Продавец хот-догов

Выдавливая пальцами гной из глаз, покрытых трещинами, как старый кирпич старой стены, он третий день без сна, четвёртый день без еды, с вывернутыми наизнанку веками, нетерпением, но благоговейным смирением, но полным непротивлением в мыслях слушал внимательным ухом безмолвное положение вещей.

“Улыбаться, улыбаться и говорить “спасибо”, когда хочется зарыдать им в лицо!” - кричал про себя он, стоя перед беззубым квадратом окна. Тишину ему хотелось раздавить как мохнатую гусеницу у себя на ладони, но всё время затекала спина и пальцы сводило от холода. “Бросать, бросать каждый второй рубль не на вечное пламя жизни, - думал он, - а раздать желающим, как тепло этого чайника!”

В эту минуту в окно протиснулась длинная, волосатая, увитая фиолетовыми лианами жил рука, - грубая, мозолистая рука рабочего, вышедшего из-под конвейера и теперь мечтающего набить своё толстое брюхо отбросами быстрой еды, - и как бы желая ухватить продавца за горло, протянула в грязных пальцах с длинными жёлтыми ногтями скомканную бумажку, после чего низкий голос прохрипел, резонируя со стальным каркасом ларька:
- Тройной с горчицей и морковью, будьте любезны!

… И плавучие метастазы времени колыхнулись с места и двинулись льдом вниз по руслу, и две подвешенные руки поднялись и безвольно задвигались в вечном упокоении, точно лезвия комбайна: с неподдельным талантом и страстью, безупречной точностью и быстротой они подогревали, накладывали, выдавливали, разрезали, подогревали опять и вновь накладывали. Одни глаза его выдавали плохую память на лица.

- Пить что-нибудь будете? - вежливо, но как бы про себя, поинтересовался он у покупателя.
- Извините, что вы сказали? - прохрипел голос.
- Говорю, пить что-нибудь будете? - продавец черпал терпение из бездонного колодца лжи.
- Кофе “три в одном”, пожалуйста.

И руки снова задвигались, погоняя сигналы из мозга, и предметы взлетали с мест своих и танцевали у него на столе, и из темноты космического “ничто” рождалось новое творение рук человеческих...

2012-2013