Каша

I
- Строгонов. Замыкающий. – Сказал  младший лейтенант – Если к утру не выйдем к своим, хана нам. Всё, вперёд, поднимаемся. Пошли. Не отставать.-
Уставшие, голодные люди, на пределе своих физических и моральных сил с трудом отрывались от холодной травы и, подчиняясь команде, шли вперёд. Шли подгоняемые железной волей молодого младшего лейтенанта, еще в сущности
мальчишки, вчерашнего выпускника курсов, но в эти дни ставшего для них всех и отцом, и матерью, и Верховным Главнокомандующем.
За неделю боёв от полка осталось живых человек двадцать: из них трое тяжелораненых, которых несли на носилках, и практически все остальные раненые и контуженные легко.  Сам младший был ранен в руку, но как человек поставленный волею судьбы быть ответственным за вверенных ему людей в этой тяжёлой обстановке, забыл про все свои телесные недуги, подчинив всего себя одной цели: выйти, во что бы это не стало к своим и спасти вверенных ему 
людей. Других задач уже не было, как не было провианта, боеприпасов, медикаментов. На винтовку приходилось по одному, два патрона.  Час назад закончился их последний бой. Немцы на их участке не прошли. Но какой это далось ценой. Из 86 человек по списку, занявших эту линию обороны с утра, к вечеру осталась небольшая группа раненых и контуженных, и только опустившиеся сумерки не дали возможности наступающим немцам уничтожить этот беспомощный лазарет. С утра они зачистят это место, и всё будет кончено.
Видя безвыходность положения, и понимая, что на всё про всё им остаётся лишь ночь, после короткого отдыха, младший лейтенант повёл вверенных  ему людей на восток, на воссоединение с частями Красной армии.

Шли очень медленно. Ноги вязли в осенней грязи. То и дело приходилось останавливаться и менять людей несущих носилки с ранеными. Николай Строгонов плёлся в конце этой колонны с немецким пулемётом на плече.
Второй номер погиб, патрон не было, но Николай тащил за собою этот МГ.
После боя он спросил разрешение у младшого бросить пулемёт за не надобностью
на что тот кратко сказал ему: - Бросишь, пойдёшь под трибунал. – Вот и шёл он с тяжеленной, бесполезной железякой на плече и нехорошими словами ругал немцев.
В роте Николай был самым старым, сорокалетним мужиком, женатым и имевшим уже взрослую дочь от второго брака. От первого брака у него был сын. Где они теперь? Наверное, воюют. Вестей от них не было с самой весны. Николай тяжело вздохнул и, продолжая месить грязь старался не отставать от своих. 
Наконец привал. Люди падали на месте и сразу же засыпали. Есть было не чего, костры разжигать на занятой врагом территории нельзя, вот и падали кто где в мокрую траву и спали. Строгонов прислонил пулемёт к дереву, на видное место,
завернулся в плащ палатку и тут же уснул. Снился ему дом и жена. Он всё время во сне пытался обнять жену, но она в последний момент вдруг ускользала из его объятий и оказывалась совсем в другом месте. Он поворачивался, находил её взглядом, снова шёл к ней в надежде обнять свою Лену, но она вновь таинственным образом ускользала от него, исчезая из виду. Злющая тоска 
заполонила его сердце. Николай стал, сердится и говорит ей: - Что ж ты не даёшь
мне тебя обнять? Я так давно тебя не видел. Когда ещё свидимся? – жена стоит и молчит, а из тумана выходит его мать и говорит ему: - Если сейчас не проснешься, то уже никогда. Просыпайся Коля. – От этих слов Николай вздрогнул и проснулся.
Некоторое мгновение он приходил в себя, оглядывался, дивился на сон, а когда
наконец вернулся в действительность, то понял: он один и все ушли.
 Быстро встал, забросил на плечо пулемёт и пошел по осенней грязи догонять своих.

II
Прошёл он, наверное, с полчаса. Свои были где–то рядом. Опытный глаз охотника, помогал в кромешной ночной тьме в лесу, правильно находить дорогу
и ориентироваться. Ещё чуть–чуть и он нагонит их. Николай остановился, перевести дух. Он присел, закутался в плащ палатку, вытащил трофейные часы,
зажёг спичку. Было без пятнадцати минут двенадцать. - Время есть ещё. – Подумал он – Выйдем к нашим. – Хлебнул из фляжки воды и ….
Запах каши в лесу он чувствовал, как медведь тухлятину, километров за десять.
- Не уже ли дошли. Наши не учуяли от усталости. Проскочили мимо…. Догнать. Вернуть. – Но сил не было, а запах каши делал своё дело. – Дойду, брошу пулемёт, перекушу и вернусь за своими. Принесу каши. Спасибо скажут. Никуда они здесь, не денутся. -  Решил Николай и свернул на запах каши, проверяя на поясе рукой котелок. Ноги сами несли его вперёд. Не прошёл он и сотни шагов, как вышел на поляну прямо к полевой кухне.
От кухни отошли две тени с котелками и слились с темным фоном леса. Кашевар, стоял на подножке, убирая в сторону черпак, и закрывал котел крышкой, закончив свою работу.
- Стой! – хотел, было закричать Строгонов, да из горла раздался лишь глухой
сип. Кашевар недовольный полез за черпаком, открыл крышку котла и принялся ждать опоздавшего. Над поляной висела гробовая тишина.
 Наконец то можно  было снять с плеча это железо. Пулемёт очертил в чёрном небе круг, как можно ближе проводя его от лица кашевара, и опустившись, встал на приклад у колеса кухни.
 - Пусть почувствует, кто пришёл, мать твою за ногу, - подумал язвительно Николай, как и все окопники недолюбливающий службу тыла. Кашевар, косясь на пулемёт, зачерпнув полный половник каши,  вывалил  её в подставленный котелок, и снова принялся прятать половник и закрывать котёл с кашей. У каждого на войне своё дело: одни стреляют, а другие кормят, и никак им друг без друга нельзя. Получил - будь свободен дружок.
Взяв в одну руку пулемёт, а в другую кашу, без желания затевать какой либо разговор с чёрствым работником кухни, расслабившийся Николай, отойдя, шагов на пять, пристроился у небольшой кочки. Он снял каску, открыл флягу с водой, достал ложку и с жадностью принялся поедать кашу. 
- Сейчас, вот ещё ложка, ещё одна…, и я пойду, найду старшего, и организуем поиск своих. – Думал он, наслаждаясь пиршеством.
В это время кто-то вышел из кустов на поляну. Подойдя к походной кухне, этот вышедший о чём-то спросил кашевара. Тот чётко ответив, продолжал копаться у котла, упаковывая своё не хитрое имущество.
Николай застыл в недоумении. Ложка с кашей оставаясь между котелком и ртом, слегка дрожала. На лбу выступил холодный пот. Его слух чётко уловил немецкую речь.
  - Всё. Приплыли. Сейчас выйдут автоматчики и …. Нет! Живым я им не дамся…. Сволочи. Покушал, называется. Раззява. -
Он бросил ложку в котелок и стал бессознательно шарить по карманам в поисках чего важного. Шарил и ждал. Шарил и ждал. Но время шло, а за ним не приходили. Должно быть чего-то затевают. Надо предупредить наших.
В это время на поляну выехал грузовик. Он зацепил кухню, забрал кашевара и, фыркнув, уехал в ночь. Стало снова тихо и темно.
- Не заметили. Не заметили…. – стучала кровь в висках.
- Пулемёт, пулемёт у меня немецкий. Принял эта растяпа за своего. Как я с ним не заговорил. Бог сберёг. – Николай искренне перекрестился и такой теплотой
наполнилось его сердце к пулемёту, что он нежно, нежно погладил его приклад.
Всё это продолжалось несколько секунд. Потом он чертыхнулся и, стараясь не шуметь, забрав пулемёт и кашу, пригибаясь, пошёл прочь от злосчастного места.

III
Своих он нагнал скоро. Уставшие и измученные они спали в небольшой балке.
Ни охранения, ни дозора. Бери голыми руками. Николай нашёл и растолкал лейтенанта. Тот с изумлением смотрел на него и всё спрашивал:
- Что? Что Строгонов случилось. -
- Товарищ младший лейтенант. Я фрица пришил, а у него пол котелка
ещё тёплой каши. Вот поешьте. -
Лейтенант глубоко вдохнул ноздрями запах каши, и, зайдясь кашлем, сказал:
- Разделить между несущими носилки. И сам Строгонов поешь. Тебе пулемёт нести. Боеприпасов у него не было? -
- Только каша. Я перекусил уже немножко. Товарищ младший лейтенант. Разрешите мне, пока вы отдыхаете, произвести разведку и пройти немного вперёд, в надежде выйти в расположение наших частей и привести подмогу. Мне одному будет сподручней. -
Младшой глянул на Николая, снял фуражку и, утерев лоб, сказал:
- Давай Строгонов, давай. На тебя одна надежда. Оставь пулемёт. На вот мой наган. В нём два патрона осталось, и ступай. Может тебе повезёт. -
- Повезёт! Непременно повезёт! – думал Николай, идя беззвучной походкой на восток. - Один раз повезло и другой повезёт. Сытым и воевать легче. -           Через час он вышел в расположение наших войск. К утру, вся группа была в наших окопах. Так немецкая каша спасла от гибели, пусть и косвенно,  более двадцати наших солдат.

Ни кому мой дед, а это был именно мой дед, ни во время войны, ни после войны
не рассказывал эту историю. Велик был страх перед клеймом предателя, пособника фашистов. Страх был реальный, не выдуманный. Страх за себя и своих близких.
Большой кровью далась Великая Победа. И были в ней героические, трагические и горькие страницы. Всё это надо помнить. Только в 1966 году, уже парализованный на левую сторону, дед рассказал этот случай моему отцу, а он много позже мне, а я как мог, рассказал его вам.