Петр третий на черногорском престоле

               

Шутки истории встречаются редко, но поражают масштабностью своею и непредсказуемостью. Мог ли, скажем, Петр Великий ожидать, что внук его от дочери Анны, примет насильственную смерть, и будет много раз возрождаться, принимая разные личины? Да и Анна Петровна, родившая от принца Голштейн-Готторпского слабое физически и духовно дитя, что у того после смерти такое количество двойников появится, что хватило бы на все страны Европы с большим запасом. Да и выдавали русскую царевну за захудалого герцога Голштинского только для того, чтобы лишить ее прав на российский престол. И не помышляла царевна Анна, что сын ее станет императором российским. Он более имел прав на шведский престол, будучи внуком сестры шведского короля Карла XII, правившей государством после его смерти. И заняв престол российский, Карл-Ульрих, приняв новое имя Петра, по счету третьего, и догадываться не мог, что появится на земле Черногории, соседствующей с Сербией, человек, который умело использует имя его для того, чтобы стать черногорским властелином.
Но, следует сказать, что русские могли себя чувствовать в Черногории совсем удобно. Любовь у черногорцев к России прежде была на генетическом уровне. Присказка черногорская и до сих пор жива: «Нас и русских – 200 миллионов». Царская Россия считала себя обязанной заботиться о славянах православных. А тут, следует сказать, из всех славян православных, самыми яркими и неповторимыми оказались черногорцы. Стоило только России призвать их, и они, без раздумий в бой с турками вступали. А уж удалью, бесстрашием и самоотверженностью они не только русских восхищали. Когда Наполеон с русскими войну затеял, то испытали на себе французы страх леденящий, когда слышали ужасающий дикий вой, с которым черногорцы в атаку шли, а у них за спиной головы врагов отрубленные висели. Связь России с Черногорией была крепкой и нерушимой. Во времена императрицы российской Елизаветы Петровны письмо к ней пришло из Черногории, в котором  просили Черногорию включить в протекцию российскую.
Пришла в Черногорию беда. Случилось это в 1766 году, когда умер в России владыка Черногорский, митрополит Василий Петрович (в Черногории митрополит соединял в себе тогда духовную и светскую власть). Соправитель его на митрополичьем престоле Савва оказался слабым и безвольным. Черногория переживала в то время трудности большие, «без царя в голове». Сами по себе черногорцы, истинно южные славяне, были нраву открытого, крутого, своевольного, с пережитками того древнего явления, именуемого кровной местью, находились в состоянии полного государственного разброда, вызванного отсутствием царя. Страна, сама по себе небольшая, была раздроблена на мелкие родовые союзы, каждый из которых стремился посадить на черногорский престол своего человека. Договориться между собою  мирно они не могли, пытаясь насилием решить этот вопрос. Межусобица, кровавая вражда раздирали страну. Нападения друг на друга, и не только в ночное время, делали жизнь каждого небезопасной.
Госпожа История направляет в Черногорию человека не импозантной, совсем простой внешности. Был он среднего роста, костистый, бледный, с множеством оспин на лице. Таких на Руси называли рябыми. Итак, у этого «рябого», волосы были густыми, густыми и косматыми, прядями падали на лоб, закрывая его до самых глаз. Звали его Стефаном, хотя многим он сообщил свое «настоящее» имя – Петр Федорович Романов. Говорил он еще и о том, что ему пришлось бежать из России, поскольку козни жены и ее окружения чуть было не стоили ему жизни. Но не сразу он черногорцам объявился. Выжидал «Петр Федорович», как бы присматривался…  Никто толком не знал, откуда он взялся? Поговаривали, издалека пришел. Зарабатывал человек этот на хлеб себе, землю обрабатывая, да занимаясь врачеванием. Деньги брал только тогда, когда лечение успешным было. Сначала он обосновался в селении Негушах, что в Катунской нахии (области) находится, у местного крестьянина Джуро Кустодии. Потом уже переходил с места на место. Бескорыстие странника  располагало к нему черногорцев. Врачеватель укорял своих пациентов за злонамеренное поведение друг к другу, советуя жить во взаимном согласии и миролюбии.  Слухи об искусном бродячем лекаре ширились, и в начале 1767 года он был приглашен в дом богатого крестьянина Вука Марковича, земля которого располагалась в сельской общине Маине на Адриатике. Земли эти, черногорские, захваченные Венецией, назывались в то время Венецианской Албанией. Как бы они не назывались, и кому бы они не принадлежали, а места эти были красивые, на берегу крупнейшего европейского залива – Боки Которского. Вслед за Вуко Марковичем и другие приморцы убедились, что батрак  Марковича – действительно искусный лекарь. Как-то, будучи в местном монастыре, работник предложил сравнить свое  лицо с портретом Петра III, висевшим на стене монастыря. Сходство показалось настолько разительным, что потрясенный и ошеломленный Маркович пал на колени перед мнимым монархом. С этого времени хозяин стал почтительным, обращаясь к своему работнику, ставшим почетным гостем, снимал шапку в его присутствии и прислуживал за обедом. Правда, «русский император» просил его по-прежнему называть Стефаном.
Нашелся среди черногорцев капитан Танович, бывавший в Петербурге не один раз. Он клятвенно утверждал, что Стефан и русский царь Петр III – одно и тоже лицо. Нашелся еще один человек, монах Феодосий, который, зная Петра III, готов был подтвердить это под присягой.
По Приморью быстро полетели слухи, что у Вука Марковича под видом батрака живет император Петр III, покинувший Россию из-за происков врагов, и пожелавший провести дни свои в покое среди черногорских православных единоверцев. Но свидетельств капитана и монаха все же считали недостаточным для определения царственности появившегося человека, такого простого с виду, и совсем небогатого, поселившегося в крохотном домике, обслуживающего самого себя, готовящего себе пищу и пользующегося для этого совсем небогатым рынком. Вот  бы еще портрет русского царя разыскать, да сравнить бы с живым, находящимся сейчас на черногорской земле человеком? Начались поиски по монастырям и обителям, которые и были гнездами славянской грамоты. Поиски увенчались успехом – еще в одном монастыре случайно оказался портрет русского царя Петра III. Как он туда попал, выяснять не стали – время поджимало. Стали сравнивать с живым оригиналом. Сходство посчитали вполне достаточным. Собрались самые уважаемые люди из всех родов черногорских, снарядили делегацию  к домику, где обитал Стефан. Стали упрашивать того, стать черногорским царем. Следовало ожидать, что Стефан ухватится за предложение, и тут же даст свое согласие. Не тут-то было!  Стефан разорвал на куски письменное прошение делегации и бросил под ноги. Такая реакция убедила еще раз делегатов в том, что они имеют дело с настоящей царственной особой, знающей себе цену. Стали упрашивать. Долго упирался Стефан и дал согласие на царство с одним условием, что прекратят черногорцы  распри и кровопролитие. Делегаты клятвенно согласились выполнить эти требования. Вернулись члены делегации, рассказали скупщине о том, как их встретил русский царь Петр Федорович Романов, рассказали и о требованиях его.
Самозванец осваивался со своей новой ролью. Как-то к нему, как к посреднику, обратились выборные общин по земельному спору между ними. Любо было посмотреть, с какой рассудительностью, твердостью и властной надменностью разрешал этот спор «русский монарх» Он осудил выборных за преднамеренное разжигание мести. Красные от гнева и стыда выборные пригрозили Стефану местью, на что тот, не теряя духа, ответил: «Сейчас в руках моих только ружье, а вскоре будет галера!»
Дошел слух и до венецианских властей Приморья о странном незнакомце, появившимся в этих краях.. Обратились к венецианскому дожу с просьбой приготовиться к принятию в Котрово (административном центре Албанской Венеции) «свет-императора». Стефан просил снарядить для него два корабля, украшенные живыми и мертвыми цветами и позолоченными флагами. Поздно поняли венецианцы, что упустили время для ареста самозванца, когда из-под их контроля вышли три общины, которые целиком подчинились Стефану.
Венецианцы пытались арестовать царя Стефана, но неудачно: тот из Приморья перебирается в Черногорию. Инквизиторы для ликвидации черногорского царя приготовили множество отрав, и в растворах ,и в виде шоколада, и разной продолжительности действия. Но подыскать для этого ловкого человека не удалось. Мехмет-паша из Северной Албании подсылал к Стефану убийцу. Стефан Малый стал чрезвычайно осторожным при приеме пищи, а жизнь его охраняли телохранители
В городе Цетинье  в январе 1768 года на общем народном собрании Стефан провозгласил себя  русским царем Петром III. Правда, он просил собравшихся не называть его официально царем Петром, а только Стефаном. К этому имени он уже, дескать, успел привыкнуть, а имя русского царя напоминает ему самые черные дни его жизни. Государственные бумаги новый царь подписывал так: «Стефан, малый с малыми, добрый с добрыми, злой со злыми». Так он и вошел в историю этой страны как царь Стефан Малый. Следует сказать, что выбор для страны оказался удачным. Прекратились грызня и кровопролитие. Развивались торговля и ремесла. Государь делал все, чтобы Черногория процветала, чем мог, тем и помогал бедным. Он оставил добрую память о себе. В соседней с Черногорией Герцеговине православные из окрестностей Никшича, Клобука и Требинье тоже провозгласили Стефана Малого своим царем. Для черногорцев Стефан Малый был православным русским царем, символом защиты и опоры.
Митрополит Савва всегда и всего опасавшийся и, как все, попавший под влияние общественного мнения, решил все-таки проверить, что за человек Стефан Малый. Он пишет письмо к русскому посланнику в  Константинополь. Оттуда пришел ответ, разоблачающий самозванца. Савва решил действовать, развенчать ложного Петра, но было поздно. В ответ Стефан арестовал Савву и всю его родню. Митрополит познал на себе очарование народа новым царем, когда его дом был окружен единоверцами, кричащими во всю глотку: «Выходи сюда, проклятый латинянин!»  Что было бы, если бы митрополит вышел? Он сам пишет по этому поводу: «…грабили и злочинствовали…» Савва был помещен в одну из комнат монастыря Станевичи, откуда были изгнаны монахи. Сотня черногорцев и приморцев заняла Станевичи, разграбив и разорив не только сам монастырь, но и его окрестности.
Место Саввы занял бывший сербский патриарх  Василий Бркич, который стал уверять всех, что Стефан Малый и есть Петр III, император российский.
Слава царя Стефана Малого росла. Епископы Боснии, Долмации, Сербии поминали самозванца в своих молитвах. Греческие монахи убеждали паству свою, что в Черногории есть царь, который, когда сбросят турецкое ярмо, станет их королем. Ожила надежда воссоздания могущественного государства Сербии, ведомое царем Петром III. Отовсюду к самозванцу стекались славяне, христиане-албанцы, греки.
В Османской империи, как и в Венеции, считали, необходимо, как можно раньше устранить Стефана Малого.
Не раз при нем черногорцы удачно отбивались от нападения турок, пытавшихся покорить свободную Черногорию.  Однажды, Стефан узнал, что турки готовят  поход, собирая крупные военные силы. Понимал царь, не справиться черногорцам с таким врагом. Что делать? И затеял Петр III большое строительство. Но не строил он крепостей, не укреплял стен городов, а  строились огромные казармы. Был пущен слух, что в них расположатся русские офицеры и солдаты, которые вот-вот прибудут в Черногорию. Рассчитывал царь на то, что есть среди черногорцев нос и уши турецких осведомителей. Правильно рассчитал Стефан. Вскоре в Стамбуле, узнав о строительстве казарм, распустили собранную рать.
Узнала о «воскресшем» в Черногории муже и российская императрица Екатерина Вторая. Весной 1768 года императрица  приказала отправить в Черногорию советника русского посольства в Вене капитана Мерка с грамотой, содержащей призыв к черногорцам: «схватить самозванца и отдать праведному суду высшей власти яко  злодея и возмутителя покоя и благоденствия». Была надежда, что Мерку в этом вопросе будет содействовать сенат Венецианской республики. Из Венеции  ответили: «Сенат и рад бы помочь, но «нежнейшие»  обстоятельства сего дела приводят его в неприятное изнеможение». Мерк так в Черногорию и не попал. Императрица негодовала, решив подключить к делу одного из тех, кто способен был решить этот вопрос. Таким человеком являлся граф Алексей Орлов. Но Орлов, разобравшись в существе дела, решил, что устранение царя Стефана резко ослабит позиции России на Балканах. Беседуя в Венеции с одним из влиятельных черногорцев, Орлов заявил, что Стефан Малый не является той особой, за которую себя выдает, но требуется, чтобы черногорцы служили ему, как Господу Богу.
В помощь Орлову Екатерина  отправила князя Юрия Долгорукого. 2 августа 1769 года тот встретился с «царем» в монастыре в Брчеле. Можно представить, как можно не уважать человека, которого собираешься устранить, чтобы так описать его: «Разговоры его, поступки и обращения заставили заключать о нём, что он в лице вздорного комедианта представлял ветреного или совсем сумасбродного бродягу. Росту он среднего, лицом бел и гладок, волоса светло-черные, кудрявые, зачесаны назад, лет тридцати пяти, одет в шелковое белой тафты платье, длинное по примеру греческого, на голове скуфья красного сукна, с левого плеча лежит тонкая позолоченная цепь, а на ней под правой рукою висит икона в шитом футляр величиной с русский рубль, в руках обычный турецкий обушок, голос имеет тонкий наподобие женского, в речах скор, и выговор по большей части бошняцкий… проводил время в темных и ветреных разговорах, из которых, кроме пустоши, ничего заключить неможно, хотя черногорцы и почитают его за пророческое красноречие со страхом и покорностью. По большей части он курил трубку, запивая стаканом водки с водою»
6 августа при стечении народа Долгорукий развенчал самозванца, обозвав его самыми унизительными словами. Потом прочитал грамоту императрицы  с призывом выступить против турок. Затем собравшиеся были приведены к присяге российскому престолу. Были розданы вино и деньги. Народ спокойно воспринимал разоблачение своего царя. Но на следующий день ранним утром в столицу Цетенье торжественно, на коне, с обнаженной саблей въехал Стефан Малый. Черногорцы встречали его ружейными выстрелами в воздух и кричали: «Благо нам! Вот наш господарь!»
Долгорукий действовал решительно: приказал разоружить и арестовать Стефана Малого. Его поместили в одну из келий Цетинского монастыря. Представители русской военной миссии считали дело царя Стефана Черногорского завершенным. Князь Долгорукий  решил княжить в Черногории.  И тут же появились попытки его физического устранения со стороны турок. Потом планы императрицы по Балканам изменились, посылать русскую эскадру в Адриатику отменили. Экспедицию следовало сворачивать. Княжение Долгорукого стало невозможным: он не знал местных обычаев, общий язык с черногорцами им не был найден. Свободолюбивые черногорцы снова обратили свой взор на Стефана Малого. Пусть и развенчанный царь, но на роль правителя Черногории он лучше подходил, чем князь. И Долгорукий, согласовав свой план с Орловым, надел офицерский русский мундир на Стефана Малого, объявив его наместником России в Черногории. План князя Долгорукого в Петербурге был высоко оценен императрицей, он получил награды. А Стефан Малый остался полновластным правителем Черногории. Влияние России еще более увеличилось. Черногорцы теперь говорили и писали: Мы сегодня российские! Кто стоит против России - стоит против нас!» Стефан Малый многое сделал для того, чтобы не произошло объединения войск боснийского, герцеговинского и албанского пашей с главными турецкими силами в русско-турецкой войне. В 1700 году при проведении дорожных работ Стефан  случайно подорвался на заложенной в скале мине. В результате ранения он ослеп. Помещенный в монастырь, он продолжал руководить страной и с нетерпением ждал прибытия российского флота в Адриатику, чтобы объединенными усилиями разгромить врага. Но этому не суждено было сбыться. Не знал «Петр Романов», что враг находится рядом с ним. Как-то ночью, во время сна был он зарезан греком Станко Клазомуня, подкупленным турками. Третий раз по счету принял смерть русский император Петр Третий. Но перед этим он прожил самую яркую и содержательную жизнь, в течение шести лет правя государством, находящимся далеко за пределами российскими. Сразу после смерти деяния Стефана Малого стали обрастать легендами.
Более 200 лет с той поры прошло, а и сегодня можно услышать присказку черногорскую» «Так рассудил Стефан, так и должно быть!»