Фукусима или истороия собачьей дружбы

Ну, вот и дождались! В издательстве ЭКСМО вышла моя третья книга о приключениях отважного лабрадора-поводыря Трисона. Здесь на нашем сайте проза ру он родился и продолжает путешествовать! )))

Предлагаю вашему вниманию одну из глав повести. Возможно, вы кого-то здесь и узнаете, но это будет случайным совпадением. )))

_______________________________________



         Господи, и откуда на нашу голову берутся такие… Ой, так и до греха недалеко.  Чуть не ляпнул лишнее. В нашем доме в соседнем подъезде проживают две болонки Топа и Дора. Раньше хозяином у них был Василий Никанорович Якоренко – крепкий старичок, седовласый и с самобытным чувством юмора. Собачки его лаяли, куражились, визжали невпопад, но всё же были послушными, хотя умом никогда и не блистали. Нам с Фуку часто приходилось с ними пересекаться на прогулке. Тарахтушки-брехушки, спасу от них  нет. Такую чушь несут, хоть стой, хоть падай.

         Теперь же и не поймёшь, кто у них хозяин. Говорят, Василий Никанорович куда-то уехал. А болонки гуляют  по очереди то с какой-то старушкой, то с каким-то незнакомым старичком.  Бабуля так смешно  называет своих болонок -  Топчик и Доренчик.  А поскольку странная бабушка слова произносит как-то нараспев и с непонятным говором, в котором звуки «о» и «у»  звучат почти одинаково, всё время слышится Тупчик и Дуренчик. Ну, и имена у девчонок. Что самое смешное – они полностью соответствуют их характеру и поведению. Вот словно для них такие имена и придумали.

            Представляете, я одну из них даже хотел однажды укусить. Владимир Петрович и, кстати, такая же словоохотливая старушенция, как и её питомцы, сидят как-то на лавочке в сквере, общаются. Мы с Фукусимой тут же рядом, а этим  двум вертихвосткам неймётся.

          - Куда это твоя подружка нос свой сунула, что у неё вся морда облезлая? – ехидничает Дуренчик.
          - Точно! – Подгавкивает ей Тупчик. – Тяф-тяф-тяф! Гы-гы-гы!
         
            Фуку на такие выпады в свой адрес не реагирует. Что значит выучка! Помните? Она ведь  даже пострадавшего не укусит, если тот сделает ей больно.  А тут как раз тот случай: уродиться болонкой – это тоже почти стать пострадавшей.  Но я ведь не могу промолчать, когда в моём присутствии оскорбляют мою подругу. Тем более собаку, которая спасла своего хозяина от смерти и получившая за свою отвагу пожизненную пенсию от Министерства по чрезвычайным ситуациям. 

           - Послушайте, болоночки, - говорю я им спокойно, - вы обе вместе не стоите и кончика хвоста этой собаки. Ясно? Так что сидите  и помалкивайте. Пока я вам не задал трёпу.
           - А-ха-ха! – заливается Дуренчик.
           - Гы-гы-гы! – повторяет Тупчик. – А ты чего за неё тут распинаешься? У неё языка нету? Она не только облезлая, она ещё и немая собака, что ли? 
           - Прек-р-р-р-р-р-рати, - не на шутку возмущаюсь я.

           Тут в разговор вмешивается Владиимр Петрович:

           - Что случилось, Трисон? Ты чего рычишь?

           Хозяйка болонок сразу в панику:

          - Ой-ой! – замахала она руками. – Владимир Петрович, что это за агрэссия такая? Он не тронет моих девочек?  Дуренчик, Тупчик, отойдите от него, может, у него блохи… Держитесь подальше от него.

            Ну, ё-моё! Вот это вывод! Ну, как пережить такие оскорбления? Оказывается, хозяйка не умнее своих болонок. Это же надо такое ляпнуть! Сами довели до рычания, и тут же такой отвратительный поклёп. «Блохи у него…»  Тьфу на вас! Хорошо хоть Владимир Петрович тут же вступился за мою честь:

        - Что вы, побойтесь Бога, Прасковья Степановна!  Какие блохи? У нас каждый день водные процедуры, вычёсывание, правильное питание. Любаша заботится…
        - Простите, Владимир Петрович, - она похлопала его по плечу, - да я так, к слову, простите ради Бога. Собачки у вас ухоженные, сразу видно заботитесь… И как ваша помощница? Справляется? – неожиданно старушка сменила тему.
        - Ой, вы знаете, молодец девчонка. Прямо, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, как родная дочь…
        - А Танюшка, дочечка,  хоть приезжает, проведывает? – с ехидцей в голосе  и как бы нехотя поинтересовалась старушка. 
        - Редко, но регулярно, - вздохнул Владимир Петрович, - но что поделаешь, выросла. Работа, муж…

         Прасковью Степановну мало тревожили Любаша и Татьяна, она, как я понял  чуть позже, готовилась к главному  вопросу. Больше всего её распирало любопытство о судьбе Ларисы Дмитриевны, это бывшая жена Владимира Петровича. В нашей квартире об этой женщине никто никогда не говорил. Не то, что имя её было под негласным запретом, а просто повода никогда не было. Друзья, наверное, не упоминали её из чувства деликатности, родственники, в том числе дочь Татьяна, скорее, чтобы не бередить отцу старые раны. Словом, вопрос созрел.

          - Как Лариса? Возвращаться не собирается? Не помирились? – едва ли не шёпотом спросила Прасковья Степановна. Мне показалась, что она сама испугалась своего вопроса. Но Владимир Петрович, на удивление, спокойно ответил:
          - Да мы собственно и не ругались.
          - Ну, так а это… как же… развод…
          - Ну, и что? – усмехнулся Владимир Петрович. – Мало ли причин для развода?
          - Ну, в вашем случае причина-то ясна, как божий день, - хмыкнула Прасковья Степановна. 
          - Кому? – удивлённо спросил Петрович. – Кому ясна?
          - Да всем, - пожала плечами старушка. – Не ваша… эта… как её болезнь… то есть, трагедия, так и жили бы вместе по сей день!
          - Удивляете вы меня, Прасковья Степановна, - рассмеялся Владимир Петрович, как мне показалось, нарочито громко и несколько наигранно. То есть вы лучше знаете наши взаимоотношения с Ларисой, чем мы сами?
          - Но это же очевидно, Владимир Петрович…
          - Нет, нет и ещё раз нет, дорогая Прасковья Степановна. Моя слепота никакого отношения к разводу не имеет. Мы развелись с Ларисой Дмитриевной за год до моей слепоты. Просто жили под одной крышей. Но мы остались  друзьями. Никаких претензий друг к другу. Ну, не сошлись характерами…
 
            Я, конечно, не могу опровергнуть слова своего подопечного, но то, что мне удалось раньше слышать, хотя и фрагментарно, говорило об обратном. Я пришёл к выводу, что Владимир Петрович просто защищает свою бывшую супругу, ему не хотелось, чтобы ходили  разговоры о том, что его жена бросила из-за инвалидности. Наверное, он очень сильно любил свою бывшую жену. А может, он и правду сказал соседке. Нам собакам сложно разобраться во всём этом. А вам я рассказываю, чтобы вы лучше поняли нашего героя. Люди сделают, надеюсь, правильные выводы.

           Болонки всё никак не успокаивались.
          
           - Трис, ты так и не ответил нам, что с мордой у твоей подружки? – визгливо спрашивает Тупчик.
           - Да-да, - снова подгавкивает Дуренчик.
           - Человека спасала, - киваю на Владимира Петровича, - вот его спасла от гибели.
           - Смелая такая? – тявкает Тупчик.
           - Гы-гы! – визжит Дуренчик.

            Я не выдержал и говорю:

           - Вы меня, извините, девушки, но почему вы ведёте себя как две дуры? 

            Обе болонки одновременно, словно по команде, фыркнули и залились громким лаем. Хозяйка заквохтала, точно курица-наседка:

           - На кого вы лаете, миленькие мои? Что случилось?
           - Тяф-тяф-тяф!
           - Гы-гы-гы!
           - Истерички, - говорю я им. – Вы ещё вверх ногами упадите и глаза закатите. Может, отведут вас к ветеринару, да вколят вам по укольчику, а то и по «двушечке». 

            Мои слова повлияли. Болонки тут же прекратили дурачиться – видимо, перспектива оказаться в ветеринарке не очень им понравилась.

            - Мы с тобой больше не дружим! – тявкнула Дуренчик.
            - Ты такой грубый кобель! – взвизгнула Тупчик.
            - Сами виноваты, - спокойно ответил я. – Ведёте себя не как собаки, а как какие-то глупые обезьяны.
            - Сам ты орангутанг! – фыркнула Тупчик.
            - А подруга твоя шимпанзе облезлая! – взвизгнула Дуренчик.

           Ну, что взять с этих дурочек? Отвернулся я от них и больше ни словом с ними не обмолвился.

           А тут и люди стали расходиться. Прасковья Степановна поднялась с лавки и спрашивает:

          - Наши девочки устали?
         
          Мне так смешно стало. Отчего, думаю, можно устать, сидя два часа возле лавки? Тем более, твоим бесполезным болтушкам. С ума можно сойти от этих «наших», «девочек», «тупчиков», «дуренчиков».

           Мой вам совет: если встретите этих бесполезных болонок, не вступайте с ними в разговоры. Всё перевернут, вас обгавкают, обтявкают, вы же ещё и виноватыми останетесь. Маленькие, но такие зловредные и подленькие эти собачьи девчонки. Словом, держитесь от них подальше.

          Напоследок расскажу вам одну историю об этих глупых собачонках. Когда Владимир Петрович рассказывал, я чуть было не научился смеяться. В общем, Василий Никанорович заметил, что его собачки стали хандрить и из живых, весёлых, шаловливых существ превращаются в каких-то заморышей. Вызвали ветеринара, тот осмотрел обеих, прописал им какие-то пилюли, но, увы, собачки угасали не по дням, а по часам.

           Старик ничего не понимал. Обычно собаки встречали его после работы радостно повизгивая, а теперь сидели понурые и грустные. После ужина сразу падали спать. И так каждый день. Хозяин разволновался не на шутку. И что вы думаете?

          Всё выяснилось случайно. Однажды Василий  Никанорович вернулся домой раньше обычного. И вот какую картину он застал. На кухне у него стояла клетка с попугаем. И эта наглая птица голосом хозяина отдаёт команду болонкам:

          - Ко мне! Сидеть! Лежать!

         Те подбегают  к летке и точь-в-точь выполняют команды крылатого «дрессировщика». Полежав с минуту, отползают в сторону, но Кеша начеку. Снова кричит:

          - Ко мне! Сидеть! Лежать!

          Две болонки шатаясь бредут к рабовладельцу. И так, видимо, целый день. Когда Василий Никанорович вошёл на кухню, птица умолкла, а болонки были полуживыми.  Вот так и открылась неведомая болезнь собачек. Они просто целыми днями «тренировались», а к приходу хозяина валились с ног.

           Если бы не случайность, загонял бы попугай собачонок.  Вот вам и Тупчик с Дуренчиком. Какой-то крошечный попугай с мозгом с кукурузное зерно оказался умнее двух болонок.