Крокодил

— Да ладно тебе, Женька, ломаться. Ну пойдем трохи попляшем, а то что я там один делать буду, — не отставал Слон.
— Ну, не хочу я, Сашка, на эти танцы тащиться. Дай полежать спокойно, я ж только с наряда сменился, — устало отбивался я.
— А я что, хочу? Нo ты посуди сам, до выпуска год остался. Вот ушлют на Балхаш — будем там зубами от перестоя клацать. А так, может, какую деваху справную и найдем. Ну хочешь, я тебе сапоги начищу, воротничок подошью?
— Ну, я-то тебе зачем? Вон, второй взвод только что повалил, давай, дуй с ними, — не сдавался я.
— На что мне второй взвод, — не унимался Сашка. — У них у всех уже девки расхватаны, а мы с тобой вместе, смотришь, кого-нибудь и склеим вдвоем.
— Ну склеим вдвоем, а дальше то что делать будем?
— А дальше бросим на пальцах, с кем пойдет — тот и пан, — обстоятельно рассудил Сашка.
На танцы я ходить не любил. От громыхания нашего самодеятельного, курсантского ансамбля у меня раскалывалась голова. Клеить никого тоже не хотелось. Хотелось тихо дождаться отбоя и залечь спать. Но Слон все-таки меня достал, и через пол часа мы притащились во Дворец Офицеров.
В зале, под Yesterday, топталось полно народу. Несколько неразобранных девчонок кучковалось по углам, изо всех сил делая вид, что им все до фонаря. Половина нашего взвода оживленно гоготала в углу. Витька Гусев, увидев нас, радостно замахал своими граблями в нашу сторону.
— Так, мужики, — оживленно набросился на нас он. — Бросаем на пальцах на “Крокодила”. На кого выпадет — тот и попал.
— Не, хлопцы, на Крокодилу я не согласен. Я сначала вокруг пошукаю, — по хозяйски засопротивлялся Слон. — Зачем мне Крокодила? Вон какие девки добрые пляшут.
— Ну и что, что пляшут, не с тобой ведь, — атаковал Гусь.
— Не, я не согласен, — упирался Слон, оглядывая танцующих девчонок.
— Хрен с тобой, ищи себе принцессу, а мы пока бросим. Начинаем с меньшего, — скомандовал Витька. — Раз-два-три.
Мы бросали и считали несколько раз — выпало на меня.
— Во, Женька, я ж сказал, тебе повезет, — неожиданно ехидно заметил Слон. — А где Крокодила-то?
— Да вон, у дверей там, очкастая такая. Я ее давно заприметил. Крокодил-крокодилыч, в красных штанах, видишь у дверей мнется, — показал Гусев.
— Все, Женька, раз тебе масть выпала — вперед, — подбодрил Слон.
— Ну, и скотина же ты! Я сюда из-за тебя приперся, и мне теперь отдуваться, а ты здесь веселиться будешь, — разозлился я.
— Ну ладно, Жень. Я же не виноват, что на тебя выпало, — примирительно ответил Слон. — Ну отмучаешься разок — и все. Давай, а то "Вчера" уже кончается.
Делать было нечего, и я отправился к своей жертве.
Мне с самого начала показалось, что она какая-то странная. Огромные очки в тяжелой, роговой оправе закрывали все ее лицо. Длинные, иссине-черные волосы лежали на плечах и сливались с черной кофтой. Смотрела она куда-то вниз, и, когда я пригласил ее на танец, она, не поднимая головы, подала мне крохотную ладошку и вдруг испуганно спросила:
— А можно мы не пойдем танцевать?
— А что ж мы делать будем? — удивленно ответил я.
— Можно просто поговорить, если хотите. И потом ваши друзья, вон там, все время на меня смотрят и смеются, а я танцую не очень-то хорошо. Они и смеются, наверное, поэтому, да? — доверчиво спросила он.
Ее наивное и детское простодушие совершенно ошеломило меня. Девчонка и правда была какая-то чудная.
— Черт их знает, козлы — вот и смеются. Ладно, можно поговорить, только не здесь, а то гром сплошной.
— Спасибо, — ответила она, взяла меня под руку и пошла к выходу.
"Вот же чекнутая", — думал про себя я. — "Это не просто Крокодил, это что-то совсем ненормальное". Мы молча шли по аллее в сторону КПП.
— А мы можем погулять в Екатерининском парке? — спросила она.
— Нет, я не могу за территорию, у меня увольнительной нет.
— Даже на пол часа?
— Даже на пол часа.
— А как же так, почти офицер — и не можете за территорию? — удивленно спросила она.
Я было выпалил, что "почти не считается"', но в последний момент, как-то, застеснялся оправдываться перед этой чекнутой и промолчал.
— Ну, ладно, можно тут посидеть, тут ведь тоже хорошо, — сказала она, потянув меня к скамейке.
— Вас ведь Женя зовут, да? — спокойно спросила она.
— Да, а как это ты узнала?
— А я слышала, как вас ваши друзья называли. Я только не поняла, что вы считали несколько раз по пальцам.
— А... это мы разыгрывали, кому билет в театр на завтра достанется, — поспешно соврал я. — У нас только один на всех был.
— А куда, в какой театр? — не отставала она.
— В Горьковский, про лошадь какую-то.
— Это, наверное, “Холстомер”. Я его видела раза три. Просто сердце разрывается.
— Из-за кого? Из-за лошади?
— Да нет, Женя, это не просто про лошадь, это ведь про нас про всех, про людей. Про то, как мы живем и умираем, какие поступки совершаем, зачем, — терпеливо ответила она. — Вот вы, например, военный, почему?
— Ну как, почему? Нравится, — не задумываясь ляпнул я. — Как говорится "Офицер – профессия героическая".
— А что вам нравится? — продолжала наседать она.
Вся эта идиотская ситуация стала меня ужасно раздражать. Что ж это такое, в самом деле. Какой-то несчастный Крокодил, а просто душу вынимает. "А не послать ли ее?" — проскочило в голове. Но совершенно не понятно почему, ее дурацкие вопросы и наивное любопытство задели за живое.
"А что же мне действительно здесь нравится?" — подумал я. —"За ворота не вылезти. Сижу, как в клетке. Лошадь – не лошадь, человек — не человек".
Я не знаю, как она это почувствовала или поняла, но приставать со своими вопросами перестала и надолго притихла.
— Женя, а хотите я вам достану билет на “Холстомера”? Можно даже на завтра, — вдруг предложила она.
— Что, прямо так запросто? Туда же, вроде, не попасть, — удивился я.
— У меня соседка театральной кассиршей работает. Я иногда ее прошу, если очень   нужно.
— А ты пойдешь? — совершенно неожиданно вырвалось у меня.
— Я? А, что, вы хотите со мной? Правда?
Ее чистая детская простота совершенно обезоруживала. От нее было некуда деться.
— Ну да, пойдем вместе, конечно, — ответил я.
— Это замечательно, я тогда вас буду в шесть тридцать ждать у моста. А сейчас мне пора, мне еще на Гражданку часа два добираться.
Я проводил ее до КПП. Около проходной мы остановились.
— Ну что, завтра на мосту в шесть тридцать? — спросил я.
Она ничего не ответила, и вдруг неожиданно ткнулась своей макушкой мне прямо в подбородок и, как-то, доверчиво и нелепо застыла там, словно щенок, который хочет чтобы его погладили.
И я сам, совершенно обалдев и не понимая что происходит, стал осторожно гладить ее волосы, впитывая в себя их запах и ощущение какого-то странного, неожиданного чуда.
Когда я вернулся в казарму время уже подходило к отбою. Слон шлепал в сторону сортира.
— Ты куда это пропал? — позевывая спросил он и тут же язвительно схохмил: "А зубастый Крокодил Женьку ночью проглотил". Я, кстати, завтра борюсь в СКА. Идешь за меня болеть?
— Нет. Не могу, я завтра в Горьковский иду, на “Холстомера”.
— Это что про лошадь, что ли? А билет откуда? — стал быстро соображать Слон.
— Да так … достать обещали.
— Никак тебя это чудо-юдо ведет? — догадался он. — Вот это да! Во деваха дает. Вот так Крокодил.
— Саш, ты больше не зови ее Крокодилом, ладно?
— Ну дак, она ведь и есть Крокодил. Официальный к тому же, — не сдавался Сашка.
— Послушай, я тебя серьезно прошу, как друга — больше Крокодилом не зови.
— Ну хорошо, не буду, хрен с ней. А как же ее звать то тогда?
— А черт, забыл спросить, — растерянно ответил я. — Но только, знаешь, я на ней, похоже, женюсь.
— Ну ты даешь, — изумился Слон. — Ты, что спятил? Она же ведь, и вправду, того, не очень- то замялся он. Да, ты ж ее и не знаешь совсем.
— Знаю.
— Ни хрена себе. И когда ж ты это решил?
— А вот, только что и решил, — ответил я.
Мы поженились через пол года.
Слон был у нас на свадьбе свидетелем.