Плохо мне...

Р.

Плохо мне.
Плохо мне, милая...
Ведь я знал, что ты просто больна, что все твои вспышки ярости, ревности, поток грубых слов - это следствие твоего несчастного, задерганного разума.
Как я мог это забыть? Как мог я поставить во главу угла чувство, что устал обнимать бьющего меня человека, хоть удары эти и были жалки в своей неоправданной агрессии. Как мог я захлопнуть дверь перед тобой и, привалившись к ней спиной, бросить:
— Тони.
Не мог потерпеть, не мог сделаться глухим для бранных твоих слов, не мог нежностью успокоить изнуряющее пламя в твоей голове?
В гордости никогда не было силы.
Милая моя, девочка, прости...
Я не смог сдержать в себе зверя. У него холодное сердце, стальное равнодушие глаз, вздыбленная шерсть, слишком жесткая для твоих ладоней, и с клыков капает яд молчания... Он сорвал все цепи и растерзал мою любовь. А я, дурак, думал это ты ее убиваешь. Слеп я был в справедливости своей.
Как же слеп...
Болен я сегодня, милая. И в слабости своей понял, как редко думал о том, что уже сильнее тебя тем, что здоров. Я должен был защитить тебя милосердием и терпеть. Но, вместо смирения выпустил на волю зверя.
За тысячи километров, ты сегодня заснула на железной кровати, когда по отбою выключились все лампы дневного света. Теперь это твой дом.
Я всегда буду помнить оборванный телефонный разговор:
— Море, я для тебя умерла? Скажи мне... Нет, всё, меня уже зовут.
Чужие голоса в трубке...
— Подожди, подожди! Ты будешь на связи?! Ты с телефоном?
Голоса... И твое далекое:
— Нет... Его отберут...
Короткие гудки.
Я так и не ответил на твой вопрос, несчастная моя девочка.
И мое лихорадочное смс до тебя уже не дошло...
Прости меня.
Прости, милая.
Прости.
Ты не умерла, это я забыл о больной твоей душе.
Каждый вечер я буду приходить к тебе и, сидя, на краешке твоей кровати, держать тебя за руку, чтобы сон твой был тих.
Прости меня.
Плохо мне.
Как же плохо, милая...


(илл. из нета)