасенсы по чему-нибудь „астральному”».
Поругавшийся с продавщицей дядька остано-вился около выхода с рынка. Вид у него был такой несчастный, что мне стало его жалко. Когда мы ухо-дили с рынка, я, проходя мимо, мысленно как бы сказал ему: «Не расстраивайтесь, дядя Валера, это всё из-за погоды».
Мы уже вышли с рынка, а я оглянулся назад и увидел, что Валерий Илларионович вернулся к при-лавку и что-то говорит продавщице, похоже, извиня-ется. Та ему тоже что-то отвечает — без злости, улы-бается даже.
Всё это я вижу даже издали. Главное, в очереди никто не возмущается. Та бабушка, которая назвала продавщицу барыгой, тоже уже купила картошку. В общем, она тоже что-то говорит продавщице и Ва-лерию Илларионовичу. Продавщица машет рукой, смеётся беззлобно. Дядька уходит от прилавка уже в хорошем настроении.
— Что ты всё время оглядываешься? — спраши-вает мама.
Я говорю:
— Интересно, почему люди на рынке так часто ссорятся?
А папа:
— Если б только на рынке... В последнее время все стали какими-то нервными, раздражёнными. Погода, что ли, влияет?
— Да, — соглашаюсь, — наверно, это из-за по-годы, — а сам знаю, что погода тут как раз и ни при чём.



Глава 4. Гнездо Зла

Когда мы вернулись с рынка, было уже почти двенадцать часов дня. Мама и бабушка быстро при-готовили обед, и мы все сели за стол.
На второе, кстати, была та жареная картошка, которую мы принесли с рынка… Ой! Ну не так я хо-тел сказать. Нет, конечно же, не жареная, а сырая. Фу ты! Опять что-то не то говорю! Совсем запутался. Я хотел сказать, что с базара мы принесли сырую, а бабушка её поджарила, вот она и стала жареная.
Пообедали, попили чаю. Я, кстати, чай с конфе-тами люблю. Не с любыми конфетами, а знаете, есть такие — суфле «Коровка» называются. Жаль только, что бабушка не даёт мне их много съедать. Она всё какого-то Диабета боится. Так и говорит: «Вот Диа-бет ударит, что будешь делать?» Интересно, кто это такой — Диабет? Главное, непонятно, при чём тут конфеты.
После обеда дед уселся в своё кресло, стоящее около торшера и журнального столика, надел очки и стал в который уже раз перелистывать старые жур-налы.
Я подошёл к окну и не поверил своим глазам: только что было пасмурно и сыро, и вот уже за ок-ном сияет солнце, на небе нет ни одной тучки и, по-хоже, стало тепло.
Я сначала подумал: «Надо же, как прогноз по-годы ошибся, — но тут вспомнил. — Это же Кирилл сделал! Он же обещал погоду поправить, вот и по-правил». Вот ведь я болван, чуть не забыл про сбор.
Во втором часу дня я надел тёплую куртку, обулся и вышел на улицу. Зря, оказывается, я так укутался. На улице было самое настоящее лето, раз-ве что деревья стояли без листьев. Короче, куртку пришлось снять и нести в руках.
Я решил сначала зайти за Тимкой и за Муравки-ными. Смотрю, а Тимка сам мне навстречу идёт — с хозяйственной сумкой. Шёл он, ясное дело, не в парк. Если бы в парк, то зачем ему хозяйственная сумка? Я ему говорю:
— Привет. Ты что, не идёшь на сбор?
А он:
— Привет, Сань. Иду, конечно. Только за хлебом сгоняю. Я сейчас, я мигом.
— Ладно, — говорю, — я тогда за Вовкой и за Кириллом зайду.
— Ну давай, — сказал Тимка и отправился за хлебом, а я пошёл к Муравкиным.
Ни Вовки, ни Кирилла дома не оказалось. Их отец, Константин Иванович, сказал, что они час на-зад ушли в парк. Мне, что делать, пришлось туда одному топать.
Прихожу, значит, я на «гиблое место», а там уже все собрались, но, главное, и Тимка тоже там. До сих пор не понимаю, как это у Арчибасова получается везде успевать.
Ну ладно, собрались мы, значит. Погода отлич-ная: солнце сияет, от земли пар идёт; теплынь такая стоит, будто это не конец осени, а середина лета. «Что, — соображаю, — люди об этом подумают?»
Кстати, и Кирилл, и Вовка по-летнему одеты, не то что остальные.
— Ну, что ж, — говорит Кирилл, — раз уже все пришли, не будем дожидаться двух часов. Тем более что есть неплохие новости. Почти весь Приокский район, и не только Приокский, очищен от энергии Страха.
— Интересненько, — говорит Геля, — мы же ничего ещё не сделали.
— Как это, не сделали? А ты?
— Я?! А что я?
— А разве не ты вчера с дядей Гришей разгова-ривала?
— С дядей Гришей? Около подъезда?
— Ну.
— Интересненько, а ты откуда узнал?
— Долго объяснять. Главное, что одним злом на Земле стало меньше.
— Интересненько, каким это злом?
— Одним алконавтом меньше стало. Это, на-верное, потому что ты с ним поговорила.
— Он умер?! — испугалась Геля.
— Ну что ты такое придумала? Вспомни, о чём ты с ним разговаривала.
— Ни о чём. Просто он пьяный был и уснул на скамейке около подъезда, а дождик шёл. Я его раз-будила, чтобы он пошёл домой. А то замёрз бы и за-болел.
— И этого уже не так мало, — сказал Кирилл. — Даже только то, что ты его пожалела, было нехилой пощёчиной Злу, но и это ещё не всё. Ты ведь ему ещё что-то сказала.
— Я хотела, чтобы он больше не пил вина, и просила его, чтоб не пил. Мне его жалко, что пьёт. От этого же болеют и умирают.
— Вот он никогда больше пить и не будет. Он перед семьёй поклялся, что к отраве больше не при-тронется. Знаешь, он всю отраву в туалете вылил, даже пиво. Но дело не только в этом.
— Интересненько, а в чём?
— А в том, что в вашем доме было гнездо Зла. Дядя Гриша, сам того не зная, был для Зла провод-ником энергии Страха. Потеряв пьяницу, силы Зла ослабли. Энергия Страха пропала не только на ва-шей улице, но и на соседних. Излучённая тобой и дядей Гришей энергия Жизни достала даже до мик-рорайона Дубёнки. Там Зло тоже было в агонии. Мы с Вовой там сегодня побывали и добили его.
А вот того, что я услыхал от Кирилла дальше, я даже и не ожидал.
— Теперь об успехах Рябинина, — сказал он. — Саша, у тебя это сегодня классно получилось.
— А что получилось-то? — спрашиваю.
Кирилл удивился:
— Как это что? Забыл, что сегодня в трамвае было? А на рынке? Ты тех людей так зарядил энер-гией Жизни, что они разнесли её даже за пределы нашего района.
Как только Кирилл напомнил про трамвай, я сразу понял, о чём он. И как я сразу не догадался? Спрашиваю его:
— Кир, а ты всё знаешь, как там было?
— В общих чертах знаю.
— Тогда скажи: почему я узнал, как зовут тех, о ком я думал?
— В каком это смысле узнал? — удивился Ки-рилл.
 В общем, оказалось, что Вовкин брат знал не всё, и мне пришлось ему об этом рассказать. Он вы-слушал меня, не перебивая. Было заметно, что он сильно удивлён тем, о чём я рассказывал. Когда я закончил рассказ, Кирилл произнёс задумчиво:
— Да-а-а, Санёк. Похоже, Главный Хранитель Миров был насчёт тебя прав.
— Насчёт меня?! Главный Хранитель?!
— Да, Сань, насчёт тебя. Знаешь, в этом есть ка-кая-то тайна.
— Какая ещё тайна? — спрашиваю.
А он:
— Во-первых, ты с самого начала был почти не-подвластен колдовству гиперпегона. Ты от его взгляда даже при первой встрече не окаменел. Тебе потребовалась лишь небольшая тренировка, чтоб научиться выдерживать его взгляд сколько угодно. Во-вторых, ты научился летать, не обладая магиче-скими знаниями. Теперь ещё это.
— И что это значит-то?
— Это значит, — ответил Кирилл, — что у тебя, возможно, есть способности к магии.
— У меня?! Способности к магии?!
Нет, я не мог в это поверить. А Кирилл говорит:
— Да, у тебя. Ты ведь научился летать?
— Ну.
— Вот тебе и ну. Ты знаешь, сколько надо вре-мени, чтобы освоить левитацию?
Я не знал, конечно. Я просто первый раз поле-тел во сне… то есть я думал, что во сне, а оказалось, я не спал. Я каким-то чудом попал в Мир Снов по-настоящему. После этого я и в нашем мире смог ле-тать. Но сколько времени надо другим, чтобы этому научиться, я не знал. Я и сказал Кириллу, что не знаю. А он говорит:
— Так вот знай, что у многих на это уходят годы, хотя они уже знают теорию. Это только у меня и у Вовы почему-то быстро получилось, но это отдель-ная история. А ты мог бы летать сразу, как только родился.
— А почему не летал? — спрашиваю.
— Потому что не знал, что можешь летать, — ответил Кирилл. — Как узнал, так сразу и полетел. Это у тебя врождённое. И не только это, по ходу. Об этом мы ещё поговорим.
Дошла, наконец, очередь до Тимки. Кирилл его спрашивает:
— Тим, как же это получилось-то? Ну там, около кинотеатра. Неужели по-другому нельзя было всё уладить?
— Ага… уладишь с ними… Я, думаешь, мечтал драку устроить? Это они начали. Тётка-то сразу убе-жала, как только я ей сумку вернул, а они попёрли, идиоты. Они типа Самосвала — тупые. Ты же сам го-ворил, что с ними разговаривать надо жёстко.
— Тим, но можно было и полегче.
— Да не получилось полегче! Их же двое было! Как ты не понимаешь?! Мне быстро отбиваться пришлось. Я же «качка» случайно покалечил. Ну не смог рассчитать силу удара. Сзади же второй напа-дал.
— У второго тоже сильный ушиб, но это пустяк, а вот у «качка» два ребра сломаны.
— Сломаны… Я что, по рёбрам бил? Нечего бы-ло ему своими телесами вилять. Стоял бы этот горе-каратист спокойно, получил бы в солнечное сплете-ние, а не по рёбрам. Полицейский вообще сказал: жалко, что не насмерть.
— Это как это?! Полицейский?! Такое сказал?! Не понимаю.
— А что тут понимать-то. Они там каждый день людей грабили, а поймать их никак не могли. Они ведь в масках ходили, поэтому никто не мог описать их лиц. А когда я их вырубил, оказалось, что это племяннички какой-то важной шишки. Таких родст-венничков очень трудно в тюрьму упрятать, потому что дядя в обиду не даст. Даже до суда не дойдёт.
— Ерунда. Это дело нашему отцу поручили, по-этому никакой влиятельный дядя этим гопникам не поможет. Ты же знаешь.
Из разговора я понял, что Тимка за кого-то за-ступился и ввалил грабителям по полной программе. Да уж, Тимка такой! Он кому хочешь отпор даст, не то что я.
Итак, Тимка объяснил Кириллу, почему так по-лучилось, и Кирилл сказал:
— Ладно, проехали. На этот раз обошлось. Тот придурок, оказывается, не в реанимации. Это жур-налюги наплели, что в реанимации. Его в общую па-лату положили. Рёбра срастутся — выпишут. Только наперёд будь осторожнее.
— Постараюсь… если получится, — пообещал Тимка.
— Ну ладно, — продолжил Кирилл. — Хоть го-род пока во власти Страха, но сделанное нами уже кое-что изменило.
Геля спрашивает:
— А кто спасёт от Страха весь город?
— Мы и те люди, которые впитали полученную от нас энергию Жизни. Но есть проблема.
— Какая? — спросил Тимка.
— Знаешь крайний дом на Глазунова?
— Ну?
— Там что-то нехорошее творится. Не знаю что, но силы Тьмы всеми силами пытаются сохранить контроль над тем местом. В общем, там тоже гнездо Зла. Там до сих пор осталась энергия Страха. Глав-ное, она растекается оттуда на соседние дома.
Я вспомнил, что как-то раз, проходя мимо того дома, я почувствовал что-то нехорошее. Нет, это ещё раньше было, когда не было той непонятной трево-ги. Я тогда не придал этому значения, а теперь вот вспомнил. Я спрашиваю:
— Кир, это такой длинный двухэтажный дом, что ли?
— Да, тот самый.
— И что нам делать? — спросила Геля. — Идти туда?
— Геля, я думаю, что надо сначала всё разве-дать, познакомиться с кем-нибудь из пацанов или девчонок.
— Ага, — говорю, — а если там нет ни пацанов, ни девчонок? Дом-то маленький.
— Не знаю, Сань. Надо сначала просто сходить туда и посмотреть, что там да как. Это же совсем ря-дом.
— А кто пойдёт? — спрашивает Вовка.
— Вов, давайте вы с Сашей. Саша, ты как, схо-дишь с Вовой?
Ну а мне что, мне всё равно куда идти, вот я и согласился.




Глава 5. Вечер

Субботний день закончился ненастьем. Каза-лось, что стихия старается с лихвой наверстать то, что ей помешали сделать днём. За окнами быстро стемнело, завыл ветер, забарабанил в оконные стёкла дождь. В промозглой мгле понеслись по небу серые тучи.
Вскоре ветер превратился в настоящий ураган. Он поднял с земли опавшие и перемешанные с гря-зью листья, мелкие ветки, куски рубероида, клочки грязной бумаги — в общем, всякий мусор. Всё это летало, кружилось, ударялось об оконные стёкла, оставляя на них грязные следы. Эта грязь, правда, тут же смывалась струями дождя.
 Итак, за окнами бушевала стихия, зато дома было тепло и уютно. Вы замечали когда-нибудь, что домашний уют сильнее всего ощущается, когда на улице бушует ненастье? Замечали? Вот и мне нра-вится наблюдать из окна за непогодой, особенно по вечерам. Сидишь у окна и смотришь, как буйствует стихия, и знаешь, что ни дождь, ни ветер, ни холод не ворвутся в дом, не нарушат домашнего тепла. От этого делается так хорошо и так спокойно на душе.
Я поставил около окна гостиной стул и уселся на него. Нет, я не в окно смотрел. Я просто сидел у окна и созерцал комнату. Мне было хорошо, а главное, не было той тревоги, что преследовала меня уже почти месяц.
В гостиной горел торшер. Мягкий приятный свет от него сквозь шёлковый абажур струился на обеденный стол, освещал пол и нижнюю часть стен. Абажур отбрасывал на потолок и в дальние углы гостиной сказочные оранжево-зелёные тени. Большая часть комнаты была укутана в волшебный полумрак.
Возле торшера стоял журнальный столик, а на нём кипа газет и журналов. Дедушка, надев очки с крупными стёклами, в толстой старинной оправе, сидел в кресле около торшера и читал «Вечернюю газету». Бабушка и мама «колдовали» на кухне. Папа что-то писал или чертил, сидя за письменным столом в его с мамой комнате. Мы готовились к ужину.
А по телевизору шли новости — «Вечер трудно-го дня». Да уж, трудный выдался день: драки, гра-бежи, угоны автомашин. В Автозаводском районе даже милицейскую… ой, то есть полицейскую ма-шину угнали. Всё время путаюсь с названиями. И за-чем только переназвали милицию полицией? Ну ладно, переназвали и пусть, раз ничего умнее не придумали.
Ну, так вот, угнали, значит, полицейскую маши-ну. Представляете? Прямо у них из-под носа увели, из их гаража! И как только смогли? Гараж-то, инте-ресно, охраняется или как?
Итак, в городе творилось что-то немыслимое. А вот в нашем, Приокском, районе всё было спокойно. «Неужели, — думаю, — это из-за нас?» В общем, я в этом был теперь уверен. Я ведь видел ещё в трамвае и на базаре, как от отношения к людям, от того, как о них думаешь, меняется всё вокруг.
В конце выпуска новостей был прогноз погоды и репортаж ведущего программы с учёным-синоптиком. Речь шла о сегодняшней погодной аномалии. Помните, что Кирилл сделал с погодой? Ну так вот, это о том самом.
Учёный говорил, что летняя погода в ноябре наблюдалась впервые. Он ещё говорил, что учёные не могут объяснить, каким образом погода смогла поменяться так стремительно. И правда, за несколь-ко минут потеплело почти с нуля градусов до два-дцати пяти тепла. Мало того, к вечеру температура так же быстро снизилась «до ноябрьской нормы».
Итак, по телеку выступал синоптик, а бабушка принесла с кухни кастрюльки с едой и позвала нас к столу. Мы уселись. Папа с мамой сели рядом со мной, а бабушка с дедом — с другой стороны стола. Мы приступили, как любит говорить дедушка, «к трапезе».
В это время учёного на экране телевизора сме-нила «ясновидящая экстрасенсорша». Я никак не могу понять, почему эти идиоты и прохиндеи назы-вают себя ясновидящими. По-моему, у многих лю-дей нет проблем со зрением, и они всё видят ясно. Я тоже, кстати, очень хорошо и ясно всё вижу, но меня почему-то ясновидящим никто не называет. А эта дура хотя бы на время выступления на телевидении очки сняла, а то тоже мне — ясновидящая.
Ну ладно, очки очками, зато она, в отличие от каких-то там «вшивых учёных», во всём «разобра-лась», всё «разложила по полочкам». Она такое вы-дала, что мы от смеха чуть не сползли со стульев под стол.
Я вам сейчас прочитаю то, что папа успел запи-сать. Вот, слушайте, что эта идиотка выдала: «Летняя погода проникла к нам из параллельного Мира с перпендикулярным эксцентриситетом апогея пери-гелия, из-за того что образовалась пространственно-торсионная энергетическая трещина в тонкой поле-вой микролептонной структуре Уф! Еле выговорил. Хорошо, что папа этот «сло-весный понос» (это его слова) через чёрточки напи-сал, а то и прочитать было бы непросто. Папа, кстати, сказал, что не все приставки запомнил. У экстрасенсорши последнее слово длиннее было. И как только она смогла его на одном дыхании произнести? Наверное, долго тренировалась перед выступлением.
Экстрасенсорша рассказывала ещё о нечистой силе, о святом духе, о каких-то то ли черепашках, то ли чебурашках…  А, вот, вспомнил — о барабашках. В общем — умора. И верят же некоторые в такую дурь.
 Кстати, папа всегда такие глупости записывает. Ну, те, что всякие ненормальные выдают с экранов телевизоров, со страниц газет и журналов, с реклам-ных щитов. Он говорит, что это нужно сохранить для поумневших потомков, чтобы те читали и смеялись над сегодняшними дегенератами.
Кстати, знаете, меня больше всего реклама про «суперцены» и про «убойный кредит» прикалывает. Те, кто эту рекламу придумали, даже не догадыва-ются, что суперцены — это высокие цены, а не низ-кие, как они думают. Про убойный кредит я уж мол-чу — это вообще ужастик какой-то.
Ну ладно, экстрасенсорша закончила нести сло-весную пургу, мы закончили ужин, а по телеку нача-лась моя передача «Спокойной ночи, малыши!».
Папа всё смеётся, что я это смотрю, а мне эта передача нравится. Что поделаешь, если привык я к ней с малышового возраста. Главное, после этой пе-редачи легко засыпается, и сны снятся хорошие. Вот я и отправился спать сразу после передачи.


Глава 6. Артём

К утру непогода угомонилась, стих ветер, пре-кратился дождь. Даже облака стали не такими плот-ными, как были вчера, и сквозь них иногда проби-вался солнечный свет.
Примерно в девять утра за мной зашёл Вовка. Он прямо с порога, как только мама открыла дверь, спрашивает:
— Сань, ты готов?
Мама удивилась:
— Куда это вы собрались ни свет ни заря?
— Да мы недалеко, — говорит Вовка. — Мы на Глазунова к друзьям. К обеду вернёмся.
— Не задерживайтесь допоздна, — говорит ма-ма, — тебе, Саша, надо ещё уроки успеть выучить.
— Выучу, — говорю, — ещё целый день впере-ди.
 В общем, надел я куртку, обулся, и мы вышли из дома.
Улица Глазунова недалеко от нас. Она образует перекрёсток с улицей 40 лет Октября и от этого пе-рекрёстка начинается. Нужный нам дом — он неда-леко от перекрёстка. Короче, через пятнадцать ми-нут мы были уже у того дома.
Ну что же, дом как дом, ничего особенного.
Оштукатуренные стены; железная крыша, покра-шенная в коричневый цвет; две кирпичные трубы. В общем, обычный двухэтажный дом старинной по-стройки.
Как только мы оказались на Глазунова, я сразу заметил что-то странное. Темнее, что ли, стало? Я сказал об этом Вовке, а он говорит:
— Да, точно, потемнело. Давай выйдем назад, на 40 лет Октября, и сравним.
Мы вышли — стало светлее. Делаю шаг в сторо-ну улицы Глазунова — становится темнее. «Ничего себе», — думаю, а Вовка говорит:
— Да-а-а. Дела.
Мы попробовали ещё несколько раз пройти вперёд и назад — тот же эффект. То есть шаг вперёд — темнеет, шаг назад — светлеет. Прохожие идут мимо — удивляются, что туда-сюда шагаем. Навер-ное, думают, что мы с ума сошли.
— Ничего не понимаю, — говорит Вовка. — Ладно, Сань, пошли во двор, а про это у Кирюхи по-том спросим. Он-то, наверное, знает.
Заходим во двор и видим: на скамейке около ближнего к нам подъезда сидит мальчишка. На вид — ученик третьего класса. Хотя не знаю, может, и не третьего. У нас, в четвёртом, тоже есть мальчишки такого мелкого роста, хотя есть и такие, которые да-же выше Кирилла.
У дальнего подъезда тоже какие-то мальчишки. Их трое. Вот они намного нас старше. Стоят, о чём-то тихо разговаривают. Мне их вид сразу не понравил-ся. Было в них что-то такое, мрачное, что ли. Вовке они тоже не понравились. Он что-то опять про ауру сказал. Типа того, что она у них фиолетовая. В об-щем, мы к ним не пошли, а решили познакомиться с тем, что на скамейке сидел.
Подходим, и Вовка говорит ему:
— Привет. Тебя как звать?
Мальчишка смотрит на нас, не пойму, то ли со злостью, то ли с испугом. Молчит. Я только теперь хорошо его рассмотрел: лицо худое, бледное, да и сам худющий. На нём тёплая красная куртка, джин-сы с множеством карманов, коричневые ботинки.
Вовка спрашивает у него:
— Что молчишь-то?
— Чего вам надо?! — отвечает.
— Да так, ничего, — говорит Вовка. — Познако-миться хотим. Что ли, нельзя?
— А потом обзываться и драться, да?
Я говорю:
— С чего ты взял, что мы обзываться будем или драться?
А Вовка:
— Что ли, мы хулиганы, чтобы драться?..
— Ну и валите оба, откуда пришли!
Мы не заметили, как к нам подошли те, что стояли у дальнего подъезда. Я их заметил, как толь-ко голос услышал. Один из них — дылда ростом на две головы выше меня — говорит:
— Ха! Нашли с кем базарить. Это же Артём из шестой квартиры. Вот его папаша вас увидит — при-бьёт.
— Ну вот, хоть имя узнали, — сказал Вовка. — Артём, ты что такой злой? Мы же по-хорошему, а ты…
Артём сидит, в землю уставился, молчит. А тот, который первым с нами заговорил, сказал:
— Да оставьте этого придурка. Пошли лучше с нами. За жизнь побазарим. У Петьки травка убойная есть — у папани стырил. Кайф от неё обалденный. Вчера покурили — два часа хохотали, знаете, как здорово.
Вовка:
— Мы вообще не курим. И «травку» — тоже.
— Зря, блин. Знаешь, как вставляет. Пошли, научим.
— Идите сами учитесь! — это Вовка уже со зло-стью сказал.
А дылда в ответ:
— Чево-о-о?!
— Да катись ты, не с тобой разговариваем.
Дальше был настоящий кошмар. Этот верзила, который звал нас «травку покурить», подлетает к нам и Вовку толкает так, что тот на два метра отле-тел и упал. А двое его дружков меня схватили, при-подняли и об асфальт грохнули — чуть искры из глаз не посыпались.
Расправившись с нами, тот, первый, что Вовку толкнул, подошёл к Артёму, поднял его за подмыш-ки, отнёс к луже, что метрах в пяти от подъезда, и посадил туда. Артём почему-то даже не сопротив-лялся, только хныкал, как маленький. Короче, сидит он в луже и не встаёт даже.
И тут наши со шпаной роли поменялись места-ми. А я-то всё время забываю, что Вовка тоже мно-гое умеет. Не зря же брат его учит магии. Кстати, и я всё время забываю о своей способности парализо-вывать взглядом.
В общем, те трое подлетают на полметра вверх и шлёпаются плашмя на тротуар. Лежат, головами крутят, ничего понять не могут. Потом дылда сел, хотел встать, но не сумел. Вовка встал, отряхнулся, подошёл к «трём богатырям» и говорит им:
— Извиняться будете — или как?
— Чево-о-о?! — это дылда чевокнул.
Ну, чевокнул — и сразу на землю лёг. Его к зем-ле так припечатало, что только глазами двигать мо-жет. Двое других поднялись с земли. Один говорит тому, который лежит:
— Ты чё, Диман?
А другой к Вовке сунулся и тоже лёг рядом с дылдой — подняться не может, потом третий так же. Лежат, глазами туда-сюда стреляют, вид испуганный.
— Ну, — говорит им Вовка, — будете извиняться или хотите тут вечно лежать?
Дылда первым осознал безнадёжность поло-жения. Говорит:
— Бу…б…буду.
А Вовка:
— Тогда говори, что ты придурок и наркоман…
— Я придурок и наркоман…
— Нет, так дело не пойдёт. Давайте все трое.
Короче, они под Вовкину диктовку таких гадо-стей про себя наговорили, что я на их месте со стыда сгорел бы. Но куда им было деваться-то? Вот и по-вторяли всё следом за Вовкой.
Прежде чем отпустить обидчиков, Вовка их предупредил, что если они Артёма ещё раз хоть пальцем… Ну, вы понимаете.
В общем, «три богатыря» убрались восвояси, а я смотрю — Артём всё ещё в луже сидит.
— Ты что там? — говорю ему. — Вставай, не бойся. Эти нарики тебя больше не тронут.
Артём сидит, молчит.
— Ну, ты чего? — говорит Вовка. — Вылазь из лужи. Не лето, простудишься.
— А вы не будете драться? — очень тихо прого-ворил Артём.
Я удивился. Говорю:
— Зачем драться?
А он:
— А зачем и эти, которых вы прогнали.
Я говорю:
— Так мы их и прогнали, потому они драться полезли.
Вовка — Артёму:
— Вставай, а то заболеешь. Домой топай су-шиться.
Артём поднялся из лужи. Вид тот ещё. Джинсы насквозь мокрые, вода с них ручьём стекает.
Вовка говорит:
— Артём, а что эти нарики про твоего отца гово-рили? Ну, типа, увидит — убьёт? Что ли, он буйный?
— Папа-то? Ничего он и не буйный. Это он их убить грозился, если приставать будут.
— Что, и убил бы?
— Ты что?! Нет, конечно. Просто он их пугал.
— Ну ладно, ты давай домой топай, пока не простудился. А мы пойдём.
— А придёте ещё?
— Завтра после школы.
В этот момент из подъезда мужик выскакивает, орёт:
— Опять вы, мерзавцы, к Артёмке пристаёте! Нет у вас ни жалости, ни совести, уроды! Что он вам сделал?! Мало нам проблем, так вы ещё тут! Давай-те топайте отсюда! А то поймаю — убью!
— Пап, не надо, это не они, — чуть слышно про-изнёс Артёмка, но дядька его будто не слышал или не слушал. Да и нам ничего объяснить не давал. Орал только.
— Ладно, идём, — сказал Вовка. — Придём завтра, попробуем поговорить с этим крикуном. Кажется, гнездо зла с ними связано.
— А при чём тут они? Артём вроде ничего па-цан.
— Ага, только слыхал, что отец кричал?
— Ну, кричал, что к Артёму пристаём, что ни жалости, ни совести.
— Вот именно, что «ни жалости, ни совести». С чего бы жалость какая-то? Вроде пацан как пацан. Только вот тихий какой-то. И потом он ещё кричал: «Мало нам проблем, так вы ещё тут». Странно всё это. Проблемы какие-то. В общем, разобраться надо.
Мы отправились домой. Договорились на сбор пойти всем вместе.


Рецензии
ура, продолжение ) очень давно здесь не была, вчера восстановила страницу. рада снова читать Ваши произведения. С уважением,

Юлия Хэви   05.09.2014 11:52     Заявить о нарушении
Да, продолжение... Только я затянул дело с изданиям. Были форс-мажорные обстоятельства. Вот недавно закончил подготовку иллюстраций, осталось сделать обложку. Скоро отправлю в издательство.

Александр Охотин   31.10.2014 19:34   Заявить о нарушении