Мистика кабалистика

МИСТИКА-КАБАЛИСТИКА…
   
   Кузьмич был не особенно суеверный мужик, так... серединка на половинку. А иногда случалось, он абсолютно игнорировал эти самые предрассудки, в особенности, когда на душе было радостно, когда все складывалось, а карман топорщился доброй жменею денежных знаков. Какие там могут быть приметы!..
     Какие приметы, когда дородная дама, нареченная Фортуной, с налитыми яблоками за пазухой, мчится на своем сияющем колесе тебе навстречу, берет тебя под локоток и влечет... И тебе абсолютно неважно, в какую сторону она тебя тянет. Главное то, что тебе всегда с ней по пути. Тогда все тебе рады, все тебя любят. Разные дядьки желают твоего общества. «Эх! – говорят – пропустим по одной, по второй!» И какие тут к черту приметы...
     Но когда эта самая дама, натешившись тобой, доведя до безобразной беспечности, вдруг выпускает из своих сладостных объятий, у тебя начинается полет, вернее пике. Ты – «самолет», вошедший в глубокий штопор. Пока, еще не осознавая своего истинного положения, продолжаешь тянуть конвульсивно сжимающиеся руки, вдогонку аппетитному заду, быстро тающего в перспективе жизненных перипетий. Всю бесплодность своих усилий ты осознаешь по своим рукам, тщетно шарящим по карманам, не находящих там ничего, кроме табака, вытрусившегося из гильз сигарет, купленных «поштучно». Перестаешь напрочь замечать промышленные маркеты. Судорожно латаешь заплатами случайного дохода многочисленные прорехи кафтана жилищно-коммунальных услуг. Пытаясь при этом выкроить денежку, чтобы было чем утолить чрева своих домочадцев. Но при таком status quo, каким бы ты виртуозом не был, денег все равно не хватает. Зато, начинаешь мощно обрастать долгами... И вот, разные дядьки уже сторонятся тебя. Не кличут как давеча: – «Эх! Пропустим по одной, по второй!»
     Наступает черная полоса. Начинаешь все подмечать, и прикидывать на себя. Гадать, – какие там знаки тебе судьба посылает, в чем упредить хочет. Черная кошка. – «Ага» ... отмечаешь ты. Соль рассыпал. – «Ага» ... Баба с пустыми ведрами. – «Ага» ... Вот тут-то и ловишь себя на тщательном интересе ко всякого рода приметам. Словом, начинается «Мистика-кабалистика...»
     Александр Кузьмич Ситных в кругу своих просто Кузьмич. Оставил за плечами пятьдесят два года жизни. Из них последние, тридцать один, состоит в семейном браке. Наплодил двоих детей, мальчика значит и девочку, с разницей в возрасте, аккурат, пятнадцать лет. Ежели значит старшенькому двадцать девять, то младшенькой, аккурат, четырнадцать. Только вот незадача – укатил старшенький на заработки в Россию искать лучшей доли, как это сейчас называется гастарбайтером. Поняв, что отцу никак не вырваться из цепких лап нужды. Бросил работу технолога на авиационном заводе, за которую получал жалкие гроши, да и то нерегулярно. Прямо сказал отцу, поставив себя в ситуацию, только с точностью до наоборот: описанную в трилогии известного пролетарского писателя. – «Я не медаль висеть на твоей шее, пойду-ка я в люди. Может, даст бог, сообща одолеем «худосочную», и повернем колесо «дородной» в свою сторону». С этим и укатил. Добавив к тяготам отца, помимо забот о жене, дочери и престарелой теще, долг, в несколько сот условных единиц. Недаром знать накануне левая рука чесалась...
     Третий год Кузьмич не в силах оправиться от материального падения, в которое вверг себя велением собственной гордыни. Не пожелал тогда Ситных, будучи начальником смены бригады электриков тяговых подстанций, прогибаться перед новым руководством. Не пожелал обкладывать работяг данью, зарабатывающих, не без его содействия, лишнюю копейку, себе на хлеб с маслом.
     Во время переезда к теще на квартиру, на жилой массив Черданцева, как раз незадолго до размолвки с руководством, – припоминал впоследствии Кузьмич. При разгрузке мебели выскользнуло из его потных рук, зеркало от трюмо, и вдрызг. – «Ох, не к добру!» – вырвалось у тещи. Вот и ухнула видать, вместе с зеркалом, его беззаботная жизнь. 
     При очередной попытке босса склонить его к мздоимству, Кузьмич хлопнул дверью кабинета. Тем самым, удовлетворив свою фанаберию. Твердо веря в свой профессионализм и удачу, смело ступил в никуда. Огляделся, а на «улице» не то, что давеча. Все схвачено, все захвачено и расхвачено. А люда, такого, как Кузьмич, – «гордого», хоть пруд пруди. Вон они на Паркентском базаре тучами роятся, и у каждого табличка на груди, на которой прописано, – «Кто есть кто». 
     Прожил Кузьмич, пока было, что проживать, продал, пока было что продать, мыкаясь временами то туда, то сюда, в поисках легитимной работы. Но он нигде не успевал. А не успел – значит, опоздал. Все кругом было «забито». Рынок диктует спрос. – «Был нужен, да уже взяли...» А между тем поясок, стягивающий живот, угрожал переместиться на шею.
      Не став дожидаться подобной крайности, Александр Кузьмич извлек на свет божий объемный металлический кофр. Вложил в него электроперфоратор, радуясь в душе, что его не постигла участь электродрели, проданной за бесценок предприимчивому барыге. Дополнил кофр тестером, пассатижами, отвертками и прочим инструментарием электрика. Вырезал из картона небольшой прямоугольник, аккуратно вывел на нем черным маркером: «ЭЛЕКТРИК, ЭЛЕКТРОМОНТАЖНЫЕ РАБОТЫ».
     На следующее утро Кузьмич с табличкой на груди и кофром в руке пополнил контингент добровольной рабочей силы Паркентского рынка города Ташкента. Так и стал Кузьмич перебиваться от найма к найму. Днями переминаясь с ноги на ногу, «вальсируя» промеж своих коллег, стараясь, как и остальные, раньше других, быть замеченным вожделенным нанимателем.
     Вот и сегодня как-то все с утра не заладилось. Еще вчера за ужином, жена, наполняя солонку солью из большой оцинкованной банки, повернула голову в сторону телевизора, привлеченная восклицанием тещи, вперившейся в телевизионный ящик:
     – Ой, ой! Гляди-ка, он же ее сейчас застукает!..
     В результате огромная плюха соли шмякнулась о стол, погребя собой солонку. Теща, молниеносно оторвавшись от экрана, бросила взгляд на стол, чтобы убедиться, что характерный шлепок не обманул ее худшее предположение. Суеверие в жизни, преобладало над визуальной трагедией. 
     – Ну, все, быть скандалу, – сокрушенно покачивая головой, констатировала она.
     «Почему?.. – Размышлял Кузьмич, молчком выходя из дома, и не сказав тёще обычного, – «Ладно, я пошел». Жена рассыпала соль, а поругался с тещей он. Странно... Главное, умудрился в тот же вечер. И все из-за злополучного ящика. Там на первом канале, кубок кубков, а она со своим сериалом гребаным. А мог бы, и промолчать, смириться. Э-э-эх... Не суйся в чужой монастырь со своим уставом».
     Отрешенно находясь в прострации после вчерашнего скандала, Кузьмич вышел из подъезда. В каждом случае есть альтернатива. Вот и он, погруженный в свои невеселые мысли, не сразу заметил Зайнап-апу – соседку, проживающую этажом выше.
     «Ну, надо же!» – Пронеслось в голове, Кузьмича, когда он заметил в руке соседки пустое мусорное ведро. Она как шахматный конь, буквой «Г» выходила из-за угла. Был вариант прикинуться, как бы не замечая ее, пройти прямо, – ретироваться. Но долг вежливости повелевал повернуть, и пройти ей на встречу
     – Здравствуйте! – кивнул он, досадуя на свои ноги, повернувшие помимо его воли на встречу соседке.
   Зайнап-апа осчастливила Ситных обворожительной улыбкой, показав два ряда драгоценного металла, сияя проплыла мимо.
     – «Твою мать, – пронеслось в голове Кузьмича, – «Только этого мне не хватало».
     Немного пройдя, Кузьмич в сердцах, тихо, трижды сплюнул чрез левое плечо. Так, на всякий случай. Еще более удрученный, с увесистым кофром в руке, он поплелся к трамвайной остановке. Терзаемый сомнениями датского принца, «Быть или не быть?..» «Идти или не идти?..» Знамения, начавшегося дня, явно указывали на бессмысленность сегодняшнего предприятия.
     – Кузьми-и-ч!.. – растопырив руки, пытаясь его остановить, словно из-под земли, вырос местный выпивоха Толян. В прошлом инженер какого-то СУ, пострадавший за свою чрезмерную щедрость, доброту к людям и необузданное пристрастие к алкоголю. Два года отбыв в местах, не столь отдаленных... Глаза, косящие в сторону, и несвязная речь, указывали на то, что, несмотря на ранний час, Толян уже где-то хорошо отхлебнул. «По всей видимости, в «Тараканчике», ублажил свою страждущую душу, болезный», – смекнул Ситных.
     – Нет! Нет! Денег нет...  – Предупреждая возможную просьбу Толяна, замахал руками Кузьмич. И ловко маневрируя, ушел в сторону. Толян, покачиваясь с вытянутыми руками, повернув голову в сторону уходящего Кузьмича, еще долго стоял и бормотал ему в след какие-то напутствия...
     – «Может, в этом заключалось знамение пустого ведра?» – Тешил себя мыслью Ситных, желая, поскорее избавится, от возможных чар. На всякий случай пропустил трамвай под номером «13». Борясь внутриутробно с предрассудками, дождался шестерку и покатил на Паркентский рынок.
   Вскоре, на базаре, к Кузьмичу подошел плотного телосложения, средних лет узбек. – «Из «новых»», – пронеслось в голове.
     Он подошел к Кузьмичу, слегка наклонив вперед голову, плотно вросшую в бычью шею, с едва заметным акцентом, по-русски, доверительно начал излагать суть дела:
     – Понимаешь, брат, – затем, перебив себя: – М-м-м., как тебя зовут? – протянул руку. Невзирая на разницу в возрасте, несмотря на тот факт, что они ранее никогда не встречались, и уж тем более не пили на брудершафт. Тем не менее, он, ни капли не смущаясь, вел себя запанибрата, «тыкая» пожилому человеку.
     – Кузьмич... То ест, Александр Кузьмич, – заметно волнуясь, представился мастер. Уже, по привычке, игнорируя фамильярное отношение.
     – Я смотрю, Саша, среди этих мардикеров, – он повел пальцем в сторону толпы, с завистью взиравшей на счастливчика, – у тебя самая располагающая внешность.
     – Спасибо.
     – Не перебивай. – Резко оборвал наниматель. – Понимаешь, какая история? Купил я квартиру, новую. Сыну. Женится скоро, понимаешь. Купил, свет в квартире был. Понимаешь, был! Я там начал обустраивать, туда-сюда, чтобы молодым вкусно было. Как говорится, по-нашему, по-узбекски, навел там, шмон-мон. Нанял мастеров, как положено. Пока они там шуровали-муровали, свет пропал. Я им: – «Куда свет делся?» – Жмут плечами. У соседей есть, а у меня нет! Я сам тоже не пальцем деланный. Посмотрел, туда-сюда, прикинул, кое-что, к носу. Не пойму, в чем дело! Брат, решишь проблему – не обижу. Верь слову. Ну, согласен?.. – Он снова протянул руку, сопроводив взглядом, исключающим всякие возражения.
     Выскочив на кольцевую дорогу, джип «втопил» по полной, и скоро припарковался у подъезда нужного дома, на массиве «Урюкзор».
     Хозяин пощелкал выключателями в квартире, подтверждая правдивость сказанного, и лишний раз убеждая себя, что все по-старому. Оставив Кузьмичу ключи, и пообещав после обеда быть, укатил по своим круто-неотложным делам.
     Как головы горгон, извиваясь змеями, торчали из распределительных коробок, жеванные алюминиевые провода. Вывернув наружу весь этот электрический ужас, Кузьмич методично, цепь за цепью, тестировал провода, ища злополучный порыв. Как правило, в таких случаях, вернее по закону пакости, в одном из последних оставшихся проводов, стрелка прибора замерла на нулевой отметке, без каких бы-то ни было признаков жизни.
     – Эврика! – уподобляясь древнему математику, воскликнул радостно Кузьмич, гулко откликнувшись эхом пустой квартиры. – «Так, так, – не без иронии размышлял мастер, – Провод определился, теперь дело за малым, отыскать разрыв, скрытый штукатуркой».
     Передвигая стремянку, юркая то вниз, то вверх, он шаг за шагом принялся обследовать предполагаемый путь лукавого электропровода. Наконец пальцы чиркнули по острой шляпке едва выступающего из стены гвоздя.
     – Что ему здесь делать, под самым потолком, да еще в углу...? – размышлял Кузьмич, потерев пальцем еле заметный ореол копоти вокруг гвоздя. – «Ясненько, ясненько, а дело-то, пожалуй, в этом гвоздике. Так, так... – дедуцировал он, извлекая зерно из шелухи предположений. Значит для того, чтобы обои не уходили в сторону, необходимо «кинуть» отвес, а отвес, как правило, крепится к гвоздю, а гвоздь вбивается в стену, а в стене проводка... Ну, вот тебе и результат... – резюмировал Кузьмич, высвободив из-под штукатурки пробитый провод». Поблагодарив в душе своих предшественников за подброшенного сфинкса, разгадка которого сулила некоторый гонорар, приступил к ликвидации неисправности. Приведя все в порядок, скрыв ужасные головы горгон под крышками распределительных коробок, Ситных щелкнул пакетником на лестничной площадке. Убедившись, что все в ажуре, что все «системы» энергообеспеченны, Кузьмичу ничего не оставалось более делать, как вооружиться терпением и ждать своего благодетеля. – «Вот тебе и баба с пустым ведром...»
     Хозяин еще на лестнице гулкими шагами и громкими приказами по мобильнику заявил о своем прибытии. Войдя в квартиру, встреченный сиянием электричества, лицо его изменилось, напускная деловитость уступила место откровенному восторгу.
     – О-о, молодец Саш-ака! Вижу, постарался... – он уважительно пожал руку Кузьмича.
     На вопрос хозяина о причине возникновения проблемы, Ситных продемонстрировал гвоздь, и высказал свою версию, о причине появления данного предмета в ненадлежащем месте. Хозяин еще пощелкал выключателем, затем достал из кармана пиджака пухлый бумажник. Порывшись, извлек пятидесятидолларовую купюру и вручил Кузьмичу.
     Ситных аспидом глядел на банкноту, как завороженный, давно отвыкший от подобных вознаграждений, не зная, куда ее сунуть, и не осознавая, что все происходящее творится с ним.    
     – А! Саш-ака, – спохватился хозяин, коснувшись своего лба. – Прости брат, что не смогу сам доставить тебя домой, дела понимаешь. – Протянул стопку денег, – здесь десять тысяч сум. Найми брат такси.
     Кузьмич, ликуя, общественным транспортом, на перекладных, экономя деньги данные на такси, пробирался домой. Выражая слова благодарности удаче, и в глубине подтрунивая над поработившим его утренним предрассудком, заставившим в течение дня, чувствовать себя мягко сказать не в своей тарелке. – «Вот тебе и баба с порожним ведром, а денежки-то вот они в кармашке...»
     Домой Александр Кузьмич добрался засветло. Молча прошел мимо тещи, помня вчерашнюю размолвку. Их чувства как в зеркале, отразились друг в друге. Кузьмич понял, что жены еще дома нет, а перспектива впериться в «ящик» рядом с тещей, ему мало улыбалась. 
     Недолго думая, тут же в прихожей, он сунул зеленую купюру во внутренний карман своей старенькой куртки. Пристроил кофр, так, чтобы не мешался в проходе, пощупал, на всякий случай, карман с сэкономленными сумами, снова ни сказав, ни слова, вышел.
     Отметить радость или развеять печаль, Кузьмич и в том, и в другом случае прибегал, прямо сказать не к очень оригинальному способу. Словом, любил пропустить одну другую, рюмочку водочки, осадив родимую пивком. Пиво могло быть разнообразной марки, все зависело от содержимого кармана. Тещина «мина» ни в коей мере не омрачила его настроения.
     Исполненный сознанием не зря прожитого дня в превосходном расположении духа, Кузьмич, определив курс, и не торопясь, следовал своим фарватером. Войдя в «Тараканчик», он как обычно, для начала, заказал в баре сто граммов водки и бутылку пива. Рассчитавшись, обернулся, ища свободное место за столиком. Заметив отчаянные отмашки, Кузьмич, прищурившись, сфокусировал зрение, вглядевшись, узнал Толяна, встретившегося ему утром. Жестикулируя руками, тот приглашал Кузьмича за столик, чтобы разбавить свое одиночество. Толян за день проспался, об этом можно было судить по его связной речи, жаждущим блеске глаз и морде, не разгладившейся ото сна.
     – Ща... под полируем, залакируем, и все будет в лучше виде. – Отреагировал он на замечания Ситных относительно своей физии. Поднял ополовиненную рюмку водки, и устремил ее навстречу Кузьмичевой. – Давай Санёк, – всё будет кока-кола!..
     После опрокинутой рюмки радость Кузьмича, с зародившимся где-то в глубине чрева теплом, полезла наружу, обволакивая всё и вся безграничной любовью. Теперь роднее Толяна не было человека на свете, хотелось поделиться и радостью, и выпивкой. На предложение Кузьмича по «граммчику» Толян утвердительно закивал головой как норовистый жеребец, заслышав призывное ржание кобылицы. Периодически прикладываясь то к водке, то к пиву, Кузьмич поведал своему собутыльнику о нынешней удаче. Начисто повергая ни во что казуистику со всеми ее ведрами и кошкам. Аргументируя раскладом сегодняшнего дня, безоговорочность которого в высшей степени свидетельствовала иностранная купюра, скрытая в недрах старенькой куртки.
     – С утра было пустое ведро, – пусто! А к вечеру – во, «капуста»! Вот и смыкай Толян, где она твоя мистика, – выходит, что и нет никаких примет... – Смачно, почти стихами, закончил Кузьмич, самодовольно поведя глазами.
     Толян неоднократно порывался вставить довод в пользу оккультизма, но постоянно натыкающийся на жест Кузьмича «погодить», и всякий раз терпеливо отступал. Наконец, улучив момент, узрев в подведении оппонентом итога словесную брешь, степенно вполз в дискуссию.
     – Э-э-э, не скажи Кузьмич... – располагая аналогичным ассортиментом на столе, также вкушая то одно, то другое, возражал Толян. – Не скажи, а я вот, верю во всю эту чертовщину. Послушай-ка, вот теперь меня. Послушай, какой казус произошел с нами, – он глотнул из рюмки, затянулся сигаретой и начал:
     – Однажды решили мы с корешком порыбачить. Да ты, наверное, знаешь его, Саид из пятого дома. «Жигуленок» у него, «копейка». Знаешь?.. Ну, так бог с ним. Нет, так нет. Слушай дальше. В общем, экипировались мы с ним как положено: палатка, снасти, ну чтобы с ночевкой. Само собой водочка, – с ночевкой же! Так вот. Только выезжаем с массива, значит на проспект «Горького», тут веришь, нет, черная кошка шмыг перед бампером. А утро, рано, понимаешь, ни машин, ни людей. Ну, некому акромя нас пересечь эту линию, остановились, значит мы в нерешительности. Сам понимаешь, рыбалка дело серьезное, а тут такое предзнаменование, вот и выходит, что нужно возвращаться. А в машине снасти, палатка, провиант – все как положено. Сколько трудов затрачено. Что делать?.. Смотрю, Саид открывает дверцу, выходит значит из машины. Разворачивается задом в сторону, куда мы ехали, выставляет перед собой молитвенно, ладонями вверх, руки. Смотрю, в таком положении, что-то бормоча, воздев глаза к небу, задом идет на пресечение кошачьего пути. Преодолев магическую линию, остановился, и еще, что-то пошептал, трижды проведя ладонями по лицу. Вернувшись в машину, довольный уселся за руль. 
     – Все, – говорит, – все чары сняты, можно спокойно, следовать дальше.
     Тогда я не знал, на сколько это действенно, но иммунитет, впрыснутый Саидом, почти избавил меня от чувства беспокойства. А порыбачить, значит, мы решили на Арнасайских озерах, сам понимаешь путь неблизкий. Ну, проскакиваем мы, значит, на выезде из Ташкента пост ГАИ, что по Чиназской трассе и шпарим дальше. Километра три не отъезжаем, веришь, нет. Бах! Задний баллон лопнул. Ладно, ничего страшного, запаска была, быстро перекинули, но каждый мысленно чертыхнулся. Едем дальше. Смотрю, Саид сильно не разгоняется, да и балагурить что-то перестал, так отдельными репликами перекидываемся. Смекнул я тогда, что Саид не больно-то уверен в силе радикальных мер, предпринятых против чертовщины. Только я подумал, тут веришь, нет. Ба-ба-х! Переднее колесо бахнуло, как раз со стороны, где сидел я, – «мать твою...», Саид впился в руль, еле как удержал машину. – Толян сощурившись, исподлобья взглянул на исполненное скрытого скептицизма, лицо Кузьмича.
     – Ладно, дело твое хочешь, верь, хочешь, нет. Давай по граммчику, – высунувшись из скорлупы воспоминаний, с обидой недоверия, Толян протянул рюмку. 
     Собутыльники чокнулись. Ситных, убедил собеседника, что у него и в мыслях не было брать под сомнение его правдивый рассказ. Толян немного поломался, затем продолжил:
     – В общем, у нас в активе, выражаясь бухгалтерской терминологией, два пробитых колеса, а ввиду, ни одной станции технического обслуживания. Посовещавшись, мы значит, и несмотря, ни на что, решили продолжить предприятие. Конкретно это вырисовывалось в следующем. Взяв «запаску», я должен был двигаться вперед, до ближайшей вулканизации уповая на сердоболие водителей автомобилей, двигающимся со мной в одном направлении. Саиду требовалось снять пробитое колесо и ждать.
     Моя канитель с колесом заняла не многим более часа. Добрые люди подбросили, туда и обратно. Вулканизаторщик, фраер, забрал много время, – свалил куда-то, пришлось ждать. Второе колесо починили в той же богадельне, и далее без приключений, правда, немного припозднившись, добрались до Арнасая. Порыбачили, водочки попили с ушицей. Выпили во славу Бога, что легко отделались от кошачьей напасти. Увесистый баульчик получился, за все время рыбалки. Ну, прикинули, хватит мол, загрузили баул с рыбой в багажник, смотали удочки и в обратку.
     Едем довольные. Тут мой «пилот», Саид, и решает:
     – «Давай, – говорит, – угол, срежем, наст хороший плотный, дерном скрепленный, километров двадцать выиграем». Ударили по рукам сказано – сделано. Как у нормальных пацанов. Дуем, значит себе, по целине, радуемся, а что не радоваться, отдохнули, рыбы наловили, вон она как машину в землю впечатывает. Вот и дорога грунтовая, рукой подать. Саид готовится к маневру, выбирает, где получше участок, чтобы взобраться на грунтовку... Вдруг машина начинает странно юзить, а задние колеса взметают ураган песка. Некоторое время, содрогаясь и виляя автомобиль, еще продолжает ползти. Наконец, беспомощно ложится пузом на грунт, колеса, вырыв огромные ямы, бессмысленно вращаются в пустоте. А до цели оставалось не более четырех метров. Заглушив двигатель, мы вышли профильтровать ситуацию.
     Тогда я во отчую, натуральным образом, увидел картину Репина «приплыли». Даже если выгрузить баул с рыбой, вдвоем нам, не на йоту, не сдвинуть это беспомощное железо. А вокруг, насколько хватал глаз ни деревца, ни хворостинки. И кто, и когда проедет этой дорогой, было известно лишь господу. Нас как-то сразу осенило, что без посторонней тяговой силы нам отсюда не выбраться. Также было очевидно, что в разведку идти мне. Плюнул я тогда, как в детстве, на ладошку, ребром другой прихлопнул, и побрел в сторону дороги, куда слюна полетела.
     Ситных уже с неподдельным интересом следивший за повествованием, угадав желание, приподнял свою рюмку, готовый встретить, стеклянный, челн рассказчика. Толян рефлексивно коснулся протянутой навстречу емкости. Затем последовали два синхронных глотка.
     – Где-то час с лишним, брел я по этой пустынной дороге, – продолжал Толян, как будто не прерывал своей истории. – Солнце поднялось высоко, очень хотелось пить, я то думал, обернусь мигом, ну и не прихватил баклажку с водой, а язык уже чувствую, прилипает к небу. Что делать не знаю, или возвращаться, или дальше, двигать, неизвестно куда. Бреду пока вперед... Глядь вдалеке грузовик в мою сторону пылит, в кузове что-то пестреет.
     Подъезжает, я как самоубийца, машу руками и бросаюсь ему на встречу. Тормозит. В кузове заулюлюкало. Когда пыль стала рассеиваться, вижу там люди, человек двадцать, в праздничных нарядах, что-то гогочут по-своему, и на меня, значит пальцами, как на какую-то невидаль. Это позднее я узнал, что встретить в этих краях пешего, что на Аляске жирафа.
     Шофер вышел, поздоровался, молодой казах, смотрю, по-русски смекает. Я ему объяснил ситуацию, Христом богом прошу выручить, иначе говорю хана нам братка. Ну, он в положение вошел, скомандовал в кузов, оттуда, словно причальные канаты, выкинули дюжину рук, подхватили меня и втянули наверх. Приняли как родного. Русским, правда, владеют с трудом, но кое-как, все-таки общались.
     Оказалось, степные орлы, казахи, возвращались со свадьбы. Раз такие приветливые, ну и обращаюсь, значит, с просьбой, пить, мол, сильно хочется, ну и на горло показываю. Осклабились они, кто лоснящимися щеками, кто жидкими усами. И, веришь, нет, вытаскивают бурдюк, и наполняют большущий рог архара. Мать твою!.. Естественно, я не позволил себе, обременять, столь почтенных людей, повторным предложением... Настроение поднялось, но я все-таки успел отметить в сознании, и ужаснуться, какое расстояние я пропилил, заметив у дороги сиротливо стоящую «копейку».
     Грузовик остановился, снова окутавшись клубами пыли. «Орлы» стаей сиганули вниз, не успели мы с Саидом разработать тактику как они, веришь, нет, подхватили нашу жестянку и водрузили на дорогу.
     Кузьмич отметил, что Толян находящийся в плену эмоций, малость привирает, но не стал заострять внимания, чтобы не ставить приятеля в неловкое положение.
     – Поблагодарили мы их душевно, ну и разъехались в разные стороны. Едем, мы значит с Саидом, далеко отъехали, выбрались уже на джизакский тракт, к Пахте подъезжаем. Чуем, значит, что-то рыбой стало вроде как сильнее попахивать. Переглянулись. Ну, пахнет, и пахнет, на то она и рыба, чтобы пахнуть, едем дальше. Подъезжаем к Чиназу, ну думаем сейчас, копчененького, лещика возьмем, к пивку, сам понимаешь, святое дело. Остановились у базарчика, тут нас духом из багажника и окутало. Выскочили, баул развязали, а она на нас, глаза выпучила, животы по вздувались, что твоя баба на сносях, а вонища... Мы быстро багажник захлопнули, и газу, до ближайшего кювета, вместе с баулом за борт, и домой, значит, налегке. Вернулись, как говориться, не солоно хлебавши... Вот и не верь после этого в приметы...               
     Около восьми вечера, Кузьмич позвонил в квартиру.
     – Гуляешь? На какие шиши? – Без всяких эмоций, может, только, чуточку с примесью доброй иронии. Спросила жена, отворив дверь, пропуская в дом мужа, как нагулявшегося кота. – Кушать будешь?
      Ситных решил с ходу вывести жену из пессимистического настроения. Ведь он весь вечер только и помышлявший о том, как заявится, и обрадует жену. Он состроил гримасу, благо усилий много, прикладывать было не надо, пародируя Мягкова в знаменитой комедии. Слегка шарахаясь из стороны в сторону, за гундосил:
    – «Где это мой пиджачок... В елочку, из мосторга...» – шаря руками по вешалке, искал он свою старенькую курточку. Не найдя, потупившись, в точности как Лукашин, бросил вопросительный взгляд на жену. – Ты не видела мою старую куртку? Нет?..
     – Э-эх, а чем бы я тебя сейчас кормила, если б не добавив к ней, еще кое-какую одежонку, и не сдала – подвернувшемуся кстати старьевщику...