В черном-черном лесу...

                В ЧЕРНОМ-ЧЕРНОМ ЛЕСУ…


В черном-черном лесу на проталинке               
Среди черных берез и осин
Стоял мальчонка маленький               
Он был совсем один.
Деревьев стон  печальный
И волка дальний вой
Мальчонка слушал маленький
И ждал спасенья он.
Он дал ладошку дяденьке,
Который взял ее
И выкрал образ ангельский
Стащил  в лесок его.
Что было тут, то видели
Деревья и сова
Теперь стонали, плакали
И кляли мужика,
Преступника матерого
Жестокого волка.
Спасатели  услышали,
Спасатели увидели
Тропиночку  враждебную
К проталинке в чащобине
И прибежали к мальчику,
Схватили, понесли.
«Жив, цел»,- кричали радостно
Большие мужики.
А врач стоял, нахмурившись,
Не верил мужикам.
Он знал – никто не целый,
Когда попал к волкам.
Врач прав был,
Мать кричала и билась головой
«За что такое горе?
За что нам все с тобой?»
Не стало больше ангела,
«Больной теперь сынок»,-
Врачи сказали матери.
Отец терпеть не мог.
Хотел рубить и резать он
И рвать зубами плоть
Тюремного подонка.
Ну как отцу помочь?
Пошли бессонны ноченьки,
Страданьям нет конца.
«Уж не родить ли доченьку?»-
Задумалась жена.
«Рожай себе, мне дела нет,-
Откликнулся отец.-
Уж сына нет, а доченька
Мне вовсе не нужна.
Чтобы ее, несчастную,
Порвали, как его?
Какие силы надобны,
Чтобы хлебнуть всего!
Словить мне зверя лютого-
А там – хоть ночь темна.
Зарезать бы, убить его,
Вот все мои дела»!
И слушала старуха,
Держа в руках мальца,
Как сын, вчера разумный,
Совсем сошел с ума.
Шепча молитвы разные,
Под образом Отца,
Старуха вдруг сказала:
«Сменился ты с лица,
Стал, словно дед наш
Буйный, разбойник и злодей,
Выходит, не замолены
Грехи его, ей-ей.
Вот ангел невиновный
Понес вину его
И отплатил по полной…
Да знаешь ли, чего
Творил наш дед преступный?»
«Не знаю, ты скажи»,-
Насупился безумный,
Точивший нож в тиши.
«Любил одну он Машу,
Но не любила та,
А выбрала-то Пашу
Соседского она.
Вот черной-черной ночью
Дед вышел на войну,
Любовную, порочную:
Испортил всем судьбу.
Он Машеньку зарезал,
Снасильничал потом,
А Паше пистолетом
Грозил и бил кнутом.
Велел смотреть на ужас,
Собака выла – страсть,
И спрятался он в нужник,
Когда прибегла власть.
«И что же, изловили?
Судили, расстреляли?»-
Спросил сынок угрюмо.
«Нет, утонул в пучине
Навоза в нужнике.
А, может, утопили
Его в энтом толчке».
«Какая смерть – ужасно»! –
Заметила жена
И протянула руки,
Чтобы забрать  мальца.
Но бабка не дала,
Шептала все молитвы,
Кресты она клала
Мальцу на грудь и ножки,
На лобик, на уста.
Он спал, но глазки строго
Смотрели в никуда.
Старуха знала – горе,
Когда глазенки смотрят
У спящего мальца.
Отец стал одеваться,
Он ножик наточил.
Старуха догадалась-
Пойдет бить зверя сын.
Да   прок ли будет в этом,
Коль цепь не порвалась
Убийств жестоких? Небо
Следит – его к нам власть.