Другое Солнце. Часть 4. Точка 37

Точка 28: http://www.proza.ru/2013/08/24/1578
Точка 29: http://www.proza.ru/2013/08/24/1693
Точка 30: http://www.proza.ru/2013/08/24/1830
Точка 31: http://www.proza.ru/2013/08/24/1894
Точка 32: http://www.proza.ru/2013/08/25/92
Точка 33: http://www.proza.ru/2013/08/25/176
Точка 34: http://www.proza.ru/2013/08/25/1659
Точка 35: http://www.proza.ru/2013/08/25/1798
Точка 36: http://www.proza.ru/2013/08/25/2076

37. Смена дислокации. Исходная Точка: Солянка, квартира Германа, #1.



— Ты заходи, а я покурю здесь, на площадке, если ты не против, — сказал Герман, когда мы поднялись к квартире. Я кивнула. Он отпер дверь, и я зашла вовнутрь.

Квартира была большой, но какой-то запущенной. Создавалось впечатление, что жил он тут от случая к случаю, между разъездами, другими квартирами. Другими жизнями.

В гостиной обитал колоссальный диван с высоченной спинкой и откидными валиками, обитый зелёной жёсткой тканью. Помню, точно такой же, только сине-полосатый, стоял у бабушки на Дружбе. Ещё тут было кресло — просиженное до основания, с высокой спинкой, такое же зелёное, как и диван. Рядом с креслом стоял журнальный столик, на котором не было ничего, кроме массивной серебряной пепельницы в форме морской раковины.

Занавески на тусклом окне были серо-жёлтыми, вероятно, из-за слоя покрывавшей их пыли. На стенах, оклеенных выцветшими зелёными обоями с белёсыми завитками, висело несколько на удивление чистых от пыли картин и фотокарточек. Одна из них сразу привлекла моё внимание: это был мой портрет, крупный, формата А4. Приглядевшись, я поняла: нет, не мой. Голубые глаза, и что-то в лице…

Это была не я. Это была Алиса.

На ней было очень красивое старинное платье с кружевами. Но на лице застыла маска усталого равнодушия. Казалось, ей была в тягость эта фотосъёмка, и она мечтала только о том, чтобы всё это поскорее закончилось. И эти голубые глаза — холодные, как льдинки. Совсем не такие, как у Канцлера, например. У того — тёплые, как весенняя вода, как небо после дождя, когда Солнце разгоняет последние тучи… А у неё — словно инеем подёрнутые… Лёнька сказал «одно лицо» — но она совсем на меня не похожа! Я ведь не такая! Не такая… Холодная и равнодушная. Нет, это глупость. Может, очередной — как его? Доппельгангер, да, Сань?..

Я перевела взгляд на другие фотографии — но на них снова и снова была Алиса. Просто святилище какое-то, пришла в голову невольная мысль.

Невдалеке висела картина, пейзаж. Там — лес, и грунтовая дорога, огибая молодые берёзки, позолочённые осенью, поворачивает куда-то вправо, но куда — не видно. Что там, за поворотом? Может, пропасть? Может, там дорога просто обрывается, и нет больше пути, и идти больше некуда? А может, там просто лес?

А может, там Стена? Например.

Не видно. Неизвестно.

«…Конечно, у меня нет доказательств… Но, по-моему, в нашем деле доказательства — роскошь. Мы идём во тьме, Рика. Видела — на лестничной клетке темно, лампочка не горит? Да. Вот и представь. Мы идём во тьме. Наощупь. Мы не знаем, мы можем только догадываться, что ждёт нас в пути. Может быть, под ногой пропасть — невидимая? А может… Лестница в небо?..»

— Мы идём во тьме… — прошептала я.
— Ты мне, Ада, конечно же, не поверишь, но я ждал этой встречи.

Я вздрогнула и оглянулась. От тени в нише у окна отделилась до боли знакомая фигура. Лысый череп, блеск круглых линз. Улыбка.

— Вы меня напугали, доктор.
— О, прости, — он притворился огорчённым. — Я не хотел. Я и правда ждал тебя. Хотя бы для того, чтобы сказать: «а я же говорил». Я же говорил! Что он — мужчина в пути, что странствующий ронин, что для него ты — как хозяйка таверны, где он остановится на ночлег, и так далее, и тому подобное. И что? А то, что он, как я и говорил, исчез из твоей жизни так же внезапно, как и появился. И ты осталась одна, — не так ли? И что ты теперь намерена делать, а?
— Не знаю, — я пожала плечами и улыбнулась. Хантер неодобрительно покачал головой:
— Легкомыслие молодости. Понимаю, но всё равно не одобряю. Ладно, во всяком случае, ты наконец-то добралась до этой квартиры. А это значит, что история движется к своему логическому завершению. Ну что? Убедилась, что я не злодей?
— Вы не злодей, вы антигерой, — сказала я. — Вот в чём всё дело.

Док поморщился.

— Что за нелепица. А впрочем, как угодно. Ты вольна клеить на меня любой ярлык, но я так или иначе останусь просто собой, не больше и не меньше. И, несмотря на масштабность всей этой кампании, я не играю новых для себя ролей. Я всегда играю только одну роль — свою собственную. Зато уж её я играю мастерски.
— Да я и не спорю.

Странное дело, но сегодня… Док меня не раздражал. И уж конечно я его не боялась. Наверное, это опыт. Всё-таки мы немало пережили, правда? Как говорил дедушка Луу, «Ад прошли всё-таки. Многое пережили».

Да уж… Смешно, но моя память, которую я так хотела восстановить, как и жизнь в Мире, куда я так рвалась из этого самого Ада, оказалась Адом похлеще того, первого. Смешно, да. Смешно…

— Итак, Ада! — взорвал тишину Герман, входя в комнату, разрушая этот пахнущий затхлостью и безысходностью мирок. — Вот наконец ты и добралась до этой квартиры. А это значит, что…
— …Что история движется к своему логическому завершению?
— Ась? — непонимающе переспросил он. Потом глянул на Хантера и хмыкнул. — А, вот оно что. Ну да. В целом, так оно и есть.
— Герман, так это правда? Я — Алиса? — чего уж тянуть, подумалось мне.

Он вдруг странно посерьёзнел. Если не сказать — страшно. Лоб прорезала складка. В глазах появилось что-то… Что-то, чего я никогда раньше не видела. Что-то от того Германа, которого я никогда не знала, но она — она знала. Алиса.

Он медлил, словно не мог решиться. В углу вздохнул Хантер.

— Нет.
— Нет?..
— Нет. Сейчас — нет. Сейчас ты — Ада. Точно так же, как до этого была Рикой.

Зародившаяся было во мне надежда умерла в эту самую минуту.

— Нет, — повторил он, глядя на меня невидящим взором, — Нет. Ты — не она. Не моя дочь.

Внутри меня всё сжалось. Герман, можно я буду для тебя хоть кем-то? Ну пожалуйста.

Хантер снова вздохнул, подошёл к Кастальскому и положил руку ему на плечо. Герман вздрогнул и очнулся.

— Что? Хантер… Ада, я что-то не так сказал, да? — растерянно спросил он. Я проглотила слёзы. Это был уже другой Герман, тот, которого я знала и любила.
— Хватит пугать девочку, — проскрипел док. — Она же ни в чём не виновата. Тебе стоит всё ей объяснить. Или, если ты не в состоянии, это могу сделать я.
— А? Нет, спасибо, Виктор. Я справлюсь.

Хантер пожал плечами и снова скрылся в тени.

— Рассказать. Да, — Герман смотрел на меня. — Да, думаю… В смысле, всё правильно. Видишь ли, Ада. У меня и правда есть дочь по имени Алиса. Впрочем, я тебе рассказывал об этом…
— Только ты говорил, что она живёт в Англии, и что ты ей не нужен, — сказала я, сжав зубы.
— Да, да, — рассеянно произнёс он, — в Англии… То есть, конечно, Англия — это моя выдумка. Легенда. Для Духов, живущих среди людей, это обычное дело — иметь легенду. Полагаю, Локуст тебе рассказывал…

Я кивнула.

— …Как я и думал, — продолжал он. — Конечно, Англия — это выдумка, но Алиса и правда… Существует. И некоторое время назад… Точно не помню, но это не так важно… Некоторое время назад, когда Алиса была маленькой, она однажды подкараулила меня на кладбище, когда я был на могиле Кати. Ну да… В общем, она спросила меня, попросила рассказать всю эту историю. И я рассказал. А когда закончил, мы долго сидели там и молчали; каждый думал о своём. А потом она вдруг сказала, вот как сейчас помню: «Мне кажется, что те годы, когда ты был человеком, были для тебя самыми счастливыми». Я ответил, что это не совсем так, что счастье для Духа — не то же, что счастье для человека. Что я был счастлив тогда — но я не хотел бы вернуть те времена. Что я рад быть тем, кто я есть, рад, что у меня есть она и Хелли… И это для меня — наивысшее счастье. Так я сказал… Она промолчала, и я, наверное, успокоился. Мне показалось, что я смог убедить её. Однако, как выяснилось впоследствии, я ошибался…

Он вздохнул. Потом достал из кармана пиджака мятую пачку папирос, щелчком выбил одну и, размяв между пальцами, закурил. При этом я не заметила в его руках зажигалки или спичек, но решила не заострять на этом внимания. А он продолжал:

— Когда пришло время ей выбирать своё предназначение, она пришла к нам с Хелли и заявила: «Я хочу быть человеком». Мы были… В шоке. Вообще, насчёт этого предназначения у нас с Хелли были некоторые разногласия… То есть как — разногласия… Знаешь, когда дочь, к примеру, или сын собирается поступать в ВУЗ, родители частенько спорят, куда ему лучше пойти, притом часто даже не спрашивают самого ребёнка, не спрашивают его мнения… Просто каждый проталкивает свой вариант… Нет, я не хочу сказать, что я и Хелли… Но она мечтала, чтобы Алиса… Как бы это сказать… Понимаешь, Хелли ведь Смерть. У неё, как у Смерти, очень много работы. И она, знаешь, хотела, чтобы Алиса в некотором роде пошла по её стопам. Стала Богиней Смерти, для начала. Дело в том, что стать Смертью в нашем Мироздании официально невозможно, а Хелли стала ею ещё в Старых Мирах… Там у них был целый Культ, даже храм был… Такой, знаешь, своеобразный. Но Хелли много думала над тем, как бы возродить этот культ здесь, основываясь на человеческих культах Смерти, имевших место в прошлом. Это позволило бы ей сделать Алису сначала адептом, а потом и Жрицей официально, по правилам, так сказать…
— А ты был против, да?
— Естественно! — он выпустил в воздух возмущённое облако дыма. — Естественно. Кто захочет, чтобы его дочь становилась Богиней Смерти? С меня довольно и того, что у меня жена — Смерть. Эдак и самому недолго… Тоже каким-нибудь адептом стать, или кем ещё. Просто семейка Адамс какая-то.
— И какой вариант был у тебя?
— Что? А-а, ну да. То есть, я хочу сказать — нет, какого-то определённого варианта у меня не было. Причина проста: я считал, что Алиса сама должна сделать выбор. Это ведь её предназначение!
— А если бы она пошла по пути, который предлагала ей мать?
— Хмпф! — и ещё одно облако дыма отправилось покорять тяжёлую духоту комнаты. — Если бы это случилось, я бы, конечно, поворчал, но никогда бы не стал её отговаривать или что-то такое… Потому что это её предназначение, это выбор, который она делает сама, выбор, который априори священен. Даже если она выберет что-то дикое и безумное…
— Например, захочет стать человеком?

Герман резко встал с кресла и стал мерять комнату сердитыми шагами.

— Да! Например, захочет стать человеком! И зачем, зачем я только рассказал ей о Кате?! Ничего бы не случилось! Ничего! — выкрикивал он.

На него было страшно смотреть. Он тяжело дышал. По щекам стекал пот — или, может, слёзы? В его взгляде было отчаяние, горе человека, потерявшего, похоже, любимую дочь…

— Тише, Герман, тише, не нервничай, — вышедший из тени Хантер почти что силой усадил Кастальского в кресло и жестом фокусника вытащил из ниоткуда стакан воды. — На вот, выпей и успокойся. Я понимаю, тебе тяжело. Но ты должен держать себя в руках. Помнишь?
— А? — Герман непонимающе посмотрел на доктора, потом на стакан. Вздохнул, выпил. — Да. Конечно. Хотя, Виктор, тебе-то просто. Твой Локуст…
— Мой Локуст? — Хантер поднял бровь. — Мой Локуст… Смею напомнить, что мой Локуст выбрал себе предназначение едва ли не худшее, чем твоя Алиса. Если ты забыл, он отправился в Мир Людей, чтобы следить за ней, чтобы… Тьфу-ты! Вариться во всём этом… Так что на твоём месте я бы мне не завидовал.
— Да… Ты прав, конечно…

Герман тяжело вздохнул. Кажется, он немного пришёл в себя.

— Ладно! На чём я остановился? А! Ну конечно. Итак, наша девочка пришла к нам и сказала вот это… Нелепое… Я не мог поверить своим ушам. Хелли, судя по всему, тоже. Мы… Мы сначала пытались её отговорить, даже несмотря на то, что отговаривать от выбора, от предназначения — сама понимаешь. Неправильно. Но она, как обычно, была непреклонна. И нам пришлось согласиться. А что делать? Я сказал ей, что она забудет всё, включая нас. Забудет кем была и что знала. Она согласилась. Так просто, так… Она сказала, что хочет испытать то же, что испытал я, — тогда, с Катей…

Он горько усмехнулся.

— Хелли была в ярости. В тихой, молчаливой ярости, и всё же. А ярость Смерти — это, скажу я тебе… Не жук чихнул. Она до сих пор со мной не разговаривает. Не может мне простить, что я… Она винит меня во всём, и она права… А Алиса… Я же рассказывал тебе, Ада, что у меня был брат, который не одобрял этот брак? Так вот, у меня и правда был старший брат. Его звали Аббат, или, как он сам себя называл, Эбби. Он был первым, самым первым Духом, первым Перворождённым. Я был вторым. И когда я жил среди людей, когда мы с Катей решили пожениться, завести ребёнка, он сказал мне: «Гермес, ты совершаешь ошибку. Пути Духов и людей различны, и не должны пересекаться. От этого брака тебе будет только горе. Послушай моего совета: не делай этого. Когда вы просто встречались, общались, — ладно, в этом не было ничего плохого. Но брак, но ребёнок! Ты обречёшь и их, и себя на горе. Не делай этого, послушай меня…»

Он снова замолчал. А я с ужасом вспоминала его рассказ… Вот, значит, почему…

— Да, — ответил он моим мыслям, — да, всё так. Если бы не я, они бы не умерли. То есть Игорёк бы и не родился, конечно, но и не умер бы. И Катя не умерла бы. Это всё я. Брат предупредил меня, но я его не послушал. Я не желал его слушать, я считал, что уж кто-кто, а он может давать советы в последнюю очередь. Ведь он, фактически, развязал Первую Войну. Он был причиной всех Войн, он придумал эти касты, это разделение. Если бы не он, мы жили бы в мире, никто бы не погиб. Да, конечно, Мир Духов был бы совсем другим. Само Мироздание было бы другим. Не появилось бы много хороших Существ. Не произошло бы много значимых событий. В частности, Алиса никогда бы не смогла родиться, ведь Духи не были способны к деторождению… Но тогда я этого, естественно, не знал, а потому винил его во всём, что с нами случилось. А ведь это было уже после Второй Войны…
— Но если всё это начал твой брат, разве можно было обвинить тебя? — осторожно спросила я.
— Конечно. Конечно — ведь я, вопреки его совету, вступил в связь с человеком, с женщиной. Более того, дал жизнь ребёнку! Для Духа это было, конечно, немыслимо… Пусть даже я и существовал в человеческой оболочке.
— Значит, я… То есть Алиса забыла всё, чтобы не повторить твоей ошибки?
— Да. Она не стала Духом в человеческом обличье, она стала настоящим человеком. Сонни… Ты ведь знакома с Сонни? Он снял запрет, согласно которому ни одно существо, кроме Духов, не могло быть аморфом. Он вычленил из Алисы её Сущность и дал ей взамен человеческую суть, душу, — твою, Ада. Вот почему ты — не Алиса.
— А где теперь её Сущность? — осторожно спросила я.
— Она спит. Спит и видит сны, — как-то неопределённо ответил он.
— Вот как…

Я понимала. Сны. И в этих снах она — это я. И Рика. Но, не помня себя, она думает, что всё это по-настоящему.

Воцарилось молчание. История была рассказана. Но что будет теперь?

— Для того, чтобы… Чтобы она смогла снова начать существовать, твоя история должна закончиться. Точнее, ваша история.
— Наша?
— Да. Китаец и Ира тоже в деле. Они связаны с тобой, без них картина не будет полной. Если вы решите вашу задачу, вашу проблему, ваши разногласия и… Любовные перипетии, ваша история будет закончена. И Алиса сможет вернуться.

О. Вот оно как. То есть я должна не только… Решить… Боже, как же… Но и перестать существовать после всего этого, чтобы та, кого я так ненавидела, смогла продолжить своё существование!

Справедливость, ау!
Нет ответа.

И я рассмеялась. Я смеялась громко, в голос, со вкусом, в полный рост. Смеялась потому, что… Как на Востоке говорят — карма? Да что там — просто ирония судьбы (или Сонни?). Достаточно вспомнить, что думала Рика, когда ей предстояло пропасть, уступив место мне. А теперь на её месте оказалась я! Теперь уже я должна пропасть, чтобы появилась Алиса! Ну не безумие ли?! Какая-то проклятая матрёшка!

— Изумительная реакция, — доктор улыбался. — Пусть даже это почти истерика. Но умом, умом-то ты понимаешь, что к чему, верно? «Ты не сможешь прятаться вечно». Так, кажется, он сказал? Да? Умный паренёк, этот ваш Лёня, честное слово. Мудрый не по годам. Сразу видно — Куратор.

Я вытерла слёзы и посмотрела на Германа. А он стоял, отвернувшись, лицом к окну. Мне почему-то показалось, что он там хихикает, только чтобы я не заметила.

— Не глупи, — голос его звучал глухо, как из бочки. — Я прекрасно понимаю, каково это. Поверь, я всякое пережил за свою бесконечно долгую жизнь. Но ты… У тебя просто нет выбора.
— Даже так? А почему?
— Этого я тебе сказать не могу.
— А кто может?
— Сонни. Только Сонни.
— Не только Сонни, — возразил такой знакомый мне голос. Я обернулась, — Канцлер помахал мне рукой.
— Привет, Валь. Рад тебя видеть.
— Приветик, Герман Сергеич. Ну что? Мучаешь бедную девочку, да?
— Ну знаешь…

Хантер молча поклонился. Канцлер улыбнулся ему.

— В общем, всё довольно просто, — сказал он. — Понимаешь, все события в жизни человека делятся на завершённые и незавершённые. Первые принято называть совершенными, вторые, соответственно, несовершенными. Каждое событие представляет собой, скажем так, информационную сферу. В прямом смысле — такой себе шар, как мыльный пузырь. Но пока событие является незавершённым, оно даже выглядит — я имею в виду, если наблюдать его структуру, так, как это делаем мы, — искажённо, что ли. Хотя это ерунда, важнее то, что, пока событие не завершено, оно никуда не может деться. В человеческих жизнях такое сплошь и рядом. Особенность незавершённого события в том, что оно продолжает повторяться снова и снова. Именно отсюда, кстати, растут ноги рассуждений о спиральности бытия. Короче говоря, если вы с ребятами не разберётесь в своей истории, она никогда не станет завершённой, а значит, будет повторяться в ваших жизнях снова и снова. Будут появляться новые люди, новые лица, декорации, но смысл всегда будет один и тот же. Вот у вас — несколько событий, которые объединяются в одно. Каждый из вас должен сделать свой вклад в завершение этого события. Для этого истории должны быть рассказаны до конца. После этого вам нужно будет сделать выбор. Нужно будет разрешить этот ваш треугольник. Разрешить неразрешённое предательство. Смерти разрешить. И прочая, и прочая. Когда вы со всем этим разберётесь, ваша история-событие сможет стать завершённой, сможет стать совершенным мыльным пузырём, который уплывёт в небо и навсегда оставит вас в покое. Только тогда Ли сможет стать Куратором, Ира сможет обрести душевный покой и равновесие, а ты… А блудная дочь сможет наконец вернуться к отцу с матерью, вернуться к семье. Ну что, я всё понятно объяснил? — весело спросил юноша.
— Угу. Понятно, — угрюмо буркнула я.

Ну да. Как обычно. Я — эгоистка, выбора нет, Герман несчастен, а я даже не хочу ему помочь… И этой Морриган тоже. Какая же я гадина. Мягко говоря. И вся эта история… Да, от неё я и правда устала.

Только вот как заставить ребят участвовать в процессе?

— О, об этом ты можешь не волноваться, — улыбчивости Канцлера нет пределов, — ибо я уже обо всём позаботился.

Он идёт (или парит?) к двери, открывает её, — на пороге стоят Ли и Ирка, сверля глазами пол.

— Ну, молодёжь, чего стоим? — сурово спросил Герман.

Они побледнели.

— Так это были вы? — спросил помертвевший Ли. — Тогда в Чертанове, облава, — вы?
— Ну я, — сухо ответил Кастальский. — И дальше что?
— Н-нет, ничего…
— Ох, Герман Сергеич! — укоризненно покачал головой Валентин. — Поумерь ты уже свою суровость. Им ведь непростое дело предстоит, а ты? Давай уже, садись в своё кресло и сиди спокойно.

Герман фыркнул, но в кресло сел.

— Прекрасно! Одного угомонили. Хантер, ты как?
— Спокоен, как слон, — отозвался доктор из тени. У ребят, похоже, волосы встали дыбом.
— И доктор здесь??
— И доктор, да. Не надо волноваться, он вас не съест. В Аду не съел, а тут и подавно. Вы на них с Кастальским внимания не обращайте, вы садитесь вот сюда, на диван. Ада, ты тоже садись.
— Спасибо, я постою.
— Не спорь со мной, — и снова в голосе Канцлера стальные нотки. А я уже и забыла, с кем говорю. Что ж, на диван так на диван.

Когда мы все расселись, Валентин хлопнул в ладоши:

— Замечательно! Ну что, теперь, я полагаю, мы можем приступать. Представьте, что это сеанс групповой терапии, — видели в кино, да?
— Я даже был на таком, — заметил Мишка, — Когда в клинике тусовался.
— Вот и отлично. Итак, теперь о том, что от вас требуется. Я объяснил всем вам, чем является ваша история, ваша ситуация. И чтобы сделать первый шаг к её завершению, вам нужно вспомнить о том, о чём вы ещё не вспомнили… Кстати, не беспокойтесь о том, что могли что-то позабыть. Механика ситуации такова, что вы вспомнили всё, что забыли, как только увидели Аду снова. Так ведь? Ну вот. Думаю, начнём мы с Миши. У тебя ведь есть, что вспомнить? Ну а там посмотрим. Вопросы? Нет вопросов? Прекрасно. Тогда начнём, пожалуй?

Ли кивнул. Мельком взглянул на меня, вздохнул. Ирка сидела прямо, стараясь не смотреть ни на кого. Кастальский коптил потолок, Хантера в его тени попросту не было видно; хотя, может быть, его там и не было?

— В общем… Это было, по-моему, начало сентября, — начал Ли. — Да, точно. Второе, кажется, число. Я вышел на работу… Я же снова устроился в дворницкую. Они меня сначала даже слушать не хотели, но я им сказал, что вылечился полностью. И они вроде бы как поверили мне, что ли… Ну да. День был ясным…



(Читать дальше: Точка 38. http://www.proza.ru/2013/08/27/169)