Ты мне веришь?

        Сашка брёл вдоль продуктовых рядов, косо поглядывая на продавцов и глотая слюну от доносящихся со всех сторон запахов. Торговцы продуктами его здесь хорошо знали, поэтому свои товары стерегли зорко. А есть хотелось очень.
Утром он ушёл из дома, не позавтракав, да, собственно, и завтракать-то было нечего. Мать вчера весь вечер принимала гостей, каких-то двух бомжей, может, и не бомжей, но очень на них похожих. Опустошили холодильник начисто, а купить чего-нибудь было не на что. На последние деньги мать купила угощение, состоящее из бутылки водки и пачки сигарет.
В школу Сашка не пошёл, пошёл к реке. Там у него было любимое место, куда он приходил, когда ему было особенно грустно. Под развесистой берёзой он просидел до самого обеда, вспоминая счастливые времена, когда был жив отец, и они жили втроём: он, Сашка, отец и мать.
Отец погиб в прошлом году. Он работал таксистом. Однажды ему прямо под колёса выбежал ребёнок. Спасая ребёнка, отец резко отвернул в сторону, и его машина врезалась  в дерево. Пассажиру – ничего, ребёнку – тоже, а отец – сразу насмерть.
Родители непослушной девчонки потом приходили, извинялись, об отце тогда в газете написали, как о настоящем герое, да только что от всего этого ему, Сашке? Мать с тех пор стала пить, приводить в дом каких-то бездомных мужиков. А Сашка всё чаще оставался голодным, воровал продукты на рынке, несколько раз побывал в полиции.
Последний раз ему пригрозили, что заберут его у матери и отправят в детский дом, если не престанет безобразничать.

И вот теперь он шёл меж рядов с продуктами, глотая слюни, и раздумывая, как и где раздобыть денег. Он пытался несколько раз устроиться на работу, но никто не брал. Все в один голос твердили, что он ещё мал для тяжёлой работы, а лёгкой для него не находилось.
Сашка не понимал: почему мал? Он читал как-то (ещё в то счастливое время, когда был жив отец) про пацана, который в восемь лет зарабатывал деньги для семьи. А ему, Сашке, уже десять, и он  заканчивает четвёртый класс. Вполне можно идти работать.

 – Саша! – Сашка вздрогнул от неожиданного окрика. Прямо на него шла его учительница, Алевтина Алексеевна. Надо же так вляпаться! – Саша! Ты почему сегодня в школе не был?
Санька остановился, удирать было поздно, надо что-то придумывать.
 – Здравствуйте, Алевтина Александровна,  –  Санька опустил голову. – Я… Это… Я ходил в аптеку,  – ничего другого не придумывалось. – Мама болеет.
– Ясно, – вздохнула учительница. О Санькиных проблемах она хорошо знала и жалела его, Саньке же от её жалости становилось почему-то стыдно. Хотелось поскорее убежать.
 –  Ты, небось, голодный?   
– Нет, нет! – усердно замотал головой Санька. – Я... У меня бутерброды были... С маслом.
От вранья ему стало не по себе, он отвернулся, боясь, что Алевтина (меж собой все  пацаны звали учительницу только по имени) догадается.
– С маслом, говоришь?
– Угу, с маслом, – подтвердил Санька, радуясь, что учительница поверила. Но, как оказалось, обрадовался он напрасно.
– Вот и прекрасно. Пойдём, зайдём в кафе, я тебе запишу домашнее задание. Надеюсь, задание ты выполнишь?
Саньке ничего не оставалось, как пойти в кафе. Не мог же он отказаться выполнять домашнее задание.

Народу в кафе было немного. Кто хотел обедать, уже пообедали, а до ужина ещё далеко. Алевтина Алексеевна села за свободный столик у окна и пригласила Саньку:
– Садись, не стой столбом, ты же не у доски.
Ясное дело, не у доски. Саньки осторожно присел на краешек стула, готовый сбежать в любую минуту, как только листок с заданиями окажется в его руках. Но учительница, по-видимому, не собиралась торопиться.
– Устраивайся поудобнее, – сказала она. – Ты – сытый, а я ещё не обедала. Не откажешься пообедать со мной? Отказывать даме – невежливо.
Алевтина Александровна, делая вид, что не замечает Санькиной растерянности, подозвала официанта и заказала:
– Нам, пожалуйста, по порции салата овощного, плова и по стакану апельсинового сока.
– Сок апельсиновый любишь? – это она уже спросила у Саньки, когда официант ушёл.
Санька только молча кивнул. Что ему ещё оставалось делать? Учительницу он привык слушаться. И вот теперь в нём сидело, как будто, два Саньки. Один твердил, что всё это нехорошо, нельзя поступать так, чтобы тебя жалели. Папа всегда говорил, что людей надо не жалеть, а уважать. А другой Санька малодушно сидел на стуле и ждал, когда, наконец, принесут поесть.

– А я его, просто, обожаю!
О чём это она! Ах, да! О соке. Санька тоже любил сок. Всё равно, какой: хоть апельсиновый, хоть яблочный или ещё какой. Только вот пить ему его в последнее время доводилось очень редко. Он всё больше пил обычную воду, прямо из-под крана. Вот, когда был жив папа... Санька вздохнул.

– Что боишься объесться? – улыбнулась Алевтина Алексеевна. Его вздох она поняла по-своему. – Не бойся, тебе лишняя порция плова не повредит.
Санька нахмурился: вот и учительница считает его ещё маленьким, никто не принимает его всерьёз. Обидно!
– Извини, – догадалась о его мыслях учительница. – Ты, конечно, уже вполне взрослый, сам можешь решать, есть тебе или нет, но мне как-то неприлично есть одной. Мы же пришли вдвоём.

При виде аппетитного плова Санькина натура мигом перестала спорить сама с собой, принцип самостоятельности куда-то сбежал, осталось только желание поесть, что Санька и сделал. Пододвинул тарелку поближе, искоса посмотрел на учительницу, она, кажется,  не догадывается о его мучениях, и взял в руку ложку.
          Алевтина Алексеевна рассказывала что-то о событиях в классе, но Санька слушал вполуха. Нет, ему, конечно, было интересно, что в классе произошло без него, но после почти суточного голодания обед был важнее.

После обеда Алевтина Алексеевна протянула Саньке листок с заданием и сказала:
– Надеюсь, что мама твоя к завтрашнему дню выздоровеет, и тебе не придётся идти в аптеку за лекарством. Приходи, не пропускай. Скоро годовая контрольная по математике, ты должен написать хорошо. Договорились?
Санька только кивнул в ответ. Математика была его любимым предметом. Математика и ещё труд.
– Вот и хорошо. А теперь беги домой, мама, наверное, волнуется.
– Спасибо Вам, – попрощался Санька с учительницей. Он был рад, что она не задавала ему лишних вопросов, хотя, наверняка, догадывалась об истинной причине его прогула.

Подходя к дому, Саня увидел выезжающую из его двора скорую. Кого это? Может бабу Клаву? Она вчера приходила, просила таблетки какие-то. В таблетках Санька не разбирался.
На скамейке у подъезда сидели старушки, как обычно. Баба Клава – тоже. Увидев Саньку, она вытерла слёзы платочком и напустилась на него с причитаниями:
– Где ты бродишь, бродяга. Школа давно уж кончилась, а тебя всё нет и нет. Мать извелась вся, вот и увезли.
Санька застыл на месте. Так это... Нет! Он попятился от старушек, с ужасом глядя на них, будто это они были виноваты во всех его бедах, потом резко повернулся и помчался прочь со двора.

Бежал, не разбирая дороги, лишь бы подальше. Ноги сами привели его к речке, к заветной берёзе. Санька упал на траву лицом вниз и зарыдал. Почему всё так? Сначала  папка, а теперь вот – и мамка. Один он теперь! Совсем один! Как же так?
Он не заметил, как уснул, а когда проснулся, было уже темно. Санька встал и пошёл домой.
Дома пусто, одиноко. Чисто. Следов от вчерашней попойки нет. Видно, мама прибралась, ожидая его из школы. А он шлялся по базару, вместо того, чтобы вовремя дома появиться. Из глаз снова потекли слёзы. Санька решительно вытер глаза рукавом: хватит рыдать, не маленький! Сам виноват. Теперь что, детский дом? Ну, уж нет? Ни за что! Уеду. Куда и зачем? Санька пока не думал об этом. Ему казалось, что стоит уехать куда-нибудь и жизнь сразу станет другой, намного лучше.
На плите стояла кастрюля с остывшим супом, в хлебнице – хлеб, а в холодильнике – кусочек колбасы и даже его любимый сыр. Понятно, мама ждала его. Даже денег нашла, чтобы в магазин сходить. А он... Нет! Об этом лучше не думать.
Санька поел супа и пошёл спать. Будильник поставил на шесть. Завтра надо уйти пораньше, чтобы его никто не заметил.

Как это ни странно, но спал Санька крепко, без снов. Встал по звонку будильника, поел вчерашнего супа, вынул из ранца учебники, сложил в него все продукты, которые нашлись в холодильнике, их оказалось не так уж и много, потеплее оделся и вышел во двор.
Утро ещё только-только начиналось. Солнце пряталось где-то там, внизу, за деревьями и домами. Было прохладно, но без дождя.
Ехать Санька решил автостопом. Это такой вид путешествий, когда выходишь на автотрассу, останавливаешь первую попавшуюся машину и просишь подвезти. Саньке такой вид поездки вполне подходил, так как денег на билеты у него не было, а ехать «зайцем» опасно: могут снять и отвести в полицию. Посещение полиции в его планы не входило. А что входило? Он ещё и сам не знал.

До автотрассы Санька добрался вполне благополучно. Огляделся, нашёл на обочине местечко поприличнее и уселся прямо на траву. Чего зря ноги мозолить? Неизвестно, сколько ему ещё придётся протопать по дорогам и тропинкам.
Первые три машины были легковыми, их Санька решил не останавливать: они ему казались ненадёжными. Маленькие машины, обычно, едут недалеко, а Саньке хотелось подальше. Да ещё, Санька считал, что похищают детей именно те, кто ездит на легковушках. Мама частенько говорила ему, чтобы он не садился в машину к незнакомым. Быть похищенным он, ясное дело, не хотел. Правда, одна из них сама остановилась прямо у его ног, из окна высунулся парень в кожаной куртке и спросил:

– Ей, малый, далеко собрался, подвезти?
– Езжай, куда ехал! – мрачно ответил Санька и отвернулся.
– Ну, как знаешь.

Машина резко дёрнулась с места, обдав Саньку гарью.
Наконец, появилась машина, которая подходила по всем статьям: длинная фура. Санька подскочил с места, боясь, что его не возьмут, выбежал на середину дороги и замахал руками, призывая остановиться. Машина замедлила ход, свернула к обочине и остановилась.
Шофёр, пожилой дядька, открыл дверь и, ничего не спрашивая, пригласил:
– Залазь!
Ухватившись за ручку дверцы, Санька вскарабкался на высокую ступеньку,  уселся рядом с водителем и с трудом захлопнул дверь.
Некоторое время ехали молча, Санька чувствовал любопытные взгляды водителя, но молча смотрел вперёд, на дорогу.  Пусть себе любопытничает, только вопросов не задаёт. Но шофёр долгого молчания не выдержал.

– Ну, что? Давай знакомиться. Меня можешь звать дядей Митей. Тебя как звать-величать.
Санька оторвался от наблюдения за дорогой и посмотрел на дядю Митю. Вполне приличный мужик: рубашка, куртка, короткая стрижка, глаза добрые. Может, показалось? Нет, папа так же смотрел на него, когда хотел у него что-то выпытать. И эта схожесть незнакомого мужика с папой перевесила Санькину настороженность.
– Санька, – назвал своё имя Санька. Подумал и добавил:
– Санька Малыгин.
– И куда ж ты направляешься, Санька Малыгин?
Что ответить, если и сам не знаешь ответа на этот вопрос? Санька махнул рукой вперёд и сказал:
– Туда.
– Странное дело, – дядя Митя удивлённо глянул на попутчика. – Ты что, из дома сбежал?
– Почему сбежал? – Санька и сам был немало удивлён такому выводу дяди Мити.
– Да потому, что нормальные родители такого сына одного из дома не отпустят.
– Какого – такого? Хотите сказать, что я ещё маленький?
Санька насупился. И этот воспитывает.
– Ладно, не хмурься, – миролюбиво сказал дядя Митя. – Не хочешь отвечать, не надо. Тут недалеко есть одно приличное кафе, заедем, позавтракаем, а то я проголодался. Выехал рано, есть ещё не хотелось. Ты не против?
Вчерашний суп особой сытости не дал, поесть Санька был не против, но и напрашиваться не хотел, поэтому он ничего не ответил, а только непроизвольно сглотнул набравшуюся во рту слюну.
Дядя Митя принял его молчание за знак согласия:
– Вот и ладушки. Поедим, жизнь станет веселее.

Кафе, действительно, оказалось недалеко. Уже через некоторое время показалась какая-то деревня, на краю которой была заправка, а рядом кафе. Дядя Митя зарулил на стоянку, где уже стояло несколько машин, видимо, проголодались не только Санька с дядей Митей.
– Ты иди, занимай столик, – сказал дядя Митя. – Можешь заказывать всё, что хочешь, а мне позвонить в одно место надо. Позвоню и подойду. Да, не бойся, не сбегу, – улыбнулся он, заметив Санькину нерешительность. – Иди, иди.

Санька вылез из кабины, прихватив, на всякий случай, свой ранец, и пошёл в кафе. Народу было немного, мест свободных, наоборот, достаточно. Что их занимать? Наверное, дядя Митя просто не хотел, чтобы Санька слышал его разговор по телефону. Так бы и сказал, что хитрить?
Дядя Митя пришёл почти сразу, следом за Санькой, разговор получился у него коротким, помахал рукой официанту и крикнул:
– Максим, привет! Мне – как обычно, бутерброды и чай, только на двоих. Да, ещё лимонаду бутылочку.
Максим кивнул издалека и скрылся за перегородкой, пошёл за бутербродами.

– Ты ешь, не торопись, времени у нас достаточно, – дядя Митя придвинул Саньке его тарелку с бутербродами, налил в стакан лимонаду и тоже придвинул к Саньке. – Я лимонад – не особо. Я – лучше чаёк. А ты пей, хочешь – чай, а хочешь – лимонад.
Санька не заставил себя долго упрашивать. Бутерброды оказались свежими и вкусными, с колбасой, сыром и какой-то зеленью. Он ел, не обращая внимания на разговоры дяди Мити со знакомыми в кафе, и как потом оказалось, напрасно. На выходе из кафе они встретили милиционера, или полицейского, Санька в этом не видел разницы.
Полицейский приложил руку к козырьку фуражки и представился:
– Участковый лейтенант Федосеев. А ты, как я понимаю, тот самый Санька Малыгин?
Санька дёрнулся в сторону. Бежать! Но почувствовал на плече крепкую руку дяди Мити, оглянулся. Дядя Митя – предатель! Выходит, это он тогда в полицию звонил, вызывал участкового, тайком от Саньки. Боялся, что Санька сбежит. Эх, догадаться бы об этом раньше!
– Извини, брат. От родителей убегать нельзя. А мне возиться с тобой некогда, сам должен понимать. Пусть с тобой полиция разберётся, куда и зачем ты бегаешь. Да, не бойся, они разберутся и отправят тебя к родителям, только и всего.
– Разберёмся и отправим, – подтвердил участковый Федосеев, взял Саньку за руку.  – Пошли, будем разбираться. И учти, будешь пытаться удрать, привяжу тебя наручниками.
Для убедительности лейтенант вынул из кармана наручники, показал их Саньке и снова спрятал. Да уж, идти по деревне в наручниках Саньке не хотелось, поэтому он шёл спокойно, только поглядывал по сторонам: а вдруг всё-таки будет возможность сбежать.

Возможность появилась, но уже в стенах полиции.
Увидев вошедшего лейтенанта, дежурный недовольно сказал:
– Федосеев, где ты ходишь? Начальство о тебе уже спрашивало дважды, На твоём участке кто-то с утра буянит. Иди, разбирайся.
Лейтенант завёл Саньку в кабинет, где было написано: «Участковый Федосеев. Участковый Лебедев», указал на стул и сказал:
– Садись и жди, я быстро разберусь с делами и потом займусь тобой. Бежать не пытайся, я, на всякий случай, закрою тебя на ключ. Давай, не скучай.

Лейтенант вышел, в дверях щёлкнул замок, и Санька остался один в запертой комнате. Дверь закрыта, на окне – решётка. Как тут сбежишь? Но сидеть пришлось недолго. Снова щёлкнул замок, и в дверях показалась голова девчонки с белыми бантиками. Девчонка махнула рукой:
– Пошли скорей, пока никого нет!
Санька вскочил со стула и пулей вылетел из кабинета.
– Стой! Куда ты?  – остановила его девчонка. – Ключ надо на место отнести, чтобы не догадались, что это я взяла.
Девчонка пошла вперёд, зашла в открытую дверь кабинки дежурного, повесила ключ и вышла, осторожно прикрыв дверь.
– Теперь пошли скорей!

Она взяла Саньку за руку и потянула к двери. Они побежали по улице,  свернули в переулок, потом свернули ещё раз, вбежали во двор какого-то дома и спрятались за какой-то пристройкой.
Усевшись на бревне, лежавшем у стены, девчонка похлопала по бревну рядом с собой, приглашая сесть рядом, и спросила:
– Ты кто? Откуда взялся, и почему тебя папа в полицию привёл да ещё в кабинете закрыл?
– Лейтенант Федосеев – твой папа? – с подозрением спросил Санька.
– Не бойся! Я тебя украла, значит, выдавать не буду. Меня Таей зовут. Это в честь бабушки. Бабушка – тоже Тая. А тебя?
– Санька. Как ты узнала, что я в кабинете?
– Что там узнавать? Нас сегодня из школы отпустили, учительница куда-то на совещание уехала. Я шла домой, увидела, как папа тебя вёл, и пошла следом, хотела догнать, но не успела. Захожу, а он выходит из кабинета, закрывает его. Сказал, чтобы я  подождала, и ушёл. Потом всё просто, подождала, когда дежурный вышел, а дальше ты и сам всё знаешь. Теперь твоя очередь, рассказывай.
– Ты меня, точно, не выдашь?
– Сказала уже! – девчонка недовольно нахмурила брови.

Санька осмотрел новую знакомую: девчонка, как девчонка, ничего особенного. Бантики, платье, пиджачок в клеточку, на ногах чёрные туфли, приблизительно его возраста, по крайней мере – не старше. Но, наверное, не трусиха, раз не побоялась помочь ему сбежать из полиции. Можно такой доверять?  Наверное, можно! Санька вздохнул:
– Я из дома сбежал, твой папа хотел меня вернуть родителям, а родителей у меня нет.
– Как это нет? – удивилась Тая.
– Просто, нет! – угрюмо ответил Санька. – Папа погиб в прошлом году. Девчонку маленькую спасал. А мама вчера умерла, я не знаю почему.
Санька не хотел говорить, что мама пила много и, скорее всего, поэтому умерла.
– Вот! – добавил Санька, немного помолчав. Ему хотелось плакать, но перед девчонкой... Нет! Только ещё сильнее нахмурился, чтобы сдержать слёзы. – Теперь меня в детский дом отправят, а я не хочу.
– Что же ты делать будешь? Один! – Тая не сводила удивлённых глаз с Саньки.
– Уеду. Далеко.
– А хочешь, я поговорю с папой, и он разрешит тебе остаться у нас? 
– Нет! – воскликнул Санька и немного отодвинулся от Таи.
– Не хочешь – не надо, – обиделась Тая и отвернулась. – Тебя всё равно поймают. Мой папа – хороший участковый, он всё о тебе сам узнает.
– Ну и пусть узнает. Я всё равно уеду. Далеко, к бабушке, – Санька и сам не мог понять, почему соврал, никакой бабушки у него не было. А если и была, то Санька о ней ничего не знал.

Дальше Саньке врать  не пришлось, потому что в это самое время из-за пристройки показался запыхавшийся от быстрого бега лейтенант Федосеев. Плюхнулся на бревно рядом с Санькой, снял фуражку, помахал ею перед лицом, снова надел и только потом сказал:
– Тайка, твои проделки! Выдеру!
Но девчонка совсем не испугалась отцовой угрозы, она знала, что отец только грозится, она с укором посмотрела на него и спросила:
– Ты зачем Саньку арестовал? У него мама умерла вчера, а отец – в прошлом году, у него совсем никого нет, а ты даже не разобрался, сразу взял и закрыл в кабинете.
– Так, вот в чём дело! – Лейтенант с удивлением посмотрел на Саньку. – Что ж ты ничего не сказал? А, догадываюсь! Сбежал, чтобы в детский дом не попасть?
Санька только молча кивнул, боялся, что, если начнёт говорить, то расплачется, как маленький.
Лейтенант обнял Саньку за плечи, прижимая к себе:
– Давай договоримся так: ты пока поживёшь у нас, а я узнаю всё про твою маму: когда похороны, нужна ли помощь какая? Потом мы с тобой вместе съездим на похороны. Нехорошо, брат, сбегать с похорон своей матери. Надо попрощаться. А потом уж и будем решать, что с тобой делать? Ты пойми, от себя не убежишь. А жить как-то дальше нужно. Обещай, что не убежишь, по крайней мере, пока. 
Санька снова молча кивнул. О похоронах он как-то не подумал. Тут лейтенант был прав. Попрощаться с мамой надо, а сбежать он ещё успеет.
– Ну, вот и ладушки, – сказал лейтенант, вставая. – Тая, накорми гостя, и занимайтесь тут чем-нибудь сами, я – на работу.

Тая показывала Саньке свои рисунки, когда к ним в комнату зашёл лейтенант и спросил, улыбаясь:
– Что ж ты, друг Санька нас обманул?
Санька растерянно посмотрел на лейтенанта, не зная, что ответить, он не понимал, о чём спрашивал лейтенант.
– Обманул! Мама твоя жива, и помирать не собирается! Да-да! – подтвердил свои слова лейтенант, заметив Санькину растерянность. – Больна, лежит в больнице. С сердцем у неё что-то. Ждёт – не дождётся, когда ты её навестишь, а ты вот в бега подался!
Санька откинулся на спинку стула, на котором сидел, закрыл глаза, из-под ресниц покатились слёзы, но он, казалось, их не замечал. Вцепившись руками в седенье, он думал лишь об одном: «Жива!»
– Ну-ну! Успокойся, всё хорошо! – лейтенант положил руку Саньке на плечо. – Ты – молодец! Я даже не знаю, как бы сам поступил на твоём месте. Я уверен, что ты любишь свою маму. Если хочешь, мы поедем к ней прямо сейчас.
– Хочу! –  Санька вытер глаза рукавом и встал, готовый ехать немедленно.
– Папа, и я с вами! – Тая стала быстро убирать рисунки в папку.
– Хорошо, едем все вместе. Тая, иди к маме, пусть соберёт нам что-нибудь для Санькиной мамы.

Всю дорогу Саньке казалось, что едут они слишком медленно. От нетерпения он вертел головой во все стороны, даже подпрыгивал на месте.   Тая радовалась вместе с ним. Так же вертела головой по сторонам и без конца спрашивала:
– Папа, долго ещё?
– Успокойтесь, – улыбался лейтенант, но скорости не прибавлял. – Скоро уже.

В палату Санька летел, как на крыльях, но когда увидел маму, лежащую, бледную, сразу как-то постаревшую, остановился, словно споткнулся, и тихо подошёл к кровати:
– Мамочка, прости меня. Я... Я... – он не знал, что говорить и как.
– Глупый, – тихо сказала мама, обнимая и прижимая Саньку к груди. – Это ты прости меня. Это я забыла, что ты у меня есть. Теперь всё будет по-другому. Ты мне веришь?
Санька верил. Как он мог не верить маме? Он знал, что всё плохое теперь позади, впереди будет только всё хорошее.