Конкурс

I

- Могу я  дать вам совет? Кстати, совет  интимный… Вам эта помада совсем не идёт, замените её на более яркую. В нашем-то возрасте надо подчёркивать все достоинства…
…Они налетели как дикая стая. Все эти заслуженные и народные, обладающие редкой способностью выдувать из горла такие рулады, от которых сходит с ума не только страна, но и весь мир. Приехали две примадонны, представляющие главные вокальные школы, и из той же категории, даже выше,  – маститый старик, выпустивший сотни пластинок на разных языках и наречиях. (Сам Папа Римский наградил его медалью. Душа того Папы давно обретается в лучших мирах, а дедушке ничего – ездит по конкурсам и вспоминает былое. Его имя обошлось местной культуре совсем недёшево). И ещё потихоньку размещались, шебуршились в гостиницах города почти сотня молодых и честолюбивых мальчиков и девочек, прошедших отборочный тур и готовых рваться на  Олимп небожителей к восхитительной власти покорять сердца своим пением. Небольшой город N-ск – ещё одна очередная ступенька к тому.
 Глядя на всё это буйство жизни, организованное и спровоцированное лично ею, директор местного музыкального театра Лариса Михайловна подумала: «Когда-нибудь я буду отвечать за весь это шум и гам на великом суде». Но всё это так, к слову.
Идея создать и провести этот конкурс-фестиваль принадлежала N-скому  музыкальному театру  и местному управлению культуры. После длительной беготни по коридорам власти и писем в министерство культуры  деньги, вопреки внутренней борьбе и колебаниям,  выделили. Событие объявили под именем знаменитой землячки, певицы прошлого века Валентины Песцовой, и это подействовало. А может, просто время было удачно выбрано. Лето. Городок N-ск небольшой, но курортный. И прогуляться под зеленью листвы на его минеральных водах вовсе неплохо, даже если не завоюешь лауреатского места. А примадонны и члены жюри получат неплохой гонорар.


                II
  Молодой человек, брюнет с ярким выразительным лицом, жгучими глазами и наглой улыбочкой  загородил Ларисе проход к двери, когда она расселяла гостей по номерам. Сделал вид, что у него застрял чемодан. Балалайкой простецкой прикинулся. Она испугалась, что этот его трюк все заметят и уличат её в том, чего не было. Как его зовут, этого юного наглеца? Геворг, кажется, судя по заявкам конкурсантов… Но он выкрутился. Вежливо застыл возле двери, пропуская её назад, в коридор. Его взгляд отпечатался на директорской взмокшей спине, когда она, стараясь соблюдать имидж организатора (всё под контролем!), удалилась  уверенной походкой самодостаточной женщины чуть за сорок… Ну и нахал!
Второй раз она увидела его на обеде, который был организован для членов жюри. Он неожиданно появился среди мэтров (а ведь не звали!), уверенно уселся между  Галиной Павловной и патриархом вокала и вперился в Ларису своим жгучим взглядом. Ей показалось, что повторяется ситуация, которую она уже пережила в коридоре.
Кто его сюда пропустил, как он посмел? Выяснять это сейчас, за обедом в vip-ресторане с гарсонами в белых перчатках, стоящими за спиной, было нелепо. Но чувство опасности  не покидало её и сбивало с толку.
- Ты покраснела? Почему ты покраснела? – шептала Ларисе на ухо её  заместитель и подруга Верочка. А молодой человек, сидящий напротив, всё так же пристально смотрел на  неё.               
Наконец ей всё объяснили. Геворг Д., провинциал из южных краёв, как бы это помягче сказать, оказался любимым учеником почтившей конкурс своим вниманием Галины Павловны - светила вокальной школы, председателя  жюри. И надо оказаться большой маргиналкой, если  не хватит ума проголосовать за его первое место. «Сущий бред, сущий бред», - она не хотела больше ничего знать и слышать. А тело было охвачено пламенем. Фантом молодого нахала прочно засел в голове.

                III
Она  услышала его певучий волнующий тенор утром, на первом туре. По жеребьёвке, Геворг выступал одним из первых. Пел Альфредо из «Травиаты» Верди, Ленского из «Онегина», потом – народные песни. Голос, как сказали бы  музыковеды, «масло и масло», до самого нутра  достаёт. И свой сценический образ вокалист подкреплял прекрасными внешними данными. Как это сейчас называют,  магнетичный, с харизмой? 
Глаза, как показалось Ларисе, прожигали её  по самую душу и наблюдали за ней  с любой точки, как бы она не перемещалась. Говорят, так бывает на портретах: художник нарисует зрачок глаза точно посередине, и смотри потом на него прямо или сбоку, а хоть и бегай по комнате, всё будет казаться, что за тобой следят.
Директор-организатор Лариса Михайловна заёрзала и притворилась равнодушной. Вышло плохо. Она волновалась и задыхалась, и это было очевидно. Точка опоры, которую выстроила  она, разведённая преуспевающая женщина, имеющая взрослого сына и возглавляющая коллектив из ста человек,  уходила из-под ног. На конкурсе, должном привнести в город новую струю праздника и  гармонии, на неё обрушился хаос.
Лариса одёрнула лацкан пиджака, поправила причёску, залитую лаком за два часа до того в модной парикмахерской и вовсе не нуждающуюся в каком-либо исправлении, и вопреки существующим правилам и такту, вышла за дверь посреди выступления очередного конкурсанта – пела какая-то девочка из провинции. «Девочка пела неважно, но шея чудо как хороша, точёная, будто вылепленная по канонам античности», - по инерции отметила про себя директриса.
Зрители конкурса обернулись на шум и увидели удаляющуюся худенькую фигурку  с неестественно выпрямленной спиной. А потом снова опустили очи долу и продолжили увлечённо слушать.
Директор-организатор открыла ключом гримёрку. Увидела на столе чужие сигареты и закурила – впервые за  десять лет, после того, как бросила. Отзвук пения Геворга всё ещё жил и томился в ней. Не зря говорят, что тенора – это вечные герои-любовники, у них и партии в операх такие…   
Душа и тело Ларисы Михайловны вошли в противоречие и больше не поддерживали друг друга. 


                IV 
«Все они происходят из той жалкой мастерской, где учат не летать и парить, а только приделывают руки и ноги и показывают, как открывать рот, - думала Галина Павловна,  дослушивая конкурсантку с античной шеей. - Девочка миниатюрная, с точёной фигуркой. Но при этом - очень маленький рот, слабое звучание и никакой духовной наполненности.
Вряд ли на конкурсе в целом случатся какие-либо откровения – найдутся новые голоса, которые можно будет  увезти с собой в Питер, дать им профессиональную огранку и пустить потом в путешествие по всему миру». А ведь она приехала только за этим.
Галине Павловне было скучно, но за многие часы музыкальной практики, проведённые в жюри всевозможных конкурсов и на прослушиваниях, она научилась этого не показывать. Увы. Конкурсанты были безлики самым жалчайшим образом. Но ведь это только первый день…  Вот Геворг – это что-то.
Многие, кто наблюдал романы Галины Павловны с её протеже и учениками в Питере и Москве, а порой и за пределами российскими, удивлялись: для чего это ей нужно? (В день конкурса Галине Павловне исполнилось 62 года, и её помпезно поздравили). А главное - зачем это нужно молодым и талантливым? Галина Павловна, ещё в ранней молодости получившая от правительства за свои таланты все мыслимые и не мыслимые регалии, давно не напрягала внешней опекой свой имидж и тело.
Со стороны она выглядела обычной коренастой женщиной, короткопалой, с тяжёлой походкой. Не считала нужным закрасить седой пучок на голове, одежда выдержана в тёмных тонах и весьма банальна. Единственное, что смущало в этом облике и чем Галина Павловна бросала свой вызов миру,  – ярко-красный палантин из лёгкой ткани на плечах. Только он  давал понять, что в этой женщине есть и воля, и дерзость
Правда состояла в том, что  Галина Павловна уже ни в чём не нуждалась. И меньше всего нуждалась что-либо доказывать.
 В её вокальную школу, которой она по праву гордилась,  практически невозможно было попасть. А там уж она дрессировала мальчиков и девочек как хотела. Помимо вокала обязательны утренняя пробежка, бассейн и работа со стилистами – всё это  в разной последовательности, но с упорством и полной самоотдачей ученика. Зато потом с её питомцами с удовольствием заключали контракты ведущие оперные театры мира.
…Галина Павловна сразу  заметила эти игры двоих в Тристана и Изольду («вино в ресторане превратилось, что ли, в любовный напиток?»), их загоревшиеся глаза и эротические иллюзии, более показательные со стороны, нежели для них самих.
Ах, этот волнующий и околдовывающий голос Геворга! Что ж, и это уже проходили. Мук ревности не было. Но было крайне  неприятно – ведь это именно она, Галина Павловна, сотворила его. Её обида была болезненна и крайне разрушительна. Воспитанник  испытал это на себе не один раз.
«Да и Лариса хороша, - думалось ей.-  Нельзя же бросаться на шею первому встречному (а именно так обозначила для себя председатель жюри обоюдную тягу организатора конкурса и её ученика). Дурочка. Нельзя же не понимать, что этим она ничего не добьётся, а только разрушит мальчику карьеру».
«Психология трусов и лифчика, - так называла про себя Галина Павловна эти пустые, ни к чему не ведущие провинциальные шашни (хотя по её опыту вояжей с учениками до раздеваний у них никогда и не доходило). - Тема сисек в побочной партии».
Всё вместе взятое, весь это конкурс Галине Павловне  не нравился. Ей вообще не нравилось, когда посягали на её, личное. Галине Павловне захотелось уехать.

                V         
Минутой раньше, отпев свои партии  и краем глаза отметив, как стремительно ретировалась из зала Лариса, Геворг захотел покаяться в ещё не содеянном Галине Павловне (он знал её эмоциональную нетерпимость и чувство собственности) и сохранить статус-кво, которым он, в общем-то, дорожил. Он намеревался ещё раз сказать примадонне, что его божественный голос принадлежит ей, а не ему. И без неё его дарование ничего не стоит (на этом отрезке карьеры, это было правдой). Геворгу захотелось побыстрее дождаться конкурсного перерыва и разъяснить своему педагогу дурацкое недоразумение, как-то затушевать и сгладить его. Это было важно. Талантливый тенор никогда не обмолвился с Галиной Павловной о своём зыбком положении, эти слова держались между ними в тайне. Но все два года, которые провёл возле неё, он ожидал своего выдворения, готовился к тому, что ему на пятки  наступят более молодые, красивые и талантливые ученики.
Геворгу было 25 лет. Он вырос в традиционной армянской семье. Родители жили в небольшом армянском городке, в их быту свято соблюдались правила рода. Геворгу давно уже присмотрели для жизни кузину, юную пугливую девушку с огромными чёрными глазами, обручение отпраздновали за обильным семейным столом прошлым летом. Как объяснить матери и отцу, многочисленным родственникам, что в ближайшие несколько лет их сын и племянник несвободен, что ему надо делать карьеру? Да и Динару жалко, сейчас она красавица, но южные девушки старятся быстро, и он, Геворг, действует против своей невесты на стороне неумолимого Хроноса…
От всего этого голова пухла. Но -  прочь неуместные мысли. Главная проблема сейчас в другом. Его мятущийся разум слишком слаб, чтобы сдерживать те взгляды, которые он бросает, против воли, на понравившихся ему женщин, - светящийся клубок поднимается из недр живота к голове и уходит обратно, в живот. Этот риск, разряд молнии, которую он неожиданно бросил в организаторшу конкурса (как всё-таки она покраснела, вах!) – не мотивированы. В следующем месяце ему надо ехать в Берлин, петь по контракту, устроенному Галиной Павловной. Что теперь будет?    
Да и в чём, собственно, она его подозревает? Ведь, по сути, ничего не случилось.
Он посмотрел на Галину Павловну, увидел яростную маску безразличия на её лице (она как раз слушала выступление девочки с античной шеей), и передумал оправдываться. Педагог казалась неуязвимой. Геворгу стало жалко себя. Он решил, что не стоит дослушивать других вокалистов. Отправился в гостиницу, упал на койку и заснул.

                VI   
 Такси ожидало на улице. Вопреки тревогам этого дня, всё прошло достаточно гладко. Допели, дослушали, доаплодировали, как и положено, к вечеру. Когда в автомобиль погрузили последнюю партию конкурсантов (члены жюри отъехало раньше), они остались вдвоём: Лариса Михайловна и Верочка. Решили пройтись пешком.
- Ты заигрываешь с миром, как со своей игрушкой. И даже больше.
- Это ты о чём?
- Как будто сама не знаешь. О Галине Павловне, конечно же, и как ты строишь её протеже глазки. Но знай: ты играешь с гремучей змеёй. Она психанёт от твоих ужимок, развернётся на все сто и уедет, ещё и своих учеников заберёт. Вот будет скандалище!  Прощай тогда конкурс, плакали бюджетные денежки, да и ты вряд ли в своём  кресле усидишь. Есть над чем поразмыслить. Неужто оно того стоит?
Лариса в ответ рассмеялась:
- Ладно тебе, Верунчик. Что ж мы с тобой совсем старые стали? Я, например, ещё – ого-го! - она плутовато взглянула в лицо подруги… - Дорогие девушки, уступите у дороги место девушкам подешевле! Если ты о моей репутации, то меня давно уже пора скомпрометировать, и  желательно, чтобы этот Дон Жуан был молод и хорош собой. Давно уже хочется удариться о землю и обернуться красавицей.
- Чу! Вижу, что спорить бесполезно. Ты уже сдала нормы ГТО и отправилась на стрельбу по мишени!
Обе рассмеялись.
Машины гудели, проезжая навстречу, молодёжь кучковалась на тротуарах. Мир казался
не таким уж плохим.   


                VII

Он неожиданно позвонил ей тем же вечером и стал рассказывать о своей музыке.
О том, как репетирует партию в реквиеме Верди и партию Барбариго, и как плохо даётся ему немецкий язык без акцента – а ведь уже через месяц надо выступать перед зрителем в Берлине. Рассказал, что его отец работает на рынке, а мама занимается домом и огородом. Даже рассказал о своей девочке в родном городе – Динаре.
Звонок был непонятным, тревожащим, необоснованным. А точнее, Лариса предполагала сам факт этого звонка, но не ожидала от перспективного тенора таких душевных метаний и истеричности. Чего он хотел?
Если бы она сама захотела задать встречные вопросы, она бы это, наверное, узнала. Но Лариса, несмотря на некоторую сдержанность своей натуры,  неожиданно для себя обнаружила, что тема разговора уязвила её женскую гордость – она ждала от Геворга совсем другого. И с самого начала это другое было! Было нечто, о чём Геворг на сей раз упрямо не хотел говорить. Поэтому Ларисе не оставалось ничего, кроме как,  деликатно поддакивая, слушать его стенания. А может, чего доброго, он от неё первого места  хотел? Хотел заручиться ещё одной поддержкой на конкурсе, для того и звонил? Но для победы в их в N- ске достаточно  авторитета его педагога, этой гюрзы Галины Павловны (не к ночи будет помянута она и  этот её кроваво-красный палантин!). Спасибо, хоть про неё в разговоре не упоминал. Хотя  наверняка этот молодой проныра успел позвонить ей и всё загладил.
Нет, Лариса вовсе не собиралась наводить критику на его репертуар и немецкое произношение, о чём ему и сказала. Да, у него всё отлично. И она, как и все зрители, ждёт от него, Геворга,  полной безоговорочной победы. Надо только продержаться  ещё два тура, два дня. Горло надо поберечь. Хорошо покушать – голос надо питать. Да и выспаться не помешает как следует.
Увы, очевидно, что мгновения восхитительной немоты, краски стыда и ожидания большего остались далеко позади. Жаль, конечно. Ну что же.
Спокойной ночи! 
Спокойного сна!


                VIII 
Сразу, как только положил трубку, Геворг решил прогуляться по ночному городу.  Он чувствовал себя неуверенно. Мысли кружились, как пчёлы, и жалили.    
«Делай, что хочешь, и помни: мужчина должен быть свободен!» – наставлял его отец, отправляя на вольную жизнь в далёкую Северную столицу. Южному человеку нелегко выжить в холоде и вечных дождях. Одиноко.
Геворгу давно уже было одиноко. Он чувствовал себя оторванным от корней, вне себя, вне устоев. Многие женщины хотели быть с ним, но его потребность в любви не реализовывалась. Это зависело только от него, от его устремлений и амбиций, и он никак не мог «разрулить» эту ситуацию. И главное - он  был несвободным. Что же скрутило его жизнь, стянуло такими тяжкими путами? Может, его  голос, ради которого приходилось стольким жертвовать? Бег за совершенствованием собственного голоса был бесконечным, и на этом пути Геворг добросовестно  принимал все неписанные условия договора, научившись объяснять всякое принуждение своей доброй волей. Но иногда всё-таки срывался.               
Он думал о женщинах, которые его тянут наверх, которые верят в него и, может быть, любят. Думал о грациозной нежной Динаре, которая видит в нём будущего мужа. (Венчание означает значительно больше, чем  волшебный любовный напиток. Вот кто его настоящая суженая Изольда, и это до гроба!). Странно, почему он не понял этого раньше?
И чем охотнее он развивал эту мысль, тем легче ему становилось.
За более лёгкими с каждой минутой думами Геворг прошёл переулок и свернул в новый. Города он не знал, двигался наобум. Мимо проносились машины.
Ему пришла в голову мысль о том, что голос - тот дар, который он привык считать лучшим в себе, может оказаться на деле обычной ловушкой, неодолимым надуманным препятствием к нормальной человеческой жизни. А что если  бросить надежды и обещания и просто вернуться к родителям, в свой радостный тёплый город? Зажить, как  они, неприхотливой, близкой к земле жизнью, которой жили его предки много веков подряд. Жениться по всем правилам на Динаре с богатой и шумной свадьбой, завести много детей… А голос – ну что ж, будет петь  для себя и друзей…
Навстречу на огромной скорости, нехарактерной для ночного провинциального городка, выскочил мотоцикл. Фары резанули по глазам. Геворг успел разглядеть согнутую над рулём  тёмную фигуру в шлеме. Свет выключился так же неожиданно, как и возник.

                IX

Обе узнали о трагедии почти одновременно:  в гостиницу Галине Павловне и домой Ларисе позвонили с разницей в несколько минут. Город небольшой, всё произошло на одном пятачке. Женщины оказались на месте трагедии вместе, ещё до того, как отъехала «скорая помощь». Мёртвое лицо Геворга ещё сохраняло обаяние молодости, но приметы личности, его личности  отлетали по минутам. Смотреть на это было невыносимо.
Галина Павловна вернулась назад в гостиницу, спустилась во всё ещё открытый бар на первом этаже и заказала  коньяк. Потом поднялась в номер и достала диск с записью Геворга. Включила магнитофон. Что ни говори, голос был божественный…  «Этот день надо пережить, завтра станет легче», - подумала. Спустя два часа она всё же решила  уехать. Одарённых конкурсантов не предвиделось. А с новым поворотом событий делать здесь тем более нечего.
Лариса из дома начала обзванивать власти и соответствующие конторы – ей надо было решать организационные вопросы, ведь печальный инцидент произошёл на её территории: «Бедный мальчик, и как он всех нас подвёл!»
За  два часа, прошедшие после трагедии, ей удалось собрать волю в кулак. Этот день надо просто пережить. Перетерпеть.  Кто она ему была? Да по сути никто. Виделись один день, да и то на людях. 
Записала в календарь текущие дела:  заказать  некролог в газету, увеличить портрет, найти рамку…
Нехорошо как всё получилось. Главная оперная дива теперь уже наверняка уедет. Придётся  это как-то объяснять в вышестоящих инстанциях. Надо же! Первый опыт крупномасштабного мероприятия – и такой неудачный…  Но надо мобилизоваться. Собраться.  В этой жизни, Лариса Михайловна для себя это точно знала, ей не хотелось быть ни должником, ни жертвой. 
Конкурс продолжался.