Апокалипсис с небес книга 2 ледяные трущобы интер3

ИНТЕРЛЮДИЯ 3

Со слов мертвеца.





Боль.
Адская боль.
 Казалось, ничего и никого больше не существует, есть только она и мое тело, агонизирующее на грязной лестничной площадке. Как ни странно, но я это понимал. Я знал, что мне и моей прежней жизни приходит конец.   
 Еще несколько вздохов, и мои легкие, заполненные кровью, отказываются выполнять свою функцию. Я рву на груди грязную рубаху, бью по ней кулаками. И откуда во мне взялись силы? Но все четно, кислород больше не поступает, и мрак, постепенно заполняющий мое сознание, становиться непроницаемым для света.
Голоса.
 Их было много, они звучали в моей голове.
 Я услышал их все и сразу. Они слились в один поток, объединенные страстным, сводящим с ума желанием – жрать! Да, именно жрать. Давясь большими кусками пищи, блюя и снова поглощая все это с неистовым аппетитом.
Боли, терзающей все мое тело, больше не было, она ушла, а с ней и все другие ощущения. Да нет же, ошибаюсь, одно ощущение все же осталось и с каждой минутой оно усиливалось. Теперь я начал понимать эти странные голоса. Они хотели того же, что и я. Они призывали объединиться. Так будет проще, так будет лучше. И я был в этом уверен.
Тело с трудом повиновалось мне, минут десять я просто пытался сесть. И, о чудо, это свершилось! Оперившись рукой о стену, я впервые снова почувствовал свою конечность. Нет, это не было привычной работой мышц, я даже не ощутил кожей шероховатость стены. Однако само движение вызвало необычные ощущения, словно по костям прошелся электрический разряд, заставив их подчиняться.      
Немного привыкнув к необычному поведению собственного тела и пройдя пару десятков шагов, я вдруг задался вопросом: "А кто же я, собственно говоря? Кто или что?". Да, я ощущал себя в этом мире, я даже чувствовал связь с подобными мне, и их было много. Однако тех личностных воспоминаний, что формируют индивидуальность каждого в отдельности, просто не было. Спустя мгновение мысль об этом забылась, как и многие другие, что возникали позже.
«Идем, ты должен быть с нами…мы нуждаемся в тебе…тебе станет легче, иди к нам»(,) - все громе и навязчивей звучали голоса в моей голове.
Чувство голода, вдруг сделавшееся невыносимым, придало уверенности моим робким шагам. Я ускорился, не смотря на то, что ноги отказывались сгибаться в коленях.
Сугробы на улице заставили удивиться. Раз лежит снег, значит есть и мороз. Впрочем, я могу и ошибаться. Но холода определенно не было, как и жары, ветра, сырости и других подобных явлений, которые я должен ощущать, как говорится, кожей. А должен ли?
Слова и ассоциации, связанные с ними, возникали и пропадали, как мне кажется, навсегда стираясь из памяти, образуя брешь, пустоту, которая быстро заполнялась новой информацией.
«Иди к нам...мы ждем тебя...ты нам нужен...»
Снег скрипит под босыми ногами. А где мои ботинки? Я с удивлением смотрю на синие стопы ног. Большой палец на левой безобразно вырван, а может быть и откушен, но боли я по-прежнему не чувствую.
Голоса в голове манят, они помогают мне идти верным путем. Сомнений нет, есть четкая уверенность в том, что я все делаю правильно.
Возникший впереди силуэт почти не вызывает эмоций. Труп с покрытым инеем лицом и мутными стеклянными глазами, скривив челюсть на манер косой ухмылки, не мигая смотрит на меня. Грязная, окровавленная рубаха порвана на нем, на теле видны глубокие раны от укусов. Я делаю попытку поприветствовать его поднятой рукой и понимаю, что машу сам себе. Отражение в стекле уцелевшей витрины магазина повторяет мои нелепые движения.
Ясно. Теперь мне все понятно, во всяком случае, известно, кто я сейчас. И то, что я ходячий труп – зомби, принимается, как должное. Тут бы с облегчением выдохнуть, одной загадкой меньше,  но именно в это мгновение замечаю, что уже не дышу. Рука скользит по изуродованной укусами грудной клетке. Тишина. То, что делает нас живыми, пропуская через себя до 10 000 литров крови в сутки, больше не задает ритм жизни. Я снова удивляюсь своим знаниям, в этот раз анатомическим. Наверное, когда-то я был врачом, а может быть, учителем.
Продолжаю свой путь. Очередной приступ голода открывает во мне новые способности. Я вдруг ясно ощутил запах пищи. Челюсти свела судорога, сменяясь нестерпимым зудом, рот наполнился пенящейся жидкостью, которая вырвалась наружу, проливаясь на грудь.  Теперь я точно знал, где находится вожделенный обед, такой теплый, ароматный и ЖИВОЙ.
В следующее мгновение мир вокруг преобразился, от чего цветовая гамма значительно поскуднела, но взамен утраченным цветам пришло новое виденье происходящего. Стены, за которыми хаотично металась пища, словно бы растворились, позволяя видеть цель, пусть и неясно, всего лишь в виде бледно-алых пятен.
Теперь я точно знал, куда следует идти, и это еще больше способствовало моему темпу…
Трансформация зрения продолжалась, теперь, помимо пищи, я видел и тех, с кем был связан телепатически. Тех, кто вел меня все время. Тех, кому я безоговорочно верил. Темно-зеленые пятна, их было не меньше двух десятков. Все они находились на разном удалении друг от друга, а иные двигались вместе. Впрочем, общее направление у всех было одно – еда, которую надо немедленно достать.
Странно, что я, являясь живым мертвецом, все это понимал, анализировал ситуацию и делал выводы. Может быть это все временно, ненадолго, пока мозг не начнет гнить? И скоро я превращусь в ходячее бездумное пугало с единственной потребностью – жрать. Кто знает?
Меж тем плохо подчиняющиеся конечности вынесли меня к первым трем «собратьям». Гнилой старик, женщина неопределенного возраста в грязном, порванном платье, сквозь дырки в котором наружу проступала синяя покусанная грудь, и молодой мужчина без одной руки, все они остановились, осматривая меня.
-Э-э-э-э! – простонал дед, и нижняя челюсть его с хрустом отвалилась.
«Еда там, она рядом!» - дошла до меня суть его нечленораздельного мычания.
И вот мы уже вчетвером топаем по грязной лестнице все выше и выше, добираясь до нужного этажа.
По пути нам встречаются остальные, те, кто отстал и не может быстро идти, «растеряв» где-то свои конечности. А вот в длинном коридоре гостиничного комплекса, что отделял нас от нужной цели, уже довольно людно, если можно применить данное слово к ходячим трупам.
Близость страстно желаемой пищи действует одурманивающе. Мне все трудней контролировать свои желания.
Трещат доски, с гулким грохотом падает железо, это те, кто был впереди, ломают ненадежные заграждения загнанных в угол жертв. Слышны крики, ругань, звучит череда выстрелов, а потом первый истошный вопль, разнесшийся по холодному, полуразрушенному коридору.
Я спешу и почти в числе первых врываюсь в некогда уютный, просторный номер отеля.
На полу большая лужа крови, она манит меня. Несколько из моих собратьев уже утоляют свой жуткий голод. Из-под сгрудившихся над в агонии бьющемся телом живых мертвецов, едва виднеются дергающиеся ноги в ватниках и забрызганных красным валенках. Нет, я не собираюсь делить с ними трапезу, через несколько минут от человека не останется ничего, кроме обглоданного скелета.
Моя цель впереди. Из-за множества навьюченной на себя одежды, я с трудом узнаю в стоящей возле стены пищи женщину. Одной рукой она прижимает к себе плачущего навзрыд ребенка, в другой держит пистолет.
-Сдохни, мразь! – истерически кричит женщина, пистолет  ее вздрагивает несколько раз, выпуская не причинившие мне ни боли, ни вреда пули. – Сдохни! Сдохни! Сдохни!
Я делаю несколько быстрых шагов, отбиваю в сторону намеревающуюся ударить меня рукояткой пистолета руку жертвы и вонзаю зубы в единственный открытый участок на шее.
О-о-о-о, это блаженство! Чудо! Ничего не может сравниться с этим!
Кровь наполняет мой рот. А я продолжаю неистово вгрызаться в уже упавшее тело. Мальчик кричит, не в силах сойти с места и продолжающий наблюдать, за тем, как едят его мать. Однако крик его длится недолго. Однорукий собрат добрался до него первым и вот уже он хрипит на полу, захлебываясь собственной кровью.
Голод!
Его надо утолить. Я вырываю куски мяса и с жадностью, не жуя, глотаю их. Голубые глаза молодой женщины (теперь я лучше разглядел ее) широко распахнуты, в них застыла вся гамма предсмертных чувств. Но мне до этого нет дела. Я просто хочу жрать, и это то единственное и главное чувство, что стало центром в моей вселенной.