Аксакал

У длинного глиняного дувала (забора) сидят три старика. Прямо на земле. Пройти мимо, не поздоровавшись с ними, стыдно. Поклонился им и сказал: «Салом аллейкам».

Они смотрят на молодого «шурави», улыбаются и что-то сказав, приглашают жестом рук меня присесть рядом с ними. Отказываться неудобно, да и времени вагон. Осмотрелся по сторонам: солдаты на броне БТРа сидят, и больше никого на улице. Окликнул Азиза. Солдат подбежал, кланяется старикам, улыбается.

- Спроси, может чего им нужно, - прошу солдата я.

- Нет, говорят, хотят вас чаем угостить, - переводит их слова Азиз.

- Спасибо! – приложив руку к груди, улыбаюсь им, и прячу глаза от лучей яркого солнца. А так хочется рассмотреть их лица.

- Мы вас долго ждали, - продолжает солдат переводить мне слова одного из стариков. - Надоела война, дети друг против друга воюют, отцы против сыновей.

- Как их помирить? – спрашиваю.

Аксакал поджал губы, глаза опустил, словно рассматривает свою седую бороду, которая на фоне темно-коричневой загоревшей кожи, кажется белой. Потом поднял глаза в небо, приложил ладони к подбородку – молится, и сказал в конце: «Аллах Акбар».

«Да, Всевышний, - думаю про себя. – Только молитва к Аллаху и остается у крестьян (дехкан) в силе, чтобы просить Бога о завершении войны».

- У нас такое же было 70 лет назад, как у вас, - говорю старику. – Революция, переросшая в гражданскую войну. Одни пытались вернуть монархию, другие - капитализм, третьи, партия рабочих и крестьян за социализм, четвертые - за анархию. 

Азиз переводит дехканам мои слова, они внимательно слушают, кивают головами и при этом не сводят с меня глаз.

- Большевики, под знаменем которых стояли рабочие и крестьяне победили. Построили новое государство, самое мощное в мире, которое ни англичанам, ни американцам не удается свергнуть. А теперь вот и вам помогаем, заводы строим, электростанции, дороги, будем дружить с вашей страной. 

Глядя на стариков, людей от сохи, которые, наверное, не то что в политике не разбираются, а даже и читать не умеют, осекся:

- Они понимают, о чем я им говорю? – спрашиваю у Азиза.

- Да, - отвечает он. – У Наджибуллы пять сыновей, двое в Кабуле таксистами работают. Он бывший педагог Кабульского университета, - показывает подбородком в сторону крайнего аксакала. - Он знает много о нас.

- Тогда другой разговор. Кто был у них вчера в кишлаке?

- Душманы. Искали Хайрата и его семью.

Вопросительно смотрю на Азиза.

- Это по-нашему их староста. Его сын командир, в царандое служит, в милиции афганской. Его отряд напал на банду душман, взял несколько человек в плен. Вот те и пришли в кишлак, чтобы убить его семью. Но их не нашли, и тогда душманы взяли в заложники девять человек.

- А их спасти зможно?

- Нет, уже убили их, - опустил глаза солдат.

Тишину нарушило бульканье воды: старик наливает в граненый стакан чаю и подает его мне.   

- Спасибо.

- Душманы часто приходят в кишлак. Люди их боятся, - продолжает переводить слова старика Азиз. – Зачем вы пришли к нам? Ой, извините, товарищ лейтенант, - виновато смотрит на меня Азиз.

Я улыбаюсь солдату, мол, понимаю, что он просто переводит слова афганца.

- Скажи, что везем для их детей тетради, учебники, одежду, немножко риса, муки, керосина. Четыре машины. Спроси, нам после этого душманы дадут уйти отсюда?

Старики жмут плечами: теперь не то время, их никто не слушает, уважение к аксакалам сохранилось только у простых людей, которые живут рядом с ними.

Наконец рев техники отставшей колонны начал нарастать. Из поворота первой, пыля, появилась боевая машина пехоты. За ней, идущую технику уже не видно. Поравнявшись с БТРом, БМП остановилась, с ее брони соскочил на землю старший колонны и стал что-то громко кричать солдатам сидящим на бронетранспортере.

- Он вас распекает, товарищ лейтенант, - говорит переводчик.

- Да уж, - вздохнул я. – Хорошо бы это осталось чисто между нами, Азиз.

- А-а, понятно. Накажут вас?

- Накажут, - вздохнул я и, сделав глубокий глоток чаю из стакана, закашлялся, пытаясь шире открыть рот, чтобы воздухом хоть как-то погасить резкую боль обожженного неба, языка.

Через несколько секунд здоровяк быстрым шагом направился к нам.

На его запачканном от пыли и копоти лице видно, как гуляют желваки. Не сдобровать. Но в этот же момент один из аксакалов поднялся и, поклонившись приблизившемуся офицеру, начал ему что-то быстро говорить. Десантник вопросительно смотрел на него, а потом на меня:

- О чем он говорит? - спросил офицер.

- Переведи, Азиз, - попросил я подчиненного.

- Товарища офицера, - вдруг с акцентом на ломанном русском языке начал говорить солдат. – Уважаемый Наджибулла, старейший человека кишлака, просит у вас прощения за лейтенанта. Она молыд, она увидела зеленый знамя на дувале и меня, машущего руками. Ко мне сзади шла по дувалу человека с палкой, ваша офицера подумала, что она душмана и поехала к нам, чтобы защитить нас, – старик поклонился десантнику.

- Правда, что ли? - офицер посмотрел на меня. – Ну, ты даешь лейтеха, а если бы здесь духи были? Они бы из вас здесь отбивную сделали.

- Да не подумал, - пряча глаза, прошептал я.

- «Я», «я», головка сам знаешь от чего.

Ветка, зажатая в моей ладони, хрустнула, хоть бы пронесло.

- Ладно, давай, организовывай, что там нужно. У нас три часа и - назад.

Дехкане собрались у разваленного здания школы. Управляла раздачей вещей, книг, крупой, керосином, привезенными нами, женщина, дочка старосты этого кишлака Хайрата. Она знала всех дехкан, сколько у кого в семье человек. Это успокаивало, что десять мешков с мукой, пятнадцать - с рисом, детская одежда в упаковках, будут сразу разделены между людьми и не достанутся душманам, которые уже, наверное, лезут в кишлак по кяризам (подземным ходам) или через «зеленку» (сады).

В конце только заметил, что женщине помогали несколько афганских девушек, приехавших сюда вместе с ней из Кабула.

- Азиз, спроси у аксакалов, охрана в кишлаке есть? - с нарастающим волнением обратился я к солдату.

- Есть, есть, - перевел он слова Наджибуллы. – Но они с ними сегодня и вернутся в Кабул.

- Людей, значит, оставят один на один с бандитами?

- Они здесь живут, - не сводя с меня глаз, перевел слова старика Азиз. – Вы не волнуйтесь, вам здесь опасно, а они уже привыкли.

Все, миссия закончилась. Сижу на броне и бездумно смотрю на бачат, играющих у руин школы в догонялки, потом на малышей, стоящих около БТР и наблюдающих за нами. Передал через Азиза им несколько банок сгущенного молока и каши, больше ничего с собой нет.

- Все собрались? – спрашивает по рации у меня командир колонны.

- Все, товарищ старший лейтенант, без потерь, - передаю ему я.

Наш БТР стоит третьим в колонне, за ним БРДМ, грузовики… Нет уж, хватит с меня героизма, который показал сегодня утром и, вырвавшись из колонны, направился к кишлаку. Теперь буду, как паинька, ползти в пылюке за БМП саперов и бравых десантников, сопровождающих нас.

Ко мне подошел Файзулла, командир царандоевцев, и пожал руку. Ладонь у него мягкая, легонечко пожал ее. За ним тянет свою руку второй афганский солдат, одетый как и его командир в зеленую форму, улыбается, жмет руку. Оба говорят, что я их друг теперь. Приятно. Смотрю с улыбкой на Азиза, и говорю ему:

- Прекрасный народ, добрейший, даже не верится, что воюет. Интересно, что такого я им сделал, что называют другом своим?

- Вы, шурави, - улыбается Азиз. – А значит, друг. Вот и все, товарищ лейтенант. И я их друг, и все мы, не побоялись же маленькой колонной через перевал пройти и привезти их дехканам еду, одежду.

«Умный Азиз, - подумал я. – Так просто мыслит», - и разыскиваю глазами тех стариков. А они так и остались сидеть на своем месте, у дувала.

Приложил кулак к сердцу, в благодарность тому аксакалу, что защитил меня перед старшим колонны. Хотя, кто его знает, может в дивизии этот офицер вспомнит о моем героизме, тогда от командира достанется по первое число. А может так, в своем кругу, для хохмы, чего тоже не хотелось бы.

- Товарищ лейтенант, - протягивает мне наушники радист, - старший лейтенант вас.

- Спасителю хоть спасибо скажи, - сквозь треск услышал баритон командира колонны.

Вот чего ждем. Улыбаюсь про себя. Прыгаю с брони и иду к старикам.

- Спасибо вам, - обращаюсь к ним.

Наджибулла улыбается, протягивает мне руку и тихо шепчет:

- Не забивате нас. Аллах вас защитит.

Я с удивлением смотрю на старика, а он, словно, ничего сейчас и не сказал мне, улыбается и садится на свое место.

- Всего вам хорошего, до свидания, - немножко поклонился я и побежал к колонне.

Видно аксакал в молодости был в Союзе, подумал я, хватаясь за ручки и залезая на броню БТРа. Погоди-ка, погоди-ка, так он же преподавал в университете, вот откуда знает русский язык.

Колонна тронулась. Повернулся к аксакалам, но их, из-за поднявшейся пыли, возможности рассмотреть уже не было. И я, перекрестившись, сказал им про себя: «Да защитит вас Бог».