Песочный замок

«Всякий раз, когда мы делаем что-то с радостью и                удовольствием, это означает, что мы следуем своей
судьбе. Однако, не всем достаёт мужества идти по
этому пути, добиваясь встречи со своей заветной
мечтой»
Паоло Коэльо.
      
   По бетонным ступенькам он, не торопясь, спустился на обезлюдевший пляж. Было около восьми часов вечера. Сентябрь. И Гурзуф, уже объятый синими сумерками, вторил шёпотам прибоя мерным гулом тихих голосов. Небрежно кинув пиждак на гальку, он сел, подтянув к себе колени. Достал из кармана рубашки пачку сигарет, чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся, глядя, как от причала отходит очередной пароходик.
   Сергею исполнилось тридцать лет, и всё в его жизни было, в общем-то, определено: жена, ребёнок, квартира, машина…

   …А вот в ЕЁ жизни никогда не было определённости. Она то впадала в уныние и часами сидела дома или бродила по Москве, уписаясь людской сутолокой, то, поддаваясь беспричинному возбуждению, в сутки решала мировые проблемы. Переходила с работы на работу, восхищалась Уайльдом и Гофманом, и писала стихи, которые никто никогда не печатал.
   Однажды, это было, кажется, в Гаграх, она неожиданно выскочила из-под тента и в два прыжка очутилась среди малышей, с увлечением строивших замок из песка. Её загоревшее лицо сияло искренней заинтересованностью, когда она расспрашивала детей о чём-то, сидя, как и они, на корточках возле мокрой жёлтой глыбы, по которой неустанно колотили лопаточки.
   А когда Сергею вздумалось попытаться её урезонить, она удивлённо передёрнула плечами: «Как же ты не понимаешь! Да ведь это – единственно путное занятие в моей жизни, потому что песочный замок – самое прочное, что в ней есть!» Он в ответ, втайне смеясь над её инфантильностью, только улыбнулся криво: «Да уж конечно…»…

   - Нет-нет, мы непременно должны сделать, как решили!
   Проскрипела галька, и двое молодых людей – юноша и девушка – прошли мимо Сергея, не обратив, по-видимому, на него никакого внимания.
   - Вот здесь? – серьёзно спросил юноша, когда они остановились поодаль.
   - Здесь! – немного картинно ответила девушка.
   Они присели на камни спиной к нему и чем-то занялись.
   Девушка была смешной, но, вместе с тем, бесконечно очаровательной: маленькая, худенькая, с острыми локотками и плечиками, выскакивающими из маечки, с аккуратной головкой в обрамлении роскошных чёрных локонов, с лицом, сплошь усеянном веснушками. Юноша казался лет на десять старше, что, надо заметить, усугубляла чёрная борода вокруг красивого лица.
   - Мы правильно сделали, что решились именно сегодня, правда, Машка? – говорил он. – Вечер-то какой чудесный!

   …А вечер и вправду был изумительный. Он точь-в-точь походил на тот сентябрьский вечер, когда ОНА потащила Сергея купаться. У неё всегда была наготове хотя бы одна абсурдная идея, но на этот раз, впервые за всё время их южного отдыха, Сергею не удалось её отговорить.
   Они сидели на пляже. Контуры предметов становились всё неотчётливей. От пирса отчаливал очередной пароход, и они слышали, как хрипловатый голос говорил в рупор: «Заканчивается посадка на теплоход «Ливадия», идущий с экскурсией на Мисхор». Было уже почти совсем темно. На лиловой поверхности воды покачивалась серебристая лунная дорожка. Слева чернели силуэты Аю-Дага и Адаларов.
   - Восхитительная нечёткость линий, - прошептала она и принялась стаскивать через голову платье.
    Сергей искоса смотрел, как она в нерешительности помедлила, потом отступила в полосу темноты и сняла купальник. Потом быстро-быстро засеменила к воде. Он тогда улыбался. Тому, что она по-прежнему стесняется своего тела, словно стыдится показывать его человеку, которому известна каждая его линия. Он курил и следил за тем, как её белокурый затылок мелькал над ребристой поверхностью лунной дорожки. Она обернулась, смеясь, закричала что-то призывное, дурацкое…
   Сергей снова улыбался. Ему не хотелось снимать куртку и джинсы, потому что холодный ветер противно лизал щёку, и потому что ему нравилось, что её затылок всё ещё маячит вдали…Неожиданно он потерял её из вида и, помнится, очень испугался. Что, если она уплыла на лодке с каким-нибудь восточным мужчиной? Что, если утонула? Что, если?.. Но она уже вылезала из воды и, набросив на плечи огромное полотенце, поудобнее устраивалась рядом на стынущих камнях. Он снова улыбался, потому что ему было известно, что ни на какой лодке никуда она не уплывёт, никуда вообще не денется, ведь она – его, как этот стынущий вечер, как пещерка из камушков, которую она принялась складывать. Он целовал её висок, пахнущий морем, и думал, как же всё-таки здорово, что они – вместе!..

   Веснушчатая Машка боязливо окунулась  и тотчас вылезла обратно на берег. Спутник подхватил девушку на руки и торжественно произнёс: «Почти всё готово, Ваше высочество!»
   И «высочество» принялось с восхищением рассматривать то, над чем они вдвоём так старательно трудились – дворец из камней, обнесённый крепостной стеной.

   …А в Москве ОНА жила в старом кирпичном доме со множеством проходных двориков. Стёкла окон первого этажа были выбиты. И в пустых комнатах собирались пьянчужки или играли мальчишки. Её комната находилась на втором. В этом маленьком помещеньице, оклеенном пастельно-жёлтыми обоями, было темно и уютно. Казалось, некая мягкая тёплая волна сочится от жёлтых портьер, от жёлтой же обивки дивана, от неровного света свечей – традиционных спутников её гостеприимства.
   Как-то они сидели в этой комнате за круглым столом, пили коньяк и хорошо сваренный кофе, с наслаждением поглощали гренки с сыром. Она читала свои наивные стихи, и, как это бывало обычно, они неожиданно для самих себя потянулись друг к другу. Только на этот раз она, отвечая на его поцелуи, вдруг начала нервно плакать. Сергей пытался её успокоить:
   - Ну что ты, девочка моя?!
   - Да ведь этого, может быть, никогда больше не будет.
   - Да почему же, ребёнок, почему? Вот – ты, вот – я…
   - Да потому что «никогда» - это слово такое, особенное.
   Она вечно всё усложняла!
   Утром же, жаря на кухне яичницу, она лишь вздохнула:
   - Но ведь ты меня не любишь…
   - Что значит – «любишь – не любишь»? Мне хорошо с тобой. Я не хочу тебя потерять…
   - Во всяком случае, любишь не так, как мне хотелось бы.
   - Фантазёрка! Малыш, ты романтик, но это проходит с годами. Это сейчас ты думаешь, что существует любовь разных степеней…
   - Безусловно!..Любовь – разных степеней…
   - Ну и в какой же степени любишь ты?
   - В данном случае важно, в какой ты меня любишь, - она посмотрела на Сергея глазами незаслуженно наказанного ребёнка.
   - И в какой, по твоему строгому разумению? – он и не пытался скрывать иронии.
   - К сожалению, пока этот вопрос не имеет ответа. Но когда-нибудь, если ты вспомнишь какие-нибудь нелепости, связанные со мной…К примеру, эту вот яичницу или мои песочные замки…Ты будешь любить меня в той самой, высшей степени, только это уже не будет иметь никакого значения.
   - Вот как!
   - Да, так. Потому что между словами «никогда» и «когда-нибудь» нет разницы. Никакой разницы.
   Она действительно вечно всё усложняла!..

   - Ну вот мы и построили нашу крепость.
   Юноша и девушка стояли, почти не различимые в темноте, серьёзно созерцая творение своих рук.
   - А ведь, наверное, это самое прочное, что только есть в жизни! – донеслось до Сергея.
   Он поспешно встал. Бог с ними, с детьми! Не стоит разрушать их крепостей ни резонёрством, ни менторством, ни досужими рассуждениями, навеянными собственным неудачным опытом…
   Но он уходил ещё и потому, что, в конце концов, все они были правы: Песочные Замки, хоть и создаются не на века, и стоят мгновение, разрушаемые затем ветром и волной, но – вопреки всему! – остаются в памяти вечность. Именно поэтому они – самое прочное из того, что когда-нибудь было, будет или есть в жизни.
   И в его жизни тоже.

Гурзуф, 1984 – Москва, 1999