Как царь хотел уважение и подчинение в одну упряжк

        "Как царь хотел уважение и подчинение в одну упряжку запрячь".


Было это в городе одном. Давно, недавно? Не ведаю. А город тот с виду как город: дома да улицы, фонари ночами светят, да солнце, как положено ему, по утрам всходит, а как завечереет, так за гору и хоронится. Всё как полагается, да как природа на то распорядилась.

Только вот народ в том городе чудён, чудней и не вычудишь! Рыбу ловить пойдёт, да не сеть и не удочку в реку бросает – сразу горячей сковородой поддевает. А вытащит: и рыба уже не сырая, а такая, что впору к столу подавать да обедать садиться.

Ещё сказывает народ, поле чудно они пашут: не тракторами, а кабанами. Выйдут в поле, желудей набросают и пустят на то поле армию поросят лесных. А те поле перероют, перепашут, только чихнуть успеешь, как сеять пора. Да и тут они выдумку в ход пускают: зёрнышки для посева в мешочки с дырочками разложат и к голубям за лапки подвяжут. А там, только свистнуть и останется – полетят эти небесные сеятели над полем и вмиг всё поле зерном усеют.

А однажды, право слово – чудён народ, что удумали: смастерили от ненастья зонт, да такой, что весь город укроет и крыши домам не нужны.

Народ толкует: с пелёнок они такие родятся: ещё в колыбельке, а уже что-то мастерят.

Вот как-то раз приехал к ним царь заграничный, весь такой важный, словно павлин ходит. Собрал он жителей города того да говорит:
- Я теперь над вами главным буду, а вы подчиняться мне должны и всяку волю мою исполнять, да почтение выказывать. Как завидите меня, чтоб без шапок стояли, да низко кланялись.

Только вольному народу не в радость такое подчинение по принуждению терпеть. И вот удумали они проучить царя такого-секого, что издалека пожаловал.

А царь-то тем временем вельмож из других государств созвал, да стал похваляться, как народ у него в подчинении ходит, да уважение его царской особе выказывает.

Повёл он знатных гостей на площадь, где все горожане по его повелению собрались, да как закричит:
- А ну, кланяйтесь мне, да чтоб до самой земли и оголите головы свои, как положено перед важными особами стоять.

Только и успел он слова такие вымолвить, как вдруг из толпы удочку кто-то забросил, словно порыбачить на площади решился, да и подцепил на крючок корону царскую, а там с головы на земь и скинул шапку коронованную. Государь было наклонился к земле, чтоб корону поднять, а народ тут как ту со словами цепкими, да речами мудрёными.

- Да не стоит так низко кланяться перед нами,- кричат,- хватит и того, что, голову свою оголив, вы уважение нашему народу, как царскому, пред гостями показали.

Ух и сраму было, царь от стыда красными пятнами покрылся, да такая трясучка его взяла, что не передать. А гости приглашённые в смех:
- Ну. – говорят,- и почтенный народ у тебя, век такого не видывали!

А народ всё не унимается, такой уж он: ежели что удумает, так мудрей и не вымудришь, а ежели что вымолвит, так закрученней и не выкрутишь.

- Почтенный, непочтенный – не нам судить, - молвят они, - а всяку рыбёшку, на берег попавшую, всегда обратно в море выбросим.

И в ту минуту, под смех весёлый, со всех сторон на гостей знатных вода полилась, да так, что не устояли на ногах гости нежеланные, да с потоками воды в море и отправились.

Ни царя этого ни гостей, в местах, близ города того, больше никто и не видывал.

Правду говорят: уважению и подчинению в одной упряжке не бывать! А коль не верите мне, сами у народа поспрашивайте – он всё знает, да о многом рассказать может.