Капкан повесть о егере

КАПКАН
ПОВЕСТЬ
ПРИМЕЧАНИЕ: и надо же такому случиться! Англичане сняли по повести кино. Правда, приврали, ну, самую малость! Ведь плагиат не может казаться подлинным...
1
Осень. Опалая осень. Шуршат багрянцем осины, да редкие клены в таежной глуши. Трава пожухла и, прикоснувшись к матушке земле, заснула до следующей весны. Ветер холодный, колючий и злой, содрогая воздух, витает то верхом, то низом. Но вот он, набрав огромную силу, срывает листву с поникших деревьев и несет, несет ее в дальние дали. Скоро зима. Ее дыхание уже заметно по первым заморозкам. Она буквально дышит вслед уходящей осени. Вот уже и вода в ручье затихла, его еле слышное журчанье медленным потоком уходит под тоненькую кромку льда. Ни зверья, ни птиц не слышно этой порой. Лишь только где-то одинокая белка зацепится за хрупкую ветку и раздастся треск по всей тайге на многие сотни метров. А вот и пожаловали первые холода. И повалил мохнатый снег. Скоро он застелет своим белым покрывалом траву, и по-барски укутает деревья и кусты в серебряные одежды.
Солнце медленно садилось за горизонт. Вечернее зарево накрыло кроны деревьев, и они огромными тенями ложились на мягкий снег, словно пачкая его сажей. А впереди темнота, пугающая тишиной и непрошеными гостями. Ветер злобно завывает и холодным морозцем крадется по стеклу, стуча, как неистовый то в двери, то в окна.
Иван Кузьмич подбросил пару поленьев в печь, затем поставил на плиту чайник, ожидая, когда он закипит и порадует крепким ароматным чаем. Его лесная сторожка была сделана на совесть, с чувством добротного плотника и ухожена с женской лаской. Да, не хватает ему сейчас Марии…. Хорошей была она спутницей и хозяйкой. Вот только хворь ее одолела. И отвернулись боги от нее что ли, ничто не помогало: ни травы и настои, ни коренья и снадобья. Все в пустую. Высохла Мария буквально на глазах и слегла. Еще весной схоронил ее Кузьмич, а все как с живой разговаривает. Бывало, придет с охоты, и давай вслух с «ней» делиться впечатлениями: где какой зверь повадился в новые ясли захаживать на прикорм, а где волчица ощенилась, да куда потомство прячет свое. Словом не хватает ему Марии. Как никак, а восемь лет без малого душа в душу прожили.
Иван Кузьмич после службы в армии приехал в Сибирь, стал егерем. Иногда промышлял пушниной. Ему нравилась тайга. А больше всего – уединение. Не любил, да и не выносил он по большому счету толпы, городской суеты. Служба в армии далась ему нелегко. Служил он в конце шестидесятых на границе с Китаем. Сложные отношения тогда были с этой державой. На великой реке Амур есть остров Даманский. Там все и началось. Полегло тогда немало молодых парней, и все это произошло на его глазах. Вот тогда он и дал себе зарок, что если выживет в этой бойне, то обязательно уедет далеко, далеко, куда глаза глядят, лишь бы подальше от мирской суеты. Слишком рано он посмотрел смерти в глаза, и отголоски той давней военной заварухи еще долго не давали ему покоя. 
Поленья в печке потрескивали, по комнате расстилался теплый воздух. Вот и чайник заклубился дымком. Рядом с печкой лежал верный пес – Дозор, ему уже шел седьмой год. Частенько он выручал своего хозяина из беды. Кузьмич намотал на руку тряпку и осторожно снял чайник с плиты, затем стал заваривать чай по своему особому рецепту: с травами лесными и мятой, которую сам выращивал у себя в огороде. В это время Дозор приподнял от пола голову и, насторожившись, стал еле слышно рычать. Кузьмич окинул его взглядом и сказал.
- Успокойся, Дозор. Это ветер. Кто в такой мороз будет по тайге разгуливать? Разве, что мы с тобой….
Дозор опустил голову на передние лапы, но уши его были навострены, он шевелил ими по очереди, пытаясь, наверное, под треск поленьев в печи расслышать, что творится там, за стенами их уютного теплого дома. Кузьмич тем временем налил чай в кружку, и только он успел сделать глоток, как за стенами дома раздался треск, потом послышалось шуршание. Оно было таким близким, что даже казалось, будто кто-то бродит под окнами, пытаясь вскарабкаться на стену. Он посмотрел на пса: Дозор, как по команде, вскочил на ноги, шерсть на его загривке вздыбилась. Он издал свирепый рык, и всем своим видом давал хозяину понять, что готов дать отпор любому, кто мог бы посягнуть на их территорию. Кузьмич снял со стены карабин, дослал патрон в патронник и подошел к окну. Он вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть непрошеного гостя. Лунный свет вдалеке еле-еле освещал макушки склонившихся под первым снегом деревьев. За окном все было тихо, и только пушистые снежинки порхали в воздухе как дневные бабочки, медленно кружась и оседая на снег. Кузьмич еще раз окинул взором частокол рядом с домом. Все было спокойно. Но вдруг снова раздался треск. Он был настолько близок, что Кузьмич даже отпрянул на шаг от окна в сторону. 
- Кто же это пожаловал к нам, на ночь глядя? А, Дозор? – Дозор издал протяжный вой и поджал хвост. – Неужто зверь, какой? Ну, Дозор, ты чего испугался?
Кузьмич снова прильнул к окну и стал вглядываться в темноту. В это время раздался звон от разбитого стекла. Осколки полетели на Кузьмича. Он на мгновение оторопел, затем отпрыгнул в сторону. И вот в окне показалась огромная мохнатая лапа, а вслед за ней и звериная морда. «Шатун», подумал Кузьмич. Сомнений не было. Это и был медведь-шатун. Зима выдалась в этот год холодная, снега еще не намело. Видать не спится ему в такую погоду, вот он и шастает в поисках пищи. Медведь просунул голову в оконный проем, затем стал когтями скрести по бревенчатым стенам, пытаясь вскарабкаться и влезть в дом. Кузьмич попятился назад и, споткнувшись о половик, упал на спину. Ружье выстрелило, пуля угодила в потолок. Медведь взревел. Его передние лапы уже свисали из окна и чуть ли не касались пола, он всячески пытался просунуть свое грузное тело в оконный проем, но эта затея ему никак не удавалась. «Что делать? – Подумал Кузьмич. – Ну не убивать же его. Нужно прогнать». Он резко поднялся с пола на ноги, открыл дверцу печи и взял в руки горящую головешку. Кузьмич, словно отбиваясь от назойливой мошкары, стал размахивать около морды медведя этой головешкой. Зверь ревел и фыркал от запаха едкого дыма, но никак не мог пропихнуть свое тело ни вперед, ни назад. Сообразив, в чем дело, Кузьмич начал охаживать головешкой медведя по самой морде. От боли и едкого дыма непрошеный гость ревел пуще прежнего, ноздри его раздувались будто мыльные пузыри. Наконец, медведь, пятясь назад, вывалился из окна. Кузьмич несколько раз выстрелил ему вслед. За окном послышалось, как хозяин тайги, убираясь, прочь крушил частокол. Еще какое-то время раздавался треск от поваленных деревьев и раздавленных сучьев под его ногами. Так непрошеный гость был спроважен восвояси. В комнату стал проникать холодный воздух, снежинки витали по комнате и, оседая на полвицы, таяли, проявляясь мокрыми пятнышками. Кузьмич собрал осколки стекла, затем принялся занавешивать окно одеялом. 
- Ну и дела! Это ж в кои-то веки, да при живом хозяине, к нам такие гости без спросу захаживали, а, Дозор? – Пес в ответ жалобно скулил и бил хвостом по полу. – Завтра надо бы частокол поправить, да окно застеклить. А то не дай бог, он снова повадится. Ведь не уснет же до самой весны, зараза этакая. И что ему не спится?! Нет, нужно вокруг частокола капканы расставить. А то греха не оберешься. Да и волки могут тоже наведаться. Зима вон какая этой порой выдалась: ни снежинки за весь октябрь не выпало. Одни морозы стояли. Где ж им кормиться-то как не у нас. А, Дозор?
Кузьмич допил почти остывший чай и прилег на кровать, держа карабин в руках. Он строил планы на завтрашний день: нужно было починить частокол и расставить капканы вокруг дома. Да и проверить те капканы, которые были расставлены накануне в лесу на мелкого зверя. Размышляя над завтрашним днем, Кузьмич постепенно заснул.
2
За ночь снегу навалило почти по самое колено. Его белое покрывало укутало всю землю. Деревья стояли нарядные, как барышни на свидании: они слегка покачивались из стороны в сторону под редким дуновением ветра. Утром Кузьмич позавтракал, взял карабин, лыжи и вышел из дома.
- Ну что, Дозор, готов?
Дозор радостно заскулил и бросился валяться по снегу. Он пастью хватал снег и  тут же чихал и фыркал, забивая свои ноздри. Кузьмич встал на лыжи, и они двинулись в лес проверять капканы.
Так они отдалились от сторожки километра на три. Кузьмич проверял капканы, надеясь, что попадет какой-нибудь зверек. Но все капканы были пусты. В этом не было ничего странного: зима еще не набрала свою могучую силу. Вот и попряталось мелкое зверье по норкам и дуплам, спят до той поры, когда истощают запасы накопленного жира. Но это будет ближе к весне, если конечно что-то или кто-то не вынудит выбраться этих зверушек из обжитых норок. Вот только соболь не спит ни зимой, ни летом. У этого хищника на удивление другим собратьям столько сил и энергии, что он может пройти сотню километров в поисках пищи. Ну, а если у него появилось потомство, то и того пуще….
Солнце постепенно снижалось, бросая последний взор на кроны деревьев, и они, серой тенью падали вниз, отражаясь на снегу. Пора было возвращаться. Кузьмичу еще предстояло починить частокол от вчерашнего непрошеного гостя. «Да, и окно надо бы починить, а то все тепло уходить будет из дома наружу», думал Кузьмич. Дозор резвился, радуясь первому снегу, носясь, то взад, то вперед.
- Ну что, Дозор…. Пора возвращаться, а то скоро темнеть начнет.
Но вместо радостного воя и виляния хвостом пес вытянул морду вперед по направлению вековых сосен. Их макушки уходили высоко в небо, казалось, что они упираются аж в самые облака. Дозор дергал носом несколько секунд, пытаясь распознать по запаху, что скрывается там за этими могучими соснами в самой глуши леса. Затем он стал громко лаять. Но этот лай был не резвости ради, он что-то учуял и старался привлечь внимание своего хозяина. «Наверное, лисицу почуял или еще какую-нибудь живность», подумал Кузьмич. Он развернулся и направился в обратный путь. Метров через десять Кузьмич оглянулся, но пса нигде не было.
- Дозор! Дозор! Ко мне! Пора возвращаться.
Через мгновение раздался лай, катившийся по всей тайге и нарушая привычную тишину. А через минуту появился и сам пес. Он забежал вперед своего хозяина и стал прыгать на задних лапах. Он метался от него в ту сторону, откуда только что прибежал. По всей видимости, Дозор что-то нашел и хотел привлечь внимание к своей находке.
- Ну, полно тебе, Дозор. Пора возвращаться. Я понимаю, тебе хочется порезвиться…. Что ты там нашел, а? Песца, небось, или лисицу….
Дозор не соглашался с выводами своего хозяина, он стал тянуть его за рукав тулупа в сторону своей находки.
- Ну ладно, твоя взяла! Пойдем, посмотрим, что ты там нашел.
Пес, радостно залаяв, бросился бежать. Кузьмич развернулся и пошел следом за ним. Метров через двести, около одной из елей Дозор остановился и, задрав голову кверху, начал громко лаять.
- Матерь божья! Да как же тебя угораздило здесь очутиться?! – Увидев находку своего пса, выругался Кузьмич.
На еловом стволе, зацепившись о сучья, метрах в пяти от земли висел человек. Он был одет в черную куртку с меховым воротником и комбинезон, на ногах были утепленные сапоги мехом наружу, а на лоб свисал шлем. На снегу под самым деревом были видны капли крови. Этот человек держался обеими руками за живот. Он не то спал, не то был мертв, по крайней мере, признаков жизни он не подавал. Кузьмич снял лыжи и тулуп, приставил карабин к дереву и начал взбираться вверх по стволу. Еловый ствол был, что говорится, без сучка и задоринки. Нелегко далось это лазание по дереву уже немолодому Кузьмичу. Но вот он добрался до пострадавшего, затем приложил к его шее свою ладонь. Еле заметно, но пульс все-таки прослушивался. «Значит, жив», подумал Кузьмич. Он осмотрел под его руками одежду: комбинезон был сильно разорван, а вокруг разрыва были запекшиеся сгустки крови. По всей видимости, он был ранен в живот, да и крови потерял немало. Ему срочно нужно было оказать медицинскую помощь.
- Повезло тебе чертовски! В рубахе, небось, родился! Но как же тебя отсюда снять-то? Да, видать, ты сильно поранился, служивый, коль кровь аж на снег просочилась. Ну да ладно, что-нибудь придумаем, главное, что жив. Летчик ты, что ли? Только в толк не возьму, как ты сюда попал, служивый? Ну да бог с ним, потом разберемся….
Кузьмич задрал голову кверху и увидел над собой метрах в пяти белый парашют, зацепившийся за ветки деревьев. Он сразу же сообразил, что нужно его достать и обрезать стропы. Это поможет спустить пострадавшего на землю.
Минут двадцать понадобилось Кузьмичу, чтобы перевязать пострадавшего и снять с дерева. Затем он аккуратно положил его на сани, которые смастерил на скорую руку из парашюта и сухих веток. И вот, наконец, они тронулись с места. Кузьмич медленно начал пробираться по ранее проторенной тропинке в сторону сторожки. Уже смеркалось. Нужно было спешить. Кузьмич опасался, что на запах крови могут сбежаться волки. А если дело до этого дойдет, они могут попытаться отбить у него раненого. Вот тогда будет жарко! Словом, нужно было спешить. Кузьмич изо всех сил двигался с тяжелой поклажей вперед, даже не останавливаясь ни на секунду, понимая, что время работает на него и каждая секунда может стоить ему и пострадавшему жизни. Так, шаг за шагом они дошли до сторожки. Все опасения уже позади.
Кузьмич осторожно положил раненого летчика на кровать и принялся его раздевать. Комбинезон пришлось разрезать ножом, чтобы снять, не причинив боли пострадавшему. Он ощупал его тело и проверил, нет ли у него переломов. Но на первый взгляд все вроде бы было в порядке. Но когда Кузьмич снял с него нижнюю одежду, то увидел ужасающую картину: живот был настолько сильно распорот, что даже были видны внутренности. Вокруг раны были запекшиеся сгустки крови. Кузьмич быстро растопил печь и поставил ведро с водой на плиту, чтобы промыть и обработать рану. Затем он достал мешочек с травами. В эту минуту он вспомнил, что у него остался еще спирт, на котором настаивал травы для Марии. Летчик все это время был без сознания. Наконец, чайник закипел. Кузьмич заварил траву, затем принялся обрабатывать рану. Все пошло в ход: и чистая простыня, и спирт. Кузьмич смочил влажной тряпкой губы пострадавшему и укрыл его несколькими одеялами.
- Ну, вот и все. Будем надеяться, что выживешь, коль в такой переделке побывал да уцелел. Правда, Дозор? – Кузьмич посмотрел на пса. – Ну, ладно, отдыхай. А мне еще нужно частокол поправить.
Ночью Кузьмич не мог долго заснуть. Его будоражили всякие мысли об этой находке. Он ни как не мог понять, как оказался в этой глуши за сотни километров от самого ближайшего населенного пункта этот моложавый летчик. Сколько он живет в тайге, а таких случаев не припомнит. Зверья повидал всякого: и заваленных деревьями, и погибших от ураганов. Сам год от года ходил, чуть ли не за триста верст за провиантом и патронами, да пушнину сдавать в заготовительную контору. Но обратно, правда, добирался на лодке по таежной реке. Так и то, кроме геологов, - да и те были километров за двести, - он никого в тайге не встречал. «Надо бы завтра капканы расставить. Чует зверье слабых. Не дай бог, повадятся волки, отбиваться от них никаких патронов не хватит», размышлял Кузьмич в полудреме.
3
Кузьмич проснулся от рычания Дозора. Со стороны леса доносился вой. Создавалось впечатление, что целый волчий «хор» собрался неподалеку от сторожки и выл на свой манер. Волки. Сомнений и быть не могло, это были волки, голодные и злые. Их вой был настойчивым, словно они требовали вернуть то, что по праву тайги принадлежало им. Они пытались своим воем внушить страх тем, кто будет противостоять им.
- Господи! Этого я и боялся. Теперь от них отбоя не будет. Учуяли, выследили твари ненасытные. Нужно что-то придумать.
Кузьмич взял карабин и вышел из избы. Дозор последовал за ним. На дворе было темно. Рассвет медленно крался, он был еще где-то там за кронами елей, стоявших на небольшой возвышенности и уносящих свои мохнатые ветви в черную мглу. А в глубине леса отчетливо виднелись яркие желто-зеленые огоньки. Они, как горошины, катались из стороны в сторону. Это и была волчья стая. Кузьмич несколько раз выстрелил вверх в надежде отпугнуть этих непрошеных гостей. Но он прекрасно понимал, что волки не побоятся этих выстрелов. Их кровожадный интерес был сейчас выше, чем инстинкт самосохранения. Они как раз и появились оттуда, где Кузьмич поздно вечером, бороздя снег, привез раненого летчика. Теперь эта стая будет выжидать удобного момента, чтобы атаковать. Они всеми силами будут стараться отбить добычу. Ведь по законам тайги это должно принадлежать им, и они никому ее не уступят. Они будут драться в кровь с любым соперником, до самой смерти, но свою добычу, хоть и упущенную, не отдадут. Это Кузьмич, как старый охотник, прекрасно понимал. «Да, действительно, зима выдалась не на шутку морозная и холодная. Зверь даже маленький в капканы не попался. Сидят все по норам. А волки, им что-то жрать надо. Нет, они так не отступят. Они и шли за нами больше десятка километров, чтобы завладеть добычей», рассуждал Кузьмич, всматриваясь в эти мелькающие в лесу огоньки. Вой после выстрелов не прекратился, а стал наоборот более назойливым и раздражительным. Волки заметались по снегу. И лишь в середине волчьей стаи два огонька стояли неподвижно. «Ага! Это видать их вожак. Вот с него и начать надо!», подумал Кузьмич. Но волки хитры и коварны. Они, как бы предчувствуя, что предпримет в этой ситуации человек, стали первыми проявлять инициативу. Вот уже рванул, что есть прыти к частоколу один из лидеров стаи. Он появился как раз в том месте, где еще не до конца Кузьмич заделал дыру. Волк вытянул голову кверху и протяжно завыл, как бы призывая остальных участников стаи последовать за ним. В это время Дозор бросился ему навстречу. «Назад!», только и успел прокричать Кузьмич. Но между ними уже завязалась драка. В воздухе витал то вой, то лай, то жуткое скуление. Кузьмич, опасаясь за своего пса, сделал несколько шагов навстречу этой сваре. Он взвел курок и пытался прицелиться, чтобы свалить волка. Но в этом поединке трудно было уловить момент для прицельного выстрела.
- Дозор! Дозор, ко мне! Ко мне! Дозор! – Выкрикивал Кузьмич, в надежде, что пес на мгновение отступит и даст своему хозяину сделать точный выстрел.
Но Дозор не реагировал на клич своего хозяина. Кузьмич сделал еще несколько шагов навстречу. И вот удачный момент: волк оказался к нему спиной. Кузьмич не медля, выстрелил. Раздался бешеный вой, затем жалобное скуление. Кузьмич в одно мгновение вторым выстрелом добил зверя. Он рухнул на снег и задергался в судорожных конвульсиях. Дозор хотел, было, рвануться вперед в самую гущу стаи, но Кузьмич во время его окликнул, и пес теперь уже послушно в несколько прыжков вернулся к своему хозяину. Первая атака отбита. Но это еще не конец. Это только всего лишь начало, начало неравной битвы между голодным зверем и человеком, защищающим не только себя и свое жилище, но и того, кого он обязался спасти от потери крови и вернуть к жизни.
Уже постепенно светало. Рассвет медленно подкрадывался из-за крон деревьев и узкой полоской освещал место, где с минуту назад завязалась кровавая битва. Волк лежал на снегу и не подавал признаков жизни. Вокруг него была огромная лужа крови. Кузьмич понимал, что сейчас на этот запах крови мгновенно понесется вся стая. Она будет рвать и метать своего убитого сородича. И на какое-то время можно будет передохнуть, но это будет длиться недолго. Не всем достанется эта добыча. Да и на всю эту разъяренную стаю все равно не хватит этого жалкого куска мяса. Уж слишком большой аппетит у этих лесных тварей. Кузьмич решается атаковать первым. «Нужно подпустить их ближе к убитому волку. Пусть дерутся за этот жалкий кусок. А я в это время буду стрелять. Нужно завалить как можно больше этих тварей. Может, после этого они отступят. А если нет, то загонят меня в дом, и будут осаждать. Вот тогда тяжко придется!», строя ближайшие планы, рассуждал Кузьмич. И вот появился один, другой, третий…. «Сколько ж вас набежало?», прошептал Кузьмич и стал целиться в первого попавшегося хищника. Выстрел. Короткий визг, и еще один волк упал замертво на снег. Вокруг него мечутся остальные, они дерутся. Жуткая картина: два волка, залитых кровью, лежат на снегу, вокруг них рвет и мечет голодная стая. Их много, больше десятка. Они рвут своих сородичей на части, и каждый с лакомым куском, добытым в смертельной схватке, удаляется в лес. Еще минута, друга и вся стая, утолив свой голод, отступает в лес. Кузьмич им вслед ведет прицельный огонь из карабина: еще одна парочка из этой стаи уже больше не будет рыскать по тайге в поисках пищи. Они тоже мертвы. Но вот, наконец, все кончилось: волки отступили и скрылись в глухом таежном лесу. Лишь редкое потрескивание сучьев, доносившееся из далека, выдавало их присутствие. Кузьмич сходил в сторожку за куском брезента. Останки волков он погрузил на этот брезент и отволок их подальше от своего жилища. Затем перекопал окровавленный снег и вернулся в дом.
- Нет, пора ставить капканы. Зверье от холодов совсем из ума выжило. Так и будут всю зиму меня будоражить. Того и гляди, скоро в дом заберутся. – Кузьмич стал шарить в загашнике в поиске капканов. – Ну, что тут у нас осталось? Ага! Это на росомаху. Так, а это на лисицу…. Ну, а этот уж совсем мелкий. Так, давай дальше посмотрим. Вот, а этот сойдет, даже на медведя можно ставить.
Кузьмич положил в рюкзак капканы и вышел из дома. Метрах в двадцати от частокола он расставил капканы на небольшом расстоянии друг от друга, чтобы хоть как-то обезопасить себя и свое жилище от непрошеных гостей.
- Ну, вот и порядок! Так будет спокойней. – Устанавливая последний капкан, сказал Кузьмич. – А Дозор – пес умный, он их обойдет. Это у него в крови. Правда, Дозор? – Пес радостно залаял и завилял хвостом.
Кузьмич поправил частокол, затем вернулся в сторожку. В это время послышался голос раненого летчика. «Ага! Видать в себя пришел, герой наш», прошептал Кузьмич, войдя в комнату.
4
- Пить, пить…. Кто стрелял? – Спросил летчик.
- А… очнулся! Вот и славненько!
- Что за стрельба? Где я? – Летчик еле выдавливал из себя слово за словом.
- Ну, не напрягайся, лежи…. Слаб ты еще. В тайге ты, батенька, в тайге, что ни наесть в самой настоящей. На несколько сот верст ни одной души живой не скличешь. Разве что шатун только может аукнуть в ответ. – Кузьмич зачерпнул в кадушке холодной воды и присел с кружкой на кровать рядом с раненым. – Ну, для начала скажу, ты пса моего благодари. Это он тебя в лесу нашел. Только вот как ты в тайге оказался, так я до сих пор в толк не возьму. Это тебе виднее. А стрельба, стрелял… по волкам. Сучьи твари выследили нас. Ты ведь ранен, кровушки потерял немало. Вот они на запах и объявились. Зима нынче холодная, морозы под сорок стоят…. Все зверье по норам попряталось. Жрать-то им нечего. А где ж, как ни у меня им кормиться-то! Я для них, что продовольственная база. Да шучу! Ты пей, пей. Только аккурат по маленькому глоточку. Слаб ты еще. Как звать-то тебя?
- Михаил…. Я – летчик-испытатель. Навигационные приборы отказали. А затем стали перебои в двигателе, словом – заклинили. Ну, я и катапультировался. Помню, что приземлился на дерево, а дальше…. Дальше летел вниз, потом ужасная боль в животе. Видать распорол о ветки. Больше ничего не помню.
- Ну, а я местный егерь Иван, Иван Кузьмич. А это мой пес – Дозор, твой спаситель. Ну, вот и познакомились. Сейчас я поесть приготовлю. Ты много-то не говори. Отдыхай. Вот встанешь на ноги через недельки две, тогда и наболтаешься вдоволь.
- Да вы что, Иван Кузьмич! Какие две недельки? Меня уже поисковая группа ищет….
- Э, брат! Да ты совсем плох, как я погляжу! Какая к черту поисковая группа? Ты знаешь, хоть где очутился? До ближайшей делянки геологов верст двести будет, а то и все триста…. А ты говоришь поисковая группа. Нет, мил человек, лечись, а там видно будет. Ну, отдыхай.
- Спасибо тебе Иван Кузьмич….
- Да чего уж там, потом благодарить будешь. Сперва на ноги встань. Ты б на моем месте, наверняка также поступил. Я ж тоже был военным, правда, срочную служил. Даже повоевать пришлось.
- А с кем воевали, Иван Кузьмич?
- С китайцами, черт бы их побрал! – Выругался Кузьмич. – Ну, это не война, конечно, а так, заварушка…. Правда, ребят полегло немало. Жалко ребят, все молодые, и двадцати лет от роду им еще не было. Вот такие дела, брат, были в наше время.
- Расскажи, Иван Кузьмич, как там все было….
- Да чего тут рассказывать, стрельба, пальба. Кровь. Смерть нечеловеческая, словом – мясорубка на мирном фоне.
- А я смотрю на вон ту фотографию, - летчик глазами показал на портрет, висящий на стене, - там орден. Это за ту самую заварушку?
- Да. Это орден Красной Звезды. Дали, наверное, за то, что… выжил. Многим тогда давали награды: кому героя, кому орден….
Кузьмич был с виду немногословный, с суровым взглядом таежного жителя, хотя душой и сердцем он мягок. Он понапрасну зверя бить не будет. Ведь мог недавно завалить шатуна, но не стал. «Он хозяин тайги, а не я», так рассудил Кузьмич. Хотя его шкура сгодилась бы в хозяйстве, да и мяса до самого лета хватило с лихвой. Но не посмел. Не для того приставлен он здесь, его дело охранять зверей и тайгу, а не вредить ей и ее обитателям. Кузьмич немного задумался. Невольно накатилась на него волна воспоминаний о службе в армии. Редко он вспоминал те дни. Но сейчас ему почему-то захотелось выговориться, излить душу. И кому – совершенно незнакомому человеку! Видать, годы берут свое. А может быть одиночество. Но что-то тоскливо у него на душе стало в эту минуту, и он начал свой рассказ.
- Молодым я тогда был. Месяца с два как призвался. И, как говорится, с корабля – на бал. Были мы в то время аккурат в карауле. Я после смены поста отдыхал. И тут на тебе – тревога. Да ни какая-нибудь учебная, а самая настоящая, будь она неладна! Выдали нам по два рожка боевых патронов, посадили в машину и привезли к месту сбора наших войск. До нашего прихода уже вся пограничная застава была мертва. Это было на острове Даманский, что стоит на Амуре, как раз на границе с Китаем. Словом, переправили нас на этот остров и бросили в атаку. – Кузьмич сделал глоток воды, затем продолжил. – Жуткая была картина: вокруг одни трупы, наши вперемешку с китайцами. Смотреть – страшно! А тут как назло нам болотистая местность досталась. Идем и вязнем по самые уши в трясине. Ну, думаю, если не китайцы добьют, то утону в этой тине. И искать-то никто не будет! Вот тогда я впервые почувствовал, что такое страх! Ну, думаю, прощай мама! Меня в эту минуту как ошарашило: и рванулся я изо всех сил вперед. В общем, из этого болота выбрался и бегу впереди своих. Гляжу, а китайцев вокруг, как собак нерезаных! Глаза узкие, сами маленькие, да еще в кедах. Но что интересно, они с нашими же автоматами, суки, против нас же и воевали. Вот твари так твари неблагодарные! Мы им помогали, помогали, а они вон какую бойню нам устроили. – Кузьмич разнервничался. Он встал со стула и прошелся по комнате. – Стал я стрелять очередями. Короткими. Еще соображал, блин, что если длинными палить буду, то патроны быстро закончатся. Ну, конечно, тут и наши подоспели. Стреляем, стреляем, а толку никакого: китайцы прут и прут! Дошло дело до рукопашного. Вот я и сцепился с одним. Он меня в плечо штыком задел, я – назад, да споткнулся. Лежу и думаю – это конец. Пытаюсь автомат вызволить из-под себя. А он сука как саданет меня штыком в бочину! Кровь в жилах будто застыла, ну думаю, теперь точно мне крышка! А китаец-то штык дергает на себя, а выдернуть не может. Я мигом сообразил, что почем. Вскочил на ноги, забыв про боль всякую, да саданул кулаком ему прямо в морду его узкоглазую. Китаец с ног свалился, ну я за штык. В общем, кромсал я его до тех пор, пока меня свои не оттащили. Решето из этого китайца сделал. Ну, а потом мы отступили. А через полчаса от острова осталась только паленая трава: системой «Град» дотла выжгли. Так вот все и закончилось. Ну, потом госпиталь, туда сюда. Комиссовали. А когда демобилизовался, то уехал в Сибирь. Так и остался в этих краях.    
- Да, война – это плохо. – Сказал летчик после продолжительного молчания.
- Да, ты прав. Нет от войны этой проку, одни беды, да души искалеченные. А ты что ж военным стал?
- Технику люблю, особенно самолеты. А еще – небо! Когда летишь над облаками, аж дух захватывает! Да и красота неописуемая!
- Небо – это хорошо! А бога видел? – Почему-то спросил Кузьмич и тут же добавил. – Да где уж тебе до бога! Видать, он еще выше сидит, чем ты летаешь….
5
Прошло несколько дней. Летчик понемногу шел на поправку. Рана на его животе медленно, но все же потихоньку затягивалась. Кузьмич своими настоями из лесных трав, как заправский лекарь, пичкал пострадавшего по нескольку раз в день. Снег больше так и не выпал. Холод стоял ужасный, градусов под сорок пять, а то и того больше. Кузьмич решил запастись дровами, понимая, что тех осенних запасов ему хватит ненадолго. Он с раннего утра колол поленья и таскал их в дом. А после полудня неожиданно проявилось солнце, небо стало ясным. Затем подул легкий ветерок, даже почувствовалось, что мороз потихоньку отступает. Дозор, предчувствуя эту кратковременную оттепель, резвился во дворе. Солнце медленно садилось. Его сияние еще пробивалось сквозь кроны деревьев. Но вот ветер стал постепенно усиливаться. Он гнул молодые деревья и завывал с неистовой силой, кружа снежную порошу вокруг дома. Кузьмич выглянул в окно и прислушался. Ему все казалось, что волки вот, вот должны вернуться, надо было встретить их во всеоружии. Но за окном все было спокойно: непрошеных гостей не видно. Лишь только злобный ветер пугающе завывал, как бы подражая волчьей стае.
- Пойду капканы проверю, а то пурга скоро поднимется. Бог его знает, сколько мести будет. Может день, а то и целую неделю. Тогда капканы тяжело будет отыскать в глубоком снегу. – Кузьмич накинул тулуп и взял на плечо карабин. – Ну что, Дозор, пойдем работать? Мы не долго…. А ты Михаил лежи. – Летчик помахал рукой.
Дозор мигом отреагировал на предложение своего хозяина. Он соскочил с места и начал скрестись передними лапами о двери.
По тайге ветер гулял повсюду с такой огромной силой, что клонил молодые деревья вниз до самого снега. Его порывы кружили снежные комья по воздуху то, прибивая его к земле то, снова поднимая вверх на огромную высоту. Снежная пороша летела в разные стороны, образовывая белую непроходимую стену. Идти по такой погоде было нелегко. От этой кружащей пороши пес фыркал так, будто только что рылся в норе и забил свои ноздри землей. Кузьмич приподнял ворот и, уткнув в него лицо, медленно шел вперед, сопротивляясь встречному ветру. Снег был довольно плотным, так что Кузьмич шел спокойно, не опасаясь, что может провалиться под ним. Капканы на мелкого зверя были расставлены им накануне метров за триста от сторожки. И вот первый улов, в капкан попался песец. Он уже полинял, мех был добротный: весь белый с небольшими серыми крапинами. «Хорош ворот будет, если скорняки не испортят», оценил добычу Кузьмич. Ветер на какое-то время притих и тишину пронзил громкий треск. Но это не от мороза треснула хрупкая ветка, это было что-то другое, и Кузьмич это понял. Он насторожился, затем огляделся вокруг. Дозора рядом не было. И вот послышался громкий лай. Так Дозор лает только в том случае, когда чует опасность, либо пытается играть с каким-нибудь мелким зверьком. Но в такую пургу вряд ли зверье будет вылезать из своих норок.
- Дозор! Дозор! Ко мне!
Лай пса постепенно затих. Кузьмич не на шутку начал переживать за своего верного друга. Он снова стал его звать. Но Дозор так и не откликнулся. Кузьмич огляделся по сторонам, прикрываясь воротом тулупа от пронизывающего холодного ветра. Прошло с минуту, может чуть больше. Ветер постепенно усиливался, и уже как бешеный гнал огромные хлопья снега, забивая лицо. Он еще несколько раз окликнул своего пса, но Дозор больше так и не залаял. «Чует мое сердце, что-то неладное случилось! Нужно искать Дозора пока следы не замело», промолвил еле слышно Кузьмич и направился по следам на его поиски. Метров через пятьдесят, когда он поднялся на пригорок, то увидел на снегу лежащего пса. Вокруг него были отчетливо видны медвежьи следы. Кузьмич быстро вскинул карабин и насторожился. Он огляделся по сторонам, но из-за сильного ветра, метавшего из стороны в сторону огромную снежную массу, видимость была почти нулевая: ему с трудом удавалось разглядеть даже деревья, стоящие метрах в десяти от него. Самого медведя рядом не было видно. Кузьмич направился к Дозору. И вдруг в это время на него сзади навалилась огромная туша. Он мгновенно оказался в лапах хищника. Медведь всячески старался его подмять под себя. Кузьмич как мог, сопротивлялся. Но вот медведь ударил его лапой в плечо и свалил с ног. Кузьмич, прекрасно зная повадки этого зверя, понимает, что сейчас он рухнет на него своей огромной массой, и будет пытаться разодрать на части. Он стал перекатываться на бок, пытаясь взять ружье в обе руки и выстрелить. Но медведь, как бы предчувствуя эту опасность, в одно мгновение накидывается на него, стараясь передними лапами вцепиться в голову. Кузьмич отчаянно сопротивляется. В эту минуту для него было важным быстро вызволить карабин, но он как назло застрял между тулупом и шкурой медведя. Он пытается нащупать спусковой крючок, чтобы хотя бы выстрелить. И возможно после выстрела зверь на какое-то мгновение оторопеет. Тогда можно будет и выстрелить уже более точно. Но это ему никак не удается: лицо застилает мохнатая шкура, медведь своей массой все сильнее и сильнее вдавливает свою жертву в снег. Кузьмич на ощупь пытается дотянуться до спускового крючка. Вот, наконец, это ему удается. Выстрел! Медведь на мгновение замер. Кузьмич, воспользовавшись паузой, выскакивает из-под огромной туши и делает кувырок в сторону. Этого хватило. Он в это время находился на самом краю пригорка и по инерции сразу же полетел кубарем вниз. Разъяренный зверь, отойдя от шока, огромными прыжками бросился в погоню. Вот, вот он настигнет вновь свою жертву. Кузьмич вскакивает на ноги и бежит в сторону сторожки. И тут он понимает, что так просто ему не уйти, он разворачивается и стреляет. Раздается страшный рев, прокатившийся по всей тайге. Но рана для медведя оказалась не смертельной, она только пуще прежнего разозлила зверя. И, по всей видимости, разозлила не на шутку: медведь рьяно бросился в погоню. Кузьмич, что есть сил, бежит вперед. До заветной сторожки еще слишком далеко. И вот, запнувшись о собственные ноги, он падает, затем быстро вскакивает на ноги и снова бежит. Но неожиданно он почувствовал резкую боль в правой ноге и, как подкошенный, падает на снег. В глазах помутнение от адской боли, ветер нещадно бьет его по щекам. И тут он видит, как на него наседает огромная туша медведя. В последний момент он стреляет, теряя при этом сознание.      



6
После схватки с медведем Дозор приходит в себя. Он медленно подымается и, прихрамывая на заднюю лапу, ковыляет в сторону сторожки. Вот он подходит к своему хозяину и скулит, затем жалобно завывает и лижет его по лицу, пытаясь привести в чувства. Но Кузьмич продолжает лежать под огромной тушей медведя, сраженного наповал последним выстрелом. Он все еще без сознания. Дозор, облизав своего хозяина, и видя, что он не реагирует, вцепился зубами в тулуп. Он начал тянуть его на себя, пытаясь вызволить из-под медведя. Но это оказалось ему не по силам. Тогда он бросился бежать в сторону дома. Пес с трудом приоткрыл дверь, затем протиснулся сквозь нее в комнату. Он подбежал к раненому летчику, вцепился зубами в одеяло и стащил его на пол. 
- Что? Что стряслось, Дозор? – Летчик был слегка напуган появлением пса без своего хозяина.
Дозор лаял и жалобно скулил, давая понять, что с его хозяином случилась беда. Летчик, отойдя от дремоты, быстро сообразил, что с Кузьмичом что-то произошло и ему нужна помощь. Он медленно опустился на пол, лежа он надел ватные брюки и валенки, затем огромными усилиями дотянулся до карабина, висящего на стене. Все это время пес жалобно скулил, как бы поторапливая летчика. И вот Дозор уже бежит вперед по заваленной снегом тропинке громко лая и прихрамывая на заднюю лапу. А позади него ползет раненый летчик. Он держит в одной руке карабин, а другой помогает своему телу продвигаться вперед сквозь пронизывающий холод и рыхлый снег. Ветер бушевал с неистовой силой, гоняя порошу, обжигая лицо и забивая глаза снегом. Но он полз, превозмогая боль, понимая, что егерю, его спасителю в недавнем прошлом грозит какая-та опасность, иначе пес не прибежал бы в сторожку и не вызволил его из дома в такую пургу. Дозор все это время жалобно скулил, подгоняя своего спутника. Вот, наконец, пес остановился. Он громко залаял и протяжно завыл, давая понять, что они прибыли на место. Но летчик перед собой увидел лишь огромную тушу медведя. И можно было только догадываться, что под этой тушей находится Кузьмич. К тому времени снег полностью его замел. Летчик начал осторожно его откапывать руками. Вот появилось лицо….
- А…! Нога! Нога! – Застонал Кузьмич.
- Живой! Живой! Иван Кузьмич! Я сейчас, я скоро….
Он с неистовым рвением начал откапывать Кузьмича, забыв о собственной ране. Но этого было недостаточно, нужно было каким-то образом помочь Кузьмичу высвободиться из-под туши. И хорошо, что он подмял его своим телом только на половину. Это давало хоть какой-то шанс, что ему удастся вытащить его из-под медведя быстро, не прибегая к другой помощи. Кузьмич время от времени из-за адской боли терял сознание. Его правая нога ниже колена совершенно ничего не чувствовала, ему даже показалось, что она сломана. Но на самом деле все обстояло гораздо хуже. И вот летчик, когда в очередной раз попытался вызволить из-под туши его правую ногу, то увидел, что она зажата капканом. Он начал его разжимать, но это оказалось ему не под силу. Капкан был очень крепким с сильной пружиной, да к тому же, он был предназначен для медведя.
- Иван Кузьмич! Да у тебя ж нога в капкан попала! – Вскрикнул летчик. Но он не слышал его слов, он был без сознания.
Наконец Кузьмича удалось вызволить из-под медведя. Дозор и летчик, вцепившись в воротник полушубка, потащили его волоком в сторону сторожки. 
Долго продолжалась эта схватка со стихией и борьбой за саму жизнь. Уже было темно. Пурга не унималась, а лишь всем своим свирепым воем показывала, что она могучая и сильная, и будет мести и мести снега, наметая огромные сугробы до тех пор, пока не погребет под собой все, что окажется на ее пути. До сторожки оставалось каких-нибудь метров тридцать, не больше. Но вот снова напасть. На пригорке замаячили желтые огоньки. Волки. Это были волки! Послышался вой, протяжный и какой-то пугающий. Он даже сначала был похож на завывание ветра. Но вот он становится все сильнее и сильнее. Волки медленно приближались, внюхиваясь в порывы ветра и готовясь к нападению на свою жертву.
- Волки! Кузьмич, волки! – Кузьмич молчал. – Да очнись же ты! Слышишь?
Летчик стал теребить Кузьмича за одежду. Но, поняв, что Кузьмича ему не привести в сознание, он сделал несколько выстрелов из карабина, пытаясь отпугнуть ненасытных тварей. Кузьмич в это время очнулся.
- Что за пальба?
- Волки! Кузьмич, волки! У тебя на ноге капкан. Снять бы надо, а то….
- Да, ты прав. Нужно его как-то отцепить от ноги, а иначе я не смогу доползти до дома. Сознание постоянно теряю. Боль адская…. Да ты и сам еще хвор, тебе не по силам меня тащить. Так что, давай-ка пробуем вместе. Я карабин буду мал помалу пропихивать в щель, а ты разжимай. Гляди, авось и получится. А то, брат, с волками шутки плохи. Их здесь сейчас не меньше десятка, а то гляди и того больше. Если они медведя выберут первым, то нам удастся добраться до дома, а если нас, то….
- То что?  А, Кузьмич?
- Да не дрейфь! Патронов, правда, маловато…. Но ничего, как-нибудь оборону держать будем. Вот только капкан побыстрее нужно с ноги снять.
- А как же нога? Она ж у тебя перебита. Нужно хотя бы ветку привязать….
- Да черт с ней с этой ногой! Жизнь, брат, сейчас дороже стоит, чем моя нога. Лишь бы сознание не потерять. Ну, что, готов? Раз, два….
Медленно, но все же капкан стал поддаваться. Сейчас было самым важным, чтобы Кузьмич оставался  в памяти и не терял сознание. И вот последнее усилие и капкан снят. Кузьмич, стиснув зубы от боли, приподнимается и садится, взяв на изготовку карабин. А вот и они, волки, появились тут как тут. Несколько волков молниеносно бросились в их сторону, остальные медленно стали окружать со всех сторон. Глаза их горели в этой ночи  каким-то пугающим свечением.
- Ну, держитесь, сучьи твари! – Вскрикнул Кузьмич и выстрелил.
Первый выстрел, второй, затем еще и еще. По всей тайге раздается визг, жалобное скуление, вой. Дозор рьяно мечется вокруг своего хозяина и лает в сторону волчьей стаи.   
- Михаил! Они сейчас отступать будут. Хватит им на сегодня еды. Давай потихоньку двигайся к забору. Там они нас уже не достанут. Капканы. Они их боятся пуще пули всякой. Только смотри сам не нарвись! Держись Дозора, он знает тропу. Дозор, вперед!
Но волки отреагировали иначе. Они не бросились пожирать своих сородичей, и даже огромная туша медведя сейчас их мало интересовала. Они, озлобленные, пытаясь, наверное, отомстить за недавнее поражение, будто решили взять реванш. А может быть, просто не хотели упускать и эту добычу. И как только Кузьмич и летчик стали уползать в сторону сторожки, волки молниеносно бросились в погоню. Они отстреливались до тех пор, пока не кончились патроны. До заветной двери сторожки оставалось метров пятнадцать.
- Ну, вот и все. Патроны кончились….
- Что будем делать, Кузьмич? – Встревожился летчик.
- Ползи в дом…. Живо! Там, в загашнике есть патроны….
- А как же ты? Нет, я тебя не брошу!
- Некогда рассуждать! Живо за патронами! За меня не волнуйся, среди капканов я. Да и нож еще пока при мне. Ну! Давай же! – Кузьмич громко крикнул на летчика, и тот, повинуясь,  пополз в сторону дома.
Летчик  пробирался к сторожке, а Кузьмич уже был наготове держать оборону. Волчья стая, рассредоточившись, друг от друга на небольшом расстоянии, медленно приближалась к своей жертве. Кузьмич озирается по сторонам, пытаясь распознать, кто из них первым решится его атаковать. Вот один зашел справа и предпринял попытку, он резким прыжком взвился вверх. Кузьмич прикладом карабина бьет его в морду, но волк словно и не почувствовав удара, вцепился в свою жертву клыками. Ватные брюки Кузьмича с первой попытки оказались хищнику не по зубам. Но вот он снова вцепился в ногу и пытается разорвать штанину. В это время Кузьмич бьет его прикладом по голове, но это не помогает. Тогда он вытаскивает нож, слегка приподнимается и всаживает его прямо в брюхо. Раздался визг, волк начал метаться из стороны в сторону, истекая кровью. Наконец, он рухнул на снег и забился в конвульсиях. Остальные волки наблюдали за этой схваткой со злобным оскалом, выжидая удобный момент для атаки. Кузьмич сейчас понимал, что на него набросятся другие члены стаи. Молниеносно ему пришла в голову идея: «Нужно как можно ближе подползти к капкану и кружиться вокруг него. И волк, потеряв бдительность, обязательно наткнется на него. А тем временем и летчик подоспеет с патронами». И вот один из волков бросился вперед. Кузьмич с трудом переворачивается на бок, капкан в нескольких сантиметрах от его ног. Но волк чует капкан, он его обходит с противоположной стороны и пытается вцепиться в ноги. Кузьмич снова переворачивается. И вот волк ринулся вперед, пытаясь вцепиться за ногу. Щелчок и его лапа попадает в капкан, раздается ужасный визг. Он, извиваясь, мечется вокруг капкана и пытается перекусить собственную лапу. В это время раздается выстрел. Это летчик. Он уже близко. Волк, еле взвизгнув, упал замертво на снег.
Еще минут двадцать пришлось отбиваться Кузьмичу и летчику от разъяренной стаи. Досталось и Дозору: в схватке с волками ему разорвали ухо, морда у него была в крови, да и прихрамывал он уже не на одну, а на две лапы. Но вот все позади, они уже на пороге заветной сторожки. Кузьмич делает несколько выстрелов в воздух. Волки отступили.
7
Рана у Кузьмича оказалась куда серьезнее, чем казалось на первый взгляд: капкан перебил ногу, сломав кость пополам чуть выше стопы. Да и долгое нахождение на морозе дало о себе знать: нога была сильно обморожена, он не ощущал ее до самого колена. Нога была вся синяя, а в некоторых местах даже багровая. Стопа висела, что называется на одном волоске. Нужно было срочно ампутировать ногу, иначе может начаться заражение и тогда не избежать гангрены. Кузьмич, почти не раздумывая, решается на ампутацию ноги. Но вот как это сделать без обезболивающих средств, он не знал. И тут он вспомнил, что у него должен быть спирт. Это хоть как-то помогло бы ему сдержать адскую боль. Но когда летчик сообщил ему, что бутылка из-под спирта пуста, Кузьмичу стало не по себе. Спирт был израсходован им на приготовление лекарств для летчика. Сейчас все равно выбора у него не было: он понимал, что если не ампутировать ногу, то долго так не протянет. Да и надеяться на постороннюю помощь ему не приходилось. Ведь в тайге живет. И нет этой помощи. И если даже отправиться в путь к геологам, то все равно им не дойти: либо волки сожрут, либо замерзнут по дороге.
- Так, Михаил. Слушай меня внимательно. Выбора у меня нет. Видать судьба так распорядилась. Возьми топор и заточи поострее….
- Кузьмич, а может не надо? – Летчик догадался, о чем говорит Кузьмич. – Давай я шину наложу….
- Какая тут к черту шина! Нога на волоске держится. Того гляди гангрена пойдет. А там – хана мне, брат. Нет, лучше уж культяпому быть, чем с жизнью проститься! Я понимаю, тебе это впервой…. Но, брат – надо! Надо.
Кузьмич забрался на стол, разрезал ножом штанину, затем снял брючной ремень и перетянул им свою правую ногу чуть выше колена, чтобы предотвратить кровотечение. Летчик все это время оселком водил по лезвию топора и с опаской глядел в сторону Кузьмича. Руки его нервно дрожали.
- Ну, хорош…. Давай, Михаил, приступай.
Кузьмич зажмурил глаза и сжал кулаки. Летчик замахнулся топором и… опустил вниз прямо перед собой.
- Я, я…. Да не могу я! Иван Кузьмич, хоть убей, ей богу не могу.
- Что ж, смотреть будешь, как я тут подыхать буду? Ну и черт с тобой! – Выругался Кузьмич. – Нет, брат, ты сможешь! Поди ближе. – Летчик подошел ближе. – Вот смотри, целься аккурат ниже колена на сантиметров десять. И не боись! Все у тебя получится.
Летчик пальцем коснулся ноги Кузьмича, как бы делая метку, куда ему предстоит сейчас ударить топором. В голове мельком пробегают разные мысли, его берет сомнение, он боится, что не сможет справиться с этой задачей. Но тут же понимает, что медлить нельзя. Да и на помощь сейчас рассчитывать не приходится. Наконец он заносит над головой топор. Удар! Кузьмич вскрикнул и потерял сознание. Но с первой попытки отрубить ногу не удается. Кость только раздроблена. Крови еще нет. Кузьмич все еще без сознания. Летчик понимает, что он сейчас в шоке, нужно как можно скорее завершить эту ужасную процедуру. Выхода иного у них нет. Кузьмич приходит в сознание и понимает, что попытка не удалась. Тогда он берет свой охотничий нож и наставляет его на ногу в том месте, где был первый удар топора. Летчик снова делает взмах и бьет по лезвию ножа. Адская боль. Кузьмич, стиснув зубы, стонет. Нога отвалилась. Теперь нужно обработать рану и натянуть на кость кожу, затем зашить ее и перевязать.
Ну, вот и все. Самое страшное позади. Операция завершена. Кузьмич уснул. Летчик сидит рядом с ним, не смыкая глаз.
8
- Ну что, хирург? Все в порядке? Жить-то будем, а?! – Кузьмич проснулся и дотронулся рукой до летчика.
- Иван Кузьмич, как вы?
- Все нормально! Жив! Значит, не помру. А эту нехитрую часть тела, я и сам смастерю. И вот увидишь, она будет не хуже родной! Разве что разниться будет запахом дерева, а не пота….
Спустя неделю, когда рана на ноге зажила, Кузьмич смастерил себе деревянный протез, но все еще не решался его носить.
«Удивительный человек, этот Иван Кузьмич, - отмечал про себя летчик, - это ж надо сколько мужества иметь, чтобы со своим телом так поступить!? Да и после ампутации он ничуть не утратил тягу к жизни. Видать велика у него, эта тяга к жизни. Любит он ее, пусть по-своему, по-таежному, но – любит!».
Наступила весна. Снег почти сошел. Лишь только в лощинах да в овражках еще лежали прогалины небольшими серыми пятнами. Но скоро и они растают. И пробьется сквозь прошлогоднюю листву молодая трава. Защебечут птицы, зверье вылезет из своих норок. И заживет тайга своими буднями, как и в прежние времена. Летчик давно уже выздоровел, и был готов отправиться в путь. И вот Кузьмич перед дальней дорогой дает ему последние наставления: как вести себя в тайге и подробно объяснил куда ему предстоит двигаться. А двигаться ему нужно было в лагерь геологов, верст двести. У них есть рация и они смогут сообщить о происшествии на большую землю. Они обнялись как старые добрые друзья, молча простились. Летчик ушел. Кузьмич проводил его последним взглядом, а Дозор жалобно провыл ему вслед.
Все закончилось в этой истории благополучно: летчик добрался до геологов, а затем и до большой земли. А Кузьмич, да что с ним будет, живет себе в лесной сторожке. И лишь иногда выйдет на крыльцо и устремит свой взор в небо в надежде увидеть хоть краешком глаз бороздящего просторы спасенного им спасителя.

Виталий Гайт