ЭКС 21

- Не желаешь прогуляться? – в глазах Охотника – насмешливые искры.
- Не думаю… Мне нужно найти Дару,- выдвигаю контраргумент.
- Да? И где же ты собираешься ее искать?
Это я и сам хотел бы знать… Хотя бы какую-нибудь зацепку, отправную точку! Но их пока нет.
- Вот и я о том же, - словно подслушав мои мысли, улыбается мой непрошенный гость. – Тебе надо проветриться, а там, глядишь, – и осенит…
Он прав, как всегда. Быстро затягиваю шнурки на военных ботинках, набрасываю любимую кожанку.
- Я готов!
Охотник распихивает по карманам какие-то приспособления – не оружие в классическом смысле этого слова, но от этого парня всего можно ожидать, - хватает ключи и пропускает меня вперед. Дверь захлопывается с мягким щелчком, похожим на «чмок». Уголок моего рта непроизвольно ползет вверх, а Охотник весело подмигивает:
- Вперед! Нас ждет незабываемый вечер!
- Куда мы идем?
- А если я скажу: на кладбище, - ты испугаешься и сбежишь?
- Да ну тебя, шут гороховый, - ворчу я, усаживаясь позади Охотника на скрипучее сиденье «Харлея». Рев мотора избавляет его от ответа, и вскоре город остается позади. Ветер и скорость, дорога, покорно стелящаяся под колеса, - что может быть круче? Я взлетаю над серостью дорожной ленты и угрюмых домов с озабоченными каждодневьем обитателями. Дух мой стремится ввысь, к небу свободы, в бездонный простор… Я становлюсь в полный рост позади Охотника, срываю шлем и подставляю лицо свежему ветру. Он треплет волосы и разгоняет мрачные мысли прочь. Неважно, что будет потом. Есть только здесь и сейчас – и мне это нравится!!!
Дорога свернула к серой каменной ограде, вдоль которой мы ехали, сбавив скорость. Я присел, а потом и вовсе соскользнул в седло - вовремя, как оказалось: резко затормозив, мотоцикл остановился. Если бы я всё еще стоял – непременно навернулся бы через голову, несомненно, порадовав этим зрелищем коварного Охотника, в глазах которого читалось такое явное разочарование, словно я лишил малыша обещанной конфетки. Но он быстро справился с выражением собственного лица и исчез, словно растворился в стене. Я шагнул вперед и в сгущающихся сумерках обнаружил неприметную, на первый взгляд, калитку. Фигура охотника уже маячила вдали среди странных скульптур с воздетыми крыльями да печальными лицами, и только притворив калитку, я понял, где мы. А ведь не соврал, засранец: мы таки на кладбище, причем не на новом, расположенном в городской черте, а старом, с удивительными скульптурами мастеров прошлого века. Если не обострять внимание на могильных холмах, вполне можно было представить себе старинный городской парк со своеобразным колоритом – вечную прохладу и шепот листьев над головой…
Листья и вправду шелестели, хотя за каменной стеной ветра не было, и от этого тревожного шепота становилось не себе… Я прибавил шагу, а потом побежал за удаляющейся фигурой Охотника, двигавшегося стремительно и целеустремленно, словно он шел по невидимому следу. Краем глаза я все же замечал печальные глаза, воздетые к небу, и руки, соединенные в молитве. Казалось, каменные стражи предупреждали о неведомой опасности, деревья взволнованно шептали: «Беги, беги прочь, спасайся!» Да ну, что за мысли посещают в этом странном месте!
Внезапно Охотник остановился, и я услышал гул голосов. Они бормотали на латыни какой-то призыв, с каждым повтором их голоса становились громче, мотив звучал страстно, неистово… Что-то происходило вокруг группы фигур в бесформенных балахонах с капюшонами, скрывающими лица. Еще одно «тайное общество», выучившее пару фраз на латыни из купленного в переходе «древнего манускрипта»…
Воистину нет предела человеческой глупости!
Заклинатели держали в руках короткие, но толстые свечи, и язычки пламени плясали, отбрасывая мечущиеся тени, - в такт дыханию, в странном ритме… И тут по напряженным нервам ударил стон. В круг втолкнули девушку в черном вечернем платье. Длинные волосы обрамляли ее бледное лицо, а в глазах плескался неизъяснимый ужас. К груди она прижимала скрипку.
На миг я провалился в черные воронки ее глаз. Вот триумфальный концерт в Красном зале – публика аплодирует стоя, цветы ложатся к ногам талантливой скрипачки – но она их не видит. Не видит – и потому спотыкается, но чья-то крепкая рука поддерживает ее, спасая от неминуемого конфуза. Бархатный шепот над ухом: «Восхитительная… Ты достойна великих сцен мира и не меньшего вознаграждения, если только…»
Если только она сейчас не коснется струн смычком, то умрет. Я знаю это совершенно точно, дыхание смерти скользит по ее щеке с тихим свистящим шепотом. Девушка взмахивает смычком – и первый нервный, но удивительно красивый звук отсекает этот мерзкий шепот от нее. Сейчас не существует ничего – ни пугающего речитатива неизвестных, ни мерзкого дыхания на щеке, ни дорогого обволакивающего запаха мужского парфюма, пленившего ее там, в далеком Красном зале. Только музыка – чистые, пронзительные звуки, похожие на рыдания ее души, пронзительная грусть и восхитительная мелодия на краю жизни и смерти…
Фигуры в балахонах падают на колени, а в центре круга на каменном престоле из ночных теней материализуется фигура – темнее черного, пугающе величественная, со сложенными на груди руками и крыльями, уложенными за спиной наподобие плаща. Она покачивает ногой в такт чудесной мелодии, и фигуры падают одна за другой, теряя сознание от могущества и величия вызванного ими существа.
Последний звук – то ли всхлип, то ли стон – тает в ночи, и скрипачка опускает смычок. Существо медленно поднимается, расправив крылья. Я бросаюсь наперерез, закрывая ее собой.
- Уйди, смертный, - голос, низкий и глубокий, разбивается о могильные плиты.
- Нет! Она не должна умереть! Выбери себе другую жертву! – взмахом руки показываю на поверженных «балахонников» - их не жалко.
-Жертву? – он запрокидывает голову к звездному небу и хохочет – неожиданно искренне. - Жертву? Я уже получил свою жертву, рожденную на изломе, на грани жизни и смерти… Это было восхитительно! Уйди, смертный.
Я не шевелюсь, готовый драться и умереть за слепую скрипачку. Взмах крыла – и я больно приземляюсь на чье-то надгробие. Ууу, изверги, понатыкивали тут чего попало…
Фигура девушки четко очерчивается на фоне непередаваемой тьмы. Крылья смыкаются над ней, как шатер, на миг скрывая обоих от моих любопытных глаз, а потом опадают вниз…
- Благодарствую, незабвенная, - голос бессмертного сейчас густой и чарующий. – Это было восхитителььно…
Миг – и черные крылья вспарывают звездное небо, и искры светятся в глазах девушки. Я со стоном ковыляю к волшебнице, и взгляд, полный слез, обращается ко мне.
- Я вижу тебя, - шепчут ее губы. – Представляешь?
А у меня в этот миг не находится слов, словно весь мой богатый лексикон вдруг удалили одним нажатием «делит». И уж совсем не вовремя из-за соседнего памятника поднимается совершенно ошалевший Охотник….