Долгоруков и Тибо-Альмагро-Колардо

Г.М. Седова в своей книге о Пушкине пишет:
"В архиве Ш Отделения сохранилась записка Бенкендорфа: "Некто Тибо, друг Россетти, служащий в Главном штабе, не он ли написал гадости о Пушкине?". Поиск Тибо привёл не в Главный штаб, а на Главный почтамт, но вскоре эти поиски были прекращены, по всей видимости, из-за недостатка улик. По версии П.Е. Щёголева, сотрудники Бенкендорфа искали в неверном направлении. В Петербурге жил другой m-r Тибо, упоминаемый в записках А.О.Смирновой и письмах Карамзиных, а следовательно, мог состоять в приятельских отношениях с К.О. Россетом, на что указывал Бенкендорф. Не имея никаких сведений об этом человеке, невозможно говорить ни о его причастности к этой тёмной истории, ни о том, что могло значить его имя. Разве только одно: это имя в точности соответствует тому прозвищу, которым во французской культуре обычно награждали рогоносцев". ( Седова Г.М. - "Ему было за что умирать у Чёрной речки" - СПб.: ООО "Издательство "Росток"", 2012. - 735 с.)

Возможно, автор, "написавший гадости о Пушкине" и выбравший  такой псевдоним, руководствовался вовсе не мотивами или понятиями из французской культуры. Моё мнение основывается на том, что можно узнать из ближайшего окружения человека, жившего в Петербурге в 1836 году.
По-моему, следовало бы обратить внимание на заметку Черейского: "... Россет в своем письме от 2-й половины октября 1836 предостерегал поэта от отсылки письма к Чаадаеву по ПОЧТЕ". Нам, конечно, известно об отношении самого Пушкина к "любопытству почты", он сам с письмами такого рода, как письмо к Чаадаеву, был осторожен. 19 октября 1836 года Пушкин оставил письмо ( и своё мнение по поводу "Философических писем") при себе: "ворон ворону глаз не выклюнет". Если служащий Тибо действительно был "друг Россетти", то он рассказывал о внимании почты к корреспонденции Пушкина, именно по-доброму, предостерегая...
Но был "друг Россетти" также и Долгоруков, "довольно бесцветная личность", как писала в письме 18 октября 1836 года Софи Карамзина. Права ли Софи, что "некто Долгоруков - друг Россетти"? Скорее всего, Долгоруков как знакомый Россетти, просил представить его в доме Карамзиных, чтобы иметь повод бывать там. Разве трудно тогда было Долгорукову познакомиться с Тибо, учителем истории, жившим в доме Карамзиных?

Словом, если Пётр Долгоруков затеял или знал интригу с "дипломом рогоносца" для Пушкина, то ему недолго пришлось выбирать псевдоним для себя, как автора анонимных писем: ТИБО! К тому же известно, что "Тибо" у французов является прозвищем рогоносцев... А там пусть ищут Тибо сколько угодно: пусть спросят у Россетта, в Главном Штабе, на Главном почтамте, в доме Карамзиных...

Впрочем, позднее Пётр Долгоруков, на мой взгляд, угадывался в его других  псевдонимах: "граф Альмагро", "Луи Колардо"...

Итак, как же соотносится Тибо с Колардо и Альмагро? Напомню мои публикации в дневниках:
http://www.proza.ru/diary/jnu51/2012-03-26
http://www.proza.ru/diary/jnu51/2012-12-21
http://www.proza.ru/diary/jnu51/2012-12-22
http://www.proza.ru/diary/jnu51/2013-02-13

У Серены Витале также есть несколько интересных мне строчек по поводу поисков автора анонимных писем к Пушкину. Привожу цитату:
«Примерно 20 февраля Бенкендорф написал сам себе записку – «для памяти»: «Некто Тибо, друг Россети, служащий в Главном штабе, не он ли написал гадости о Пушкине?». Тогда же он спросил у Дантеса адрес учителя, некогда преподававшего ему русский язык, - уловка для получения образца почерка кавалергарда на кириллице, чтобы сверить с почерком на «дипломах». Чтобы разыскать своего учителя, Дантес обратился к бывшему слуге Отто фон Брей-Штейнбурга, и тот написал адрес некоего «Висковскова» на листке бумаги. Правда, даже если бы Дантес написал слова сам, это бы ничего не прояснило – мы уже знаем, что второй лист, тот к которому прилагались «дипломы», был составлен кем-то, кто знал русский алфавит всю жизнь. Запросы относительно «некоего Тибо», тоже никуда не привели. Агенты Бенкендорфа сообщили, что никто под этим именем не работал в Генеральном штабе, хотя два Тибо,  оба титулярные советники, работали на почте. У этих двух честных граждан должным образом взяли образцы почерка, и оба они оказались ни при чём. И это был конец делу, по крайней мере, судя по тому, что осталось в тонкой папке в архиве Третьего отделения под названием «Об анонимных письмах, посланных Пушкину».- "Тайна Дантеса, или Пуговица Пушкина" / Серена Витале; (пер. с англ. Е.М. Емельяновой). – М.: Алгоритм, 2013. – 384 с. – (Жизнь Пушкина).

Разумеется, я поинтересовалась у Черейского: http://feb-web.ru/feb/pushkin/chr-abc/chr/chr-0477.htm
ТИБО (Thibaut) — француз, гувернер, учитель истории, много лет живший в семье Карамзиных. В письме от 22 марта 1828 из Петербурга П. А. Вяземский писал жене о вечере у Карамзиных с Пушкиным, Тибо и другими лицами (1). Общались они и в последующие годы (2). Возможно, именно этот Тибо — «друг Россети» (К. О. Россета) подозревался III отделением в составлении анонимных писем, адресованных Пушкину (нояб. 1836 — янв. 1837) (5).
1. ЛН, 58, с. 72; 2. Карамзины, по указ.; 3. Смирнова. Автобиография, с. 111, 190; 4. Звенья, IX, по указ.; 5. Поляков, с. 26—28.

РОССЕТ Клементий Осипович (1811—1866) — брат Ал. О., Арк. О., И. О. Россетов (см.) и А. О. Смирновой (см.), воспитанник Пажеского корпуса (вып. 1828), с дек. 1828 прапорщик л.-гв. Финляндского полка, с окт. 1830 в отставке, с дек. 1832 поручик Бутырского пехотного полка, стоявшего в г. Мценске Орловской губ.; в дек. 1832 прикомандирован к Генер. штабу с назначением в Отдельный кавказский корпус, куда выехал в янв. 1833; с февраля 1835 в Петербурге — в распоряжении военного министра, с апреля 1836 поручик 1-го отделения департамента Генерального штаба, впоследствии майор, титулярный советник...  Россет в числе других близких знакомых Пушкина получил 4 ноября 1836 экземпляр анонимного пасквиля-диплома, адресованного поэту, и ему же, по-видимому, Пушкин поручил передать Дантесу первый вызов на дуэль (3, 4, 6).
1. Пушкин, XVII; 2. PA, 1888, № 7, с. 294—295; 3. Пушкин. Модз., с. 377; 4. Дуэль, с. 475, 478—480 и др.; 5. Карамзины, по указ.; 6. PA, 1882, I, с. 247—248; 7. Смирнова. Автобиография, по указ.; 8. Письма, III, с. 401—402.

Откуда всё-таки у Бенкендорфа сведения об этом некоем Тибо?
Известно об анонимных письмах, полученных В.А. Жуковским и А.Ф. Орловым после смерти Пушкина. Письма были отправлены сразу же к Бенкендорфу. Но в них ничего не говорится о Тибо.  По содержанию письма говорят о том, что общество ждёт наказания для убийц поэта.
«Неужели после сего происшествия может быть терпим у нас не только Дантес, но и презренный Геккерн?»; «Убедите Его величество поступить в этом деле с общею пользою.  Выгоды от того произойдут неисчислимые, иначе мы горько поплатимся за оскорбление народное и вскоре. С истинным и совершенным уважением имею честь быть К.М.».
Бенкендорф сообщал в А.Ф. Орлову: «Это письмо очень важно, оно доказывает существование и работу Общества. Покажите его тотчас же императору и возвратите его мне, чтоб я мог по горячим следам найти автора». (фр.) – 2 февраля 1837 года.
В тот же день Бенкендорф пишет Мордвинову: «Император подозревает священника Малова, который совершал вчера чин погребения, в авторстве письма; нужно бы раздобыть его почерк… ». – Последний год жизни Пушкина / Сост., вступ. Очерки и примеч. В.В. Кунина. – М.: Правда, 1989. – 704 с., стр. 600-603.
Некий честный человек, К.М., знал кому отправить своё возмущённое послание. Так что даже Николай 1 заподозрил священника Малова:
МАЛОВ Алексей Иванович (1787—31 X 1855) — с 1836 протоиерей Исаакиевского собора (в Адмиралтействе), проповедник, член Росс. Академии (избран одновременно с Пушкиным 7 янв. 1833). Согласно протоколам Росс. Академии, Пушкин и Малов присутствовали вместе на заседаниях 11 и 18 марта, 13 мая, 10 июня 1833 и 8 дек. 1834 (1). На последнем заседании Пушкин и др. члены Академии подписали предложение об издании «Краткого священного словаря» М. (2). Николай I неосновательно подозревал М. в составлении анонимных писем Пушкину (3), явившихся причиной его дуэли с Дантесом. М. предполагал произнести надгробное слово над покойным Пушкиным, но, по-видимому, оно произнесено не было (4).
1. Архив АН СССР, ф. 8, оп. 1, № 38, 39; 2. Рукою П., с. 773; 3. Поляков, с. 42; 4. П. и совр., VI, с. 64.

Вероятно, что неким почтовым служащим Тибо была поставлена подпись на конверте или в документах по приёму писем. Но это слишком прозрачно для версии. Скорее всего, было ещё КАКОЕ-ТО ПИСЬМО от неизвестного, подписанное «ТИБО». Иначе такое подозрение, об авторстве некого Тибо, никакими путями никому не пришло бы в голову. Моему внутреннему взору представляется в этом случае совсем другой «друг Россети» - Долгоруков, явившийся к Карамзиным 18 октября 1836 года. Он мог быть знаком и с Тибо, «французом, гувернёром, учителем истории». Он вполне мог быть осведомлён, например, Россетти о фамилии служащих почты, братьев Тибо. Почему бы находчивому Долгорукову таким образом не запутать следы: указать на тот Карамзинский круг, в котором он черпал сведения об интересующем его скандале между Пушкиным и Дантесом? Не даром,  в таком случае, и письма с «дипломом» для Пушкина были получены ближайшими друзьями Карамзиных. Очень нравилось, как видно, Петру Долгорукову это экзотическое звучание слов: ТИБО, КОЛАРДО, АЛЬМАГРО…

В качестве постскриптума: секретарь в Ш Отделении  у Бенкендорфа, друг Пушкина (!) бывший лицеист Миллер, всегда с большим интересом относился к бумагам на столе своего начальника. А уж папка с делом о дуэли Пушкина привлекала его самое пристальное внимание. Бывало и так, что некоторые листы оказывались в личной папке предприимчивого секретаря... Но о том история молчит.