Море Лета. Глава 20

ОБЛАЧНЫЙ ГОРОД



Он проснулся и слабо пошевелился, ощущая, как в тело возвращается ноющая боль. Глаза больше не слезились, а, наоборот, саднили от сухости. Бонифаций проморгался и, приподнявшись на локте, заметил, что заботливо накрыт мягким и невесомым облачным одеялом – дом постарался.
Он посмотрел в сторону большого дивана, на котором разместил всех выживших полулюдей – оттуда слышались хрипы и свистящее дыхание – точь-в-точь, как у самого Бонифация.
Он выпутался из одеяла и сел. Солнце на «домашнем» небе светило вовсю, но свет его был мягким, не слепящим и не раздражающим глаза. Бонифаций повернулся на мелькнувший отблеск и увидел большое зеркало – подарок Борута и Ивицы. Он, пыхтя, встал и, прихрамывая, подошел к нему.
То, что он увидел в отражении, вызвало в нем страх и отвращение одновременно. На Бонифация смотрел незнакомый получеловек, кожа которого через копоть и грязь излучала едва видимое оранжевое сияние. Красные опухшие глаза и до крови потрескавшиеся губы на закоптелом, в мутных подтеках лице, опаленные неровные пряди коротких волос…
Но самый ужас скрывался в открытых ранах на руках и ногах и в обожженной коже на груди и спине. Бонифаций не представлял, откуда на его теле могло появиться столько ожогов, до этого момента он почти не обращал на них внимания. Загрязненные раны на руках и ногах, как он мог только догадываться, скорее всего, образовались при соприкосновении с тлеющей листвой и горящими небольшими ветками. Тогда, в пожаре, ему было не до того, чтобы замечать несущественную боль от ожогов на фоне разрывающего грудь изнутри кашля и вполне ощутимой возможности задохнуться от угара.
Бонифаций перевернул зеркало отражающей стороной к стене и внимательнее разглядел даже не собирающиеся заживать болячки.
«Их, наверное, надо промыть», - с сомнением подумал он, потому что в этой области у него не было никакого опыта, но очень уж неестественно смотрелись ошметки горелых листьев и крупицы земли на кроваво-красных ранах и насыщенно-розовых ожогах.
Бонифаций завертел головой в надежде обнаружить воду, и от одной его мимолетной мысли «домашнее» небо заволокло тучами, скрыв солнце, и прямо с «потолка» облака полился дождь.
Бонифаций доковылял до шкафов на кухне и, вытащив оттуда кувшин, вазу и глубокую чашку, взятую у Юнины специально для Далигора, расставил все это на столе – не каждый же раз, когда, например, захочется пить, вызывать дождь. Сам он подошел к дивану и критическим взглядом осмотрел больных.
Несколько полулюдей, не открывая глаз, блаженно улыбались, ощущая живительную прохладу на разгоряченной от ожогов коже. Кто-то более-менее пришел в себя, судя по осознанному непониманию и по тому, что местность не узнавалась ими при попытке оглядеться. А некоторые полулюди вообще не подавали никаких признаков жизни – таких Бонифаций осмотрел в первую очередь, и, с облегчением убедившись, что они еще живы, глубоко задумался, начисто забыв о том, что собирался промывать раны.
Нужно было решить, что им делать дальше. Ничего не предпринимая и оставаясь на месте, все выжившие, включая самого Бонифация, рискуют умереть без лечения и лекарств – это понимал даже он, абсолютно не разбирающийся в этом вопросе.
Погруженный в свои мысли, он даже не замечал, что ходит взад-вперед по облачному полу, промокая под дождем. Приблизившись к посуде на столе, он на автомате взял наполненный водой кувшин и, вспомнив о Фурлее, вышел из облака, намереваясь напоить его. Но снаружи Фурлея нигде не было. Не придавая этому особого значения (мало ли, пошел размять ноги – не вечно же ему сидеть на земле возле облака), Бонифаций поставил кувшин на землю (вернется – попьет), и снова зашел домой.
Опять оказавшись под ливнем и не прекращая раздумий, он несколько раз набирал в ладони воду и умывал лицо, обильно смачивая сухие глаза. Между делом появилась идея: подняться на облаке над аллеей и с крыши осмотреться. От промелькнувшей мысли появились крылья, и он почувствовал, как дом подался вверх.
Бонифаций давно уже не летал, но наслаждаться полетом сейчас было не самое подходящее время, поэтому, расправив крылья, он просто оттолкнулся от пола и, преодолев как будто специально опустившееся небо, оказался на крыше. Он лег на живот, подобрался к краю облака, как когда-то они любили это делать с Эрите, и свесил голову вниз.
Под ним был бесконечный лабиринт из множества одинаковых и пересекающихся друг с другом идеально ровных аллей из вечно зеленых деревьев, причем отсюда виднелись только их верхушки – сплетенные между собой кроны, которые снизу не позволяли рассмотреть небо.
Тогда Бонифаций, заинтересовавшись тем, что скрывали деревья ото всех, перекатился на спину и, как только перевел глаза наверх, обомлел.
У Города Языков не было неба. Вместо него открывался вид на другой город. Бонифаций, раскрыв от изумления рот, наблюдал за тем, как наверху золотятся и переливаются облачные сооружения. Высокая, внушительных размеров башня высилась сразу за огромными мерцающими воротами, а за башню и наверх, по холму, вела облачная извивающаяся тропа. Весь город сиял, словно подсвечиваемый невидимыми глазу лучами, и что-то Бонифацию подсказывало, что они были порождены вовсе не солнцем.
Приглядевшись – а это было сложно, учитывая, что его глаза до сих пор болели и страдали от сухости, - он даже различил воздушные облачные цветы, поднимающиеся по бокам от тропы. Все в этом городе было каким-то сказочным и, одновременно, далеким, словно нереальным. Но даже наблюдая за ним со стороны, Бонифаций не мог не признать, что по красоте и внутреннему трепету с этим миром может сравниться разве что Рассвет, а по фееричности и мастерству сооружений – не сравнится и он.
Город манил, притягивал к себе, очаровывал, и Бонифацию во что бы то ни стало захотелось туда попасть. Он велел облаку лететь наверх, но чем выше он поднимался, тем больше отдалялся город. Поняв, что так у него ничего не выйдет, он снова опустился вниз и какое-то время еще просто лежал на крыше, любуясь.
Ему не терпелось разгадать путь к этому миру, найти ключ, но сколько бы он ни думал, его не посетила ни одна стоящая мысль. Заинтригованный и погруженный в мечты оказаться там, он опустил облако на землю, внутрь аллеи, и город скрылся за зелеными кронами.
От еле уловимого намерения крыша облака стала совсем неосязаемой, и Бонифаций провалился внутрь дома, успев распустить крылья и мягко приземлиться. Здесь по-прежнему лил дождь, и он, думая только о небесном городе, стал методично промывать водой раны полулюдей.
Ощущения были не из приятных, и многие, даже не приходя в сознание, вздрагивали от боли или хрипели. Но нашлись и такие, кто с благодарностью смотрел на Бонифация через полуприкрытые веки, стиснув зубы и стараясь терпеть.
Работа была нелегкая и кропотливая, Бонифаций сам то и дело вздрагивал и холодел от того, что ему приходилось причинять новую боль. К тому же, было сложно выносить один только вид ран – Бонифация мутило и голова постоянно кружилась.
Если бы он только мог попасть в этот чудесный город вместе с остальными! Каждый мир меняет обличие, а значит, и их тела, какими бы они не стали, заново будут целыми, и все выжившие полулюди тогда смогут жить!
В том, что многочисленные аллеи Города Языков так тщательно скрывают от глаз полулюдей существование небесного мира должна быть причина. Как и должно быть объяснение тому, почему эти два города находятся так близко друг от друга, буквально в зоне видимости. Не от того ли, что они каким-то образом связаны между собой?
Бонифаций на минуту замер, обдумывая эту мысль, после чего снова принялся за свое занятие. Перед глазами опять всплыл небесный город, он видел его как наяву, во всех подробностях, и, отвлекаясь на него, дела шли быстрее и незаметнее. Он машинально продолжал промывать льющейся с «домашнего» неба водой чужие раны уверенными движениями рук, уже не обращая внимания на жалобные хрипы и стоны полулюдей, большинство из которых были не в состоянии даже произнести что-нибудь на своем языке.
Несомненно, эти миры связаны. И небесный город неспроста висит над Городом Языков – в него можно попасть прямо отсюда, вот только как…
Ахилл еще при жизни говорил, что из этого мира выхода нет. Но это не правда, выход есть всегда, просто его еще никто не нашел. Он до сих пор не был никем обнаружен, потому что полулюди искали его не там – они плутали по бесконечному лабиринту, а нужно было думать о том, как попасть наверх.
Решение должно быть простым, не смотря на сложность его нахождения. В Городе Языков никогда не было понимания, полулюди общались друг с другом жестами и крайне редко – скорее, по необходимости. Никто не пытался поставить себя на место другого, прочувствовать его положение. Полулюди привыкли, что чужие эмоции и ощущения чаще всего выражаются словами, но они забыли (или не знали), что еще чаще слова бывают ложными. В этом и есть предназначение города: заставить понимать душой, суметь поставить себя на место другого, и только тогда услышать слова – но слова настоящие, истинные, мысленные.
Так ведь Бонифаций научился этому. Получается, что одного умения понимать недостаточно. Тогда что может быть ключевым моментом? Как можно попасть в небесный город? Как можно попасть на небо?
«Решение должно быть простым, - твердил про себя Бонифаций. – Должно быть что-то такое, что позволило бы любому получеловеку без особого труда попасть на небо. Смерть… - внезапно осенило его. – Без особого труда попасть в другой мир можно только умерев».
От одной мимолетной мысли дождь в облаке прекратился, и снова стало видно солнце. Бонифаций оглядел полулюдей, внезапно поняв, что они не выжившие, они – умирающие.
Следом за этим осознанием появились внутренние противоречия. Со слов Ахилла, он прожил здесь уйму лет – но так и не умер, пока не случился пожар. Ну и что. В Рассвете тоже нельзя было умереть, пока не случилась война…
Может быть город выбирал удобный момент, дожидался подходящего случая, чтобы отправить в небесный город сразу всех? Стоп. Но ведь пожар устроил не сам город, пожар устроил Фурлей.
Постепенно до Бонифация стал доходить смысл всего происходящего. Он перестал верить в случайности еще с того момента, когда понял, что в Рассвете он оказался не от рассеянности и любопытства, а от того, что сам город нуждался в нем, призвал его на помощь. Что, если и сейчас повторяется та же история? Если, например, Фурлей оказался в этом мире, чтобы посредством зла совершить добро – устроить пожар, тем самым отправив страдавших от безысходности полулюдей в другой мир, - то для чего же тогда здесь нужен был он, Бонифаций? Чем он был необходим этому городу?
А, может, наоборот, город был необходим Бонифацию? Ведь именно здесь он научился понимать душой, именно здесь смог понять Фурлея, пожалеть и даже простить его. К тому же, он познал разницу между злом и тем, что обычно считают злом, но что творится ради добра. Фурлей был необходим в этом мире и, скорее всего, в Рассвете он тоже был необходим – только Бонифаций пока еще до конца  не понял для чего. Наверное, война помогла переосмыслить многое ему самому и всем его жителям, только чем она помогла Аиянне, забрав ее жизнь – вот еще вопрос.
Тогда получается, что Бонифаций зря лишил Фурлея его трости? Вспомнив о нем, Бонифаций вышел из облака посмотреть – не вернулся ли он. Но Фурлея до сих пор не было по близости, и кувшин с водой стоял нетронутый. Может, он уже за много десятков аллей отсюда, петляет по лабиринту и придумывает новые пакости – только вот уже без волшебной трости. Почему-то Бонифаций был уверен, что даже без нее Фурлей не пропадет.
Он вернулся в дом и в задумчивости подошел к кухонному столу. Да, теперь выход был очевиден, но проблема была в другом – Бонифаций не собирался смиренно ждать, пока умрет. Честно говоря, он вообще не собирался умирать. Он через плечо еще раз оглядел мучающихся полулюдей.
«По-моему, это подло, - подумал он. – Обрекать на страдания тех, кто всю свою жизнь в этом городе страдал».
А затем он вспомнил Ахилла, который, вдоволь натерпевшись, всей душой желал если не найти выход отсюда, то хотя бы умереть, что, как теперь стало ясно, было одним и тем же. Может быть и всем этим людям тоже нужно захотеть перемен?
Бонифаций искренне хотел помочь им, несмотря на то, что с решением своей проблемы он еще не определился. Его убеждения препятствовали тому, чтобы он пожелал умереть, ведь доселе он был уверен в том, что желать смерти могут только слабаки. Впрочем, даже сейчас, когда такое желание оправдывалось обстоятельствами и было единственным спасением, он не мог изменить своим принципам, и его непоколебимость не позволяла даже на минуту представить, что он, так любящий жизнь, может захотеть смерти. И это при всем при том, что он принимал во внимание все радужные последствия и совсем не боялся умереть. Но вот чтобы захотеть этого… Нет, на это он категорически был не способен.
Бонифаций опустился на кухонный мягкий стул и, поставив локти на стол, подпер руками голову, невидящим взглядом уставившись на большую глубокую чашку Далигора, до краев наполненную водой.
Может быть, Город Языков и здесь хочет проучить Бонифация, доказав, что не стоит обобщать все ситуации, что бывают такие случаи, в которых слабость становится сильной чертой характера, точно так же, как содеянное зло внезапно оборачивается добром, а отпетый негодяй превращается в вершителя судеб.
Да, возможно, Фурлей был создан таким именно для того, чтобы, совершая чудовищные поступки, делать то, на что у всех других не хватило бы духу, но при этом чувствовать себя счастливым. Звучит ужасно, но как иначе объяснить его особый взгляд на мир? Чем еще оправдать его деяния, кроме того, что он является своеобразным инструментом, которого призывают к себе на помощь множество городов?
Глаза Бонифация зацепились за маленькие крылышки на боку большой и глубокой посудины, взятой у Юнины специально для великана. А в следующую секунду он, как ошпаренный, выскочил из-за стола.
В последние дни в Рассвете связь между ним и его Найей укрепилась настолько, что она на расстоянии понимала его намерения, и поэтому он мог летать вне своего дома. Что, если он попробует сделать это сейчас? Неизвестно, по какой причине небесный город не хотел принимать к себе Бонифация, но, не исключено, что из-за того, что он был ни один, а вместе со своей Найей и двумя десятками полулюдей. Нужно попробовать, и если получится, то у него будет шанс попасть туда не умирая, как и у полулюдей, к которым он непременно вернется и как-нибудь постарается им объяснить и научить летать. Он надеялся, что сможет дать крылья всем, и что полулюди пересилят свою боль и полетят.
Бонифаций вышел за пределы облака, и от его мыслей крылья за спиной не исчезли. Он с нежностью и благодарностью посмотрел на свой дом, а потом, делая большие взмахи, поднялся ввысь.
С трудом он пробрался через упругие кроны деревьев, помогая себе руками и ощущая, как жесткие гибкие ветви хлещут его по ранам и царапают ожоги. Морщась от боли, он вылез за пределы аллеи и, отцепившись от толстой ветки, за которую держался, снова распустил крылья, сложенные для того, чтобы удобнее было прорываться сквозь заросли, и взлетел, неотрывно глядя наверх.
Заворожено он наблюдал, как в этот раз небесный город не отдалялся, а наоборот вырастал на глазах. Догадка Бонифация оказалась правдивой, и он, улыбаясь, крайне довольный собой, как-то даже не заметил, что долетел и погрузился ногами в облачную площадку сразу перед большими мерцающими воротами. Радостный от того, что все получилось, он уже почти оттолкнулся от мягкой поверхности, готовый вернуться вниз, на одну из бесконечных аллей, к своему дому и нуждающимся в помощи полулюдям, как вдруг…
- Бонифаций, верно? – спокойно и деловито осведомился чей-то голос.
Он завертел головой по сторонам и, никого не увидев, недостаточно уверенно проговорил:
- Да. А вы кто? И где? Я вас не вижу…
- А вы проходите, проходите внутрь, не топчитесь возле порога.
- Да я ненадолго, - замялся тот. – Мне нужно вернуться, я попозже прилечу.
- Прилетите? – хмыкнул голос.
Бонифаций хотел было ответить, что да, на своих крыльях, как вдруг осознал, что больше не чувствует их за спиной. Он растерянно посмотрел вниз, на Город Языков, гадая, как же он сможет туда вернуться. Словно прочитав его мысли, голос ответил.
- Вы не вернетесь. Проходите, - снова предложил он.
- Нет-нет, мне обязательно нужно вернуться, понимаете? – занервничал Бонифаций. – Там моя Найа и полулюди, им нужна моя помощь…
- Не нужна, - перебил его голос. – Они совсем скоро будут здесь, им и так уже помогли.
Бонифаций нерешительно переминался с ноги на ногу. Если он попытается без крыльев спрыгнуть вниз – это будет равносильно самоубийству. К тому же, он действительно не сможет по-настоящему вернуться в Город Языков – ведь моментально умерев там, он попадет сюда же, но уже не живой. Может быть, стоит вызвать сюда свою Найу? Он вспомнил свою единственную попытку добраться до небесного города при помощи своего дома. Нет, не вариант. Похоже, ему ничего больше не оставалось, как войти в ворота нового мира.
«Я ведь даже с облаком не попрощался! Надо было сначала помочь полулюдям, а уж потом экспериментировать, – с досадой подумал он».
Но пути назад действительно не было, и он, решившись, прошел через мерцающие большие врата. Оказавшись внутри небесного города, там, куда он в последнее время и желал попасть, все тревоги и переживания улетучились, оставив место блаженной расслабленности и спокойствию.




Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2013/08/27/370