РР. Солярис. Антиквариат

Конкурс Копирайта -К2
Друзья, К2 приветствует вас!

Игра «РУССКАЯ РУЛЕТКА »  (правила игры  здесь http://www.proza.ru/2013/06/19/16 ) продолжается.
Десятый участник  представил свою работу, встречайте:

***

Отчаянный Малый – Солярис

ЗАДАНИЕ: написать драму (рассказ) объемом до 30 тыс. зн.
 
По теме 3:  Герой/героиня получает в наследство от дальнего родственника некое строение с условием проживания в нём. Однако истинный, тайный владелец недвижимого имущества начинает двигать судьбу героя/героини по своему усмотрению.

АНГЕЛ  - Клара Хюммель
ЧЁРТ – Савельева Оксана

Объем  26,3  тыс. знаков

ОБРАЩЕНИЕ  КООРДИНАТОРА:

Друзья,  приступая к обсуждению, пожалуйста, помните: 
один из основных принципов К2 – обсуждению подлежат только тексты, переход на личности не допустим категорически!

***

АНТИКВАРИАТ.

Дверь была старинной. Не старой и обшарпанной, а именно старинной. Таящей в себе минувшие десятилетия. И ее очень портили коричневая краска, облупившаяся местами, четыре разнокалиберных электрических звонка и допотопные таблички с именами напротив каждого: Э.В.Семилесова, Г.В.Васильева, И.П.Добров и Абдулзакиев М.З. Разнокалиберность и третьесортность двадцать первого века. Если уж тут представлялось имя, только одно, обязательно золотом. А рядом – молоточек. Элегантный, бронзовый.
Тася, непонятно из каких побуждений, надавила на звонок напротив Доброва И.П., прислушиваясь к уходящим в бесконечность трелям. Потом поставила на пол свою дорожную сумку и начала рыться в ее бездонных карманах, в поисках связки ключей. Видимо, процесс настолько увлек молодую женщину, что она совершенно не услышала, как к двери подошли с той стороны и открыли. В темный коридор пролился поток света из квартиры.
- Вы к Ивану Петровичу? – вопрос задала дама преклонного возраста.
Статная, высокая, с аккуратной прической и удивительно ухоженными руками. Почему-то не в силах оторвать от них взгляда, Тася молча кивнула.
- Он умер.
- Я знаю, - наконец, она посмотрела даме в лицо. – Меня известили о его кончине три недели назад.
- А, - в лице собеседницы мелькнуло понимание. – Простите, как ваше имя?
- Доброва Таисья Егоровна. Вот, - паспорт по счастью сунулся под руку, - документы.
- Наследница, - с непонятным, но скорее с негативным оттенком молвила дама и отошла в сторону, пропуская Таю.
Та, наконец, запоздало нащупала ключи.  Впрочем, насколько она имела представления о коммунальных квартирах, замки стояли и на дверях комнат.
- Я Эмма Витальевна, будемте знакомы. Ваши апартаменты по коридору налево, - пояснила соседка сдержанно и ушла, довольно быстро и бесшумно для своих лет.
- Спасибо! – в спину поблагодарила Тася.

Ключ повернулся легко и как-то знакомо. Просто удивительное ощущение. Словно вернулась к себе домой, после долгой отлучки. А ведь Тася никогда не была здесь, да и самого Ивана Петровича знала только по скупым рассказам отца: был, дескать, у деда родной брат, служил в каком-то важном ведомстве, с родными связей не поддерживал, семьи не имел – и все.
Шагнула внутрь, ожидая почувствовать запах пыли и старости. Но комната встретила наследницу не в пример лучше соседки: солнечными зайчиками, прыгающими по стеклам и зеркалам и фотографией в рамке на столе. Тая с удивлением узнала себя маленькую, молодого еще отца и деда. Любительский черно-белый снимок, аналог которого был утерян в пожаре, поставившем точку на жизни родителей.
- Ну, здравствуй, - прошептала неведомо кому.
Поставила дорожную сумку, сняла куртку и берет. Потом подошла к окну и с шумом распахнула раму. Снизу взвилась стайка воробьев.
- Я бы не советовала открывать окна, - соседка опять застала Таю врасплох, застыв у порога. – Паровое отопление уже отключили, а тепло не скоро будет, дом отсыревает.
- Да, - кивнула поспешно. – Хотела поблагодарить, тут чисто.
- Это не моя заслуга, - поморщилась дама. – Вечером придет Галя, скажете спасибо ей, - и ушла.
Похоже, соседка была с норовом. И считала ее кем-то, вроде захватчика. Ничего, с этим легко можно разобраться. По условию завещания, Таисье предстояло прожить в квартире не меньше года, но ведь не обязательно в компании совладельцев. В конце концов, у нее имеется приличная сумма. Вполне хватит, чтобы расселить троих соседей – знающие люди подсказали, куда можно обратиться.
Кстати, о знающих людях!
Тася присела на стул и набрала номер:
- Я на месте, Свет! Да, добралась отлично.  Соседи? Думаю, не хуже, чем у всех. Но пока познакомилась только с одной. Импозантная дама в возрасте, - она не старалась приглушать голос, и, услышав шебуршание в коридоре, усмехнулась. - Ну, ладно, пока, созвонимся еще.
Света - надежный мост в прошлую жизнь. Там, где был неплохой антикварный магазинчик, разросшийся из обычной комиссионки, где Таисья владела трешкой в центре и новенькой иномаркой. Где утро начиналось с надежды на лучшее, а вечер заканчивался в полном одиночестве. Где была накатанная колея, с которой, казалось, уже не свернешь.
Тася принялась обходить свои владения. Две смежных комнаты. Неожиданно современная мебель, впрочем, так только казалось, потому что, перестук по дверце, обнаружил дерево, а не пластик. Интересно, почему при своей должности Иван Петрович всю жизнь прожил тут, а не переехал в отдельную квартиру? Сейчас бы проблем не было.
Тася провела пальцем по полированной столешнице, сдула пыль. На улице чья-то автомагнитола громогласно возвещала: "Вот, новый поворот, и мотор ревет"... Поистине,  пророческие слова.

Вечером состоялось знакомство с остальными соседями. Галя - Г.В.Васильева - оказалась хохотушкой  лет за тридцать, матерью одиночкой двух сопливых близнецов - Вовки и Вальки. Она пришла в полседьмого вечера, приняла Таино "спасибо" и пригласила на чай. А Абдулзакиев М.З. - Муса - представитель некой творческой профессии, явившийся в изрядном подпитии и громогласно возвестивший:
- Приветствую вас, други! День закончен. Сомненьям и потерям всем конец! И кто-то может быть оставил росчерк в таинственной глуши чужих сердец, - вдруг рухнул прямо посреди коридора.
- Поэт? – поинтересовалась Таисья.
Галя кивнула, печально вздохнув:
- Главное, его об этом не спрашивай. А то присядет на уши по поводу несостоятельности современной литературы  и автографами завалит.
- А есть на чем заваливать? – усмехнулась наследница.
Хохотушка задумалась, а потом пожала плечами и ответила невпопад:
- Нет, так сам принесет. Давай, хватай его за ноги, надо убрать с дороги, а то в прошлый раз мои через него на велике катались. Не поверишь, Мусе ничего, а у мальчишек синяки во все коленки.
Тася, морщась от непривычного занятия, подхватила соседа. Ей еще никогда не приходилось заниматься столь странным занятием. А Галя, вероятно, была привычная, настолько ловко у нее все получалось.

- Свет, ты не поверишь. Я здесь неделю. А как будто год уже. Одна - считает меня врагом  и захватчиком. Другая - просит забрать сыновей из детского сада. Третий - порывается занять тысчонку-другую, - Тая хохотнула.
В пересказе подруге все выходило не так уже катастрофически. А вот как передать то, что жить на одной территории с еще кем-то - это не так светло и романтично, как показано в "Покровских воротах"?  Туалет и ванная по совместительству постоянно оказывались занятыми кем-то другим, в кладовке рядом с кухней нашлось место для чего угодно, но только не для вещей из бывших комнат Ивана Петровича, а чай, кофе и сахар незаметно перекочевывали из Таиной посуды в неуказанную собственность.
- Я вчера вечером устроила собрание. Объявила, что нашла риэлторов, готовых расселить нашу коммуналку. Галя с Мусой не против. Даже, наоборот, весьма воодушевились. Конечно, плачу же я. А вот Эмма Витальевна категорически заявила, что уйдет из жизни в этих стенах... Какое пророчество? Бог с тобой, Светка! В тюрьму садиться из-за сумасбродной старухи?... Ну и шуточки у тебя, подруга!... Ладно, давай, привет супругу.
Тая с легким раздражением кинула телефон на диван. Поднялась и подошла к зеркальному шкафу. Раздвинула створки. Одежду она закончила разбирать еще вчера, что-то выбросила, что-то отдала местным нуждающимся. Теперь надо перебрать бумаги. Их у Ивана Петровича было не мало. Видимо, не имел привычки выбрасывать. Или хранил по долгу службы?

Галя съезжала первой. Она с легкостью согласилась бы на что угодно, лишь бы поближе к садику и работе, и не на соседей. Но Тая посчитала нужным выбирать из нескольких вариантов. Особенно хорош был третий: отдельная квартира в новом районе. Светлая и уютная. Она и стоила на порядок дороже всех остальных.
Однако Галя, посоветовавшись с Эммой Витальевной, отказалась туда переезжать.
- Таечка, я не хочу слишком уж пользоваться твоей добротой, - смущенно упаковывая вещи, которые точно не пригодятся в ближайшее время, объясняла соседка. – Ты подыщи что-то подешевле, что ли. Мне же грех жаловаться.
Конечно, грех жаловаться! С зарплатой операционной медсестры и двумя сыновьями без мужа. Тая злобно глянула в сторону отстраненно помогающей Семилесовой. Видно, о своем лесе заботится, старуха, и не при чем высокопарные фразы, что умрет в этой квартире.
- У меня хватит средств расселить вас всех, - громко и безапелляционно заявила Тая.
- Не сомневаемся, - спокойно отозвалась Эмма Витальевна. – Но это не повод, чтобы сейчас отдавать лишнее, за то, что через год будет стоить в разы дешевле.
- Вы ясновидящая? – злобно прищурившись, спросила наследница.
- Нет. Просто слежу за новостями, - старуха спокойно выдержала ее взгляд. – Там рядом, в пяти метрах от дома, будет прокладываться дорога. Сами представляете: шум, выхлопные газы. Поэтому кто поумнее, сейчас там квартиры продают, чтобы после не продешевить.
Галя вдруг вспыхнула румянцем и вытряхнула вещи, так любовно складываемые в коробку, на пол.
- Давайте не будем торопиться. Вот подешевеет, тогда и купим. И пусть дорога. Я поставлю пластиковые окна, ничего слышно не будет.
Тая с шумом выдохнула, чтобы нечаянно никого не обидеть, грозящими сорваться с языка, словами.
- Мы лучше пойдем и посмотрим еще варианты. Эмма Витальевна, больше нигде ничего вести не планируется? – спросила с едва прикрытым сарказмом.

Муса, когда съехала Галя, заскучал. Тая предположила было романтические устремления соседа, но не слишком, признаться, походил он на безответно влюбленного. Скорее, его желудок затребовал Галиных супов и небольших заначек медицинского спирта.
Поэт попробовал постоловаться с оставшимися соседками. Но Эмму Витальевну – он побаивался, а Таисья – быстро свела на нет его гастрономические порывы, пообещав обратиться к участковому.
- Устала я, Светка, - докладывала по телефону подруге. – Поводила этого Абдулзакиева и туда, и сюда. Ему все не нравится. Еще, не поверишь, отбрехивается стихами. У самого - конура-конурой, а подавайте ему хоромы царские. Завтра, чтобы неповадно было, поведу его в одну квартирку, на соседей. Скажу, не хочешь, пеняй на себя.
Но Муса захотел. Очень захотел. Соседкой там оказалась миловидная барышня с шоколадными глазами и аппетитными формами. Тая, едва сдерживая смех, наблюдала, как распушил хвост Абдулзакиев, как принялся рифмовать мудреные комплименты. А будущая его соседка млела и томно закатывала очи. У нее - выходил возраст, а замуж очень хотелось. Такой удачный вариант...

Тася с инструментами, баночками растворителей и отверткой замерла около двери. Сколько на ней слоев. Как колец у дерева, говорящих о целых поколениях, канувших в небытие. Снять их безжалостно. Обнажить первозданную красоту, объявить работу мастера. Думал ли он, что его творение постараются так испортить. Люди-люди. Ушли со своей историей, а эта шикарная вещь хранит ваше надругательство.
Девушка подковырнула табличку с именем дяди. Зачем она тут?
Двойственная мысль: зачем она тут? Табличка? Тая? И нет ответа.
Вспомнила бумаги Ивана Петровича. Деловые выкидывала, не читая. Прямо в картонных папках с надписью - "Дело". Записки, дневниковые записи, какие-то черновики мельком пробегала глазами. Художественной ценности они не представляли. Но у дяди был легкий слог и интересный взгляд на некоторые привычные вещи. Личную переписку Тася посчитала нужным сжечь.
А вот у гардероба оказалось двойное дно. Там лежала еще одна папка. Ей, вероятно, грозила бы участь своих предшественниц, не раскройся она, будто предлагая проникнуться некой тайной. Тася прочитала.
Досье на некоего Семилесова Виталия Павловича. Отца несговорчивой Эммы? Настоящие документы. Вынес с работы? Зачем? Насколько Тая поняла из обрывочных высказываний старухи, Ивана Петровича она недолюбливала, если не больше. Не в досье ли причина?
Размышляя, снимала краску с двери, слой за слоем. Снятые таблички лежали на полу.
- Рано вы меня из квартиры выселили, - раздался особенно гулкий в подъезде голос Семилесовой.
Тася вскинула глаза. Старуха пристально смотрела на то место, где еще недавно значилась ее фамилия.
- Эта дверь не имеет цены. Я просто реставрирую. Никого не выселяю.
Эмма Витальевна еще больше поджала тонкие губы и прошла в квартиру.
- Мне звонила риелтор, - кинула в спину девушка. - Для вас есть неплохой вариант.
- Единственный вариант для меня - комната, в которой я прожила всю свою жизнь, - даже не обернувшись, ответила Семилесова.

Каждый день в квартире, где Тасе принадлежала большая часть, настраивал ее еще больше против соседки. Бесшумно скользя по коридору, Семилесова умудрялась слышать и видеть все. Она словно читала мысли. Если Тася собиралась вынести ненужную мебель, все местные забулдыги, ранее согласные за бутылку помочь, вдруг исчезали с поля зрения. Риелторша, довольно профессионально сработавшая с Галей и Мусой, отказалась находить варианты для старухи.
- У нее глаз дурной! – выпалила в последнюю встречу и сорвалась на машине.
Соседка, вроде, и не делала ничего конкретного. Просто она захватывала само пространство, воздух. Оккупировала. Мешала.
Тася, не привыкшая делить квартиру с чужим человеком, довольно болезненно переживала это насильственное сосуществование.
- Свет, я сама, конечно, дура. Оставила договор на поставку на столе в кухне. Захожу, вроде бы бумаги лежат, как и лежали. А она мне заявляет вечером, что зря я связываюсь с этой фирмой. Смотрит в глаза, спокойно так, равнодушно, как удав. Мне бы сказать, что не ее дело! А Эмма разворачивается и уходит, - долго и в красках говорить по сотовому не получалось, оставалось давать лишь краткую обрисовку ситуации, поэтому до подруги не доходило, почему надо терпеть это давление. Высказала бы бабке, что думает, и все дела.
Край наступил тогда, когда Семилесова каким-то образом вмешалась в Тасины отношения с Лисовским. Егор появился в жизни девушки пару месяцев назад. Искренний, веселый, общительный. Она успела поверить ему.  И привыкнуть звонить по любым мелочам.
Молодые люди бродили по вечерам, взявшись за руки. Гуляли по набережной, кормили птиц. Егор рассказывал о бывшей жене, и почему не сложилось семейного счастья. Что особо понравилось Тае, не обвинял супругу, и не унижал себя. Просто разошлись. А раз не родилось детей – разошлись совсем.
Лисовский владел фирмой. Что-то связанное с машинами. Дела шли неплохо. Форс-мажоры были, но от этого никто не застрахован.
Когда заходили разговоры про работу Егора, у Таси замирало сердце. Вот сейчас, все произойдет, как описывается в дамских журналах: любимый попросит взаймы, зная, что у нее есть деньги, а потом исчезнет. Но Лисовский не просил. И не исчезал.
Они решили вместе отмечать новый год.
Тася на пару дней ездила к себе в город, приводила в порядок документацию по магазину, одаривала Светку и ее семейство.
Для Егора нашлась очаровательная вещица, которая ему должна была понравиться: старинный, начала прошлого века зажим на галстук. Предвкушая приятный праздник, Таисья сошла на перрон. Ее никто не встречал. Но этому удивляться не приходилось. Она не хотела смазывать впечатление от встречи усталым видом. Все на вечер.
Эмма Витальевна, глядя, как готовилась к гостю по возвращении соседка, поджимала губы и хмурилась. Заходила в кухню, подыскивая причину, но через минутку уходила. Если хотела что-то сказать – говорила бы. Молчала.
К половине девятого у девушки уже стояли на столе салатики, в углу комнаты источала аромат еловая веточка с игрушками, а сама Тася примерила новое платье и туфли.
Егор не звонил. Его телефон был недоступен. Мало ли, конечно, какой могла быть причина. Девушка старалась не думать о плохом. И подавляла неприятные волнения, подкатывающие все  чаще и чаще.
В десять раздался сдержанный стук в дверь. Семилесовой не спалось.
- Да? – Тася постаралась не выдать раздражения, это же только мелочи, когда ты ждешь одного, а приходит другой.
Мелочи.
Старуха окинула глазами стол, комнату, саму девушку. Потом переступила через порог.
- К вам должны прийти?
- Сегодня праздник.
- Он не придет, - оставалась еще вероятность, что Семилесова сошла с ума, и говорит про новый год.
Но это предположение как-то не вязалось с ее общим видом, ее тоном, ее сдержанностью и безучастностью.   
- Кто не придет? – Тая решила не сдаваться, соседка не обойдется в этот раз спокойствием.
- Ваш ухажер, - та слегка приподняла тонкие брови и словно выплюнула ответ.
- Как я понимаю, тут тоже не обошлось без вашего участия? – девушка ненавидела эту пиковую даму, хотела впиться ногтями в ее сухую кожу, обхватить пальцами куриную дряблую шею и сжимать-сжимать до последнего выдоха.
- Тоже? – переспросила Эмма. - Не понимаю.
Но Таисью уже несло. Она начала вслух припоминать все прегрешения соседки – кажущиеся и настоящие. Самое странное, что та не порывалась уйти по своему обыкновению. Стояла и слушала. Иногда усмехалась, морщилась,  кривила губы. Но не произносила ни слова в свое оправдание.
- Вы хорошо подготовились к празднику. У вас просто офигенный подарок для меня! – кричала Тася, а потом трясущимися руками достала папку «Дело» из архива дяди. – Что ж, у меня тоже есть чем вас удивить!
Эмма взяла, открыла и как-то дрогнула. Все ее ухоженное лицо будто собралось в одну точку посередине. Как это могло произойти, девушка не знала. И средоточие этого лица шарило по бумагам из папки, читало и не видело.
Потом старуха как-то едва слышно охнула и осела на пол.
У Таи все не получалось набрать номер «Скорой». Пальцы не попадали в нужные кнопки, сбивались, мешали. Потом девушка не могла назвать точного возраста соседки. Потом капала «Корвалол» в стакан и пыталась влить пахучую жидкость между стиснутых зубов.
Приехавшая медичка меланхолично сообщила:
- У вашей бабушки – предположительно инфаркт. В больницу надо везти. Или отказ напишете?
- Это не моя бабушка, - отказалась от сопричастности к Семилесовой Тася.
Медичка неодобрительно покосилась в сторону накрытого праздничного стола, вздохнула, заполнила какие-то бланки и крикнула в коридор санитару:
- Палыч, неси носилки. В 13-ю повезем. А вы, - она оценивающе взглянула на Таисью, - барышня, соберите документы, вещи что ли какие. Завтра не приемный день, не в казенном же ей ходить.
Девушка покорно кивнула и юркнула в комнату Эммы Витальевны. Святую святых, куда доныне даже глазком не заглядывала. Да, и сейчас было не время. Документы, наверняка, лежали в старинном комоде? Порывшись, Тася нашла паспорт и полис. В первый попавшийся пакет покидала найденное белье, халат и гигиенические средства. Решила, что на завтра-послезавтра этого хватит. А потом, может, найдет, кому сообщить, что соседка в больнице. Хотя, за время проживания со старухой, не видела никого, кто ее бы навещал.
- Вот, - протянула собранное врачихе.
Та как раз командовала Палычем и, видимо, водителем, которые положили Семилесову на носилки и выносили в коридор.
- Оперативненько, - скривилась, как от уксуса, медичка. - Ладно, хорошо отпраздновать. С наступающим.
Тася закрыла входную дверь и сползла по ней на пол. Хотелось рыдать. Но слезы царапали глаза, не проливаясь наружу. Вот тебе и новый год. Новое счастье вперемежку со старым.
Она понимала, что навсегда возненавидела смешанный запах хвои, мандаринов и салатов. И эта смесь теперь будет ассоциироваться только с пожеланием врачихи "Скорой". Тася поймала себя на мысли, что пытается вспомнить, как именно выносили Семилесову: головой или ногами.
- Бред! - простонала в пустоту квартиры.
Заставила себя подняться. На улице бухали фейерверки, кто-то визжал и смеялся.
Шатаясь, добралась до своей двери. Споткнулась об рассыпавшуюся по полу папку. Присела, начала собирать бумаги. Аккуратно, методично, уголок к уголку.
Тася изучила их давно. И знала, что строгого мужчину - Семилесова Виталия Павловича осудили, как тогда говорилось, за антикоммунистические настроения. В деле лежали все допросы и доносы на упомянутого человека. Потом подробно перечислялись места заключения. И нельзя было догадаться, почему он так часто кочевал. Если не знать, что Семилесов – потомственный врач-химик. Если не обратить внимание на свернутый квадратиком тетрадный листок.

"Дорогие мои Эльза и Эммочка!
Нет, я не тешу себя мыслью, что это письмо когда-то попадет в ваши руки. Скорее всего, оно затеряется в секретных архивах, где я - всего лишь номер. Но все-таки я хочу покаяться перед вами. За все то, что мне пришлось делать. На моей совести жизнь десятков людей. Хороших. Честных. Специалистов своего дела. Выступая их мучителем и палачом, я оправдывал себя тем, что защищаю вас, мои любимые девочки. Оправдывал, пока не пришло осознание, что именно я делаю. Мне приходилось испытывать лекарства на живых людях, травить и калечить. Нет, не буду обвинять, что заставили, вынудили. Невозможно заставить, пока ты сам не соглашаешься. И сегодня я выношу приговор себе. Сам. Разрывая цепочку между мной и вами.
Люблю вас, мои прекрасные девочки".

Эмма Витальевна беспрерывно гладила и сминала пальцами ткань пододеяльника. Отворачивалась в сторону, а потом опять впивалась взглядом в Тасино лицо.
- Тут суп, - показывала девушка, - здесь второе.
- Спасибо, не стоит, тут прилично кормят, - сдержанно поблагодарила Семилесова.
- Я не нашла, кому сообщить, что вы в больнице, - чувство вины оказалось гораздо глубже, чем можно вообразить.
- А никого и нет, - Эмма усмехнулась с едва заметной горчинкой.
- Нет? – Тая как-то вдруг сразу устала.
Тяжело опустилась на стул.
- Не поможете мне? – соседка начала приподниматься. – Мне теперь трудно двигаться. Надо выйти в коридор… Не хочу при этих, - она кивнула на товарок по палате.
Девушка обхватила старуху и помогла встать на ноги. В голове пульсировала зарождающаяся боль. И сумятица мыслей мешала четкому осмыслению происходящего.
В коридоре пахло хлоркой, сновали дежурные врачи. Выбрав местечко подальше от периферии, соседки сели на скамейку, производя издали впечатление приболевшей бабушки и заботливой внучки. Вблизи картина была нашпигована чувством вины, привычкой видеть плохое и навязанной близостью.
- Вы не поверите, но единственным близким мне человеком был Добров Иван Петрович, - опустив голову, вдруг начала рассказывать Семилесова. – Подозреваю, что он относился ко мне так же. Хотя долгие годы я считала, что это не так. Где вы обнаружили папку на отца?
- В тайнике дяди. Случайно.
- В этой жизни все предопределенные события происходят как бы случайно, - Эмма Витальевна подняла глаза на Таю, впервые заметившую, их глубокий синий цвет.
Наверное, соседка была необычайно хороша в молодости. Существуют, конечно, люди, лишь с годами обретающие красоту. Но в Семилесовой это было монументальным и исконным. Как в двери, за которой она жила.
- Наша с вами квартира когда-то давно, еще до моего рождения, принадлежала семье отца. Пять комнат, кухня, черный ход и даже каморка для прислуги. Необычайная роскошь, да? – синева подернулась слезами. Не горечи, нет, маленькая Эмма родилась в коммуналке, уплотненной Советами. – Отец привел маму уже в одну комнату. Он был врачом. Хорошим врачом. И, наверное, когда-нибудь смог бы вернуть всю квартиру. Но на него написали донос. Коллеги, не раз бывавшие у нас в гостях. Папу забрали. Первое время мама носила ему передачи. А потом, - старуха развела руками, ее история не казалась удивительной или особо оригинальной.
Тася даже могла предположить, что кляуза была написана, либо потому что некто заинтересовался жильем, либо юной тогда Эльзой. Ведь наверняка, Эмма пошла в мать красотой?
- Сразу после войны, - продолжала Семилесова, - к нам подселили нового жильца – Доброва. По тому, что ему выделили две комнаты, можно было заподозрить, в каком ведомстве он служит. Иван Петрович был интеллигентен, вежлив, умело уходил от сомнительных разговоров. Но, пожалуй, я единственная, стала испытывать к нему добрые чувства. Другие не доверяли. Мамы на тот момент уже не стало, я подрабатывала санитаркой в госпитале. Возвращалась довольно поздно. У Ивана Петровича вдруг появилась привычка выходить мне навстречу. Знаете, если бы не его участие во мне, я не стала бы тем, кем стала.
- Вы любили дядю? – слетело с языка шелухой.
Разве эти слова могут обозначать отношения? Все устремления, порывы – заключаются не в них. И Тасе был не важен ответ в фонетическом эквиваленте. Достаточно видеть, как задрожали губы Эммы Витальевны, какая мука пронзила все ее существо, заставив скрючится в невыносимой позе.
- Однажды я попросила его узнать о папе. Иван сначала долго отговаривался, а потом отказался наотрез.
- Почему? – Тася почти перешла на крик в своем непонимании. – Он же достал эти документы, хранил в шкафу.
Семилесова вдруг улыбнулась.
- Вы, правда, не понимаете? – она пожала пальцы собеседницы. – Иван не хотел, чтобы я узнала всю правду об отце. Представьте, это гуманнее, думать, что его оклеветали и как тысячи других он сгинул в застенках, чем знать правду.
Тася покачала головой. Старая женщина сказала:
- Я не смогла простить и понять тогда отказа. Увы. Тешила себя мыслью, что Добров приведет жену и у меня появится больше поводов его ненавидеть. А он, - махнула рукой и вздохнула.
Говорили долго. Объясняли то, что мешало понимать и верить. Эмме не нужна была другая квартира, она, действительно, хотела завершить жизнь в этих стенах. Пронизанных духом разбитой семьи и любви. Тася пообещала это.
К истории с Лисовским соседка имела только самое опосредованное отношение. Он пришел накануне. Долго выспрашивал все про Таисью, посидел на кухне с поникшей головой. А потом вдруг достал симку из телефона и спустил ее в унитаз.
- Передайте, что я не приду, - сказал, как отрезал.
Семилесовой было тяжело. Видеть, как соседка готовится ко встрече, которой не суждено состояться. А потом выслушивать все обвинения.
- Вы не расстраивайтесь так, Тася. Наверное, мы слишком похожи. Я тоже принимала скоропалительные решения в вашем возрасте, - конечно, Эмме легко прощать и быть великодушной.
А как найти смелость простить себя Таисье? Тем более, после слов, что завещание Семилесовой оформлено на нее? Да, наверное, с этим можно жить. Забыть и не видеть во сне. Чувствовать свою правоту во всем. Поверить в неслучайность случайного. Только Тася этого не умела.
- Я приду завтра, - пообещала искренне. – Принесу пирог. Вычитала новый рецепт, а проверить повода не было.

Семилесова Эмма Витальевна умерла через час после ухода Таси из больницы.

Тася оглянулась на дверь. Странно, без своих табличек и звонков, она стала безликой. В ней больше не чувствовалось напряжения жизни. Стертая краска оказалась негативом. Можно проявить и получить шедевр. Можно запороть и рыдать над выкидышами фото. Это искусство – не перегнуть палку. Редкое.
Теперь бесполезно давить на звонок и слушать его дребезжание в пустой квартире, никто не выйдет. Никто.

***

Друзья, К2 просит всех желающих оценить представленную Солярисом  работу согласно предложенным критериям:

ОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ ОЦЕНКИ:

1. Соответствие заданному жанру:

3 балла - соответствует,
2 балла – соответствует с оговорками,
1 балл - соответствие очень слабое

2. Соответствие заданной теме:
3 балла – соответствует вполне
2 балла – соответствует с оговорками
1 балл – не соответствует

3. Оригинальность авторской манеры изложения
3 балла – оригинально, нетривиально
2 балла – средний уровень
1 балл – банально

4. Стилистическая грамотность  (умение автора не допускать стилистических ошибок) – от 1 до 5 баллов
5. Эмоциональное воздействие – от 1 до 5 баллов


ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ОЦЕНКИ

Если голосующий пожелает, он может присудить автору дополнительные 3 балла (не 1, не 2, а всегда только 3 балла!) за особенные достижения. Это может быть:
- особая значимость проблем, затронутых в тексте;
- оригинальность и самобытность сюжета или отдельного сюжетного хода;
- особенное своеобразие композиции;
- необыкновенно глубокое раскрытие образа героя и т.п.
Для того чтобы дополнительный бонус был засчитан, голосующий должен АРГУМЕНТИРОВАТЬ свою точку зрения. Краткое упоминание типа «а еще 3 балла потому, что мне было интересно» или «сюжет понравился» во внимание не принимается.
Справедливость бонуса может оспариваться Чертом и поддерживаться Ангелом. Окончательное решение принимает Координатор, и обжалованию оно не подлежит.


Таким образом, Отчаянный Малый может набрать максимум 19 + 3 (бонус) = 22 балла.

Оценки пишите в отзывах под текстом. Чем подробнее будут комментарии к ним, тем выше будет благодарность автора.

Координатор оставляет за собой право не принимать во внимание некоторые оценки, если у него возникнет подозрение, что их поставил клон.

Вы имеете возможность проголосовать  до 24:00 по московскому времени 22.08.13г. 

К-2 желает вам лёгкости в принятии решения и приятного общения!


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213082000155
рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2013/08/20/155