ПТР12

ГЛАВА 12

Посёлок городского типа Коробов при ближайшем рассмотрении поразил Лину своим видом совершенно. Визуальное знакомство состоялось задом наперёд, поскольку посёлок представал перед молодой женщиной из кузова ГАЗ-66-го. Она откинула полог тента и, стоя возле борта и цепляясь за его края руками для лучшей устойчивости, широко раскрытыми глазами взирала на выплывающие из-за пределов видимости, которые определяли края и тент кузова, улицу, редкие переулки и редкой старины дома-срубы или дома-монументы. Они стояли на фундаментах из цельных валунов в одном ряду с относительно невысокими заборами рядом с совершенно невероятными воротами, сработанными вровень с коньками крыш и украшенными всякой деревянной всячиной. Больше того: над каждыми воротами имелся навес, чтобы какой-никакой путник, пытающийся достучаться к хозяевам в непогоду, мог обождать под этим навесом и не вымокнуть под проливным дождём.
- Это какие-то памятники деревянного зодчества, - бормотала молодая женщина, с любопытством озираясь по сторонам и рискуя кувыркнуться через кузов. В это время машина остановилась, хлопнула дверца кабины, за ней вторая, к кузову подошли Никифор с водителем и предложили путешественнице сойти на землю. При этом водитель откинул борт, а Никифор принял у Лины багажную сумку.
- Всё, приехали, - сообщил он и поволок сумку к дому-памятнику.
- Спасибо вам, - поблагодарила водителя Лина.
- Бывайте здоровы, - душевно ответил тот, а Лина быстренько вылезла из чужого тулупа и поспешила за Никифором, недоумевая по поводу его неожиданной любезности.

Позже Лина поняла, почему Никифор изображал из себя рыцаря багажного ордена именно в непосредственной близости от родных пенатов: нравы в посёлке городского типа царили действительно строгие, а жену свою он и вовсе побаивался. Никифор даже курил от неё тайком. Дело в том, что подавляющее большинства посёлка придерживались законов и правил старой веры, местные мужики не злоупотребляли спиртным, почти не курили и почитали женщин и стариков. В посёлке, во всяком случае, представители сильного пола вели себя смирно. Иногда, правда, случались со стороны сильной мужской половины робкие демарши. Так, например, в семье Никифора Коробова (половина посёлка звалась Коробовыми) царил полный матриархат, и его жена Анфиса Никодимовна подчинялась только некоему старцу Акинфию и родителям, проживавшим где-то в скиту. Родители самого Никифора жили тоже в тайге, но на заимке. Сам он не был ревностным старообрядцем и наперекор жене (речь идёт о вышеупомянутых демаршах) называл детей нормальными, по его мнению, именами.
- Чтоб, значит, им потом перед людьми стыдно не было, когда в большой город уедут, - торопливо докладывал Никифор после краткого посвящения спутницы в свою семейную ситуацию, - а то, поди ж ты, не то Селиван, не то Елпидифор. Или какая-нибудь Агафья? Стыдоба, ей-Богу.
Они стояли у калитки монументальных ворот, Никифор время от времени долбил металлическим кольцом о дерево. И продолжал, словно оправдываясь, повествовать. А Лина тем временем узнала и о родителях супругов, и об экзотике супружеских отношений.
- А чего это у вас ворота среди бела дня заперты? – поинтересовалась молодая женщина, имея при себе смутные подозрения на предмет местной криминогенной обстановки.
- Положено так, - туманно объяснил Никифор, - мужа дома нет, значит, ворота на запор. А вообще-то мы днём не закрываемся.
Лина хотела, было, спросить про собак, почему, дескать, их не слышно, но наконец-то послышался звук открываемой двери и певучий голос:
- Никифор Онисимович, ты, что ли?
- Я, Анфиса, я.
- Иду, кормилец, иду.
«Не очень-то она спешит, - подозрительно подумала Лина и усомнилась в тёплом приёме со стороны строгой супруги этого простого и весёлого (вдали от дома) мужика. - Но с другой стороны хорошо, что не спешит: я кое-что про неё узнала. А то, что родители Анфисы живут в скиту, очень даже кстати…»

Приняли её, вопреки мимолётным сомнениям, вполне нормально. Сначала прибывшие вошли во двор. Хозяйка при этом не стала изображать протокольный, по случаю приезда, церемониал, но, отперев калитку, по-простецки развернулась на сто восемьдесят градусов и, показав прибывшим спину крепкой деревенской бабы, потопала в избу. Никифор только крякнул, подмигнул Лине и попёр следом за хозяйкой. Тут на него накинулись собаки и принялись радостно прыгать вокруг хозяина. Собак оказалось три. Все они были охотничьими лайками, которые просто так голос не подают, поэтому Лине по её городской неопытности показалась странной относительная тишина посёлка, где по идее в каждом дворе должно было быть хотя бы по одной собаке.
Затем Никифор с Линой вошли в избу, супруги чинно расцеловались, Никифор представил Лину гостьей из самой столицы и сообщил своей жене, что гостья остановится у них на время. На что Анфиса Никодимовна, высокая статная женщина одного с Линой возраста, лишь степенно кивнула гордой головой и тотчас проводила Лину в отдельный закуток-комнатку за русской печью. Туда же Никифор притаранил багажную сумку. Затем хозяйка сообщила, что через полчаса будем пить чай, а потом она согреет воду для помывки путешественницы. Лина начала её благодарить, но Анфиса Никодимовна удалилась, а на её место заступили Коробовы младшие, две девочки, погодки, и лет четырнадцати малый. Все с русыми головами, скуластыми белыми лицами и слегка раскосыми синими глазами. Девчонки были одеты в одинаковые платьица с завышенной талией, малый же носил шмотки более цивильные – футболку и потёртые джинсы.
- Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, - чинно приветствовали гостью дети.
- Здравствуйте, - чисто по-женски умилилась Лина. Она распаковала багажную сумку и достала из неё коробку конфет. – Это вам.
- Спасибо, - вразнобой, но с достоинством ответили дети. Коробку конфет по старшинству принял мальчик, затем дети молча удалились.
«Ну, не умница ли я?» - мысленно похвалилась молодая женщина. Она имела в виду свою запасливость, в силу каковой предусмотрительно «зарядилась», помимо ещё одной коробки конфет, двумя бутылками доброкачественной водки, тремя банками различного кофе и пятью коробками настоящего чая.

Чай пили по русской традиции, не спеша и помногу. Затем Лина вымылась в поместительном корыте, прибралась за собой и, улучив удобный момент, подошла к хозяйке. Дети убежали в школу, Никифор возился на дворе, а Анфиса как раз поставила томиться в печь щи и присела отдохнуть в большой и чистой кухне с вязаньем.
- Я тут прихватила кое-что из Москвы, - сказала Лина и протянула пакет с заготовленными гостинцами, - чай, кофе, конфеты. Возьмите, пожалуйста, мы ведь всё равно столоваться будем вместе?
- Положите на стол, - согласно кивнула головой Анфиса и продолжила вязанье.
- И деньги за постой. Я хотела бы сразу рассчитаться. Я думаю, недели две я у вас побуду. Пяти тысяч хватит? – скороговоркой выдала Лина.
- Зачем так много? – искренне удивилась Анфиса.
- Возьмите, возьмите, - настоятельно попросила Лина. – Я зарабатываю хорошо, а вам деньги пригодятся. Трое детей, не шутка. А почему они так поздно в школу пошли?
- Учитель захворал, а Лукич раньше двенадцати не может, - скупо и непонятно объяснила хозяйка, убирая деньги в кухонный шкафчик. Мебель в доме была сборная, от старинных с резьбой по дереву и коваными украшениями сундуков до кое-каких разрозненных предметов из мебельных гарнитуров эпохи позднего застоя.
«Ну, захворал, так захворал», - решила не уточняться Лина, чтобы скорее приступить к изложению собственной легенды. Она никогда не считала себя робкой или чересчур стеснительной, однако в новой обстановке величавого покоя, царящего в этом доме, где не было места ни утомительной суетливости, ни назойливому любопытству, молодая женщина подчас терялась и боялась излишне форсировать события. Однако ей приходилось считаться со скоротечностью всего сущего, в целом, и своей приватной командировки, в частности. Поэтому…
- Трудно, поди, с тремя детьми сразу? – по-бабьи подперев щеку и усевшись напротив Анфисы, спросила Лина.
- Трудно без них, - просто возразила Анфиса и, прозорливо заглянув гостье через её глаза в самую душу, то ли спросила, то ли утвердительно заявила: - В одиночку, небось, век кукуешь?
- В одиночку, - ответила Лина и совершенно неожиданно для себя прослезилась. – Впрочем, что я вру? – сквозь слёзы улыбнулась она и рассказала Анфисе о Свете.
- Так что ж, ты, милка, дитя бросила теперь, пока она ещё не обвыкши? – строго поинтересовалась Анфиса.
А Лина вытерла глаза и, выругав себя за сопливый сентиментализм, принялась излагать легенду. Она кратко поведала предысторию удочерения, не пропустила ни одной трагической подробности, касающейся семьи Лобко, рассказала об отношениях между своими родителями и Светой, о том, что они все вместе поехали отдыхать на Кавказ, а затем, уже совершенно взяв в себя в руки, горестно молвила:
- Но мне хотелось бы ещё одного ребёночка, своего… Однако врачи категорически утверждают, что у меня своих детей никогда не будет… Вот я и придумала пойти в церковь, помолиться… Нас с братом в детстве не крестили, поэтому я крестилась сама и сравнительно недавно... Вы знаете, когда трудно, всегда в церковь тянет… Чуда хочется, что ли? Вот я и… Но мне в нашей церкви почему-то не нравится: во-первых, я не ощущаю должной святости, во-вторых, я не верю в чудотворство под руководством попа, который ездит на дорогом "джипе". А иногда мне кажется, что это я сама такая испорченная и поэтому ни во что не верю. В общем, всякое я передумала, а недавно познакомилась с одной женщиной. Вот… Она мать моей заказчицы и эта женщина объяснила мне причину моего духовного смятения…
Лина украдкой внимательно следила за выражением лица хозяйки и отмечала малейшие на нём изменения. Так, при упоминании гостьей о её желании иметь своего ребёнка, но невозможности исполнения данного желания в силу причин чисто врачебного свойства, Анфиса жалостливо съёжила глаза. Когда Лина рассказала о своём крещении (тут она не слукавила, поскольку действительно крестилась пять лет назад), Анфиса враждебно поджала губы. Ревностная сторонница старой веры, она искренне считала её единственно правильной, а остальные – искушением сатаны. А когда Лина поведала о своём разочаровании и о знакомстве с женщиной, которая, возможно, исповедовала одну с Анфисой религию, она смягчила выражение своего лица и почти с одобрением посмотрела на гостью, словно приглашая рассказывать всё без утайки.
«Так, пока всё нормально», - мельком отметила Лина, также мельком испытывая угрызения совести перед этой доброй честной женщиной. Однако для Лины честность сейчас была бы не только непозволительной роскошью, но просто губительной.
- Мы, к сожалению, недолго общались с этой женщиной: она уехала куда-то в Сибирь, а её дочь с зятем за границу. Но добрая женщина успела рассказать мне о вашем посёлке и о том, что недалеко от него находится скит. А в скиту живёт совершено чудесная бабушка Ефросинья, которая исцеляет людей от самых разных недугов.
«Ну, и здорова же ты врать», - со смешанным чувством стыда и удовлетворения подумала Лина и снова украдкой глянула на Анфису: поверила ли та её галиматье? Судя по спокойному раздумчивому выражению лица хозяйки, она не испытывала недоверия к сказанному, однако пребывала в некоей нерешительности.
- Была такая бабушка, - наконец-то проговорилась Анфиса, - преставилась недавно. А жила она в том же Софроновском скиту, где мои родители живут.
«Вот это удача!» - мысленно возликовала Лина, а сама изобразила крайнее огорчение и переспросила:
- Умерла?
- Преставилась, - повторила Анфиса.
- Господи, что же мне теперь делать? И неужели она была такая целительница, как мне говорили?
- Вообще-то, про бабушку Ефросинью слух о её чудотворствах далеко пошёл, но чужим людям про то ведать не позволено…
Анфиса строго поджала губы и испытующе глянула на гостью.
- ...Однако, видно, глянулась ты той женщине, если она тебе наш секрет выдала. Мне ты тоже кажешься доброй, но заблудшей душой. Авось, я тебе чем-нибудь и помогу.
«Надо же, как я с бабушкой Ефросиньей угадала», - подумала Лина. Впрочем, не угадать было трудно: учитывая возраст недавно преставившейся и её житие, всякий мог заподозрить старушку в чудотворстве.
- Помогите, Анфиса Никодимовна, век за вас буду Бога молить! – воззвала к хозяйке Лина, и не в тему подумала о том, что на современной российской сцене она легко бы стала примой.
- Богу надо уметь знать, как молиться, - ещё строже возразила Анфиса.
- Так научите! – брякнула Лина, в уме понимая, что перебарщивает и спешит. Но Анфиса, чистая душа, не подозревая ни о чём, пообещала:
- Ладно, я переговорю со старцем Акинфием, он теперь в Софроновском скиту проповедует. Авось, что и присоветует.
Получив столь ценное для себя обещание, Лина решила сменить тему, чтобы не испортить достигнутого. Она и так сделала немало: во-первых, довольно толково объяснила причину своего прибытия в столь отдалённые края, во-вторых, заслужила доверие Анфисы.
Продолжая беседовать, но на более нейтральные бытовые темы, гостья и хозяйка вместе закончили приготовления к обеду. К этому времени вернулись от загадочного Лукича дети, Анфиса позвала Никифора и все сели обедать.
Трапеза проходила в молчании. Затем дети ушли на свою половину дома, Лина помогла хозяйке прибрать со стола, а потом вышла во двор пообщаться с Никифором. Тот возился в сарае, починяя мотосани перед охотой. Рядом, повизгивая, крутились собаки.
- Ну, как тебе у нас? – спросил Никифор, когда гостья вошла в сарай, и воровато сунулся ей навстречу.
- Ты это брось, - поняла его намерение пообжиматься молодая женщина и выставила вперёд правую руку, - а то супруге заложу.
- Да, ладно, пошутить нельзя, - обиделся Никифор, - а чё она делает?
- С детьми занимается, - ответила Лина. Она, в свою очередь, на Никифора не обижалась за его своеобразные знаки внимания. Что с него взять: здоровый мужик на свежем воздухе да при одной бабе, которая вся в делах и молитвах.
- Мне, однако, Анфиса шепнула, зачем ты к нам приехала, - доложил Никифор.
«Когда это она успела?» - мысленно спросила себя Лина и промолчала.
- Спасибо тебе, конечно, за деньги и гостинцы, однако ты не думай: ежели нужда, мы и так завсегда готовы людям помочь, - заявил Никифор и не зло отпихнул собаку, путавшуюся у него под ногами.
- Я верю, - искренне возразила молодая женщина, - но нужды пока не предвидится. А у вас все такие добрые, честные, работящие?
Лина за тем и вышла во двор, чтобы порасспрашивать Никифора о местных обычаях и порядках, о которых он, как мужик, мог дать более подробные объяснения.
- Почти что, - не удивился вопросу Никифор. Сам он, в отличие от домоседливой супруги, пошатался-таки по городам и весям и знал, что в некоторых регионах необъятной России и пьют по-чёрному, и воруют напропалую, и почем зря убивают. – Вообще, народ у нас смирный, но, как говорится, в стаде не без паршивой овцы. Однако ж насчёт воровства у нас строго. Вот только Леший, подлец, грешит иной раз.
- Кто такой? – поинтересовалась Лина.
- Наш милицейский начальник, - пояснил Никифор.
- Милицейский начальник? – удивилась молодая женщина. – У вас, что, и милиция есть?
- А куда ж их, дармоедов, денешь? – в свою очередь удивился Никифор. – Целых пять штук окромя Лешего. Но те, пятеро, ещё ничего, они нашенские, а Лешего ещё при советах откуда то из России заслали. Первое время он не безобразил, а как стал начальником, так пошёл куролесить. Ну, безобразил-безобразил, а потом его поймали в тайге, раздели и руками в растопырку к веслу привязали. Летом дело было, когда комарья да гнуса видимо-невидимо. Думали, сдохнет. Ан нет, вернулся. Недели три он в североуральской райбольничке отлёживался, просил, слышали мы, перевода, но ему не дали. Вот этот злыдень обратно к нам и прибыл. А он всю жизнь один жил, как волк-бирюк. И посейчас один. Но после того раза перестал местных трогать. Ну, тех, которые крепко живут, а их у нас, почитай, девяносто процентов населения. А тех, которые его к веслу привязали, он то ли не признал, потому что они его сначала по голове прикладом глушанули, то ли побоялся признавать. Вот… Но жить-то ему как-то надо? Ведь в огороде он не работник, рыбак с охотником из него никакой, а зарплата – тьфу. По его разумению, то есть… Вот он наловчился компнесироваться за счёт тех, кто живёт так-сяк, за себя постоять не может и сродственников среди крепких мужиков не имеет. А ещё страсть как любит над заезжими или проезжающими поглумиться. Через нас в разносезонье и старатели едут, и скупщики меха, так ни одного не пропустит. Все ему дань платят. Главное дело, едут-то не по одному, а артелями. Бывает, человек по двенадцать. А Лешему всё едино, что один что двенадцать. Ну, чисто зверь, собака…
- То есть, мне этого Лешего надо поостеречься? – задала вопрос Лина.
- Ну, в случае чего мы тебя выручим, однако одна ты ему лучше на глаза не попадайся.
- Спасибо за предупреждение, - поблагодарила Лина. Она, выходя во двор, положила в один карман куртки газовый баллончик, в другой – кастет, а во внутренний карман сунула лист бумаги с фотороботом убийцы Валентины Мареевой. И теперь прикидывала, стоит ли его показывать Никифору.
«Нет, пожалуй, не стоит», - решила она и ей пришла в голову шальная мысль показать фоторобот Лешему. А перед тем…

В среду, в день прибытия в Коробов, Лина решила не выходить из двора гостеприимных Никифора и Анфисы. Вечером она позанималась с детьми и с ужасом узнала, что на весь посёлок только один дееспособный учитель, который то пьёт горькую, то после неё хворает. И детей учит некий Лукич, причём учит ни физике с ботаникой, а ветхому завету, написанному на таком старом церковнославянском языке, который и взрослому не всегда понятен, а, тем более, детям.
- Я вам обязательно вышлю библию для детей, - пообещала молодая женщина после того, как младшая девочка Таня показала ей «учебник».
- Баловство это, - возразила Анфиса, но сделала она это не очень убедительно. Видно, не совсем ещё закоснела в своей религии.
- Пусть вышлет, - не выдержал Никифор, - и других учебников, каких получше. А то наши совсем заветшали.
- Сами купим, - запротестовала Анфиса.
- Что ты купишь, что ты купишь? – разволновался Никифор. – К нам если и привезут в конце августа спекулянты учебники, то и дерут за них три шкуры. Я соболью шкурку сдаю за тыщу, а книжка по алгебре стоит полтыщи.
- Я вам обязательно всё вышлю, - убедительно сказала Лина, испытывая вполне мотивированный приступ щедрости, - честное слово, для меня это не составит никакого труда.
- Ну, разве что если не составит, - смягчилась Анфиса.

 

next chapter

 
 






1 Автор напоминает: детективный роман, в отличие от криминальной хроники, предполагает присутствие элемента вымысла, поэтому не советует читателю принимать описание вымышленного посёлка, его жителей и их нравов за стопроцентную действительность






2 Автор не отвечает за успешную реализацию уважаемого им нацпроекта по образованию в вымышленном посёлке