Дэниел

Холод. Одиночество. Боль.
Одиночество ещё можно перетерпеть, с холодом тоже можно как-то смириться, с болью дела обстоят куда хуже. И что там такое порвалось у меня внутри, что кажется, будто весь живот стянуло в тугой узел, готовый разорваться изнутри в любой момент?
Палата кружилась у меня перед глазами в неистовой пляске. Наверное, я потерял очень много крови… Господи. Когда же кончатся мои мучения?
                ***

Я еле разлепил глаза и сразу же увидел склонившуюся надо мной женщину в белом халате. Она была довольно молода и привлекательна, вот только уж очень строгое выражение  лица отнюдь её не красило. Белоснежную палату, в которой я находился, освещал яркий свет лампочки, прикреплённой к стене прямо над моей кроватью. Я не мог определить: день сейчас или ночь из-за того, что других видимых источников света не было. Не знал я и то, как сюда попал.
Медсестра подсоединила капельницу с кровью к трубке, торчащей из моего плеча. «Лежите, пока не шевелитесь». - это было всё, что она сказала, после чего стремительно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Я попробовал повернуть голову направо, и вроде бы мне это удалось, - сейчас голова кружилась поменьше. Видимо я всё-таки немного поспал. На соседней койке никого не было.
В палате я был один.
В глазах у меня ещё прыгали какие-то чёрные точки. Голова адски болела, но хуже всего - живот.
Я попытался вспомнить, что же со мной случилось, и как я здесь оказался. Но в голове были лишь туман и пустота. Я мог вспомнить только своё имя. Дэниел. Моё имя бессмысленно крутилось в мозгу. Буквы переворачивались в тумане моего воображения, перепутывались, перемешивались. Но больше я вспомнить так ничего и не смог. Полный коллапс. Кстати, это была чья-то любимая фраза…Моя? Может какого-нибудь моего друга? В моём мозгу только начало шевелиться какое-то воспоминание, когда дверь в палату в очередной раз открылась. Ощущение, что я что-то начинаю вспоминать, сразу же исчезло…
На пороге стояли двое мужчин в зелёных костюмах и шапочках хирургов. Один был довольно тучный, с пивным пузцом, высокий, немного за пятьдесят. На щеках - трёхдневная щетина, нос картошкой, усталые воспалённые карие глаза человека, проведшего бессонную ночь. После секундного промедления он вошёл первым. За ним - более молодой коллега в очках в толстой чёрной оправе, худощавый, ниже первого на голову.
Я случайно встретился с ним взглядом. Холодные, пронизывающие насквозь голубые глаза. Неприятные мурашки пробежали по моей спине, и мой несчастный живот стянулся в ещё более тугой узел.
Они молча подошли к койке, на которой я лежал. Тот, что постарше, наклонился ко мне и ,приподняв мне веки пальцами в мягких латексных перчатках, заглянул в глаза..
«Доктор»- прохрипел я.
«Лежи, лежи, дорогой». – ответил он и ,повернувшись к коллеге, добавил: «На операцию».
«Какую операцию?» - хотел было спросить я, но голос мой совсем меня не слушался, шершавый язык, как дохлая крыса, прилип к нёбу, и я смог выдавить только еле слышный шепот.
Молодой тем временем вышел и вернулся с санитарами, которые, похоже, стояли под дверью и ждали команды. Они вкатили каталку  и поставили вплотную к моей койке. Один приподнял меня за плечи, другой схватился железной хваткой за ноги. Когда они опустили меня на каталку, мой живот пронзила новая волна боли, и я беззвучно заплакал. Это было невыносимо. Я молил Бога о том, чтобы всё это поскорее закончилось, так или иначе.
Меня выкатили в коридор. Тусклое освещение. Серые грязные стены, облупившаяся зелёная краска. В углах широкие щели. Больница выглядела обветшалой и необитаемой.  По пути мы проезжали абсолютно пустые палаты, двери которых были сорваны с петель и сиротливо висели, покосившись, почти до самого пола, либо их не было вообще.
Мы миновали коридор, потом свернули направо. Никто ничего не говорил. Мы двигались в абсолютном молчании, лишь было слышно поскрипывание колёс каталки, да шлёпанье тапочек по бетонному полу. 
Наконец, мы остановились перед широкими, некогда выкрашенными в белый цвет, дверями. Санитары распахнули их и снова взялись за каталку.
Ввезли меня внутрь.
Врачи шли следом.
После полумрака коридоров, яркий свет, царивший в белоснежной операционной,  больно ударил мне по глазам, и я зажмурился. Я открыл их через несколько мгновений и успел увидеть, как меня подвезли к операционному столу, застеленному клеёнкой. Сверху на меня смотрела яркая лампа, какие обычно стоят в операционных. Ноги, руки и голова у меня были  тяжеленные, как свинцовые гири, и я лишь слабо пошевелился, когда меня опять довольно грубо схватили и бросили на стол. В животе что-то порвалось, и я взвыл. А потом я ударился головой так, что в глазах потемнело. На какое-то время меня поглотила тьма, и я благодарно нырнул в неё, ища спасения от адской боли, пронзившей всё моё тело…

                ***

Я очнулся, перед глазами всё плыло и двоилось, я никак не мог навести фокус. Надо мной склонились какие-то силуэты. Я видел, что они что-то вытаскивают из меня, какие-то куски, больше похожие на размытые тёмные пятна, и я не знал, что это было.
 Боли не было.
Потом  я снова отключился…

                ***

Я услышал чей-то смех и открыл глаза. Передо мной сидел какой-то скорченный, словно самый древний в мире паук, худой старик с повязкой на голове, из-под которой в разные стороны торчали седые длинные космы. Он увидел, что я проснулся, растянул сухие, потрескавшиеся губы в беззубую улыбку и пару раз ударил в ладоши. Потом показал на меня крючковатым пальцем, всё также глупо улыбаясь, и засмеялся. 
«Седой, отойди от него». – послышался детский, но уверенный голос. Старик перестал кривляться и побрёл прочь. Я попытался приподняться, подтянул под себя ноги и сел, облокотившись на спинку кровати. Живот почти не болел.
Я сразу же увидел обладателя этого странного голоса: напротив меня на кровати сидела маленькая хрупкая девочка лет восьми-девяти с длинными тёмными волосами. Одна нога у неё была в гипсе, а возле койки стояли миниатюрнее костыли. Девочка была одета в серую больничную рубашку, которая была ей очень велика. Лица её я не видел, потому что она сидела боком ко мне.
Старик, тем временем, доплёлся до своей койки у противоположной стены и лёг на живот лицом вниз.
В палате пустовали еще два места..
«Как тебя зовут?» - спросил я.
Девочка ответила не сразу. Она медленно повернула голову, и я увидел бледное личико с большими серьёзными синими глазами. Рот исказила какая-то недетская ухмылка человека, который повидал многое. Меня поразила взрослость этой ухмылки в сочетании с небесно-синими глазами.
«У меня много имён». – услышал я ответ. И неприятный мороз пробежал у меня по коже.
«Кто ты?» - спросил тогда я.
«Лучше спроси, где ты. Это более правильный вопрос. Ведь ты не знаешь». – ухмылка девочки стала шире.
«Я в больнице. Мне сделали операцию… - начал лепетать я.
«Интересно. – ответила девочка. – Как ты сюда попал?»
Я запнулся на полуслове, глядя в огромные, пронизывающие, внимательные глаза. Мне стало как-то не по себе от всего происходящего. И я замолчал и отвёл взгляд.
Знал ли я, как попал сюда? Нет. Я не помнил. Не знал даже, какой орган был прооперирован, и врач ещё не приходил… Я вообще ничего не знал. От осознания этого мне стало страшно..
Поэтому я только тихо произнёс: «Я не знаю». 
После этих слов девочка запрокинула голову и громко засмеялась.
Я недоумённо наблюдал, как её маленькое хрупкое тельце трясётся от смеха.
Наконец, она перестала смеяться, махнула на меня рукой и снова внимательно посмотрела мне прямо в глаза.
«Ты мёртв. – без тени улыбки сказала она. – И сейчас ты в аду. В твоём персональном аду».
Я не поверил своим ушам. «Что за бред! - выкрикнул я. – Это всё ложь!»
Девочка только продолжала смеяться. Я отвернулся.
Сердце бешено колотилось в моей груди. Я оглядывал палату и думал : «Всё происходит в реальности или это жуткий кошмар?»
Я ущипнул себя за руку. Понял, что не сплю.
«Ты мёртв. Даже и не сомневайся». – повторила девочка, перестав смеяться.
«Я тебе не верю» - тихо сказал я.
Неожиданно девочка поднялась с кровати и потащилась в мою сторону, приволакивая ногу в гипсе. Двигалась она при этом проворно и быстро для ребёнка с переломом ноги.
Она подошла и села на мою кровать. У меня возникло невольное желание отодвинуться, когда она опускалась на край койки, что я и сделал.
Девочка усмехнулась, заметив это моё движение, и сказала:
«Ты мёртв уже более 24-х часов. Твоё тело лежит в придорожной канаве, в 10 милях от Бостона. Ты ехал к матери, когда начался сильный снегопад. А на зимних шинах ты сэкономил. – потом добавила: «Твоя машина заскользила по дороге, зацепила канаву и перевернулась три раза. Большой кусок искорёженного металла – часть крыши, пропорол тебе все внутренности от адамова яблока до низа живота. Ты умер через полтора часа – истёк кровью».
После этих слов девочка коснулась моей руки. В глазах у меня сначала потемнело, а потом в голове  быстро-быстро замелькали картинки. Вот я еду в своём синем форде и напеваю старую песенку Битлз “Yesterday”. Потом перед ветровым стеклом начинают мелькать снежинки, дворники яростно смахивают их. Машину поводит  в сторону, она подскакивает на кочке. И переворачивается. Слышен скрежет металла и грохот. Всё кружится у меня перед глазами. Потом вспышка невыносимой боли…
Я очнулся, лёжа на кровати и тяжело дыша.
В палате никого не было.
Я услышал мерный стук. Повернул голову на звук: форточка приоткрылась, и теперь сквозняк играл ею.
«Что же происходит?»
Я медленно встал, чтобы не потревожить живот и подошёл к окну.
Палата, в которой я был, находилась где-то на третьем-четвёртом этаже. С этой высоты я мог видеть  высаженные во дворе ели и, освещённую одиноким фонарём, пустующую подъезную дорожку. Больше ничего. Остальное скрывала темнота. Видимо, сейчас ночь. Странно, что из окна не видно никаких огней города. Если я сейчас в городской больнице, то кругом обязательно должны быть фонари, свет из окон соседних домов. Разве что больница совсем на отшибе…
«Или это не больница вовсе…»
Да и привычного шума города не было слышно. Ни звука двигателей, ни гудков. Хотя, возможно, была глубокая ночь. Но всё же…Странно, очень странно…
Я закрыл форточку на щеколду. Оглянулся через плечо и заметил какое-то движение в коридоре, как будто промелькнул чей-то силуэт в белом.
Я направился в коридор. Там было темно, после ярко освещённой комнаты, я не мог различить в темноте почти ничего. И, внезапно, в нескольких сантиметрах от моего лица возникло бледное , сморщенное лицо старика, которого я видел в палате. Как в замедленной съёмке я увидел, как в руках у него что-то блеснуло и , после этого, мой живот пронзила адская боль…Я схватился за живот и нащупал торчащий из него большой нож для разделки мяса. У меня подкосились ноги и я осел на пол… За спиной послышался топот ног и безумное хихиканье старика, пырнувшего меня…
Живот снова разрывало на части от адской боли, наконец, я начал проваливаться в темноту…

                ***

Сознание возвращалось ко мне толчками, как будто я всплывал на поверхность с морского дна. Я, то начинал видеть вокруг себя белые стены комнаты, в которой, по-видимому, находился, то снова проваливался в темноту. Вроде бы ко мне кто-то подходил и что-то говорил, но я не мог различить лиц, видел только силуэты… Наконец, я очнулся, еле разлепив глаза, и сразу же увидел склонившуюся надо мной женщину в белом халате. Она была довольно молода и привлекательна, вот только уж очень строгое выражение  лица отнюдь её не красило. Белоснежную палату, в которой я находился, освещал яркий свет лампочки, прикреплённой к стене прямо над моей кроватью. Я не мог определить: день сейчас или ночь из-за того, что других видимых источников света не было. Не знал я и то, как сюда попал.
Медсестра подсоединила капельницу с бурой кровью к трубке, торчащей из моего плеча. «Лежите, пока не шевелитесь.» -это было всё, что она сказала, после чего стремительно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Я попробовал повернуть голову направо, и вроде бы мне это удалось, - сейчас голова кружилась поменьше. Видимо я всё-таки немного поспал. На соседней койке никого не было.
В палате я был один.
В глазах у меня ещё прыгали какие-то чёрные точки. Голова адски болела, но хуже всего - живот.
Я попытался вспомнить, что же со мной случилось, и как я здесь оказался. Но в голове были лишь туман и пустота…А ещё я чувствовал адский холод, пробирающий до самых костей…   

                Февраль 2013