Вынужденный выбор

В 1950 году из-за трудного материального положения семьи из школы мне пришлось уйти. Было решено, что я буду поступать в техникум, чтобы иметь хоть какую-то стипендию, получить специальность и быстрее начать работать.

Я понес документы в электромеханический техникум. При заполнении анкеты пришлось указать, что отец имел судимость и умер в лагере, а статей, по которым был осужден отец, я не знаю. В техникуме мне посоветовали обратиться в приемную Министерства госбезопасности СССР на Кузнецком мосту.

В приемной МГБ меня, 15-летнего пацана, вежливо выслушали и приблизительно через неделю в устной форме    ответили,    что    отец  был  осужден  по   статьям УК РСФСР: 58-10 (контрреволюционная пропаганда и агитация) и 121 (разглашение сведений, не подлежащих оглашению).

Когда я рассказал в приемной комиссии электромеханического техникума по каким статьям был осужден мой отец, мне посоветовали забрать документы и попытаться отнести их в какой-нибудь другой техникум. Та же история повторилась в радиотехническом и станкоинструментальном техникумах.

Впервые я осознал, что я не такой как все мои сверстники, что у меня совершенно иные права и возможности - существенно ограниченные моими житейскими обстоятельствами. Принял я это как данность, не задумываясь о причинах появления этих обстоятельств. Теперь, приходя в приемную комиссию очередного техникума, я представлялся:
- Мой  отец  был осужден по статьям 58-10, 109 и 121 УК РСФСР. Могу ли я подать документы в ваш техникум?

В ответ слышал, что студенты этого техникума проходят практику на оборонных заводах и НИИ, по окончании учебы туда же и распределяются. Я со своими биографическими данными просто не найду себе в последующем работы. Так я дошел до Московского речного техникума.

Здесь поинтересовались только отметками в свидетельстве об окончании 7 классов и документы приняли. Я поступил на штурманское отделение речного техникума и ни разу в последствии об этом не пожалел.

Начало учебы в речном техникуме ознаменовалось одним, очень приятным для меня событием - ребята из нашего двора, которые были в среднем на два года старше меня, приняли меня в свой круг общения. Костяк дворовой компании составляли очень хорошие ребята и девчонки, которые впоследствии в своей основной массе окончили институты или военные училища. Юра Якубасов дослужился до должности командира атомной подводной лодки, а Володя Савилов стал командиром авиационного полка. Двое из моих детских приятелей - Витя Иванов и Женька Шмельков - уже в возрасте 12-14 лет ушли из школы и начали работать на военных заводах. Я очень тянулся к ним, и это было своего рода моим воспитанием на положительном примере окружающей меня среды.

Среди моих приятелей тех лет был Славка Рощин, ставший впоследствии военным юристом. Славка постоянно бывал в нашем дворе, даже подолгу здесь жил. У его родственников была радиола “Урал”, отводку от динамика которой мы выносили во двор и устраивали прямо во дворе танцы. Пластинки приносил Витя Иванов. Родители Славки жили на Арбате, в Мерзляковском переулке, и мы иногда собирались у него, в большущей арбатской квартире.

Году, кажется, в 1952 мы собрались здесь, чтобы отметить какой-то праздник. Наготовили разных закусок типа винегрета и вареной картошки с селедкой, немного колбаски и чего-то еще, в складчину купили вина и немного водки.

Когда наше гулянье подходило к концу, с работы пришел Славкин отец. Он сел за наш стол, с нашего согласия сразу выпил почти всю остававшуюся у нас водку, а потом вдруг разговорился, взяв с нас слово, что мы о рассказанном им трепаться не будем.

Оказалось, что в 20-е годы Славкин отец был довольно высокопоставленным сотрудником ГПУ, близким к Дзержинскому. В те годы он был женат на очень красивой балерине из Большого театра, которая, видимо, решила, что замужество за таким человеком надежно обезопасит ее от преследований со стороны всякой “черни”. Они уже прожили вместе несколько лет, когда Славкин отец узнал, что жена активно наставляет ему рога с самыми разными представителями московской богемы.

Он выследил жену и ее очередного любовника и застрелил их обоих. После этого он был отстранен от работы, подвергнут домашнему аресту. На его счастье оказалось, что застреленный любовник жены принадлежал к антисоветскому подполью и за ним уже следило ГПУ. Славкиного отца судить не стали, но ему предложили или уйти из органов, или поехать в длительную командировку в Архангельскую область, на Соловецкие острова и возглавить там переоборудование уже разогнанного Соловецкого монастыря под Соловецкий лагерь особого назначения (сокращенно “СЛОН”).

Из рассказа почему-то особенно запомнилась история с чайками. Сотрудники охраны и рабочие вдруг начали жаловаться, что в одном из корпусов будущего лагеря по ночам громко плачут дети. Это сильно пугало людей: все-таки бывший монастырь, да и монахи, когда их выдворяли с обжитой ими территории, дружно проклинали чекистов и солдат, призывали на их головы всяческие беды и напасти. Вот, вроде, и сбылись проклятия - горько плачут по ночам дети.

Отец Славки с несколькими чекистами пошел разбираться в этой истории. Они просидели в засаде до начала ночи и, после того как стемнело, тоже услышали в корпусе громкий крик детей. Когда ворвались в корпус, то увидели, что на чердаке и верхнем этаже обосновалась целая колония чаек. Они прилетали сюда к ночи и, устраиваясь на ночлег, громко кричали голосами, очень похожими на детские.

Славкин отец рассказывал нам про свою молодость до самой ночи, а потом замолчал, посидел немного, выпил еще вина и ушел в другую комнату.

Впоследствии я не раз слышал, как кричат чайки в местах своих гнездовий. Действительно, похоже на голоса плачущих маленьких детей.

В техникуме все носили морскую форму, погоны, была почти военная дисциплина. Учили всему связанному с морским делом: общая и специальная лоции, устройство и оснастка судов, правила плавания по морям, озерам и рекам, правила загрузки и разгрузки судов. Учили основам бухгалтерского и планово-экономического дела, умению пользоваться счетами и арифмометром. В мастерских техникума мы прошли плотницкую и столярную практику - сделали по табуретке и простейшей оконной раме. В ходе практики по такелажному делу нас научили вязать морские узлы, соединять пеньковые и стальные троса, плести корабельные коврики-маты. Была и малярная практика.

После практических занятий мы сдали квалификационные экзамены на первичный рабочий разряд по каждой из этих специальностей. Знания закладывали намертво, подкрепляя все теоретические познания практическими навыками. Плюс мы прошли и программу средней школы по математике, физике, химии, литературе, английскому языку, другим общеобразовательным предметам.

После окончания техникума мы должны были работать на судах всех классов на Волге, реках Оке и Москве, а также канале Москва-Волга. На третьем и четвертом курсах главнейшим предметом, который мы изучали, стала спецлоция. За два учебных года мы должны были назубок выучить судоходные фарватеры Москвы-реки от Рублева до ее устья, Оку от Коломны до Горького, Волгу от Рыбинска до Горького, канал Москва-Волга на всем его протяжении и основные фарватеры Рыбинского водохранилища. К выпуску из техникума мы по памяти могли нарисовать на бумаге любой участок из этих водных путей, изобразить все повороты русел рек, расстановку бакенов и створных знаков, перечислить все большие и маленькие населенные пункты по левому и правому берегам.

Учебный год заканчивался в апреле, сдавалась экзаменационная сессия и все учащиеся отправлялись до сентября месяца на практику на суда Московских пароходств.

Первая моя практика была на буксирном пароходе Московско-Окского речного пароходства “Соцсоревнование”. Этот пароход постройки 1895 года специально переоборудовали под учебные цели. Здесь были устроены четыре кубрика на шесть человек каждый для размещения практикантов, установлена морская шестивесельная шлюпка, закрепленная на настоящих морских шлюпбалках.

Кроме предоставления возможности обучения практикантов специальностям матроса и рулевого, пароход таскал баржи по Оке между Коломной, Рязанью, Касимовым и Горьким. Мы в полном объеме выполняли обязанности матросов при составлении каравана барж, швартовке, буксировке, уборке палубы, обслуживании палубных судовых механизмов, стоячего и бегучего такелажа, буксирных тросов, а также обязанности рулевого при проводке каравана барж и при ходе порожняком.

Скорость движения нашего парохода с баржами на буксире вниз по течению составляла около четырех-пяти километров в час (в зависимости от скорости течения самой реки), а против течения достигала полутора-двух километров в час.

За лето мы научились управлять пароходом с помощью рулевого устройства, работать на всех судовых палубных механизмах, выполнять обязанности матросов при швартовке к пристаням и баржам, слаженно грести на шлюпке.

Практикой руководил Дмитрий Иванович Рульков. Он же был военруком и физруком техникума, организатором строевой подготовки учащихся. Дмитрий Иванович окончил наш техникум в военные годы, воевал в качестве командира торпедного катера на Тихом океане в 1945 году. Он был классным мужиком и нашим общим кумиром.

Нудные занятия греблей наш шеф организовывал просто: пароход замедлял ход, шлюпку спускали на воду, шесть практикантов садились на весла, Дмитрий Иванович за руль и вперед. Приз для гребцов состоял в том, что шлюпка с шестью гребцами на веслах, конечно же, быстро обгоняла наш тихоходный старенький пароход. Через час азартной и, по-первости, очень неслаженной и бестолковой гребли Дмитрий Иванович направлял шлюпку к берегу у какого-нибудь пляжика с белоснежным песком и расцвеченной всеми летними цветочными красками береговой луговиной, где разрешал нам покупаться и побегать по лугу пока к нам не подплывал наш пароход. Шлюпка возвращалась, на весла садились новые гребцы и урок повторялся. Чем лучше ребята гребли, тем дальше за отведенный час шлюпка уходила от парохода, и тем дольше можно было бегать и купаться. Дмитрий Иванович умел превратить нудную и тяжелую будничную работу в увлекательнейшую игру.

В Москве в те годы было много молодежных и подростковых ДОСААФовских военно-спортивных клубов, ежегодно устраивались соревнования по гребле на морских шести- и четырехвесельных шлюпках. Наш техникум выставлял свою команду, но призовых мест на этих соревнованиях не занимал. В 1952 году в техникуме организовалась и начала довольно успешно работать секция бокса. Команду МРТ к очередным Московским соревнованиям Дмитрий Иванович скомплектовал из тех, кто хорошо греб на шлюпке во время летней практики и кто не пропускал занятий боксерской секции, имел, что называется, “хорошую дыхалку” и умел концентрировать свою мускульную силу.

В 1952 году в соревнованиях на Химкинском водохранилище и в 1953 году на Москве-реке в ЦПКиО им.Горького шлюпка-шестерка нашего техникума стала чемпионом Москвы. Я был на этой шлюпке правым загребным.

После второго курса нас направили на практику на Оку по двое, рулевыми на буксирные пароходы.

Может быть, здесь имеет смысл сказать несколько слов о коллективе техникума. Учились тут, в основном, дети потомственных речников. Они составляли большинство и в моей группе. Но в группе были также один фронтовик, один бывший сын авиационного полка, около пяти - шести коренных москвичей, городских жителей.

Всех, кто носил форму МРТ, объединяли большая дружба и взаимовыручка. Летом, если ты увидел парня или девчонку в такой форме, мог смело проситься переночевать, подъехать на его пароходе до нужной тебе пристани, поесть, если был голоден, или даже заимообразно помощи деньгами.

Преподаватели техникума были для многих из нас как отцы, или старшие братья. С ними можно было говорить обо всем, всегда рассчитывать на то, что тебя поймут и помогут практически в любой жизненной ситуации.

С техникумом мне очень крупно повезло.

Самой запоминающейся практикой была практика после третьего курса, в качестве дублера IV помощника капитана на теплоходе “Михаил Калинин”, совершавшем рейсы по каналу Москва-Волга, рекам Волге и Каме на маршруте Северный порт Москвы - порт города Молотова (ныне Пермь) на Каме.

Интересна история этого теплохода и еще трех таких же. К открытию канала Москва-Волга в Сормове были построены речные суда, равных которым по ходовым качествам, оснащению механизмами и автоматикой, уровню комфорта в России и СССР еще не было. Назывались они “Иосиф Сталин”, “Вячеслав Молотов”, “Михаил Калинин” и “Клим Ворошилов”.

После войны и, практически года до 1985, считалось очень престижным провести отпуск в поездке на теплоходе по Волге. Это было недорого, вполне доступно инженеру, квалифицированному рабочему, офицеру Советской Армии. А в каютах третьего и четвертого классов, на палубных местах ездили как на пригородных электричках совсем уж простые люди - в соседний город, на рынок или еще по каким житейским делам. Места здесь стоили тогда совсем дешево.

Теплоход “Михаил Калинин” имел роскошные каюты первого и второго классов, восьмиместные каюты третьего класса и большие общие пассажирские помещения самого дешевого, четвертого класса. На пассажирских палубах и в каютах было много полированного дерева темного цвета, высокосортного стекла, ковровых дорожек, надраенной до блеска желтой меди и латуни, красивой мебели.

Все четыре теплохода славились своими ресторанами, фирменными блюдами. Рассказывали, что директора этих ресторанов получали под отчет оборотные деньги и могли самостоятельно покупать на пристанских рынках, у бакенщиков, кооператоров свежайшую стерлядку и осетрину, грибы, огурчики суперпосола, свежие крупные яички, овощи и зелень, по-настоящему хорошее парное мясо и многое другое. Рестораном пользовались пассажиры первого и второго класса. Для пассажиров третьего и четвертого классов были столовая и буфет, тоже неплохого качества. Команда питалась отдельно от пассажиров.

Практикантов на “Михаиле Калинине” в навигацию 1953 года  было семеро: трое из Московского речного техникума и четверо из Горьковского института инженеров водного транспорта. У горьковчан с собой были аккордеон и гитара. Часто вечером мы усаживались на корме на второй пассажирской палубе и пели популярные в те годы советские и народные песни. Мы никогда ничего не пили, даже пиво. Поэтому пели действительно хорошо. Почти всегда к нам присоединялись молодые пассажиры, собиралось много слушателей и мы пели как бы по их заявкам.

Большое впечатление и на нас, и на наших слушателей производила сама атмосфера этих самодеятельных концертов: тогда на Волге ниже Рыбинска искусственных водохранилищ не было, река спокойно и величаво текла среди живописнейших берегов со старинными белыми русскими городами, уютными деревнями и селами, небольшими лесками, заливными лугами, пшеничными и ржаными полями.

Высокие холмистые берега сменялись низменными, широко разливались волжские плесы, золотилось и краснело закатное солнце. Навстречу нам плыли белоснежные пассажирские пароходы и теплоходы с людьми на прогулочных палубах. По мере того, как сгущались легкие летние сумерки, загорались бакены на реке. Эта картинка медленно движется даже не перед глазами, а где-то в глубине души. С фоном из прекрасных мелодий, исполняемых молодыми мужскими голосами под аккомпанемент аккордеона и гитары.

Была интересная и очень полезная работа в составе команды теплохода. На всю жизнь запомнились Плес, Кинешма, Калязин, Углич, красивые набережные Ярославля и Горького, небольшие камские прибрежные городки Чистополь и Набережные Челны с их деревянными тротуарами. В Набережные Челны я приезжал в командировку через 28 лет, на построенный здесь в 70-х годах гигантский автозавод, выпускающий КАМАЗы.

Я глубоко убежден в том, что каждый не только русский, но и любой россиянин должен хотя бы раз в жизни неспешно проплыть на теплоходе по Волге, проплыть с пониманием того, что это исторический центр России, здесь сконцентрированы ее многовековая история, ее судьба.

Хотелось бы рассказать немного о канале Москва-Волга, каким он представал перед глазами летом 1953 года. Это была цепь водохранилищ (Химкинское, Клязьминское, Пестовское, Пяловское, Икшинское и другие) и шлюзов. Водохранилища со шлюзами соединял собственно канал - отсыпанные крупным щебнем и обложенные бетонными плитами берега, обсаженные ровными рядами ухоженных, аккуратно подстриженных и побеленных деревьев. На берегах шлюзов были разбиты яркие, идеально прополотые цветники, высажены цветущие кустарники. Установлены очень красивые скульптурные группы.

Шлюзы и мосты охранялись часовыми, вооруженными винтовкой с примкнутым трехгранным штыком. Все строения и береговые сооружения были аккуратно покрашены, прибрежные населенные пункты благоустроены.

По каналу плывут выкрашенные в белый цвет пассажирские теплоходы и пароходы, речные трамвайчики, серо-стального цвета буксиры. Береговые населенные пункты, возникшие в ходе строительства канала имели, да и сегодня имеют названия типа “Соревнование”, “Трудовая”,  “Каналстрой”. Через канал были переброшены ажурные металлические клепанные автомобильные и железнодорожные мосты.

В некоторых местах на канале имелись очень нарядные паромные переправы. А под Москвой в месте пересечения канала с Волоколамским шоссе в Тушине (тогда это был пригородный район Московской области) строители пустили канал над шоссе, по существу над городской улицей. Пассажиры теплоходов заранее выбирались на палубы, чтобы полюбоваться и удивиться - как это машины едут под днищем теплохода!

В месте соединения канала с Волгой на берегах были установлены две громадные каменные статуи - на одном берегу - Ленина, а на другом - Сталина.

Мы знали, что канал Москва-Волга строили не только вольнонаемные люди, но и заключенные, в том числе, наверное, и политические. Но, видя воочию красоту канала, слушая рассказы очевидцев его строительства, мы не воспринимали все это с таким трагическим надрывом, как это делается сегодня.

В целом канал Москва-Волга поражал своим величием и монументальностью, мог бы считаться одним из памятников советской эпохи. К сожалению, после XX съезда памятник Сталину снесли, со временем лесопосадки заросли и одичали, цветники сегодня почти не высаживают, строения окрашиваются редко, а по каналу плавает очень много ржавых судов и барж.

Пассажирских теплоходов дальнего плавания стало мало и плывут на них уже совсем другие пассажиры, среди которых нет рабочих, крестьян, армейских офицеров, так как совсем другой стала и стоимость билетов.  Никому не пришло в голову хоть как-то сохранить легендарные теплоходы 30-х годов, поплавать на которых многие считали счастьем.

Прошел XIX съезд партии. Он запомнился тем, что его решением ВКП(б) была переименована в КПСС, а также тем, что И.В.Сталин поставил на нем вопрос о своем уходе с государственных и партийных постов. Возможный уход Сталина вызвал большую обеспокоенность у всех - как же мы будем без него. Съезд просьбу Сталина об уходе не поддержал.

В марте 1953 года Сталин умер. О его смерти по радио сообщили рано утром, когда люди только собирались на работу. Я шел хмурым пасмурным и темным ранним утром этого дня по Добровольческой улице, Большому Факельному переулку к станции метро “Таганская”. Лица почти всех попадавшихся мне навстречу спешащих на работу людей были заплаканы. Многие, не скрывая своих слез, плакали на эскалаторе и в поезде метро. Сталин для нас был всем - защитником, в буквальном смысле слова отцом. В день его смерти многим казалось, что и наша жизнь закончилась, дальше одна неопределенность.

В день смерти Сталина первого урока не было - преподаватели видимо собрались обсудить, что говорить и как себя в этой ситуации вести с учащимися. А у нас в группе во время этой паузы стихийно состоялось комсомольское собрание. Обсуждался один вопрос, и я, рассказывая об этом, вовсе не шучу и не иронизирую: - “Как дальше жить без Сталина? Чем мы можем ответить на эту утрату?”

В группе был двадцать один человек - двадцать комсомольцев и один член КПСС. Я, как комсорг, чисто символически вел это импровизированное собрание. Разговор был откровенный, что называется от души, и, несмотря на определенную разницу между нами в возрасте и жизненном опыте, серьезный.

Все связывали свои предложения с нашим основным занятием - учебой. Суть предложений сводилась к двум вещам: учиться без двоек и не подсказывать отвечающему у доски (учились мы как в школе, с отметками каждый день, но с зимней и весенней экзаменационными сессиями). В конце концов решили, что учится так, чтобы никто в группе, начиная  с марта 1953, и до окончания техникума не получил на уроках ни одной двойки, мы сможем. От руки составили протокол собрания. Преподавателей договорились в это дело не посвящать.

Через недели полторы получил “пару” наш постоянный разгильдяй Олег Громов. На перемене у нас снова было короткое  комсомольское собрание. Олега предупредили: еще одна двойка и группа обратится в учебную часть с предложением отчислить его из техникума. Это подействовало, двоек больше у него не было. Правда, мы довольно долго перед началом занятий сами проверяли, как Громов выучил уроки.

Интересно то, что весеннюю апрельскую сессию ребята сдали хоть и без двоек, но на обычном уровне. Зато зимнюю сессию 1953/1954 года вся группа сдала на стипендию, а шесть (!) человек сдали даже на повышенную стипендию, то есть на круглые пятерки. Такого в нашем речном техникуме никогда до этого не бывало. Так наша 41 штурманская группа и закончила обучение в техникуме - без двоек.

До сих пор помню многих своих товарищей по учебной группе: крупного добродушного парня Толю Булошкина, интеллигентного и аристократичного Славу Чалайдюка (на русский его фамилия переводится как герцог Чалай), веселого и заводного Гену Козлова, фронтовика Толю Беляева и коренного москвича Юру Леонтьева, сына авиационного полка, дошедшего со своей частью до Берлина, Жору Ренбурга, потомственного речника Олега Наумова, первого нашего женатика, обзаведшегося семьей в 17 лет, Женю Александрова, вечного разгильдяя, самого маленького в нашей группе, да, пожалуй, и во всем техникуме, Олега Громова.

Мы хорошо учились, дружили, но могли и что-нибудь отчубучить. Например, к четвертому курсу нас в группе осталось 21 человек. Кто-то из ребят сопоставил эту цифру со стоимостью бутылки водки “Особая Московская” с белой головкой (повышенного качества). Мы договорились, что каждый учебный день все приносят по одному рублю. Сумма в 21 рубль вручалась очередной компании из трех человек, которые в большую перемену отправлялись в пивнушку при Кадашевских банях, покупали на собранные деньги пол-литра водки, добавляли сами на три пирожка с мясом, выпивали эту бутылку и шли учиться дальше. Это не было пьянством - это было игрой в самостоятельность, игрой в возмужание. Но только игрой.

Характерно, что пьянства в стране в те годы практически не было. Пивная у Кадашевских бань открывалась в 12 часов, мы подходили к этому времени. В пивной было пусто, народ подтягивался часам к 16. Приходили сюда, как правило, компаниями, по 3 - 4 человека, главным образом, чтобы посидеть и пообщаться. Брали стандартный набор: 150 граммов водки, кружку жигулевского пива и порцию горячих сосисок с тушеной капустой. Давки, большого наплыва посетителей в таких пивных не бывало.

Не было очередей и в винно-водочных отделах магазинов, а ассортимент в них был очень хороший: разные водки, коньяки, очень популярные в те годы наливки и настойки типа “Спотыкач”, “Запеканка”. Совершенно не было в продаже дешевых крепленых вин, всяких “плодово-ягодных”, “белых крепких” и так далее, расплодившихся в невероятном количестве при Хрущеве и Брежневе.

Практически никто в те годы не пил денатурат, политуру, разные технические жидкости, которые свободно продавались во всех керосиновых лавках. Редко кто употреблял в качестве спиртного напитка одеколон и другой парфюм.

В молодежной среде тех лет совершенно отсутствовали наркотики. Мы вообще-то знали, что есть такие вещи, как гашиш, анаша, “план”, но никому и в голову не приходило попробовать, что это такое.

Совсем недавно закончилась война, страна быстро восстанавливала порушенные города, заводы и фабрики, закончилась жизнь впроголодь и была колоссальная вера в будущее, вера руководителям партии и Правительства. Да и как было не верить - все, что намечалось и обещалось руководством страны, сбывалось, воплощалось в реальную жизнь. Люди с энтузиазмом работали, были хорошие условия для семейного отдыха, просто было интересно жить. Пьянство в такой обстановке практически ни  у кого не становилось потребностью, являлось крайне редким явлением.

Но вернемся к смерти Сталина. По радио передавали церемонию похорон, траурные речи высших руководителей партии и государства. Вместо Сталина Первым секретарем ЦК КПСС и Председателем Совета Министров был избран Маленков.

27 марта 1953 года Верховный Совет СССР объявил амнистию, в результате которой только за март-июнь 1953 года из мест лишения свободы было освобождено около 900 000 уголовников, которые создали в городах, в том числе и в Москве очень опасную обстановку. Я сам в апреле 1953 года видел недалеко от своего дома на Большой Андроньевской милиционера, несущего в руках отрезанную человеческую голову.

Летом, во время практики, мы узнали об аресте Берии, которого обвинили в шпионаже в пользу Англии, сказали, что он был ярым врагом советского народа. В декабре 1953 года в газетах появилось сообщение о расстреле Берии.

В предновогодние праздники 1954 года впервые за много лет для сравнительно свободного посещения открыли Кремль. Техникуму дали один билет на студенческий новогодний бал в Кремле и он достался мне. Тогда еще не было Кремлевского Дворца Съездов и все веселье проходило в Большом Кремлевском дворце. Впечатления были потрясающие. Я впервые увидел Грановитую палату и Георгиевский зал, другие старинные помещения Большого Кремлевского дворца. А еще запомнилась виртуозная игра на ударных инструментах легендарного в 40 и 50-х годах барабанщика и ударника Лаци Олаха.

Лаци Олах относился как бы к “субкультуре” тех лет - культуре хотя и популярной, но как бы неофициальной, второго плана, тем не менее, существующей и демонстрирующей народу свои достижения. Эта культура не звала к трудовым подвигам, героическим свершениям во имя идеалов социализма. Она пользовалась популярностью, так как целиком посвящалась личной жизни людей, сердечным переживаниям, отдыху в кругу друзей. Можно вспомнить знаменитую в те, да и в последующие годы актрису кино Лидию Смирнову, певцов Козина и Утесова, композитора, автора популярнейших танго Оскара Строка. Популярностью у молодежи пользовались продававшиеся с рук на вещевых рынках трофейные пластинки Петра Лещенко и Вертинского. Все это особо не поощрялось, но и не запрещалось, было доступно каждому.

А в конце 40-х, начале 50-х в прокате появились трофейные фильмы, главным образом немецкие, американские и английские. Они, как правило, шли во второстепенных, небольших кинотеатрах и клубах московских предприятий. Хорошо помню совершенно невероятные очереди в кассы кинотеатров на многосерийный фильм “Тарзан”. Запомнились фильмы “Мост Ватерлоо”, “Петер”, “Серенада солнечной долины”, “Остров страданий”, “Джордж из Динки-джаза”, “Сестра его дворецкого”. Это были по тем временам абсолютно аполитичные фильмы, но их показывали в официальном прокате и охотно смотрели. Фильмы были про иную, не похожую на нашу, жизнь и они так и воспринимались - вот и так живут люди, без зависти. Надо сказать, что нами примерно так же воспринимались фильмы “Свинарка и пастух”, “В шесть часов вечера после войны”, “Кубанские казаки”. Просто в этих фильмах люди жили иначе, чем жили мы. Но мы не завидовали - наша жизнь тоже была интересной.