Митька

В трамвае было душно. Солнечные лучи пробивались сквозь людей, и между ними летала пыль, которую отчетливо было видно полосками. Кто-то обмахивался газетой, а некоторые бабушки, особо толстые, вытирали пот платочком. В общем, это был летний четверговый день, и лямки моего рюкзака сильно натирали плечи.
Найдя свободное место, я села, думая, что встать уже точно не смогу. Остановка к остановке – в трамвае стало совсем тесно. Рядом со мной сидел мужчина неопределенного возраста, а на руках у него был серый, такой же неопределенный пудель. За моей спиной сидел дедушка, лет семидесяти, а рядом с ним молодая девушка, которая неотрывно смотрела в окно.
Дедушка о чем-то говорил, но его никто не слушал, но это казалось, совсем не расстраивает его – он говорил о погоде, коммунизме, Сталине и Советском Союзе. Я невольно прислушалась, и повернулась к нему лицом. Дедушка, обнаружив собеседника, засиял, как стоваттная лампочка, и продолжил сетовать.
-…Это как раньше было, собака, она и есть собака. Овчарка, там, крупная. Собака, в общем. А сейчас что? Пудели, бульдоги, мопсы, терьеры, хохлатки… - я подивилась тому, как дедушка ловко перебирает породы собак, и невольно захихикала, - Это эволюция все, черт бы ее побрал, - старичок покачал головой.
Я полностью развернулась, и отметила, что голубые пронзительные глаза деда уже подернулись пеленой старости. Зубы у него были крепкими, но в них блестели золотые и серебряные коронки.
На седой голове у него была детская кепка цвета хаки, пиджак чуть светлее и замусоленные брюки доисторических времен. Руки у него не тряслись, не дрожали, но были уже в глубоких старческих морщинках.
-А что это эволюция? – продолжал он, постоянно теребя рукав моей тельняшки, будто боясь, что я исчезну, отвернусь или перестану его слушать, - Понабралось сейчас этих… как их… - дедушка усиленно вспоминал что-то, опустив глаза, и тут громко выдал, - Пидарасов! – так что на него посмотрели сидящие рядом люди, но дед не обратил на это никакого внимания, - Точно-точно! А девушки эти, тьфу! Проститутки, - выплюнул он это слово, - Про-сти-тут-ки, - по слогам и четко выговорил старик.
Я заметила, что старик картавит, и это было так забавно, так по-юношески мило.
-А я знаешь, что сделал? Знаешь? – обратился он ко мне, все так же цепляясь за рукав, а я внимательно его слушала, - Я же продлил биологический вид! – старик гордо указал пальцем в небо, будто он получил за это Нобелевскую премию, или какую-нибудь другю, - Я же посадил цветы, которые живут всего четыре месяца, а у меня они росли девять месяцев, почти год!
-Как вы это сделали? – искренне поинтересовалась я.
И старик рассказал какие-то биологические тонкости, в которых я совершенно запуталась, но все так же с интересом и вниманием слушала его.
-Вот так они у меня и росли, представляешь? – наивно радовался он, - А потом, представь, американцы эти, тьфу их, то же самое сделали, выявили способ такой. А у меня случайно получилось, ха, - он засмеялся хриплым утробным смехом, но таким заразительным, что я тоже засмеялась в ответ.
Из биологии разговор снова вернулся к эволюции, и я поняла, почему эта тема так нравится дедушке.
-Бог, - медленно выговорил он это слово, словно пробуя его на вкус, - Думаешь, Бог все сотворил это? Динозавров, людей. Семь дней, как же,  - саркастично говорил он, - Да разве ж мог он?
И я полностью была с ним согласна, но он не давал и рта раскрыть, поэтому я просто кивала.
-Это Дарвин, - тихо  и медленно проговорил дед, - Мы все от приматов пошли. Прав он был. Прав…
Он немного помолчал, и вдруг сказал:
-У тебя дети будут.
Это было скорее утверждение, и я удивленно на него посмотрела на него.
-Да, будут, - кивнул он, опираясь руками на ручку сидения и приближаясь ко мне, - Девочка постарше и мальчик помладше. А дочка воспитывать сына будет, только ты ее сначала воспитай. А знаешь что надо делать, чтобы дитятко хорошо росло и развивалось?
-Что?
-Надо перед зачатием мысленно настраивать себя на хороший  лад, и во время зачатия тоже, - он усмехнулся, - И потом во время беременности тоже. Не пить только, не курить, фу это. И постоянно думать хорошо. Это же все ребеночку передается. Не хочется ведь потом калеку воспитывать, тяжело это, - он вздохнул, - А потом, лет до двенадцати, учить. Учить вежливости и математике, потому что это пригодится. А потом в двенадцать лет двор, друзья и пагубное влияние. И уже ничего ты и не сделаешь.
Мы немного повздыхали, а в глубине души я решила, что когда у меня будут дети, я так и поступлю, как сказал этот старик. Обязательно послушаю его совет.
Дедушка улыбнулся и погладил меня по плечу.
 -Так приятно было поговорить.
-Мне тоже. Спасибо вам большое, - искренне улыбнулась я.
-А ты едешь куда-то? – спросил он, глядя на здоровый рюкзак.
Я кивнула.
-В приморье.
-А с кем? Одна? – интересовался он.
-С мамой, - я указала на маму, сидевшую у окна, с другой стороны.
Он снова закивал.
-Ну, пора мне, - пожал он плечами и пошел к выходу.
Я попрощалась с ним, но кажется, что могла разговаривать с ним хоть целую вечность. Грустно, что мы познакомились в трамвае, прямо перед самым моим уездном.
-Меня Митька зовут, - по-мальчишески улыбнулся дедушка, крикнув мне уже у выхода.
-А меня Юля, - сказала я в ответ и помахала ему рукой.
-Пока, Юлька! – засмеялся он, совсем по-детски и вышел из трамвая.
Пассажиры косо на меня смотрели, но мне было все равно. Я села рядом с мамой.
-Ну что? – наконец спросила она, внимательно на меня посмотрев.
Я поудобней устроилась в кресле, и посмотрела в окно. Улыбка так и не сползла с моего лица.
-Его зовут Митька, мам. И я, кажется, влюбилась.
Мама засмеялась моей шутке, а я думала, что если бы ему было семнадцать, или мне шестьдесят пять, то я бы уж точно влюбилась.