Баловни и изгои

               
Влюблен ли он в судьбу, и любит ли она,
Узнает он о том  довольно поздно?
Когда душа его печалями полна,
Иль смерти лик появится, возможно?


Еще сложней – судьбу свою поймать,
Как кошка с мышкою судьба  играет:
То вознесет, то сбросит вниз опять,
Что происходит, он не понимает?

Вот, кажется, поймал? Печален рок!
Для общества людей он стал изгоем!
В лице его показан был урок,
Не стоило без спроса беспокоить!
Ох, и удивил старушку Европу царь Петр Алексеевич!  Долго протирали глаза шведы, датчане, да и англичане тоже, и не от того, что песок в глаза попал, или дымом едким в них подуло, а от того, что на просторах Балтики, как лебеди белые, крылья распустившие, плыли корабли под парусами, да под стягами российскими. Да такие показать не стыдно, очертаниями стройными, размерами и оснасткой свидетельствовали они о том, что строили те корабли люди, великолепно знающие корабельное дело! А ведь знали шведы, что плавают по Белому морю шнявы рыбачьи, да торговые, с виду неказистые, да отменных мореходных качеств. Но шнявы те к воинскому искусству не годились. Торговля с поморами велась, а вот до России руки не доходили. Знали, конечно, в Европе, что рядом на Востоке, страна огромная простирается, но каких очертаний она, и где заканчивается, не знали!  Находились и такие среди европейцев, которые, любопытством мучаясь, шли в страну снегов и холода счастья, доли поискать. Большей частью были эти люди, жизнью помятые, чувствами неприхотливые. Возвращаясь из России в «Faterland»  с гулденами, то бишь, ефимками в карманах, рассказывали своим друзьям и знакомым небылицы разные. Так, что те, закатывая глаза, хватались за голову, восклицая: «O mein Gott!..  Tausende Teufeln!»
Находились, естественно и такие, которые жизнь в России находили вполне приемлемой, и селились в тех местах, которые им отводили власти русские. Назывались такие поселения немецкими слободами, постройкой домов и бытом, напоминавшие, оазисы европейской жизни, малые по объему, среди славянских просторов.
А Петр из малой щели не окно в Европу прорезал, а дверь широко в нее распахнул. И не только товары в ту и другую сторону потекли, но и люди стали передвигаться в поисках личного счастья. При последующих государях, а особенно, при государынях  российских потоком хлынут люди пришлые из маленьких княжеств германских. Привыкнут русские к особенностям языка пришельцев, станут по национальностям их классифицировать. А ведь прежде всех их именовали немцами, от слова «немые», пускающие в ход язык жестов и движений. Теперь немцами будут называть только тех, в речи которых услышат числительные: «Ein, zwei,  drei». Царь Петр не жаловал пустых, бесполезных. Поэтому каждый иностранец, в Россию пожаловавший, должен был знать, чтобы стать «своим» в этой стране, добиться денег и чинов, нужно было трудом видным и «занятным» послужить государю, или еще быстрее добиться этого трудом ратным, с риском жизни сопряженным. А там уже, как повезет: то ли грудь в крестах, то ли голова в кустах!»
Узнала, многое узнала Европа о России, а вот равной себе не признает. Не спешили породниться с царским родом королевские фамилии. Будь бы речь о сыновьях царских, так может дело бы и тронулось с места, поскольку те наследовали российский царский трон. Да, вот беда, у царя Петра было два сына, одного он, Алексея, казнил за измену делу своему, другого Бог в младенчестве к себе забрал. Остались две дочери у Петра, да две дочери у брата его Ивана. Не берут их ведущие европейские дома. Пришлось цесаревен выдавать за немецких герцогов, владетелей малых, захудалых княжеств. Туго приходилось русским царевнам привыкать к бедности. К стране своей тянулись, и мужей за  собой тянули. Возвращались с челядью немецкой многочисленной, да прожорливой. Сколько же среди них проходимцев оказалось, и титулованных и незнатных?.. Нашествие их получило в России название «немецкого засилья», а конкретно связывали его с именем герцога Курляндского Бирона. Так и появилось слово распространенное и конкретное – «бироновщина».
Ах, сколько графов и князей
В России появилось разом?
Не хватит даже жизни всей,
Не может разобраться разум:

Ну, если знатен и богат,
Гнездо, покинув родовое,
На Русь пришел аристократ,
Устав от лени и покоя?..

Скорее, пуст его карман!
Граф ищет легкую наживу,
Ценой – не болью тяжких ран,
Неиссякаемую жилу…

А служит телу царских дам,
В известной роли фаворита –
И «брага» льется по усам,
И золотом карман набитый!

Или без титула пришел,
На родине своей незнатный.
За подлость, лесть и ложь готов
Построить личные палаты.

Себя за графа, выдавая,
Иль дюка, знатного барона,
Чтобы в России, чуждом крае,
Добыть заветную корону.

А был ли слишком риск велик?
Была ли тяжкою расплата?
Потухший взгляд и бледный лик,
Палач… и голова на плахе…

Да, было, рисковал порой,
Служа мамоне ярко, пылко.
Казнь заменялась. Наш герой,
В Сибирский край
направлен в ссылку

И, проживя там много лет,
Его, «проказника» прощали.
Он снова чист, и пятен нет,
Чины, поместья возвращали.

Казна без дна –
Такого, правда, не бывает,
И прежде, встарь,
Толковый государь,
Руки в нее не запускает!