Красный террор

 
То, о чем я хочу рассказать в этой главе, я собственными глазами не видел, так как когда происходили эти события, я еще не родился. Но их участниками и современниками в какой-то мере были мои родители, эти события оказали громадное влияние на судьбу России, судьбы миллионов ее граждан, судьбу моей семьи. 
 
Совершенно неправомерными представляются обвинения в адрес большевиков, якобы, без всяких на то оснований, развязавших сразу после Октябрьской революции “красный террор”, уничтоживший или выдавивший из России цвет российской интеллигенции, дворянства, купечества и предпринимательства.

Можно перечислить ряд совершенно объективных причин, почему политическая борьба, столкновение идей на определенном этапе приняли острые формы, вплоть до физического уничтожения оппонентов. При этом нельзя забывать и о том, что силы, находящиеся в оппозиции к большевикам, методы физического устранения своих противников начали применять первыми, под лозунгами типа  “загнать быдло на место”, и этому опубликовано очень много свидетельств.

Отношение представителей старых правящих слоев населения России – дворянства, чиновничества, городской и сельской буржуазии, старой научной, промышленной и культурной интеллигенции, деятелей церкви к новому государству рабочих и крестьян с самого начала было резко отрицательным и враждебным, вплоть до активного вооруженного противодействия Советской власти в центре и на местах. Однако силы, боровшиеся с Советской властью, поначалу были разрозненными, часто враждебными друг другу. Уже через месяц после Октябрьской революции новая власть контролировала практически всю территорию бывшей Российской империи.

Первым организованно против Советов выступило донское казачество, которое само никак не нуждалось в земле, но боялось потерять часть своих наделов при переделе земли, предложенном новой властью. Противники Советской власти обратились к казакам в надежде превратить их в своих сторонников. Генералом Алексеевым была создана белая Добровольческая армия под командованием генерала  Корнилова,  которая  уже   зимой  1917-1918   года  насчитывала  около 3 тысяч человек и состояла в основном из офицеров.

10 апреля 1918 года восставшие донские и кубанские казаки избрали атаманом Великого войска Донского генерала П.Н.Краснова – ярого врага Советской власти. Кстати, Краснов - один из немногих белых генералов, пошедших на службу немецким фашистам в 1941 году. В 1945 году союзниками по антигитлеровской коалиции он был арестован и передан представителям Красной Армии. Повешен в 1947 году в СССР.

В события в России сразу же вмешались иностранные государства. В январе 1918 года Румыния захватила Бесарабию, в марте в Мурманске высадились войска Англии, в апреле немцы совместно с войсками “незалежной” Украины захватили Крым, а во Владивостоке  высадились  американцы  (7500  человек)  и  японцы (70 000 человек), в мае “по просьбам  меньшевиков” немецкие войска вступили в Грузию. В июне 1918 года произошло восстание хорошо вооруженного корпуса чехословацких военнопленных, насчитывавшего несколько десятков тысяч обученных и организованных солдат. Корпус был размещен вдоль Транссибирской магистрали и готовился к отправке во Владивосток и далее морем в Европу. В августе в Архангельске высадились англо-французские войска, в Одессе – французские, а в Закавказье вступили смешанные военные части англичан и канадцев. В Средней Азии при поддержке Турции, Китая и Афганистана феодалами и мусульманским духовенством была создана националистическая организация “Шура-и-Ислам”, организовавшая в регионе басмаческое движение и ставящая своей  целью свержение Советской власти и отделение Средней Азии от Советской России.

Иностранная военная интервенция возродила у российской буржуазии и помещиков надежду на реванш, даже на реставрацию самодержавия. По всей стране заполыхали мятежи, контрреволюционные выступления белого офицерства, националистов, казаков всех войсковых территорий, кулаков.

К середине лета 1918 года внутренние силы, боровшиеся с Советской властью, практически объединились, а войска интервентов получили приказ поддерживать все антисоветские движения и силы в России. Белочехи легко взяли верх над многими Советами Сибири и Урала. Дон и Кубань захватили Краснов и Деникин. В Ярославле восстали эсеры во главе с Савинковым. “Армия русского народа”, собранная самарским Комучем, заняла территорию вплоть до Казани. По окраинам страны – на севере, юге и востоке - расположились войска интервентов.

Вот как описывает некоторые события тех дней итальянский советолог Дж.Боффа. “Только после восстания чехословацкого корпуса революция ожесточилась. Многие западные историки подтверждают, что вплоть до этого момента революция проводила довольно мягкую политику по отношению к своим противникам. Однако с самого начала Гражданская война была отмечена эпизодами зверств белых, жестокого истребления красных, как на юге, так и на территориях, оккупированных чехословаками.”

Руководители чехословацкого корпуса Б.Павлу и В.Гирса в своем меморандуме от 13 ноября 1919 года отмечали: “Охраняя железную дорогу и поддерживая в стране порядок, войско наше вынуждено сохранять то состояние полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось. Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление”.

То же самое свидетельствует и командовавший в те годы американским экспедиционным корпусом в Сибири генерал Гревс: “В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого убитого большевиками приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами”.

Боффа отмечает, что большевики только 21 июня 1918 года восстановили смертную казнь, отмененную ими сразу после октября 1917 года. И далее: “...в июле 1918 года, при приближении чехословаков к Екатеринбургу, была расстреляна царская семья - у реставрации самодержавия нужно было вырвать любой символ, вокруг которого она могла бы сплотиться”.

Сторонники Советской власти и сочувствующие ей жесточайше, нередко просто изуверски, карались белогвардейцами и интервентами. Доктор исторических наук, профессор П.А.Голуб пишет, что общее количество узников только в колчаковских тюрьмах в 1919 году значительно превышало 100 тысяч, а численность заключенных в концлагерях в Восточной Сибири достигала колоссальной    цифры – 914 178 человек.        Многие исследователи того периода российской истории подчеркивают, что репрессии к сочувствующим советской власти, а также к любым либерально или демократически (даже в буржуазном понимании этих слов) настроенным лицам применялись на Дону и Кубани, в Крыму, на Украине, в Мурманском и Архангельском краях.

        Можно вспомнить хотя бы большевика, борца за Советскую власть в Сибири и Приморье, Сергея Лазо, живьем сожженного в паровозной топке. На белоказачьей виселице погибли донские большевики Федор Подтелков и Михаил Кривошлыков. В Сибири был зверски замучен перешедший на сторону революции генерал-лейтенант царской армии Александр Таубе. Когда я работал в Иркутской области, то не раз слышал рассказы, как белые казнили попавших в их руки красных партизан. Раздетого до гола человека привязывали к дереву в тайге и оставляли на съедение гнусу. Мелкие мошки облепляли голое тело сплошным покровом и выгрызали из него микроскопические кусочки плоти. По прошествии нескольких часов от человека оставался голый обглоданный скелет. Смерть страшная и очень мучительная. Массовым, совершенно зверским террором по отношению к просоветски настроенному местному населению прославились басмаческие банды в Средней Азии. Всем известны двадцать шесть расстрелянных Бакинских комиссаров и многие, многие другие, памятники которым и сегодня стоят по городам и селам России. В августе 1918 года был убит из-за угла председатель Петроградской ЧК Урицкий, а на митинге в Москве тяжело ранен В.И.Ленин.

В то же время по статистике ВЧК во всей Советской России в конце          1918 года в заключении содержалось чуть  больше   42 000 контрреволюционеров, шпионов, бандитов и спекулянтов, в том числе в тюрьмах – 22 000 человек.

Причиной и существом конфликта, приведшего, в конце концов, к серьезным репрессиям в отношении “бывших” явилась непримиримость целей, которые ставили перед собой противоборствующие стороны, априорно полная невозможность какого-либо компромисса между ними.

Вместе с тем, значительное количество старого чиновничества, интеллигенции, часть дворян, не покинувших революционную Россию, приняли новую власть и перешли на ее сторону.

        В.Кожинов, например, в своем исследовании истории России за период 1900-1933 годов отмечает, что 33 процента от общего количества офицерства воевавшей на фронтах Первой мировой войны царской армии в 1918 году оказались на службе в Красной Армии. Еще 14 390 офицеров перешли в Красную Армию из Белой в ходе Гражданской войны. На службу к большевикам пошла почти половина генералов и высших офицеров Генштаба царской армии.
Однако не все сделали это искренне. Учитывая полярную разницу интересов, повседневные реалии классовой борьбы, новая власть, представляющая интересы ранее жестоко эксплуатировавшихся рабочих и крестьян, инстинктивно с недоверием относилась к специалистам, добившимся какого-то успеха при старой власти и перешедших после революции на службу новой.

        Многие из оказавшихся за рубежом представители ранее правящих Россией классов продолжили борьбу с Советской властью новыми методами – помимо подготовки и проведения разного рода заговоров и террористических актов на территории Советской России они начали обвинять перед общественным мнением Запада большевиков в кровожадности, в массовых необоснованных репрессиях.
Цель – создание в глазах западного мира крайне непривлекательного образа новой Советской России, подталкивание Запада к интервенции, войне с большевиками. Организаторами и активными участниками пропагандистской борьбы стали генералы А.И.Деникин, П.Н.Врангель, П.Н.Краснов, эсэр Б.В.Савинков, кадет П.Н.Милюков, меньшевик П.Н.Аксельрод, отметился даже писатель И.С.Шмелев и многие, многие другие.

        Хочу немного рассказать об истоках сегодняшней саги о “красном терроре”, о том, как и кем создавались те “первоисточники”, которыми сегодня все более активно оперируют наши либералы и демократы, используют в своем “творчестве” многие деятели массмедиа и шоу-бизнеса.

       В самом конце 2006 года на книжном развале около станции метро “Проспект  Мира”  я  купил вышедшую в Берлине в 1923 году (издательство “Ватага”)  и переизданную  в 1989 году  в Нью-Йорке (издательство “Телекс”) книгу С.П.Мельгунова  “Красный террор в России 1918-1923”. В ней автор предпринял попытку обобщить практически все имевшиеся к этому времени публикации о “зверствах большевиков”.
Прочитав ее, я узнал, чем жила белая эмиграция в самые первые годы после Великой Октябрьской революции, о чем писали ее газеты, а также авторы первых книг и брошюр о Советской России.

       В Париже, Берлине, Варшаве, Гельсингфорсе (Хельсинки), Нью-Йорке эмигранты издавали газеты “Руль”, “Дни”, “Общее дело”, “Русская Жизнь”, “Воля России”,     “Последние  Новости”,    “Голос России”,  “Новое  Русское   слово”, “За свободу”, “Анархический вестник” и другие. Их публикации были до отказа наполнены слухами, анализом корреспонденций из других изданий, свидетельствами и рассказами только что прибывших из России, прогнозами развития событий, «экспертными» оценками и предсказаниями даты окончательного падения большевистского режима.
 
       В первые же годы эмиграции некто Нилостонский опубликовал в Берлине книгу  “Der  Blutrausch  des  Bolschewismus”  (Мельгунов  переводит как “Кровавое похмелье большевиков”). В 1920 году в Румынии вышла книга Авербуха “Одесская чрезвычайка”. С.М.Устинов издал в Берлине “Записки начальника контрразведки (1915-1920 гг)”. Анархистами в Берлине в 1922 году была выпущена небольшая брошюра “Гонения на анархистов в советской России”.

Опубликовал свой опус А.П.Аксельрод, по-видимому, сын Павла Борисовича Аксельрода, одного из известнейших лидеров меньшевизма, крайне враждебно встретившего Октябрьскую революцию, эмигрировавшего из России, и до самой смерти в 1928 году неутомимо призывавшего Запад к вооруженной борьбе против Советской России.
 
В 1922 году в Париже увидела свет книга С.С.Маслова “Россия после четырех лет  революции”.  Эсэры  в том же 1922 году издали в  Берлине книгу “Че-Ка”, ставшую настольной у всех, пишущих о “большевистских зверствах”. Наконец, в 1923 году в Берлине была издана книжка Карцевского  “Язык, война и революция”.
Эмигрантами активно публиковались материалы комиссии по расследованию деятельности большевиков, организованной по распоряжению генерала Деникина, а также материалы комиссии по расследованию деяний большевиков генерала Рёрберга.
Попытку как бы научно осмыслить все эти публикации предпринял К.Каутский  в своей работе “Терроризм и коммунизм”.

Вот практически и вся литература по “красному” террору, появившаяся в те годы на Западе. Создавалась она по одним и тем же лекалам, отлично известным  любому публицисту. Можно рассмотреть некоторые из этих приемов на примере книги Мельгунова.

        С.П.Мельгунов уехал из России в октябре 1922 года, то есть прожил в России, как он сам пишет,  “все первые пять лет большевистского властвования”. Но показательно, что в его книге почти не приводятся  личные наблюдения автора за злобствованиями большевиков. Все больше ссылки на неких “очевидцев” событий, “обывательские” слухи, “стоустую молву”, “домыслы” людей, чья добросовестность, адекватность, вменяемость и способность правильно оценивать происходящее никем не подтверждена.

        Рассказывая о зверствах большевиков, Мельгунов, как правило,  пишет:

        - “Один из очевидцев событий сообщает такие детали…”.

        -  “Те, которые сидели в эти поистине мучительные дни в Бутырской тюрьме, когда были арестованы тысячи людей из самых разнообразных общественных слоев, никогда не забудут своих душевных переживаний… ”.

        - “Возьму один рассказ очевидца…”.

        - “…достоверный свидетель рассказывает нам…”.

- “…мы имеем яркое свидетельство одного из заключенных в Бутырской тюрьме…”.

“Точно установить, сколько успели за ночь и на следующий день перестрелять, конечно, невозможно, но число убитых должно исчисляться по самому скромному расчету - сотнями”.

- “Из своих тюремных скитаний Кён вынесла впечатление, что в больших городах из 10 жителей восемь побывали в Че-Ка”. Кто такая Кён, почему она скиталась по тюрьмам, Мельгунов  не поясняет.

- “Корреспондент “Воли России” насчитывал в одном Петербурге расстрелянных за 1920 г. 5000 человек”.

- “Не знаю, на основании каких данных эсеровская газета “Воля  России”  подсчитывала   что   за   первые  три месяца <1919 года> было расстреляно Ч.К. 13 850  человек. Это невероятно?… Думаю, что невероятность скорее всего в сторону уменьшения реальной, действительной цифры”.

- “Более 300 человек по нашим сведениям расстреляно в Москве”.

- “В Саратове, как свидетельствует одно частное письмо, расстреляно 52 человека”.

- “В статье Я-ого, напечатанной в “Последних новостях”, рассказывается со слов приехавшего из России… о расстреле, в целях борьбы с проституцией, нескольких сифилитичек ”.

- “Этот факт, передаваемый бурцевским    “Общим Делом”, найдет себе подтверждение в ряде аналогичных достоверных сообщений, с которыми мы встретимся на последующих страницах ”.

“Простых красноармейцев в августе 1918 года расстреливали как  собак – констатирует Лариса Рейснер, передавая  мнение самих красноармейцев…”.

- “…Сталин - как сообщали недавно    “Дни” и    “Vorwarts”  - в заседании московского комитета большевиков заявил…”.

Цитируя некоторых авторов, Мельгунов даже как бы смущается явной нелепостью приводимых авторами сведений и цифр. Например, он цитирует:

- “Профессор Sarolea в статье, опубликованной в №7 Эдинбургской газеты “The Scotsman” за ноябрь 1923 года, подводит итоги большевистским убийствам: “28 епископов,  1219 священников,   6000  профессоров   и  учителей, 9000 докторов, 54 000 офицеров, 260000 солдат, 70 000 полицейских, 129 500 землевладельцев,   355 250   интеллигентов и профессионалов, 193 290 рабочих, 815 000 крестьян”. Понимая, что цитируемый им профессор несет околесицу, Мельгунов оговаривается: “Автор не указывает источника этих данных. Надо ли говорить, что эти точные подсчеты носят, конечно, совершенно фантастический характер, но характеристика террора в России в общем у автора соответствует действительности”.

Многократно ссылаясь в своем тексте на книгу Нилостонского “Кровавое похмелье большевиков”, Мельгунов признает, что “книжка Нилостонского, сообщая ряд интересных фактов,… явно грешит в сторону преувеличения”. А, через несколько страниц, с сожалением отмечает, что этот автор не заслуживает 100-процентного доверия, так как  является антисемитом, обвиняет в “большевистских зверствах” в первую очередь евреев. Но, повторяю, тем не менее, цитирует в своей книге этого автора весьма обильно.

Используется и такой прием. Приводятся, например,  сведения из официального “Еженедельника ЧК”, что в связи с покушением на В.И.Ленина в Москве расстреляно 90 человек, среди которых несколько министров царского правительства, офицеров, служащих различных учреждений. Далее следует комментарий Мельгунова: “А между тем мы знаем, что людей в эти дни в Москве по общим сведениям было расстреляно больше 300”. И тут же дается в сноске: “М.П.Арцибашев в своих показаниях Лозанскому суду определяет эту цифру в 500”. Через несколько глав производится суммирование количества жертв и в счет идет не официальные 90 человек, а арцибашевские 500. Такая вот арифметика.

Кстати, рассказывая о суде в Лозанне над убийцами полпреда СССР в Италии В.В.Воровского эсерами Полунине и Конради и о том, что суд присяжных вынес им оправдательный приговор, Мельгунов заявляет: “…Воровский пал жертвой большевистской действительности, неся за нее ответственность, посколько он являлся членом российской коммунистической партии и занимал правительственные должности”. Вот так! Кто раньше – курица или яйцо? Воровского, видите ли, убили из-за угла за границей совершенно справедливо потому, что в России “красный террор”.

Мельгуновым собираются и цитируются изданные различными комитетами на местах приказы, воззвания, объявления, за неисполнение которых местные власти угрожают расстрелом:   в Калужской губернии объявляется, что будут “расстреляны за неуплату контрибуций, наложенных на богатых”; в Вятке    “за выход из дома после 8 часов”, в Брянске за пьянство, в Рыбинске – за скопление на улицах, комиссар города Змиева обложил город контрибуцией и грозил, что не уплатившие    “будут утоплены с камнем на шее в Днестре”.

Мельгунов часто цитирует разухабистые опусы провинциальных журналистов, например из одесских “Известий” за апрель 1919 года: “Карась любит, чтобы его жарили в сметане. Буржуазия любит власть, которая свирепствует и убивает. Хорошо. С омерзением в душе мы должны взяться за приведение буржуазии в чувство сильно действующим средством. Если мы расстреляем несколько десятков этих негодяев и глупцов, если мы заставим их чистить улицы, а их жен мыть красноармейские казармы (честь немалая для них), то они поймут тогда, что власть у нас твердая, а на англичан и готтентотов надеяться нечего”.

В июне 1919 года те же одесские “Известия” писали: “Красный террор пущен в ход. И загуляет он по буржуазным кварталам, затрещит буржуазия, зашипит контрреволюция под кровавым ударом красного террора… каленым железом будем выгонять их… и самым кровавым образом  расправимся с ними”.

Все это выдается за убедительные свидетельства повсеместного разгула “красного террора”.

На многих страницах своей книги Мельгунов обильно пересказывает изданную партией эсэров книгу “Че-Ка”, в которой были собраны свидетельства очевидцев зверств чрезвычайных комиссий. Вот, например, рассказ “свидетелей” о расстреле в марте 1919 года рабочей забастовки в Астрахани.

“Десятитысячный митинг мирно обсуждавших свое тяжелое материальное положение рабочих был оцеплен пулеметчиками матросами и гранатчиками. После отказа рабочих разойтись был дан залп из винтовок. Затем затрещали пулеметы, направленные в плотную массу участников митинга, и с оглушительным треском начали рваться ручные гранаты…

Часть рабочих была взята “победителями” в плен и размещена по шести комендатурам,  по баркам и пароходам… В центр полетели телеграммы о “восстании”.

Председатель Рев.Воен.Республики Л.Троцкий дал в ответ лаконичную телеграмму: “расправиться беспощадно”. И участь несчастных пленных рабочих была решена. Кровавое безумие царило на суше и на воде.

В подвалах чрезвычайных комендатур и просто во дворах расстреливали. С пароходов и барж бросали прямо в Волгу. Некоторым несчастным привязывали камни на шею. Некоторым вязали руки и ноги и бросали с борта… В чрезвычайных комендатурах было так много расстрелянных, что их едва успевали свозить ночами на кладбище, где они грудами сваливались под видом “тифозных”…

13-го и 14-го марта расстреливали по прежнему только одних рабочих. Но потом власти, должно быть, спохватились... Чтобы хоть чем-нибудь замаскировать наготу расправы с астраханским пролетариатом, решили взять первых попавшихся под руку “буржуев” и расправиться с ними по очень простой схеме: брать каждого домовладельца, рыбопромышленника, владельца мелкой торговли, заведения и расстреливать…”.

Вот такие информированные свидетели: видели и пулеметчиков, и гранатчиков, и телеграммы “в центр”, и ответ Троцкого, и как топили людей на пароходах и баржах, и как убитых выдавали на кладбищах за умерших тифозных больных. 

И, все-таки, Мельгунов признает: “…данные истории нам говорят,  что “белый” террор всегда был  ужаснее “красного”, другими словами, реставрация несла с собою больше человеческих жертв, чем революция”.

Каждому и, наверное, не раз доводилось слышать, что говорят друг о друге разведшиеся после многолетних скандалов муж и жена, особенно если они не смогли полюбовно разделить дачу, машину, мебельный гарнитур и иное совместно нажитое. Накал высказываний, количество взаимных оскорблений и обид, степень проявляемой при этом ненависти и нежелания понять противоположную сторону, как правило, не зависят ни от профессии, ни от образования, ни даже от происхождения. Примерно одинаково ведут себя в такой ситуации плебеи и дворяне, офицеры и балерины, слесари и доценты, чиновники, предприниматели и работники торговли.
 
А что может сказать о своем противнике человек, который проиграл в жесточайшей борьбе, лишился Родины, завода, поместья, сотен десятин земли, из господ вдруг превратился в шофера такси, дворника, вышибалу в кабаке и по этим причинам испытывает лютую ненависть к победителям? Да еще такой человек, который, хотя бы и в глубине души, но все же сознает, что в ходе борьбы вольно или невольно сам наделал немало гнусностей, который знает, что на его руках много невинно пролитой крови.  Сможет ли он объективно и справедливо оценивать действия противной стороны,  итоги и последствия борьбы?

Очень важно обобщение, которое сделал итальянец Дж.Боффа в своем исследовании Белого и Красного движений и Гражданской войны в России в целом. “Когда мир столкнулся с дилеммами, порожденными послереволюционной Россией, многие западные историки и политологи довольно дружно отмечали, что все это произошло в стране, которая разве что только понаслышке знала о муниципальном самоуправлении, которая не пережила эпохи Возрождения, не участвовала в главных потоках мировой торговли, не прошла через Реформацию, а, следовательно, не была знакома ни с основами либеральной мысли, ни с великими демократическими революциями; стране, где даже высочайшая культура XIX века - литература, музыка, наука - не имела за собой вещественной основы в виде процессов глубокого гражданского обновления общества... Дореволюционная Россия представляла собой результат воздействия капиталистического развития на историческую действительность, в корне отличную от той, в которой капитализм родился и развился в своих классических формах”.

В те годы даже буржуазные историки, политологи и советологи прекрасно понимали, что и почему происходило в России. Сегодня  многие понимать это почему-то отказываются.