Ум, честь и совесть

Все имена и действующие лица этой истории, случившейся в год Летних Олимпийских Игр во Владивостоке,  вымышлены, и любое совпадение случайно.










ПОНЕДЕЛЬНИК

          Утром в кабинете начальника Главного Управления Полиции раздался телефонный звонок правительственной связи. Звонил Главный Думец.
          - Здравствуйте, господин генерал. У нас – ЧП! По телефону объяснить всего не могу, но дело государственной важности. Нужно, чтобы вы прислали к нам на Охотный Ряд опытного следователя. Мы ему здесь все растолкуем.
         - Я могу и сам подъехать, - предложил генерал, которому не очень хотелось теплым и солнечным майским днем торчать в своем кабинете.
         - Спасибо, но это – лишнее. Достаточно будет вашего следователя.
         - О чем хоть идет речь? – Поинтересовался генерал. – Какого специалиста вам прислать?
         - Того, кто умеет держать язык за зубами, - совсем заинтриговал генерала думский начальник. – У нас - кража. И, пожалуйста, пусть кроме вас и следователя, которого вы пришлете, об этом пока никто не знает. Любая утечка в прессу сейчас будет крайне нежелательна!
          Генерал положил трубку, вздохнул, и приказал срочно вызвать к себе в кабинет следователя Чижикова, одного из лучших специалистов по расследованию особо дерзких и запутанных преступлений. Из своих сорока с небольшим лет, Афанасий Петрович Чижиков около двадцати проработал следователем, был на хорошем счету и, в отличие от многих коллег по цеху, предпочитал вначале думать, и только потом стрелять. К тому же, он был малообщителен, что, при необходимости держать язык за зубами, становилось весомым аргументом. Не так давно Чижиков заслужил благодарность от высшего руководства страны за то, что быстро нашел старую императорскую корону, которую Президент потерял у себя на даче, куда взял на выходные из музея Кремля, чтобы померить и поиграться. Вообщем, в сложившейся ситуации это была самая подходящая кандидатура, и когда через десять минут Чижиков вошел в кабинет к начальнику, генерал коротко ввел его в курс дела:
          - Давай, Афанасий, срочно дуй в Думу – у них там ЧП стряслось. Все дела на время работы на Охотном Ряду передай Ёжикову, а сам берись за думцев. Это твое главное и единственное задание на сегодняшний день. И – чтобы никакой утечки! Как с короной Империи – полная секретность. Если что, - докладывай прямо мне. Пропуск на тебя уже заказан. Ты еще здесь?

         На передачу дел Ёжикову ушло минут пятнадцать, и уже через полчаса Чижиков входил в приемную Главного Думца. Там его ждали.
         - Здравствуйте, Афанасий Петрович, - протянул руку думский чиновник. – Меня  зовут Федор Никодимович Запупенский. Начальник Думы поручил мне встретить вас. Я работаю его помощником. Давайте перейдем в мой кабинет – там нас никто не побеспокоит.
         В просторном кабинете помощника они сели по разные стороны маленького приставного столика и, пока секретарша наливала им чай, молча изучали друг друга.
         - Я должен вас сразу предупредить, Афанасий Петрович, что та информация, которую вы услышите, не должна выйти за стены этого здания, - издалека начал думский чиновник. – Генерал охарактеризовал вас, как человека, которому можно доверить государственную тайну.
         Чижиков никак не отреагировал на это вступление, и, выдержав паузу, помощник  продолжил: - Если пресса узнает о том, что у нас произошло, она раздует грандиозный скандал, который пагубно скажется на репутации не только Думы, но и всего государства.
         Чижиков откусил вкусное думское печенье и сделал глоток чая.
         -  Все свои действия я прошу вас согласовывать со мной, - сказал после еще одной паузы Запупенский. – Так будет легче нам обоим. Я всегда смогу вам помочь, что-то подсказать, а вам не надо будет попусту терять время.
         Чижиков доел одно печенье и решил попробовать следующее.
          - Афанасий Петрович, - не выдержал думец, - вы как-то реагируйте на то, что я говорю!
          - Вкусное у вас печенье, Федор Никодимович, - отреагировал Чижиков. – Я такого никогда не пробовал. А можно будет забрать несколько штук с собой?
          - Я говорю вам о серьезных вещах, господин следователь, о нашем ЧП, - обиделся помощник, - а вы меня о каком-то печенье спрашиваете. Вы что, над нами издеваетесь?
          - Над кем, над вами, Федор Никодимович? Здесь никого, кроме вас нет. – Чижиков доел второе печенье и не собирался на этом останавливаться. – А вы знаете, у нас в полиции такой вкусной выпечки нет и в помине. Надо будет обязательно ребятам в отдел захватить, чтобы они тоже попробовали.
          - Господин следователь! – Побагровел думец. – Вас зачем сюда прислали? Вы будете печенье трескать, или, наконец, начнете расследование? 
          Чижиков спокойно отхлебнул свой чай, поглядел на часы и произнес:
          - Мы уже пятнадцать минут сидим у вас в кабинете, а я так ничего и не услышал о том, что у вас произошло.
          - Как это, что?! – Возмутился думский помощник. – У нас ЧП! В Думе произошла кража!
          - Федор Никодимович, может, вы скажете мне, наконец, что у вас пропало? – Поинтересовался Чижиков, вытирая салфеткой рот. 
          Думец огляделся по сторонам, как бы проверяя, что в комнате больше никого нет, и его не может услышать никто из посторонних.
          - В Думе пропали Ум, Честь и Совесть! – Трагическим шепотом произнес он и, откинувшись на спинку стула, принял торжественно - печальный вид.      
          - Давно? – Чижиков спросил это так, как будто искать пропавшие ум, честь и совесть было для него обычным, рутинным делом, которым он занимался ежедневно.
          Запупенский с сомнением посмотрел на следователя.
          - Афанасий Петрович, вы вообще поняли, что я вам только что сказал?
          - Вы сказали, что в Государственной Думе пропали Ум, Честь и Совесть. Я задал вам вопрос – давно ли это произошло?
          - Сегодня утром, - вздохнул Думец. – То есть, сегодня утром это обнаружилось.
          - Расскажите мне, как это случилось? – Попросил следователь.
          - Утром уборщица, как обычно, открыла комнату, где они жили, и обнаружила, что в ней никого нет. Она, как и положено, доложила о случившемся нашей службе безопасности, и ребята, еще до прихода депутатов, проверили все здание, но никого не нашли. Ум, Честь и Совесть бесследно исчезли, как будто их в Думе никогда и не было.
          - А раньше такое случалось?
          - Нет, что вы! Их выдавали фракциям или комитетам только по письменным запросам руководителей и всегда под расписку, а в конце рабочего дня их должны были обязательно вернуть на место и еще раз расписаться.
          - А где вы их держали?
          - Я же говорю – у них была большая отдельная комната, с зоной отдыха и все такое прочее.
          - Фотографии их у вас имеются?
          - Да. Вот, пожалуйста. – Запупенский протянул Чижикову несколько приготовленных фотографий. – Но вы и сами могли их видеть. На особо важных пленарных заседаниях они иногда сидели в президиуме во втором ряду.
          - Я на ваши заседания не хожу, ни на обычные, ни на особо важные, - заметил Чижиков.
          - Я имел ввиду телевидение, - пояснил думский чиновник. – Пленарные заседания часто показывают в новостях, и тогда они, как правило, попадали в кадр. Хотя, конечно, не все знали, кто это.
          Афанасий Петрович хотел было объяснить Запупенскому, что у него элементарно нет времени, чтобы смотреть телевизор, а уж на репортажи из Думы он тем более не будет убивать те редкие минуты, когда появлялась возможность на какое-то время отрешиться от дел, но подумал, что думец может неправильно его понять и обидеться. Поэтому он ничего не сказал, а просто взял фотографии и принялся внимательно их изучать.
          На фотографиях, снятых в разной обстановке, были изображены две женщины и мужчина. На вид всем им было около сорока лет. Мужчина носил очки и имел высокий лоб мыслителя. Обе женщины были симпатичными брюнетками с хорошими фигурами. Одна из них смотрела с фотографий гордо и даже с вызовом, в то время, как задумчивый взгляд другой был полон печали.   
          - Мужчина – это Ум, - пояснил Запупенский, - грустная женщина – Совесть, ну а другая – это Честь.
          Изучение фотографий прервал голос секретарши, сообщившей по селектору:
          - Федор Никодимович, звонили из приемной Главного. Он ждет вашего гостя у себя через десять минут.
          Думец моментально поднялся и сказал:
          - Пойдемте, Афанасий Петрович. Шеф не любит, когда к нему опаздывают. Лучше мы подождем в его приемной.
          - Я возьму фотографии с собой? – Спросил, поднимаясь, Чижиков и, получив утвердительный ответ, убрал их во внутренний карман пиджака.

          Когда они зашли в огромный кабинет Начальника Думы, Чижиков не сразу заметил в нем невысокого хозяина, потерявшегося в пространстве, где две дворовые команды мальчишек вполне могли бы сыграть в футбол. Только, когда Главный Думец поднялся и вышел из-за своего внушительных размеров стола, Чижиков понял, что комната не пуста, а ее обитатель просто затаился в дальнем углу.         
           - Здравствуйте, Афанасий Петрович, - думский начальник протянул нежную, холеную ручку и пригласил гостей к большому столу для совещаний. После того, как Чижиков уселся, хозяин угнездился напротив и с интересом взглянул на Запупенского, который заметался, не зная, с чьей стороны стола ему следует занять место.
          - Да сядь ты уж где-нибудь, Федор, - ухмыльнулся начальник, - не маячь перед глазами!
          - А можно мне печенье попробовать? – Попросил Чижиков, заметив, что на столе стоит изящная хрустальная конфетница с так понравившейся ему местной выпечкой.
          - Угощайтесь, - разрешил Главный и перешел к делу. – Вам Федор уже успел объяснить, зачем мы вас позвали? 
          - Я как раз занимался этим, когда вы пригласили нас к себе, - пришел на выручку Запупенский, увидев, что у Чижикова набит рот. – Суть вопроса Афанасий Петрович уже знает.
          - Ну что ж, это хорошо, - одобрил Главный. – Со своей стороны, еще раз хочу напомнить вам, что никакого общения с прессой и утечки информации о случившемся не должно быть ни в коем случае! Я надеюсь, что они отыщутся сами, но просто ждать мы не можем. В следующий понедельник на нашем заседании будет присутствовать Президент, и Ум, Честь и Совесть должны быть на своих местах в зале. Поэтому у вас есть почти неделя, чтобы отыскать их. Я навел о вас справки, и мне сказали, что вы справитесь с заданием любой сложности. Поэтому я думаю, что наш случай не составит для вас большого труда. Все проблемы, которые могут возникнуть во время вашей работы в стенах Думы – я имею в виду встречи и беседы с депутатами и сотрудниками, пропуск в закрытые зоны и тому подобные вещи – вам поможет решить Федор. Ну, а если его авторитета не хватит, то обращайтесь прямо ко мне. Я предупрежу свой секретариат.    
          Главный встал, давая понять, что аудиенция закончена.
          - Пока я у вас в кабинете, могу я задать вам пару вопросов? – Спросил Чижиков, проглотив последнее печенье из конфетницы. – Почему вы решили, что Ум, Честь и Совесть были похищены? Может, они сами ушли куда-нибудь. Вышли, например, погулять по весенней Москве. На улице сейчас замечательная погода!
          - Они живут здесь уже несколько лет, - подумав, ответил Главный, - их прикрепили к Думе по окончании первой сессии нынешнего созыва, и до сих пор такого, о чем вы говорите, ни разу не было.
          - Все когда-нибудь случается в первый раз, - философски изрек Чижиков.
          - Думаю, это не тот случай, - возразил Главный. – Есть строгая инструкция. Федор вам, наверное, успел об этом рассказать. И просто так покинуть здание они никак не могли.
          - Ну, а если допустить, что они все-таки ушли сами? – Продолжал допытываться следователь.
          - Сделать это без посторонней помощи они все равно не смогли бы. Но тогда я хочу знать, кто помогал им? И в любом случае, надо выяснить, где они сейчас, и вернуть их на место.
          - А что ждет их по возвращении?
          - На этот вопрос однозначно ответить сейчас трудно. Все будет зависеть от обстоятельств их похищения, или исчезновения. Но какие-то меры мы обязательно примем. Такого больше не должно повториться.
          - Понятно. А если допустить, что вы правы, и их все-таки похитили, у вас есть какие-нибудь подозрения или соображения о том, кто мог это сделать? Кому это может быть выгодно?
          - Я думал об этом. И, скажу вам честно, понятия не имею, кому в Думе могли понадобиться Ум, Честь и Совесть, - уверенно произнес Главный. – Поэтому никаких обоснованных подозрений у меня нет, и назвать вам кого-то конкретно, я не могу.
          - А сами вы, когда видели пропавших последний раз? – Стоя уже почти в дверях, спросил Чижиков.
          - Я с ними очень редко общаюсь, - ответил Главный и посмотрел на настенные часы. – Для моей работы они не нужны. Вы меня извините, но сейчас у меня больше нет  времени. Если у вас возникнут ко мне еще вопросы, то передайте их через Федора.
          Главный сам открыл дверь в свою приемную и, пожимая на прощание гостю руку, попросил секретаря – Вера, приготовьте, пожалуйста, для Афанасия Петровича пакет с нашей свежей выпечкой. И наполните конфетницу на моем столе. Кажется, там ни одного печенья не осталось.

          - Ну, что, пойдемте назад, в мой кабинет? – Предложил Запупенский, когда они вышли из приемной Главного.
          - А комната, где квартировали ваши потеряшки, отсюда далеко? – поинтересовался Чижиков.
          - Да нет. В этом же крыле, двумя этажами выше.
          - Тогда давайте сначала зайдем туда.
          Нужная им комната оказалась в самом конце коридора. Теперь, когда обитатели исчезли, ее охраняли два сотрудника думской безопасности, сидевшие со скучающим видом по обе стороны входной двери. Сама дверь было заперта, и ключей у дюжих охранников, как водится, не было.
          - А они всегда здесь дежурят? – Спросил Чижиков у Запупенского, когда тот нашел ключи, и они, наконец, вошли в комнату.
          - Нет, это сегодня утром пост выставили, хотя, чего здесь теперь охранять, непонятно.
          Комната была просторной, но ничем особенно не примечательной, с окнами во внутренний двор. Обставлена она была без большой фантазии, самой, что ни на есть казенной мебелью. Здесь имелись три раскладных дивана, столько же кресел, большой стол и несколько придвинутых к нему стульев. В смежном помещении, которое почему-то называлось «комнатой отдыха», имелся еще один стол со стульями и большой раздвижной шкаф для одежды. И в основной, и в смежной комнатах на стене висели большие панельные телевизоры, не самых последних моделей. Рядом с одним из диванов стоял небольшой книжный шкаф, заполненный разного рода исторической и философской литературой. Несколько приключенческих и любовных романов лежали на тумбочках. Единственным предметом, хоть как-то украшавшем уныло-казенное однообразие главной комнаты, был большой аквариум с дискусами, стоявший напротив окна.
          Чижиков внимательно оглядел все предметы, находившиеся в комнате, открыл книжный шкаф, заглянул в платяной и даже зашел в ванную комнату. Он провел пальцем по тумбочке и спросил заскучавшего Запупенского:
          - Вы сказали, что исчезновение обнаружила уборщица. Я хотел бы с ней поговорить.
          - Вряд ли она еще в здании. Ее смена уже закончилась, да и что она может рассказать? Ну, увидела, что обитатели комнаты исчезли, сообщила, как и положено, об этом охране – и все! Я не представляю, что нового она могла бы добавить.
          - А вам и не надо это представлять. Просто вызовите ее на работу.
          - Я не думаю, что она живет в центре, а завтра утром ей, так или иначе, надо будет убираться. Может быть, отложите разговор до завтра?
          - Послушайте, Федор Никодимович, кому из нас нужно, чтобы ваши потеряшки  быстрее нашлись? Есть способ с ней связаться? Если она далеко живет, пошлите за ней машину. Давайте, все-таки я сам буду решать, когда и с кем мне надо пообщаться.               
          Запупенский пожал плечами, всем своим видом показывая, что он не согласен со следователем, но готов подчиниться ради общего дела, и пошел искать уборщицу. Пока он отсутствовал, Чижиков еще раз осмотрел комнату, пролистал книги, лежавшие на тумбочках, заглянул под диваны и проверил, не лежит ли что-нибудь на шкафах. Затем он вышел из комнаты и спросил дежуривших в коридоре охранников:
          - Ребята, вы когда заступили на пост?
          - Часов в 8 утра, - ответил парень постарше, - почти сразу, как Клавдия сообщила в дежурку об исчезновении.
          - А до нашего появления, кто-нибудь еще заходил в комнату?
          Охранники переглянулись, и старший нерешительно ответил:
          - Да нет, никто не заходил. А что случилось?
          - Пока ничего, если вы, конечно, не врете. А эта часть коридора на мониторах просматривается?
          - Нет, что вы! Здесь ведь еще и депутатские кабинеты, а они не любят, чтобы кто-нибудь следил, кого они принимают у себя. У нас камеры слежения стоят только в общем холле, у лифтов.
          - А чьи кабинеты находятся по соседству?
          - Мы толком и не знаем. Да вы сами можете посмотреть – у них на дверях все написано.
          - Вообще-то в этом крыле находятся кабинеты депутатов вертикальной партии, - подсказал своему товарищу охранник помоложе.
          Старший неодобрительно взглянул на него и посоветовал Чижикову:
          - Вы всегда можете взять в канцелярии или у того же Запупенского план размещения всех депутатов и сотрудников Думы. 
          - Спасибо, ребята, я, наверное, так и сделаю.
          Едва Чижиков успел записать фамилии дежурных, как появился Запупенский.
          - Нам повезло, - радостно сообщил он. – Уборщица оказалась еще в здании. Через пять минут она будет ждать в моей приемной.   
          - Тогда не будем терять времени, - сказал Чижиков.

          Уборщицу звали Клавдия, и на вид ей было около пятидесяти лет. Оказалось, что она давно уже работает в Думе и помнит потеряшек с первого дня, как они поселились в здании. Как правило, она начинала работу в 6 утра, и комната, где жили Ум, Честь и Совесть, всегда была последней, которую она убирала. Этим утром она постучала к ним как обычно, но ей никто не ответил. Тогда она толкнула дверь, и та оказалась не запертой. Клавдия вошла и увидела, что постояльцев нет на месте. Она проверила «комнату отдыха» и ванную, но и там никого не оказалась. По инструкции, в этой комнате нельзя было ничего трогать, если обитателей не было на месте. Поэтому Клавдия, как и было положено, заперла ее своим ключом и сообщила о случившемся дежурному офицеру безопасности. Вместе они вернулись в комнату, и еще раз убедились, что она пуста. Клавдия сдала свои ключи в дежурку и подробно рассказала секьюрити обо всех своих действиях этим утром. Затем повторила то же самое появившемуся начальству. После этого ее заставили подробно изложить свой рассказ в письменном виде, и когда она закончила, появился Федор Никодимович, который сказал, что с ней хочет поговорить следователь из полиции. К тому, что она написала в своем объяснении, ей добавить нечего, а домашних дел на сегодня она запланировала много, и поэтому просит не мучить ее очередными расспросами, а поскорее отпустить домой.
          - Вы не волнуйтесь, - постарался успокоить уборщицу Чижиков. – Я не задержу вас надолго. Объяснение ваше я прочту позже, а сейчас скажите мне, когда-нибудь раньше такое случалось? Бывало, что вы приходили убираться, а обитателей комнаты не было на месте?
          - Нет, что вы, они всегда меня ждали, - Клавдия вопросительно посмотрела на Запупенского и еще раз твердо повторила, - всегда были на месте.
          - А бывало так, что на месте были не все? Скажем, отсутствовала одна из женщин, или не было мужчины?
          - Я такого не помню, - на этот раз менее уверенно сказала уборщица и опять посмотрела на думского чиновника, который безуспешно делал вид, что не следит за разговором, а занят изучением каких-то бумаг у себя на столе.
          - А посторонних людей вы у них встречали?
          - Афанасий Петрович, - вмешался Запупенский, - в этой комнате посторонним, тем более рано утром, нечего было делать, и к тому же это категорически запрещено инструкцией.    
          - А вы что скажете? Там бывали посторонние? – Чижиков пристально посмотрел на уборщицу.
          - Да вот, Федор Никодимович правильно говорит. По инструкции никому нельзя было, - растерянно проговорила Клавдия и добавила: - Вы лучше у него спросите. Он в инструкциях больше моего понимает.
          - Последний вопрос, Клавдия, и вы сможете идти. Вы не заметили что-нибудь необычное в комнате? Такого, чего раньше не было, а теперь бросилось в глаза? Любую мелочь, скажем, скомканную бумагу на полу, или какой-то непривычный запах?
           - Вроде, нет, - задумалась уборщица. - Вот, разве что свет в аквариуме был включен. Обычно я сама его включала перед тем, как уйти.
          - Ну, хорошо, можете идти по своим делам, - произнес Чижиков. – Вы мне очень помогли сегодня. Если вдруг вспомните что-нибудь новое, то сразу мне сообщите. До свидания.
          Когда Клавдия ушла, Чижиков потянулся и попросил Запупенского организовать чаю с печеньем.
          - Может, пойдем, пообедаем, - пригласил думец, - время-то уже почти обеденное. А через полчаса закончится пленарка, и в столовой будет не пропихнуться.
          - Спасибо, Федор Никодимович, я так рано не обедаю. Если вообще пообедать удается.
          - Слушай, Афанасий, давай перейдем на «ты», - неожиданно предложил Запупенский. – Мы с тобой одного возраста, примерно равны по положению. Чего мы друг другу выкаем? Зови меня просто Федором. Так и удобнее, и проще.
          - А Федей можно? – Улыбнулся Чижиков.
          - Ну, если тебе так больше нравится…, - дал согласие Запупенский. – Ну, так что? Идем обедать?
          - Нет, Федор, иди, если проголодался, один. Я попозже перекушу. А сейчас просто чай с печеньем попью. Больно печенье у вас вкусное.
          - Ну, как знаешь. Секретарша сейчас тебе все принесет, а я проблем с желудком иметь не хочу. Меня не будет минут тридцать-сорок. Тебе кого-нибудь позвать на это время? Чем ты собираешься заняться? 
          - Федор, организуй мне, пожалуйста,  какую-нибудь комнату, где я мог бы работать, - попросил Чижиков. – Не могу же я все время сидеть в твоем кабинете – и тебя отвлекаю, и самому неудобно.
          - Ты же слышал, что сказал Главный? Чтобы мы работали вдвоем. Так что ты мне совсем не мешаешь, а помогать тебе – это мое задание.
          - Главный не совсем так сказал. А без твоей помощи мне все равно не обойтись. Но работать я бы хотел в отдельной комнате. В твоем присутствии мои собеседники вряд ли будут полностью откровенны. Так что, еще раз тебя прошу – добудь мне комнату.
          - Это не так просто, как ты думаешь. Свободных комнат у нас нет. А если вдруг какая-нибудь освобождается, депутаты сразу начинают борьбу за дополнительные метры.
          - Ну, если твоей власти для этого недостаточно, я обращусь к Главному, как он и советовал, - произнес Чижиков и поднялся. – Пойду, схожу в его секретариат.   
          - Да погоди ты, не кипятись. Я попробую что-нибудь сам придумать, - сдался Запупенский.
          - И еще – пока тебя не будет, попроси, чтобы мне принесли материалы о Думе. Ну, там, сколько у вас депутатов, какие партии они представляют, из каких регионов прибыли, чем занимались до избрания? И отдельно – какие вопросы Дума обсуждала на прошлой неделе, и что будет обсуждать на этой?
          - Ты что же, ничего этого не знаешь? – Удивился Запупенский. – А газеты ты хоть читаешь? Новости по телевизору смотришь? О том, что в стране происходит, в курсе?
          - А зачем мне все это? Происходящее в стране я знаю, в основном, с изнанки. Боюсь, что когда начну сравнивать то, что я реально знаю, с тем, что пишут в газетах и о чем говорят по телевизору, мой мозг может не выдержать такого несоответствия и его попросту заклинит. Я давно решил, что должно быть что-то одно. Либо ты знаешь жизнь, как она есть, без прикрас и вранья, либо читаешь о том, как наши политики и прочие общественные деятели хотят, чтобы она воспринималась гражданами. Поиски компромисса в этом вопросе чреваты умственными и психическими расстройствами.   
          - Да-а, политика – это удел избранных, - по-своему понял сказанное Запупенский. – Ее надо понимать и тонко чувствовать. Не каждому это дано. 

          Запупенский вернулся примерно через час и принес хорошую новость:
          - Я нашел тебе комнату, - сообщил он. -  Это кабинет одного из депутатов, но его точно не будет до следующего понедельника. Так что, можешь смело занимать. С Главным, комитетом и фракцией все согласовано. Сейчас комнату приведут в порядок, уберут разные бумаги со стола, и через полчаса я тебя туда провожу.
          - Далеко это отсюда?
          - На этом же этаже, с другой стороны от лифтов. Так что, если понадоблюсь, я всегда рядом. А ты чем занимался? Узнал что-то полезное?
          - Ну, да. Представляешь, у вас оказывается целых четыре партии!
          - Конечно. А ты думал, сколько?
          - Я думал, что одна.
          - Если бы! – Вздохнул думец. – Тогда нам ни Ум, ни Честь, ни Совесть не нужны были бы! В этом и есть основное противоречие демократии!
          - В чем? – Удивился Чижиков. – В наличии Ума, Чести и Совести?
          - Нет, ты не понял, - принялся объяснять Запупенский. – Одна партия, правящая, занимается делом. Она – реально работает! А три другие – мешают ей это делать, пытаясь привлечь на свою сторону Ум, Честь и Совесть. Это и называется демократическим законотворческим процессом.   
          - А если другие партии ничего не делают, зачем они вообще нужны в Думе?
          - Ну, не то, чтобы они совсем ничего не делают. Они просто ничего не могут сделать. У них даже сообща силенок маловато. Поэтому они в основном мешают. А что они в Думе делают – это надо спросить у избирателей. По мне, так лучше бы их не было! Ты сам на выборах за кого голосовал?
          - Я на выборы давно не хожу, - честно признался Чижиков. – На мой взгляд – пустая трата времени. А как в этом вашем законотворческом процессе участвуют Ум, Честь и Совесть? Они что, тоже разрабатывают законы, участвуют в голосовании?
          - Да ты что!? Избави, Бог! – Испугался думец. – Если бы они это могли, Дума ни одного стоящего закона не приняла бы! Их скорее можно сравнить с экспертами. Ум, Честь и Совесть приглашают на комитеты при обсуждении отдельных статей, или нового закона в целом, и они выносят свое мнение, соответствует закон их сущности, или нет. Иногда их приглашают на фракции для выработки консолидированной позиции.
          - Что происходит, если они дают отрицательную экспертную оценку? Проект закона подлежит переделке?
          - Понимаешь, это все очень не просто. Редко бывает, когда они все втроем выступают против. Чаще случается так, что Честь и Совесть, например, возражают, а Ум, наоборот, поддерживает, или возможны какие-то другие комбинации. Депутаты, как правило, всегда догадываются, какую позицию займет каждый из троицы. Поэтому иногда пускаются на разные хитрости. Приглашают, например, на комитет только Ум, и получают его положительное заключение. А оппозиционные партии могут в пику этому привлечь одну Совесть, и она раскритикует проект. Вообщем, это – высшая математика думской деятельности.   
          - Ну, а если все-таки все трое возражают? Что тогда?
          - Тогда действительно проблема, - помолчав, признал Запупенский. – Это означает провал законопроекта, и он отправляется на свалку. Вернуться к нему снова можно будет только через какое-то время. Вообщем, это катастрофа для разработчиков закона и тех, кто за ними стоит. Слава Богу, что такого пока еще ни разу не было.
          - Федор, объясни мне, пожалуйста, как все это технически происходит? Когда кто-то приглашает, допустим, Совесть на совещание. Ты говорил, что надо писать официальный запрос, а дальше что? Их ведут в зал под охраной?
          - Нет, охраны, как таковой, конечно нет. Хотя теперь, если они найдутся, боюсь, что будет. До сих пор это было так. Допустим, какому-то комитету необходимо  положительное заключение кого-нибудь из троицы. Тогда председатель комитета, или его зам, пишут официальный запрос на имя Главного и несут бумагу в Секретариат. Там ее подписывают. После этого заявители должны расписаться в журнале выдачи и указать там, когда они вернут заказанное на место. Затем кто-то из комитета забирает того, кто им нужен, а после совещания возвращает обратно в их комнату и снова расписывается в журнале.
          - То есть, как выдача табельного оружия? – Догадался Чижиков.
          - Наверное, что-то в этом роде, хотя я табельного оружия никогда не получал.
          - Но тогда в вашем случае есть слабое звено. За оружие ты расписываешься и получаешь его в одном месте. А здесь, надо расписаться в одной комнате, а забрать кого-то из троицы – в другой. Получается, что любой может прийти к ним в комнату, которая в обычное время никем не охраняется, и сказать, что получил разрешение и забирает их на совещание. А дальше – вывести и делать с ними, что хочет.
          - Не совсем так. В инструкции все эти положения четко прописаны. Во-первых, забрать их может только тот депутат, которого они хорошо знают, и который имеет на это право. В каждом комитете есть такое специально закрепленное лицо. Во-вторых, когда уполномоченный депутат расписывается в журнале заявок, он получает пропуск на того, кто ему нужен. Без этого пропуска ни Ум, ни Честь и ни Совесть и двух шагов по Думе не сделают, несмотря на то, что все их прекрасно знают. Поэтому, если какой-то депутат решит забрать их на свой страх и риск, никто из троицы без пропуска никуда с ним не пойдет, а если и пойдет, то до первого поста или закрытой зоны. Опять же, чтобы их забрать, надо сперва открыть дверь, а ключи от их комнаты находятся также в Секретариате. Вообщем, не ядерный, конечно, чемоданчик, но необходимые меры безопасности предусмотрены были.
          - А они, что у вас, все время взаперти, как заложники, сидели? – Удивился Чижиков.
          - Слушай, Афанасий, я только сейчас сообразил. Ты считаешь, они кем были? Людьми?
          - Ну, да. А кем же? Ты ведь сам мне их фотографии дал.
          Глядя на недоуменное выражение лица следователя, Запупенский не выдержал и от души рассмеялся.
          - Ты, Федя, не смейся, а объясни, что не так, - обиделся Чижиков.
          - Прости, Афанасий, прости, - сквозь смех выдавил Федор. – Я просто такого не ожидал. Я еще удивился, когда ты у Главного предположил, что они сами могли пойти по весенней Москве погулять. Ну, умора! Я же совсем забыл, что ты газет не читаешь и телевизор не смотришь.
          - Знаешь, Федор, я ведь могу и густо обидеться! Скажешь ты мне, наконец, кем они были? – Внешне Чижиков сохранял спокойствие, но, если бы его увидели сейчас сослуживцы, то поняли бы, что он находится в крайней для себя стадии раздражения. Запупенский этого знать, естественно, не мог, и поэтому продолжал еще некоторое время от души веселиться.
          - А что же ты у меня раньше не спросил, как это мы догадались двух баб с мужиком в одну комнату поселить? – Спросил он, покатываясь от хохота и вытирая выступившие слезы.
          - Я, между прочим, этот вопрос еще собирался задать, - честно сказал Чижиков, чем вызвал новый приступ смеха у своего собеседника. 
          - Они – нанокиберроботы, клонированные в Институте Биотехнологий Академии наук, - объяснил Запупенский, когда устал смеяться. – Если бы ты читал газеты, то знал бы, что за эту разработку группа наших ученых получила несколько лет назад нобелевскую премию и высокие академические звания.
          - Чего же ты мне сразу не сказал? Я же все это время исходил из того, что ими могли двигать обычные человеческие мотивы.
          - Ну, здесь ты никакой ошибки не допустил. Мотивы у них вполне могли быть такими же, как у всех нас. По крайней мере, когда я несколько раз с ними общался, то никакой разницы с людьми не замечал.
          - А как у них было с этим? – Смущенно спросил Чижиков. – Ну, я имею в виду с половыми инстинктами?
          - И ты туда же? – Ухмыльнулся Федор. – Тут я тебе ничем помочь не могу. Сам не знаю. Это тебе надо во фракции жориков спросить. Они к Чести и Совести все время приставали. Пытались даже с ними выездное совещание в сауне провести. Дошло до того, что Главный специально беседовал на эту тему с Грязным Жо, и только после этого все безобразия, вроде, прекратились.
          Заметив, что Чижиков продолжает дуться, Федор примирительно сказал:
          - Ладно, Афанасий, не обижайся. Я ведь не знал, что ты все это время принимал потеряшек за людей. Но ты пойми, что, кем бы они ни были, проблема не перестает быть чрезвычайно взрывоопасной. Их все равно необходимо найти. Пойдем, там, наверное, тебе кабинет уже подготовили.

          Комната, в которую определили Чижикова, была совсем маленькой, но в ней было все необходимое для работы. Федор даже специально организовал конфетницу, наполненную печеньем.
          - Ну, как? Нравится? – Спросил он следователя, когда тот уселся за стол.
          - Да, все в порядке. Спасибо!
          - Кого тебе доставить сюда для допроса с пристрастием? – Пошутил Запупенский.
          - Пока никого. Мне еще надо изучить те материалы, что ты мне дал. Достань мне, пожалуйста, все ваши инструкции, касающиеся потеряшек. И, если найдешь, материалы по ним из Института Биотехнологий. Не хочу снова облажаться!
          - Это – запросто! Какие еще указания будут? – Федор явно пребывал в приподнятом настроении.
          - Еще я хочу просмотреть журнал учета и запросы на потеряшек за последний месяц. Пока, пожалуй, все. Да, чуть не забыл. Могу я завтра попасть на ваше пленарное заседание?
          - Без проблем! Надеюсь, ты выступать не будешь?
          - Не бойся! Буду слушать чужие умные мысли. Что там завтра должно быть по плану? Я еще не успел изучить их повестку дня.
          - О-оо! Завтра очень важное заседание. Будет слушаться постановление о замене презумпции невиновности на принцип «был бы человек, а статья на него найдется». Вертикальные депутаты хотят привести устаревшие правовые нормы в соответствие с реалиями современной жизни. Сегодня, на первом чтении уже был ряд скандалов по этому поводу, но основные положения нового подхода к праву, как мне передали, отстоять удалось. Да, кстати, за тем, что происходит в зале, ты можешь следить и по телевизору. Он настроен на думский канал, и тебе не обязательно быть в зале, чтобы ничего не пропустить.
          - Понятно, но я хочу увидеть все с близкого расстояния. Так сказать, окунуться в атмосферу.
          - Хорошо, пропуск я тебе организую. Материалы, что ты попросил, сейчас принесут. Если что еще будет нужно – звони. Я буду у себя.
          Федор ушел, а Чижиков потянулся и принялся за работу. Разных документов, инструкций и повесток дня оказалось так много, что Чижиков, не отрывая глаз, читал и делал выписки несколько часов подряд, совсем забыв о том, что он так и не пообедал. Где-то ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, в кабинет заглянул Запупенский.
          - Все корпишь? – Поинтересовался он. – Ну как продвигается следствие? Я, честно говоря, думал, что ты уже ушел. Долго еще сидеть собираешься?
          - Уже заканчиваю. Голова ближе к вечеру хуже соображает. А мне надо еще к себе на работу заскочить. Генерал ждет первых результатов.
          - А они уже есть?
          - Ну, о результатах говорить пока рано, но кое-какие мысли и соображения уже имеются. Надо будет вечером упорядочить полученную сегодня информацию. А ты уже уходишь?
          - Да. Главный уехал, и мне сегодня здесь делать больше нечего. Ты со мной?
          - Да, наверное. Сейчас соберу свои записи и буду готов.
           Вечер был теплым, и Чижиков решил пешком прогуляться до своего Управления.

          Генерал сказал Чижикову, что будет ждать его у себя, и Афанасий прямиком направился в начальственный кабинет.
          - Ты сегодня обедал? – Поинтересовался генерал, и, узнав, что нет, предложил: - Давай тогда хоть чаю выпьем.
          Очень кстати пришлось печенье, которое Чижиков предусмотрительно захватил из Думы. Когда они сели напротив друг друга, генерал похвалил выпечку и сказал:
          - Ну, рассказывай, чего у них там стряслось? Мне сегодня уже пару раз журналисты звонили. Спрашивали – чего ты в Думе делаешь? Откуда они только все знают?
          - Странная там история произошла. У них пропали Ум, Честь и Совесть. – И Чижиков кратко поведал генералу о том, что случилось в Думе.
          - Какие у тебя есть версии? – Выслушав рассказ, спросил генерал.
          - Их несколько, и пока я не знаю, какая является основной.
          - Тогда давай по порядку, - махнул рукой генерал.
          - Первую версию предложил Начальник Думы. Он считает, что похищение выгодно тем, кто попытается раздуть вокруг этого скандал.
          - Что тебя в ней не устраивает? 
          - Ну, во-первых, если бы хотели просто раздуть скандал, то журналисты уже должны были знать о происшествии. Какой смысл желать скандала и держать информацию закрытой?
          - Прошло не так много времени, - предположил генерал. – Может завтра появятся публикации, и грянет гром?
          - Может быть. Я эту версию не отбрасываю, но не могу понять, кому будет выгоден такой скандал. У них там сложились непростые, но, как я понимаю, всех устраивающие взаимоотношения, и скандал, думаю, никому в Думе не нужен. Хотя до конца я в этом еще не разобрался.   
          - Другие версии имеются? – Спросил генерал.
          - Не исключено, что их убрали на время рассмотрения какого-то вопроса. Сейчас Дума принимает закон об отмене презумпции невиновности. Я так понял, что он вызывает жаркие дискуссии. Какой там расклад, я пока не знаю, но у оппозиции даже сообща не хватит голосов, чтобы провалить закон. Поэтому их единственный шанс убедить Ум, Честь и Совесть сообща выступить против нового закона. Я думаю, что правящая Партия Вертикали это понимает, и могла на время сама похитить троицу, чтобы не дать оппозиции этот шанс.
          - Логично, - выслушав, сказал генерал. – Но тогда тревогу должна была забить оппозиция, а не думское начальство. Ты говорил с оппозиционными депутатами?
          - Сегодня не успел. Завтра я пойду с утра на пленарное заседание, присмотрюсь там к депутатам, а затем попробую с ними поговорить.
          - Ну, что ж, это правильно. Еще версии есть?
          - Есть отдельные соображения, но версиями их пока назвать трудно. Не выстраивается единая цепочка. Фракция жориков, например, раньше часто приставала с гнусными предложениями к Чести и Совести. Потом, вроде, успокоились, но могли опять взяться за старое. При этом раскладе остается непонятно, зачем жорикам понадобился Ум? Захватили до кучи? Вообщем, тут также надо думать.
          - Думай, Афанасий Петрович, думай! Дело-то получается необычное. Ты в одиночку справишься? Я ведь, сам понимаешь, людей дать тебе не могу. Здесь и так работать некому. Сегодня Ёжиков приходил жаловаться. Говорит, у него своих дел невпроворот, а мы на него еще и твои повесили. Хорошо, что тебя там не очень ограничили по времени, но ты уж постарайся побыстрее вернуть Думе Ум, Честь и Совесть. Если что от меня будет зависеть, обращайся. 
   
 
ВТОРНИК (СРЕДА, ЧЕТВЕРГ)
   
          Утром Чижиков просыпался рано и всегда в одно и то же время – в 7 часов. Жил он один в двухкомнатной квартире в спальном районе, недалеко от станции метро, что было очень удобно для поездок на работу. Машина у него имелась, но пользовался он ей крайне редко, в основном для вылазок на дачу, а выбирался он туда не часто, особенно после развода с женой. Их брак был недолгим и бездетным. Разошлись они мирно, как-то даже по-будничному, лет 10 тому назад, и с тех пор Чижиков жил один, не помышляя о новой женитьбе. Для романтических отношений у него была знакомая замужняя женщина, с которой он встречался один-два раза в неделю на своей территории, что полностью устраивало их обоих, поскольку не накладывало никаких взаимных обязательств. Вообщем, он относился к той категории сотрудников, которую очень ценят начальники и недолюбливают те подчиненные, которым есть чем заняться помимо работы. 
          Каждое утро у Чижикова начиналось с небольшой 10-минутной зарядки, после которой он готовил себе холостяцкий завтрак, состоявший из стакана молока, двух чашек крепкого кофе и бутербродов, которые иногда заменялись сосисками, либо яичницей. Телевизор, который, конечно же, имелся на кухне, Афанасий почти не включал, а чтобы взбодриться и окончательно проснуться, он обычно слушал какую-нибудь ритмичную музыку, под которую и завтракал. Однако сегодня он решил сделать исключение и посмотреть утренние новостные выпуски – надо было узнать, получила ли вчерашняя история огласку, и, если да, то какую именно.
          Оказалось, что поступил Чижиков правильно. Где-то в середине новостного блока диктор бесцветным голосом озвучил сообщение думской пресс-службы о том, что три кибернетических эксперта Государственной Думы сданы в изготовивший их институт для прохождения планового осмотра и профилактических работ, а их возвращение на Охотный Ряд планируется к концу недели. Размышляя об услышанном, Афанасий пришел к выводу, что, в сложившейся ситуации, тонкий ход думского руководства был понятен, но ставил его расследование в щекотливое положение, и мог вызвать еще больший скандал, в случае утечки реальной информации. Чижиков понимал, что совсем замолчать историю с исчезновением думскому руководству было практически невозможно, но опрашивать депутатов и сотрудников ему будет теперь сложнее.   
          Поездка в метро до центра города занимала прилично времени, и Афанасий решил еще раз обдумать те шаги, которые он собирался сегодня предпринять. Накануне он до поздней ночи изучал различные материалы, которые захватил из Думы, и с утра почувствовал себя гораздо более политически подкованным, чем в день своего первого знакомства с местом законотворческого креатива. Правда, ночное чтение думских материалов породило немало вопросов, но Чижиков решил, что сорока минут до начала пленарного заседания, на которое он вчера напросился, будет достаточно, чтобы уточнить у Запупенского наиболее непонятные места. Поэтому, войдя в здание на Охотном Ряду, Афанасий прямиком направился в кабинет к своему новому знакомцу. 

          Запупенский уже был на месте и просматривал свежую прессу. Взглянув на вошедшего следователя, он отложил газету и вместо приветствия поинтересовался:
          - Читал заявление пресс-службы?
          - Видел утром в новостях, - Чижиков пожал думцу руку и сел за приставной столик для посетителей. – Слушай, я вчера допоздна изучал разные думские материалы, и у меня появились вопросы. Ты мне не поможешь? Как у тебя сейчас со временем? Я бы хотел до начала пленарного заседания кое-что для себя прояснить.
          - Ну, что ж, тогда у тебя есть почти целый час. Задавай свои вопросы. – Запупенский попросил секретаршу принести им две чашки кофе и печенье для следователя, а затем с важным видом откинулся в кресле и приготовился слушать.
          Чижиков усмехнулся напыщенному виду думца и спросил:
          - Скажи мне, Федя, как вы придумываете законы?
          - Что ты имеешь ввиду? – Не понял Запупенский.
          - Ну, как вы определяете, что сейчас нужен, в первую очередь, именно этот закон, а не какой-то другой? Кто решает, что регламентировать что-то в области правил дорожного движения сегодня приоритетнее, чем, допустим, в здравоохранении?
          - Ах, это?! Тут нет особого порядка. Кто, чего хочет, то и предлагает. Есть общий количественный план, а в его рамках – полная свобода творчества.
          - Какой план? – Заинтересовался Чижиков.
          - Как тебе объяснить? – Задумчиво произнес думец. – Это, вообще-то внутренняя информация, и мы никогда ее официально не подтверждаем. Но у Думы есть некие обязательства по принятию законов. Собственно, это ведь главное, для чего она и существует.
          - Ты хочешь сказать, что Дума должна принять определенное количество законов?
          - А ты, как думал?!  Но все несколько сложнее. Энное количество законов должна разработать и выдвинуть каждая думская партия. У них у всех есть свой план. Раньше – как было? Вертикальная партия законы разрабатывала и принимала, а оппозиция занималась, главным образом, критикой, и почти ничего сама не предлагала. Так – несколько популистских, заранее непроходных законопроектов в год. И всё! Вертикальной партии это надоело, и она предложила обязать все думские партии создавать законы, количество которых должно быть пропорционально численности партийной фракции. Шуму по этому поводу было много, но – пришлось проглотить. Зато, теперь все при деле!
          - То есть, каждая фракция должна придумать, допустим, 15 новых законов? – Искренне удивился следователь.
          - Не 15, друг мой, а гораздо больше! – Запупенский важно поднял вверх указательный палец, как будто это он сам выдумал такой порядок. – 15 законов любой дурак придумать сможет!
          - Послушай, Федя, но ведь это же глупость! – Чижиков был явно озадачен услышанным. – У нас тоже разные отделы имеют свои разнарядки по раскрываемости правонарушений. И я могу совершенно точно тебе сказать, что по-честному выполнить спускаемые сверху показатели, как правило, никогда не удается.   
          - Поэтому вы и называетесь полицией, а не Думой! – Самодовольно заявил Запупенский. - Вы просто не умеете правильно организовать свою работу. А если бы умели, вас всех надо было бы сделать депутатами или членами правительства! К счастью, это вряд ли когда-нибудь произойдет.
          - Федя, но ведь законы надо тщательно изучать, досконально обдумывать. А при таком потоке на это просто не остается времени.
          - Дума, Афанасий, - это не то место, где надо думать! – Важно изрек Запупенский. - Здесь работать надо. А если очень хочется думать – становись Президентом. Только это место у нас занято! 
          - По-твоему, кроме Президента у нас никто не думает? – Опять удивился Чижиков.
          - Нет, почему же? В соответствии с должностными инструкциями думают члены правительства и руководство Думы. Иногда – руководители думских фракций и лидеры партий. Впрочем, у них и без этого забот хватает. 
          - Вот оно что! – Чижиков был похож на человека, которому неожиданно открылась истина. – Теперь я многое начинаю понимать.
          - Ну, слава Богу! Лучше, как говорится поздно! – Оценил  это по-своему думец. – Ты пойми, Дума – это такое же производство. Если рабочий у станка, или писатель перед блокнотом начнут думать, им некогда будет работать. Так и у нас. Депутаты – те же рабочие законотворческого конвейера, им надо план давать!
          - Федор, а если новый закон окажется непродуман? Если он будет содержать противоречия с другими законами? Что тогда?
          - Не беспокойся! Тогда умные люди нас поправят, и мы примем дополнения к закону.
          - Но ведь ты говорил, что самые умные люди собраны в Думе! Кто же тогда может вас поправить?
          - Не лови меня на слове! – Обиделся Запупенский. – Кому надо, тот и поправит! Какие у тебя еще вопросы имеются?   
          - А что будет, если представители разных партий захотят придумать закон на одну и ту же тему? Все они будут голосоваться в зале, или их попробуют свести воедино?
          - Какой же ты, Афанасий, дремучий в современном процессе законотворчества! – С жалостью в голосе сказал думец. – Раньше такое еще могло случиться, но сейчас мы полностью избавились от этого бардака. Ты пойми – у нас плановое производство! А при нем, что важнее всего? Правильно – план! У депутатов есть плановый комитет, который избавлен от создания законов. Его задача – сверстывать воедино планы разных фракций. Если случаются повторения, то комитет решает, кто будет работать над заявленным законом, а кому придется придумывать чего-нибудь еще.
          - При таком подходе разработка наиболее важных и значимых для страны законов наверняка достаётся правящей партии, - предположил Чижиков.
          - Это было бы логично, - согласился Запупенский. – Стань правящим – и у тебя тоже всё будет! На деле же – всё не так. Вертикальной партии, в силу пропорционального распределения плановых заданий, и так приходится слишком много придумывать. Поэтому времени на серьезные законы у них просто нет.
          - Но не может же важный закон разрабатываться оппозицией? – В очередной раз не понял премудростей законотворчества следователь.
         - Еще как может! – Весело ответил думец. – Как это у нас говорится? Обещал – не значит женился! Кто тебе сказал, что их разработка будет принята? Тут есть свои хитрости, понимаешь? Планирование, так сказать, с дальним прицелом. Оппозиции поручили - она подготовила. А дальше – закон прокатили! У вертикальцев для этого всегда голосов хватит. Им даже не потребуются Ум, Честь и Совесть. И без них развернут и положат под сукно. А дальше начнется самое интересное. Вертикальные депутаты следующего созыва поручат разработку этого закона самим себе. А он – уже готов! И оппозиция не может голосовать «против». Сама же готовила! Получается – всем хорошо!
          - Да-а, - протянул Чижиков, - политика – сложная штука! Кто бы мог подумать?!
          - А я что говорю? – Весело отозвался думец. – Это тебе не карманников ловить! Здесь особый подход и знания нужны. Хорошо еще, что основные законы до нас придумали. Так что нынешнему созыву особенно париться не надо. Но, с другой стороны, плана ведь никто не отменял!   
          - Федор, а зачем вообще нам столько законов? – Спросил окончательно сбитый с толку Чижиков.
          - Как это, зачем? – Удивился Запупенский. – Ты в каком государстве живешь? В правовом! Наша задача – максимально регламентировать каждый шаг, чтобы населению легче жить было. Такое возможно только при нашей новой демократии. Помнишь, как в старину, при старорежимных демократиях люди жили? Все, что не запрещено законом, - разрешено. Глупость несусветная! Столько мы от этого псевдодемократического принципа натерпелись – даже вспомнить страшно! Теперь – совсем другое дело. Все, что не разрешено законом – запрещено! И сразу все понятно. Захотел, например, прийти на госслужбу в джинсах и свитере? Будь любезен, набери в Яндексе «закон о джинсах и свитере», и узнай, что тебе за это будет? Поэтому работы у депутатов – невпроворот. А ты говоришь, думать надо! Ладно, мыслитель, доедай последнее печенье, и пойдем в зал. А то на пленарку опоздаем.               
          Они поднялись, и Федор, в свою очередь, поинтересовался:
          - А чего ты меня не спрашиваешь о заявлении нашей пресс-службы? Или тебе это неинтересно?
          - А ты можешь дополнить это заявление чем-нибудь еще? – Спросил Чижиков.
          - Могу. Но после пленарки. Сейчас уже времени нет.
          И они быстрым шагом вышли из кабинета.

          На заседание они успели как раз вовремя. Депутаты только что расселись, и в зале постепенно утихал рокот их голосов. Ведущий постучал пальцем по микрофону и голоса народных избранников окончательно смолкли. Зал был полон. Сказывалось, как пояснил Запупенский, «Постановление о наложении штрафов за отсутствие на пленарных заседаниях без уважительной причины», принятое еще предыдущими депутатами прямо перед завершением срока их полномочий.
          - Уважаемые народные избранники! – Начал ведущий. – Сегодня у нас, как всегда, много важной работы, направленной на благо нашей страны и ее населения. Если процедурных замечаний ни у кого нет, то давайте продолжим конструктивно обсуждать то, что мы уже начали рассматривать вчера. Но сперва, как обычно, руководители фракций доложат об отсутствующих депутатах. Прошу вас!
          В центре зала поднялся мужчина невнятной наружности и произнес:
          - В вертикальной фракции отсутствуют 4 человека. Все по уважительной причине. Справки мы уже предоставили в секретариат. Персональные объяснительные записки все отсутствующие напишут самостоятельно, как только появятся на работе. Во вверенной мне фракции никаких ЧП и правонарушений за истекшие сутки не зарегистрировано. В занятиях бизнесом ни один из наших депутатов замечен не был. В то же время, по нашим данным, депутат Нахальцев из известной вам фракции имел вчера вечером сомнительного рода связи с одним из коммерческих банков. Видеозапись этой встречи сейчас расшифровывается и будет представлена в секретариат и комиссию по депутатской этике сегодня вечером, вместе с письменными пояснениями зафиксировавшего это нашего добровольного помощника.   
          Из правого крыла зала послышался недовольный ропот, и мужской голос громко прокричал:
          - Лучше за своими депутатами следите! У нас есть многочисленные записи, фиксирующие, как вертикалец Бубенцов, который официально записался верующим православного вероисповедания, не крестится, проходя мимо храма, хотя по закону обязан это делать.
          - Это не такое грубое нарушение, как ваши, Нахальцев, бизнес-встречи, - раздался громкий комментарий из левого угла.
          - А вы вообще молчите! Депутаты вашей фракции все думские туалеты загадили. Наши помощники уже не раз фиксировали, как вы приходите на наш этаж, чтобы специально помочиться мимо унитаза. А почему думское руководство никак не отреагировало на нашу запись, из которой видно, как «жорик» Говнецов справляет большую нужду прямо перед кабинетом лидера нашей фракции? Мы почти месяц назад передали пленку и в секретариат, и в комиссию по этике.
          - Сколько раз вам повторять, что моя фамилия – Кузнецов?! – Сиплым голосом прокричал обладатель фамилии из левого крыла.
          - Нет, теперь вы именно Говнецов! – Стоял на своем заподозренный в занятиях бизнесом народный избранник Нахальцев.
          С разных мест слышались и другие выкрики, но их авторы обладали менее громкими голосами, и разобрать точный смысл отпускаемых ими комментариев не всегда было возможно. Ведущий дал всем немного пошуметь, а затем постучал пальцем по своему микрофону и попросил уважаемых избранников успокоиться и продолжить перекличку.
          - У них всегда так? – Наклонившись к Запупенскому, шепотом спросил Афанасий.
          - Как – так? – Не понял Федор.
          - Весело и не по теме, - объяснил следователь.
          - Опять ты ничего не понимаешь, - вздохнул думец, и тихо объяснил: - Это же политическая борьба!
          - А я думал, они закон обсуждать будут.
          - Будут, если время останется. А где, по-твоему, им политически бороться? А закон большинство из них и не читало. У них времени на это нет. Каждый свои законы должен представить.
          - А как же они голосовать будут, если даже не читали закон? – Задал очередной  наивный вопрос Чижиков.
          - Ну, каждый, кто хочет, возможность прочитать всегда имеет. Хотя во фракциях всегда есть несколько дежурных депутатов, обязанных изучать законопроекты политических конкурентов. Они докладывают их своему партийному начальству, а оно уже решает, как будет голосовать вся фракция.
          - Как у вас все не просто! – Покачал головой Чижиков.
          - А ты, как думал?! – С гордостью за своих политически продвинутых коллег сказал Запупенский.
          - Знаешь, Федор, атмосферу политических ристалищ в Думе я, кажется, в общих чертах прочувствовал. До обсуждения закона они дойдут, наверное, не скоро. Пойду-ка я лучше в кабинете поработаю, а за происходящим в зале послежу по экрану.
          - Как знаешь, - ответил Запупенский. – Я к тебе чуть позже загляну. Если что потребуется – скажи моей секретарше. Она либо сама поможет, либо всегда сможет меня разыскать. 

          Чижиков зашел в секретариат, чтобы взять журнал учета заявок на Ум, Честь и Совесть, а затем поднялся в отведенный ему кабинет. Но поработать ему не дали. Не успел он открыть журнал, как дверь приоткрылась и в комнату просунулась лысая голова.
          - А я знаю, зачем вы здесь находитесь, - произнесла голова. – Вы – следователь Чижиков, и должны выяснить, кто именно покалечил Ум, изнасиловал Честь и споил нашу Совесть.
          Голова продолжала торчать в двери, выжидающе глядя на Чижикова.   
          - Может, вы для начала зайдете, - предложил голове Афанасий.
          - Могу и зайти, - согласилась голова, - но у меня очень мало времени. Я отпросился с пленарки в туалет всего на 5 минут. Так что мне скоро надо будет возвращаться.
          Оказалось, что голова принадлежала массивному и рыхлому туловищу, которое бочком протиснулось в кабинет и присело на краешек стула для посетителей, готовое, несмотря на свои габариты, в любой момент сорваться с места и улизнуть.
          - Может быть, вы представитесь, - предложил Чижиков. – А то вы знаете, кто я, а я вас совсем не знаю.
          - Это не имеет значения, - сказала голова. – Впрочем, скрывать, кто я, тоже не имеет смысла. Вы все равно узнаете. Я – депутат из фракции «жориков» Митрофанушкин. Вот мы и познакомились, - хихикнула голова и встала, собираясь уйти.            
         - Послушайте, г-н Митрофанушкин, не знаю, как вас по имени-отчеству, вы же пришли ко мне не для этого, - сказал Чижиков, - а что-то хотели сообщить. Давайте, выкладывайте, что вы собирались мне сказать?
          Митрофанушкин вернулся на краешек стула и шепотом доверительно произнес:
          - Меня зовут Закакий Пересветович. Можно просто Закакий. Но говорить здесь опасно. Поэтому я вам ничего не скажу. А Ум испортили американцы. От них вообще все беды!
          - При чем здесь американцы? – Не понял Чижиков.
          - Как это, при чем? Вы, что, их выгораживаете?  Тогда мне больше не о чем с вами разговаривать. – Митрофанушкин обиженно надул полные губы.
          - А с чего, Закакий Пересветович, вы решили, что Ум испорчен, Честь потеряна, а Совесть спилась?
         - Так об этом сегодня с утра вся Дума говорит, - удивился «жорик» неосведомленности следователя. – И затем, говорят, было официальное заявление пресс-службы. Вы, что, не слышали?
         - Там немного по-другому было сказано.
         - Правильно. Не могут же они официально признать, что враг уже окопался на Охотном Ряду?!
          - А у вас, что – есть доказательства, что все эти злодеяния совершили американцы? – С сомнением спросил Чижиков.
          - Ну, про Честь и Совесть я вам определенно сказать не могу. Я с ними не знаком. А вот насчет Ума я знаю – это дело рук американцев.
          - И можете это обосновать?
          - Конечно, - уверенно произнес Митрофанушкин. – Их делегация была в нашем здании на прошлой неделе.
          - Ну, в здании Думы ежедневно бывает много посетителей. Это ничего не доказывает.
          - Это еще не все, - снова переходя на шепот, заговорщически произнес Закакий Пересветович. – Им показывали наш Ум, и он их поразил! А то, что американцы нас боятся и не любят, и без того всем хорошо известно.
          - Я все-таки пока не улавливаю связи, - признался Чижиков, который стал подозревать, что у «жорика» не все дома.
          - Установить связь – это уже по вашей части, - Митрофанушкин вдруг засомневался в интеллектуальных способностях следователя. – Для этого вас сюда и прислали.
          - Хорошо. Я попробую. А что вы думаете об истории с Честью и Совестью? – Попробовал перевести разговор Афанасий.
          - Тут у меня точных данных нет, но версии имеются, - Прошептала лысая голова. – Насчет Чести вам надо расспросить Кузнецова из нашей фракции. Он давно на нее глаз положил. Даже накакать перед ее дверью собирался. А про Совесть спросите у коммунистов.
          - А коммунисты-то тут при чем? – Опять не понял Чижиков.
          - При всем! – Вызывающе сказал Митрофанушкин и откинул назад лысый череп. – Им кто-то сказал, что они сами являются думской совестью. Поэтому они всех остальных к нашей Совести ревновали, а саму ее постоянно изводили своим партийным недоверием. Понимаете, когда ученые собирали генетический материал для создания Совести, они строго следили, чтобы у генов не было никакого коммунистического прошлого. Поэтому коммунисты и невзлюбили Совесть, и она отвечала им взаимностью. Ну, я побегу назад, в зал. А то все подумают, что у меня расстройство желудка.
         Митрофанушкин убежал, а Чижиков снова собрался открыть тетрадь учета, но у него опять ничего не получилось – дверь отворилась, и в кабинет вошел Запупенский.
          - Это от тебя сейчас выскочил Митрофанушкин? – Поинтересовался Федор. – Что ты с ним сделал? У него был очень испуганный вид.
          - По-моему, у него с головой не все в порядке. Пытался меня убедить, что случившееся в Думе – американских рук дело. И еще – коммунистов. Несколько странный альянс получается.
          - Фильтруй, Афанасий! – Успокоил следователя Запупенский. – В Думе много колоритных избранников. Митрофанушкин, конечно, красавчик, но есть гораздо более самобытные экземпляры!    
          - А у вас там, что - перерыв образовался? – Поинтересовался Чижиков.
          - Нет, что ты, перерыв не скоро будет. У меня просто свои дела имеются, а за политической борьбой и обсуждением законопроекта, если они, конечно, до него дойдут сегодня, я из кабинета по телевизору могу следить.
          - Федор, мне Митрофанушкин рассказывал, будто все депутаты считают, что Ум, Честь и Совесть не пропали, а их, якобы попортили. Ты что-нибудь знаешь об этом?
          - Конечно. Это как раз то, что я собирался тебе рассказать сегодня утром. За этим я, собственно, и зашел к тебе.
         Запупенский полноценно опустился на стул, где до этого робко тулился депутат - «жорик», и вальяжно закинул ногу на ногу.
          - Понимаешь, Афанасий, совсем утаить от депутатов пропажу было невозможно. Поэтому вчера поздно вечером пресс-служба распространила заявление, которое ты слышал сегодня утром. Но Шеф понимал, что при таком раскладе тебе будет трудно общаться с обитателями Думы. Если Ум, Честь и Совесть находятся в Институте Биотехнологий на плановом обследовании, то вообще непонятно, чего ты здесь делаешь. К тому же, могли подняться крики, что их забрали не вовремя, и лучше было бы подождать окончания дебатов по новому закону о презумпции невиновности. И Шеф конфиденциально объяснил сегодня утром лидерам фракций, что наши роботы получили некоторые механические повреждения силового характера, а ты пытаешься выяснить, кто бы мог это сделать. Так удобнее и тебе, и нам. Ну, новость, как обычно, быстро распространилась среди депутатов, и то, что ты слышал от Закакия, является уже вольной интерпретацией. У нас так часто бывает.
          - И что, мне теперь надо будет придерживаться в разговорах с думцами этой версии? – Уточнил Чижиков.
          - Да. Ведь это не сильно помешает тебе в работе? Хотя какие-то неудобства создаст. Но уж лучше так, чем вести расследование, держа в секрете сам его предмет.
          - А как быть с прессой? Слухи, которыми наполнится сейчас Дума, очень быстро дойдут и до журналистов. Если, уже не дошли.
          - Об этом можешь не волноваться, - успокоил следователя Запупенский. – Общение с прессой мы берем на себя. Если начнут донимать, то отвечай им «No Comments», и все. Имеешь полное право!  Ну, я пошел к себе. Сейчас тебе принесут чай и корзинку с печеньем.
          Едва Запупенский закрыл за собой дверь, как зазвонил один из стоявших на столе видеофонов. При этом ни номер, ни фотография звонившего почему-то не высветились на экране. Чижиков решил не снимать трубку, подумав, что звонят, должно быть, постоянному хозяину кабинета, но на другом конце явно не собирались отключаться, и пришлось ответить.      
          - Это Афанасий Петрович? – Спросил не лишенный приятности женский голос.
          - Да, это я. А с кем я говорю?
          - Это сейчас не важно. У меня очень мало времени. Считайте меня лицом, заинтересованным в успехе вашего расследования. Вы уже общались с Виктором Самуиловичем Рапопортом?
          - Кто это? – Спросил Чижиков, записывая услышанную фамилию.
          - Это один из разработчиков и создателей наших нанокиберроботов. Лауреат Нобелевской премии. Он ушел из своего института, разругавшись там со всеми, и перешел на постоянную работу в Думу. Здесь у него своя небольшая лаборатория, доступ в которую имеют всего несколько человек. Большинство депутатов и сотрудников Думы вообще не знают о существовании как Рапопорта, так и его лаборатории. Абсолютная закрытость. Насколько я знаю, Виктор Самуилович в последнее время был одержим идеей модернизации Ума, Чести и Совести. Он хотел что-то поменять в их программах, чтобы адаптировать, как он говорит, к нашему национальному менталитету. Руководство Думы его поддержало, но остальные разработчики из Института Биотехнологий были категорически против. Собственно, по этому поводу у него и возник конфликт с бывшими коллегами. Я думаю, разговор с ним многое для вас прояснит. По поводу встречи идите сразу к Главному. Запупенский вам вряд ли поможет. Он, возможно, даже не знает о существовании Рапопорта и его лаборатории. Успеха вам! 
          Собеседница отключилась еще до того, как Чижиков успел задать появившиеся у него вопросы, и теперь ему надо было решить, как поступить с полученной информацией. Следователь встал, прошелся по кабинету и включил висевший на стене телевизор. Он, как и следовало ожидать, был настроен на парламентский канал.
          -…исключить или, по крайней мере, на месяц лишить слова, - донеслось с экрана. – Сколько можно объяснять взрослому человеку, что по статусу депутата он не имеет права участвовать в митингах, не одобренных Думой?!
          - А я и не участвовал. Вы еще раз внимательно посмотрите свою запись. Я просто сидел на лавочке, а митинг проходил мимо. Они меня заметили и окружили лавочку. А потом стали задавать вопросы. Я, что, должен был подняться и молча уйти?
          - А почему у вас в руках был мегафон? Вы всегда на лавочке с ним сидите? И затем вы не сидели, а стояли на ней!
          - Задним рядам не были слышны мои ответы, и митингующие дали мне мегафон и попросили подняться, чтобы они могли меня видеть. Внимательнее просмотрите свою запись.
          Чижиков отключился от политической борьбы и позвонил Запупенскому.
          - Федор, кто такой Виктор Самуилович Рапопорт?
          - Я сейчас к тебе зайду, - ответил думец после некоторого молчания.

          - Откуда ты знаешь о Рапопорте? – Нервно спросил Федор после того, как плотно закрыл за собой дверь и уселся на знакомый стул.
          - У меня есть свои источники информации, - уклончиво ответил Чижиков.
          - Что же твои источники не рассказали тебе, кто это? – Съязвил думец.
          - Успокойся, Федор. Я знаю, кто он. Мне просто нужно с ним встретиться.
          Запупенский немного помолчал и затем произнес: - Боюсь, Афанасий, что в этом я не смогу тебе помочь. Не знаю, кто сказал тебе о Рапопорте, но на встречу с ним должен дать санкцию только Шеф. А я не уверен, что он ее даст. И зачем тебе вообще нужна эта встреча? Что ты хочешь узнать у Рапопорта? 
          - Хочу расспросить его о потеряшках. Я так понимаю, что он знает о них больше всех в Думе. Странно, что ни ты, ни твой Шеф, сами не обмолвились о нем ни словом, хотя логично было бы сразу предложить мне поговорить с ним.
          - Ну, я с ним практически не знаком, и чем он здесь занимается, толком не знаю. Я и видел-то его всего один раз, и то, скорее, случайно.
          - А почему ты так напрягся, когда я спросил тебя о нем? Чего ты боишься? И зачем Думе нужна своя биотехнологическая лаборатория?
          - Ты и об этом знаешь?! – Испугался Федор. – Афанасий, мой тебе совет – не лезь в это, не ищи встречи с Рапопортом. Ни к чему хорошему это не приведет. Проводи спокойно свое расследование, в этом мы тебе всегда поможем. А о Рапопорте и его лаборатории забудь!
          - Федор, ты вообще понимаешь, о чем сейчас говоришь?! – Чижиков поднялся со своего кресла и подошел к окну. – Вы хотите, чтобы я нашел вам потеряшек. А с человеком, который обладает о них самой ценной и полной информацией, встретиться не даете! А что, если он и забрал их в свою секретную лабораторию? Тогда получается, что вы его покрываете, или, еще хуже – действуете с ним в сговоре!
          Слушая следователя, Запупенский совсем сник и ссутулился. От его обычной вальяжности не осталось и следа, и на какое-то время Чижикову даже стало жалко думца. 
           - Ну чего ты боишься? Что, Рапопорт такой страшный и ужасный?
           - Афанасий, еще раз прошу тебя – не копай в этом направлении. Кроме больших неприятностей, мы там ничего не найдем! – Как-то совсем по-человечески, без обычной бравады и снисходительных ноток стал упрашивать Запупенский.
          - Ты еще скажи «я больше так не буду», дитя сопливое! Ладно, поднимайся, пойдем к твоему Шефу. Надеюсь, он не так боится этого вашего Рапопорта.
          - Нет, я не пойду! Иди без меня. Если мы придем вместе, Шеф подумает, что это я тебе все разболтал. Хотя он в любом случае будет думать на меня. Плакала моя головушка! – На Запупенского было жалко смотреть.
          - Хорошо, - решил Чижиков, - если не хочешь идти к Главному, давай выкладывай прямо сейчас все, что ты знаешь о Рапопорте? Если будешь мне врать, я все равно об этом узнаю, и тогда скажу твоему Шефу, что это ты рассказал мне о лаборатории и посоветовал побеседовать с Виктором Самуиловичем.
          В кабинете повисло тягостное молчание. Первым не выдержал Чижиков.
          - Все! Мне надоело играть в молчанку. Я пошел к Главному, - сказал он и направился к двери.
          - Погоди! Лаборатория Рапопорта занимается созданием идеального депутата. Еще минуту назад ты мог спать спокойно, а теперь я не дам за твою голову и пяти копеек. Ты сам этого захотел! – Сказав все это, Запупенский откинулся на спинку стула, как будто он только что избавился от тяжелой ноши, и теперь черед нести ее перешел к следователю. – Что делать будешь?
          - Я не понял. Что значит «идеального депутата»?
          - Этого я и сам точно не знаю. Могу только догадываться.
          - Тогда будь добр, поделись своими догадками, - попросил Чижиков, возвращаясь в свое кресло.
          - Давай, я тебе лучше расскажу, как я единственный раз видел этого Рапопорта, - предложил Федор, и, немного помолчав, продолжил: - Это было примерно полгода назад, в конце ноября прошлого года. Шеф вызвал меня к себе, чтобы дать какое-то поручение. Когда я вошел, он пригласил меня за тот самый стол, где беседовал и с тобой, и собирался объяснить, чего от меня требуется. В это время дверь кабинета распахнулась, и в него буквально ворвался очень сердитый человек. Я никогда не думал, что к Главному можно заходить столь бесцеремонно. Судя по тому, что вслед за этим человеком не появилась ни секретарша, ни охрана Шефа, да и сам он не сделал ни малейшего усилия, чтобы выставить ворвавшегося вон, я понял, что этот человек мог себе такое позволить.
          - Что было дальше? – Спросил следователь, когда думец замолчал.
          - Знаешь, в этом человеке меня сразу поразило несоответствие его образа внутреннему содержанию. Если можно так сказать, это был доктор Айболит и Бармалей в одном флаконе, - продолжил Федор после некоторой паузы, не замечая вопроса Чижикова. – У него был вид старенького интеллигентного профессора. Таким обычно представляют себе заслуженного ученого, или доктора, совершающего утренний обход.  Кажется, он сейчас улыбнется и добродушно спросит – «Ну-тес, больной, на что жалуемся?» Вместо этого, его лицо выражало крайнее негодование. Он с порога начал кричать на Шефа, а тот лишь показывал ему на меня, как бы давая понять, что в кабинете он не один. Вот, собственно, и все знакомство. Когда Рапопорт немного успокоился, Шеф предложил ему присесть, а меня попросил подождать в приемной.
          - С чего ты решил, что это и был Рапопорт?
          - Шеф назвал его Виктором Самуиловичем. Когда я вышел в приемную, то естественно спросил у Веры, кто это? Очень хорошо помню, как она скривила лицо и с презрением ответила, что «хам и нахал откликается на фамилию Рапопорт».
          В памяти Чижикова тотчас всплыла симпатичная секретарша, вручившая ему накануне пакет с думской выпечкой.   
          - А откуда ты узнал, чем он занимается, и что у него есть своя лаборатория?
          - Ну, во-первых, это следовало из того, о чем он кричал в кабинете. Как я понял, Шеф давно обещал ему депутата для экспериментов, и все никак не мог кого-нибудь выделить. И что его лаборатория переехала в Думу не для проведения теоретических исследований.
          - А во-вторых? – Спросил Чижиков, пока еще не до конца осознавший то, о чем ему поведал Запупенский.
          - Когда через полчаса Рапопорт ушел, Шеф вышел вслед за ним и сказал Вере, чтобы она отменила все предстоявшие до конца дня встречи и мероприятия, поскольку ему надо срочно отъехать из Думы. Меня он как будто не заметил. А на следующий день утром Шеф вызвал меня и извинился, как он сказал, «за инцидент, случившийся накануне». При этом он очень холодно посмотрел на меня и ледяным тоном посоветовал как можно скорее забыть все, что я случайно услышал в его кабинете.
          - А что такое «идеальный депутат»? – Повторил свой вопрос следователь после того, как Федор замолк.
          - Я же сказал тебе, что не знаю! Это словосочетание несколько раз употреблял Рапопорт, пока орал в кабинете Шефа.
          - Но свои соображения у тебя, наверное, имеются? – Продолжал допытываться Чижиков.
          - Слушай, Федор, отстань от меня! – Взмолился думец. – Я и так тебе все рассказал! У тебя свои мозги имеются? Ты же знаешь, чем занимался Рапопорт в Институте Биотехнологий. Вот и подумай, что это может быть такое!   
          Некоторое время Афанасий сосредоточенно чертил и закрашивал разные геометрические фигуры на листе бумаги, затем отложил ручку, встал и прошелся по кабинету. Запупенский молча наблюдал за ним, думая о чем-то своем.
          - Федя, а где находится лаборатория Рапопорта? – Вдруг спросил Чижиков.
          - Спроси о чем-нибудь попроще! – Устало усмехнулся думец. – Откуда я могу знать? Я же в ней никогда не был.
          - Ты хорошо знаешь основное здание Думы. Подумай, где она может быть?
          - Я вообще не уверен, что лаборатория находится в этом здании, - сказал Запупенский после некоторого раздумья. – То, что она считается думской, еще ни о чем не говорит. Лаборатория может быть где-нибудь в совершенно другом месте.
          - Возможно, ты прав. Но мне думается, что она где-то здесь, на Охотном. Секреты всегда удобнее держать под рукой. Скажи, если допустить, что лаборатория здесь, то где она может размещаться? 
          - Афанасий, я, правда, не знаю. Главное здание Думы очень большое, и в нем много чего находится, но где сидит Рапопорт, я понятия не имею. И, честно говоря, предпочел бы и дальше оставаться в неведении.
          - Нет, мы должны это выяснить, - не обращая внимания на слова Запупенского, задумчиво произнес Чижиков. – Давай, попробуем рассуждать логически. Такое секретное место должно находиться где-нибудь в стороне от посторонних глаз. Курирует лабораторию, скорее всего, сам Главный. Поэтому от него туда должен быть удобный проход, по которому можно ходить, не вызывая лишних вопросов и пересудов. В крыле, где сидит твой Шеф такое место имеется?
          - Там везде сидят его помощники и лидеры вертикальной партии. Еще в этом крыле есть несколько залов для встреч и совещаний. Никакой лаборатории там нет и быть не может.
          - А куда твой Шеф чаще всего выходит из своего кабинета?
          - Все удобства у него находятся в смежных с кабинетом комнатах отдыха. Там и душ, и туалет, и небольшой тренажерный зал, и обеденный стол, и даже диван, на случай, если он вдруг захочет вздремнуть. Поэтому если он в Думе, то покидает свой кабинет только, когда идет на пленарное заседание или на какое-нибудь расширенное совещание, для которого в кабинете не хватит места.
          - Трудно представить, насколько расширенным оно должно быть, чтобы не поместиться в той комнате, где был я. Но это все не то. Там вокруг него всегда находятся другие люди. А один он куда-нибудь ходит?
          - Туда же, куда и все люди. Но для этого ему не надо выходить из кабинета.
          - Я оценил твою шутку, но имел ввиду не это.
          - В принципе, вокруг него всегда находятся люди, - Запупенский на минуту задумался и сказал: - Обычно он обедает в своей комнате отдыха, но иногда ходит в отдельную столовую, которая находится у него на этаже, в конце коридора.
          - Это уже гораздо теплее, - обрадовался Чижиков. – А чердаки или подвальные помещения в этой части здания есть?
          - Конечно. Есть и то, и другое. Но это – технические зоны, и сотрудники аппарата, а тем более депутаты, туда не ходят.
          - А что там находится, ты знаешь?
          - Точно – нет, но думаю, что какие-нибудь инженерные службы.
          - Хорошо. Это мы выясним. Кто может об этом знать?
          - Наверное, комендант здания, затем – разные коммунальщики.
          - Я вот о чем подумал, Федор. Где-то должен быть план здания. Хорошо было бы на него взглянуть. Вот только, где его взять, не привлекая лишнего внимания?
          - Ну, это, как раз, совсем несложно! У меня есть такой план. Я одно время отвечал за распределение депутатов по кабинетам. Вот только на страницы с инженерно-техническими помещениями я никогда не заглядывал. Но они тоже должны там быть.
          - Вот это здорово! Повезло, так повезло! – Обрадовался следователь. - Давай, неси свой план сюда, попробуем вместе разобраться.
          - Сейчас скажу секретарше – она принесет. – Сказал Запупенский, доставая  свой телефон.
          - Федор! – Укоризненно покачал головой Чижиков. – Мы же договорились, что без лишнего внимания. Потрудись, пожалуйста, сходить сам.

          Пока думец отсутствовал, Чижиков прошелся по кабинету, размышляя, какие шаги стоит предпринять, чтобы добиться встречи с загадочным Рапопортом и попасть в его секретную лабораторию. Затем он взглянул на часы и, посчитав, что обеденный перерыв уже закончился, включил телевизор, чтобы проверить, как продвигается обсуждение закона о презумпции невиновности.
          -…вот я и спрашиваю, насколько все серьезно, что потребовалось изымать сразу  троих?- Донеслось из зала. – Что конкретно с ними случилось? По Думе гуляют разные слухи, а депутаты имею право точно знать!
          - Все, что руководство сочло нужным сказать по этому поводу, вы можете узнать из заявления нашей пресс-службы, - пытался уйти от ясного ответа ведущий. – Необходимые дополнительные разъяснения сегодня утром были даны лидерам всех фракций. Они должны были довести эту информацию до своих депутатов. Мне, к сожалению, нечего к этому добавить.
          - А меня ваш ответ не устраивает! – Старался перекричать ведущего другой депутат из зала. – Либо вы сами ничего не знаете, либо вводите нас в заблуждение. У меня есть право, и я его требую!
          - Чего вы требуете? – Не понял председательствующий. – Выражайтесь точнее.
          - Своего права, по которому я имею право!
          - Ничего не понимаю! – Тоскливо сказал ведущий. – Кто-нибудь может мне объяснить, чего конкретно хочет депутат Хомячков?
          - Он хочет встретиться с Умом, Честью и Совестью, - сформулировал требование коллеги один из его соратников по борьбе.
          - Но в настоящее время в Думе нет ни Ума, ни Чести, ни Совести, - развел руками ведущий, - и я не знаю, откуда мы их возьмем.
          - Давайте пошлем делегацию в Институт Биотехнологий, - не унимались избранники оппозиционно настроенных граждан. – Пусть нам их там предъявят, чтобы мы смогли убедиться, что у них серьезные проблемы, требующие неотложного вмешательства.
          - Это закрытый режимный объект, и нас туда никто не пустит! – За неимением более весомых доводов, ведущий стал прибегать к сомнительной аргументации.
          Очевидного ущемления депутатских прав не выдержали даже некоторые «вертикальцы». В зале поднялся один из них, популярный шоумен и бывший чемпион по боксу, и, обращаясь к ведущему, внушительно сказал:
          - Институтской охраны бояться не надо!
          - Если нас туда не пустят, - предложил очередной оратор с места, - я считаю, мы все должны выйти на митинг протеста на Красную площадь. Заодно прогуляемся. Смотрите, какая замечательная стоит погода!
          В этот момент в кабинет вернулся Запупенский, с трудом неся на вытянутых руках несколько больших и, судя по всему, тяжелых папок.
          - Положи их на пол и давай послушаем, - попросил думца следователь. – До закона они пока не дошли, зато бурно обсуждают отсутствие Ума, Чести и Совести.
          - Вот только этого нам еще не хватало! – Тяжело дыша проговорил Федор и сложил папки в пустой угол комнаты. – Все я унести не смог, поэтому взял только те, что касаются интересующего тебя крыла.
          - Молодец! – Похвалил его Чижиков. – А зарядка по утрам тебе не помешает.
          Тут в зале началось самое интересное. К микрофону подошел депутат Нахальцев, которого еще не успели лишить слова за порочащие его бизнес-связи, и предложил:
          - Насколько я знаю, сейчас в Думе каким-то загадочным расследованием, также связанным с Умом, Честью и Совестью,  занимается опытный следователь по фамилии Чижиков. Если в данный момент он находится в этом здании, я предлагаю вызвать его сюда и заслушать.   
          После этого заявления в зале начался галдеж, и из разных мест послышались крики – «Правильно!», «Молодец, Нахальцев», «Подать сюда следователя!» Ведущий, понимая, что вопрос никак не согласован с руководством, попытался перевести разговор на другую тему:
         - Давайте, наконец, перейдем к намеченной на сегодня повестке дня. Я не знаю, здесь ли еще господин Чижиков, но мы можем без лишней суеты попросить его выступить перед нами завтра. Почему это нужно делать немедленно? К чему такая спешка?
         - К тому, что завтра вы можете лишить меня слова, а то и вовсе исключить из депутатов, - честно объяснил ведущему Нахальцев, - а я хочу услышать, что скажет Чижиков, и, возможно, у меня появятся к нему вопросы.
          Афанасий посмотрел на часы, затем на Запупенского и решительно сказал: - Все, Федор! Я пошел! Возможно, мне предоставляется шанс решить интересующие меня вопросы. Жди меня, пожалуйста, здесь.
         - Нет, Афанасий, одного я тебя не пущу! – Попробовал было запротестовать Федор.
         - Оставайся в кабинете! Это в твоих же интересах. Сейчас тебе совсем ни к чему, чтобы нас видели вместе, - бросил уже на ходу следователь, закрывая на ключ  комнату. 
          - Алло, это я! – Услышал Чижиков голос за запертой дверью.   

          Голова невыносимо гудела и совершенно не собиралась делиться с туловищем какой-либо информацией. Во рту ощущался терпкий привкус какой-то теплой и знакомой на вкус жидкости.
          - Кто-нибудь, дайте, платок или салфетку, - услышал Чижиков женский голос, доносившийся откуда-то издалека, - у него же все лицо в крови.
          «Кажется, кому-то здесь плохо», - решила голова Чижикова, и, повинуясь любопытству, приказала глазам открыться.
          - Он открыл глаза, - снова раздался женский голос, - кажется, приходит в себя. Отойдите все от него! Ему нужен воздух!
          «Какая заботливая женщина, - подумала голова, - и голос у нее знакомый. Интересно, о ком это она так печется? Впрочем, какая разница, мне сейчас надо поспать!» И глаза снова закрылись. 
          Поспать голове не дали. Кто-то бесцеремонно ее приподнял и, наклонившись, оглушительно прокричал прямо в ухо: - Вы меня слышите?
          «Что же он так орет? И куда делся приятный женский голос?» - Глазам снова было приказано открыться.
          - Ответьте что-нибудь! – Продолжал громко допытываться незнакомец.
          «Чего он ко мне пристал? Ну, если ему так хочется, то - пожалуйста!»- Голова дала команду желудку, и тот поделился с любопытным мужчиной несколькими чашками кофе и думской выпечкой.   
          - Вот, черт! – Услышала голова, - весь костюм изгадил!
          «Значит, попала! Не будешь приставать!» – С удовлетворением поняла голова и дала команду глазам закрыться.

          Счет времени был потерян. Чижиков то приходил в себя, то снова забывался тревожным сном. Его перевезли в какую-то больницу, и разными способами заставляли спать. В те недолгие промежутки времени, когда он просыпался, то видел знакомые и не очень лица, которые, нисколько не смущаясь присутствия Афанасия, позволяли себе вести о нем разные беседы. В основном, они касались его самочувствия, но иногда из них можно было почерпнуть и другую информацию.
          Чаще других приходил старенький доктор, который зачем-то пристально разглядывал зрачки Чижикова, а затем открывал ему рот и брал за руку. Увидев Айболита в первый раз, Чижиков испугался, но заплетающимся языком попробовал грозно сказать:
          - Вот ты и попался, Рапопорт! Мне надо попасть в твою лабораторию. Немедленно проводи меня!
          Доктор проделал привычные манипуляции и сказал сопровождавшей его сестре:
          - Он идет на поправку гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Видите, уже пытается что-то сказать. Пока у него не очень получается, но как только действие препаратов прекратится, речь восстановится очень быстро. А пока поставьте ему еще одну капельницу. А вы, дорогой Афанасий Петрович, не волнуйтесь! Через пару дней будете чувствовать себя, как прежде. Только к зубному врачу сходить вам все-таки придется! 
         Один раз приходил Ёжиков, который принес с собой зеленые яблоки и такого же цвета бананы. Он пробыл очень короткое время, за которое успел показать свои гостинцы, положить их на тумбочку, грустно вздохнуть и сказать на прощание:
          - Вот такие дела, Афанасий. Как это тебя угораздило? От наших ребят и от генерала тебе большие приветы. Ну, выздоравливай! Доктор говорит, что у тебя только сотрясение, и скоро ты снова будешь в строю. Скорее бы! А то мы совсем уже зашиваемся!   
          Однажды появился Запупенский, принесший с собой огромный пакет с выпечкой, которую целиком скормил медсестре, прося у нее номер телефона и пытаясь узнать, чем она занимается теплыми майскими вечерами.
         Наконец, приходила еще смутно знакомая симпатичная женщина, которая все время молчала, а, уходя, почему-то произнесла: - Вы уж извините меня!
 
 


ПОЛНЫЙ ТЕКСТ ВЫ НАЙДЕТЕ В КНИГЕ, ПРИОБРЕСТИ КОТОРУЮ МОЖНО В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНАХ (OZON, ЛАБИРИНТ, УКАЗКА, И ДР.), А ТАКЖЕ В КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ МОСКВЫ.







 



      
              октябрь – декабрь 2012 года