ПТР21

ГЛАВА 21

Оставшись без часов, Лина отслеживала время «вручную». Она в уме считала до трёхсот и повязывала узелок на платке. Двенадцать узелков соответствовали одному часу. Затем узелки постепенно развязывались, и так проходил ориентировочно ещё один час. Укладывались в доме Анисьи без четверти десять, бежать Лина собиралась в два ночи. Она вычитала в каком-то морском романе, что самое «сонное» время вахты – это с двух ночи до четырёх, поэтому такую вахту моряки называют собачьей.
Досчитавшись до часу ночи, Лина стала неудержимо засыпать.
«Вот чёрт! – мысленно выругалась она и встала на топчан. Ходить по полу она боялась, чтобы скрипом половиц кого-нибудь не потревожить. В этом плане топчан оказался менее «музыкальным», и, стоя на нём, можно было прислониться разгорячённым лбом к холодному стеклу игрушечного окошка под низким потолком кладовочки. В таком положении молодоя женщина завязала ещё шесть узелков. Затем она села на четвереньки и, когда начинала чувствовать, что валится от сна набок, снова вставала и прислонялась лбом к стеклу окошка.
«Ну, ни зараза ли? – спросила она себя. – Как можно хотеть спать в такой стрёмной ситуации?»
Наконец время вышло и молодая женщина, предварительно кинув одеяло на пол кладовочки, оделась, обулась и по возможности тихо покинула своё временное пристанище. Лина стояла в кромешной тьме в тамбуре, образованном частью русской печи и тремя стенами, фасада дома, сеней и кладовочки, и бессмысленно моргала глазами. Она думала выйти из каморки, взять керосиновый фонарь типа «летучая мышь» и спички с приступки печи, куда обыкновенно клала их Аглая, а затем выйти во двор и там запалить фитиль. Но на поверку всё оказалось гораздо сложнее.
«Вот, дура! – мысленно ругнула себя молодая женщина. – Надо было в дневное время хотя бы шагами от косяка отмерить, где находится эта сраная приступка. Так, только тихо, без паники».
Она нащупала кладку печи, повела рукой вбок и вверх и, наконец, наткнулась на приступку. Затем, сдерживая себя от опрометчивых действий, Лина нащупала фонарь, спички, очень осторожно взяла их в руки, спички затем сунула в карман тулупа и пошла на выход, держась за стенку. Половицы при ходьбе предательски скрипели, но, к счастью Лины, никому до этого не было дела. Братья спали, и их богатырский храп разносился по всей избе. Анисья, даже если бы проснулась, ничего из-за этого храпа не услышала бы. Также ничего не слышала бедная Аглая: она лежала в своей комнатке, накрывшись с головой лоскутным одеялом, и без устали любовалась на светящийся циферблат новообретённых часов.
А Лина наконец-то очутилась на крыльце и истово перекрестилась.
- Ф-фу, - выдохнула она, - блин, как они все в темноте обходятся, и лбы себе не расшибают? Привычка, наверно…
На дворе ей стало повеселей. А отчётливо чернеющие на фоне снега сортир и сарай исключали возможность ошибки в выборе нужного строения. Тем более к ним вели хорошо протоптанные дорожки, которые едва заметно выделялись своей продавленной темнотой на более светлом фоне нетронутого снега. Лина пошла по той, что вела в сарай мимо саней, и вскоре упёрлась в ворота. Она потянула за створку и ворота с трудом, но распахнулись. Молодая женщина хотела войти внутрь, но путь ей преградил давешний знакомец волчьей породы.
- Чтоб тебя, - процедила Лина. Пообщавшись с Аглаей, молодая женщина узнала, что волки по скиту запросто не гуляют, но среди местных собак встречаются такие, которые мастью похожи на своих серых собратьев. И их вовсе не стоит бояться. Лина и не боялась. Она достала из кармана тулупа заранее заготовленный кусок ситника и протянула его собаке. Та цапнула хлеб и убралась. А Лина вошла в дровяной сарай, засветила «летучую мышь» и повесила её на подходящий гвоздик.
- Ну, здравствуй, мерин, - тихонько сказала она и сунула в морду животного другой кусок хлеба.
Благодарный мерин обслюнявил всю ладонь женщины и неторопливо сжевал гостинец. Лина достала из кармана ещё один кусок и поманила им за собой мерина. Тот послушно сделал шаг вперёд, взял новое подношение и принялся шумно чавкать.
«Как бы мне его не перекормить, - наивно подумала молодая женщина, чьё прежнее знакомство с домашними животными ограничивалось собаками, хомяками и аквариумными рыбками, - а то из сарая потом не выманишь…»
Она быстро нашла сбрую, сняла её со стены и стала разбирать в поисках того, за что братья тащили кормильца в сарай.
- Это, кажется, называется уздечка, - бормотала Лина, чуть ли ни к собственному лицу примеряя ту или иную похожую шлейку, - и отличается она от стремян тем, что уздечку надевают на морду, а стремена привязывают к животу. А ещё у уздечки должны быть удила, которые почему-то принято закусывать. Или закусывать принято ими?
Наконец, она вытащила из вороха сбруи искомое и с сомнением уставилась на так называемую уздечку. Лина не видела, как снимали её с мерина братья, потому что не рискнула идти за ними в сарай, поэтому сейчас молодая женщина пребывала в некотором затруднении. Ей даже стало казаться, будто это вовсе не уздечка.
«А что же это такое? – задалась она мысленным вопросом. – Вот железяка, которую мерин держал во рту, а вот длинные ремни, которыми его при езде поворачивают вправо-влево. Вожжи называются. Одна из них имеет обыкновение попадать под хвост. Так, во всяком случае, иногда говорит Серёжа про меня или свою жену. Но точно ли эта железяка – удила? Как же проверить? А то суну в рот мерину чего-нибудь не то, а он возьмёт да обидится…»
Испытывая нетерпение и одновременно чувствуя нерешительность, Лина даже понюхала железяку, а затем подсунула свой любопытный нос к жующей морде мерина.
- Да у тебя, дружок, кариес либо с желудком проблемы, - сморщилась молодая женщина и, плюнув на свою нерешительность, стала натягивать предполагаемую уздечку на морду мерина. Тот не оказал никакого сопротивления, и Лина справилась с первоочередной задачей за каких-нибудь пятнадцать минут. Теперь она могла хотя бы вести его, что называется, под уздцы. Что она и сделала, но предварительно нацепила на себя остальную сбрую и погасила фонарь. Фонарь в целях безопасности Лина решила оставить в сарае.
Когда молодая женщина подвела мерина к саням, она снова забуксовала перед проблемой выбора: то ли загонять мерина между оглоблями, то ли накатывать на него сани? Дело в том, что умное животное, почуяв неуверенную руку, не очень-то хотело её слушаться и, как положено, пятиться задом. Можно было, конечно, поставить его мордой к передку саней и попытаться прикрепить оглобли к заднице упрямого животного, но Лина даже своим чисто городским умом понимала, что мерин не паровоз и толкать сани не станет.
«Вот чёрт! – мысленно ругнулась Лина. – А что если привязать его к крыльцу, а затем подтолкнуть сани? Нет, блин, не получится. Что я, лошадь?»
- Но, пошёл, ты, убогий! – прошипела молодая женщина и от души пнула валенком несговорчивую скотину по ляжке. Одновременно она натянула вожжи, несколькими петлями закороченными на левой руке, взялась правой рукой под так называемые уздцы возле самой морды животного и потянула его задом к саням. Мерин, получив по заднице не больно, но довольно уверенной ногой, обрёл былую покорность и быстро встал на положенное место.
- Умница, - чуть слышно прошептала Лина, - на, жуй ещё.
Она дала мерину последний кусок хлеба и взялась ладить остальную сбрую. При этом выполняла все действия, которые запомнила сегодня вечером, наблюдая за братьями, строго по порядку от обратного. Мерин стоял смирно и вскоре был более или менее запряжён в сани.
- Не верю! – восхищённо прошептала Лина, любуясь на творение рук своих и обходя сани и мерина. – Неужели можно ехать?
Но ехать она благоразумно не стала, а взяла мерина под уздцы и повела его к воротам. Времени с момента её выхода из дома прошло, предположительно, минут сорок. То есть, из графика бегства Лина ещё не выбилась. Она подошла к воротам и тут столкнулась с очередной непредвиденной трудностью: балка, запирающая створки, оказалась столь тяжела, что молодая женщина едва смогла вынуть только один её конец из скобы и без сил бросить его на снег.
«Чёрт с ней, пусть так валяется, - решила она, - ведь ворота всё равно наружу открываются…»
Следующую трудность создал мерин. Он не стал дожидаться, когда его погонят среди ночи в тайгу, а потихоньку развернулся и намылился в родной сарай.
- Ты куда? – метнулась к мерину Лина. – Я сейчас тебе морду набью, сволочь!
Она развернула животное в нужную сторону, подвела к воротам и привязала к скобе. А затем упёрлась в створку и попыталась вытолкнуть хотя бы её одну наружу. Но створка оказалась такой неподатливой, что молодая женщина чуть не взвыла от напряжения всех своих усилий.
«Вот это дерево! – подумала она. – Будь на моём месте беременная баба или хилый мужик, одна родила бы, а другой заработал бы грыжу».
Однако шутки шутками, а створка еле-еле тащилась вперёд, в то время как у Лины уже начали подгибаться ноги, и кровь забухала в ушах.
- Ну, ещё чуток! – взмолилась она и почти без чувств рухнула возле ворот, распахнутых ровно настолько, чтобы в них могли пройти мерин и сани.
- Кто это в тайгу собрался, на ночь глядя? – услышала вдруг Лина сиплый спросонья мужской голос. – Отзовись, что ли?
«Я сейчас так отзовусь, - с неожиданной злостью подумала молодая женщина. – Не спится, зараза!»
Она поднялась и увидела метрах в пяти от себя мужика. Тот стоял возле своей контрольно-пропускной будки с фонарём в руке и смотрел в сторону Лины.
- Я это, Аглая, - пропищала она, имитируя голос блаженной.
- Да вижу, что мерин Маркеловский, - растерянно отозвался страж ворот, - однако какая тебе нужда, Аглаша?
- Да вот такая, - продолжала пищать Лина, с трудом сдерживаясь, чтобы не преодолеть отделяющее её от мужика расстояние в несколько прыжков и не поцарапать его бдительную физиономию. Она попробовала изобразить походку Аглаи и так, не спеша, пошла к мужику. Затем Лина на ходу выпростала из-под рукава тулупа газовый баллончик и, когда уже почти вплотную приблизилась к стражу, тот изумлённо взмахнул фонарём и воскликнул:
- Да ты не Аглая!
- А кто? – раздражённо спросила Лина и окатила мужика обильной струёй. Одновременно она врезала ему коленом в область солнечного сплетения. Мужик, задохнувшись после удара, вынужденно наглотался воздуха вместе с газом, и без чувств повалился на снег. Молодая женщина положила его поудобней, руки сунула ему за пазуху, чтобы не отморозил, а также поправила шапку и подняла воротник тулупа. Она знала, что страж очнётся минут через двадцать, не позже, а за это время трудно что-нибудь себе отморозить, если ты не голый и мороз не зашкаливает на сорокоградусной отметке. Тащить его в будку, во всяком случае, у Лины просто не оставалось сил.
- Ну, всё, хорош отдыхать, поехали, - сказала Лина мерину, отвязала его от скобы, вывела за ворота и с опаской села в сани. Мерин тотчас встал, как вкопанный, и только ушами потряхивал. Лина напрягла память, вспомнила какой-то сельскохозяйственный художественный фильм, лихо встряхнула то ли вожжами, то ли поводьями, и негромко вскрикнула: - Но, пошёл, родимый!
Мерин с места в галоп отнюдь не рванул, но тронул вперёд размеренным шагом, а Лина счастливо засмеялась. Однако ей скоро прискучил темп движения, выбранный рассудительным животным. К тому же поджимало время, и Лина принялась, как умела, подбадривать мерина. Она даже встала в полный рост и так, стоя, хлопала по бокам тягла то ли поводьями, то ли вожжами. В ответ на её усилия мерин стал семенить, но не больше. То есть, вместо одного шага он стал делать три, и ход его от этого не ускорился, только трясти стало больше.
- Вот гад! – в сердцах воскликнула молодая женщина и машинально огляделась по сторонам, выискивая, что бы подобрать (или сорвать) такое, чем можно было бы почувствительней огреть ленивую скотину. Однако по краям просеки и хорошо укатанной дороги виднелись только сугробы и вековые ели. В санях Лина также не нашла ничего подходящего и с запоздалым сожалением вспомнила о кнутовище, которое торчало из валенка то ли Анания, то ли Маркела. Если бы она вовремя сообразила, могла бы поискать кнут в сарае. Но не сообразила и теперь была вынуждена ехать так быстро, как этого хотел мерин. Хорошо ещё, погода стояла ясная, без намёка на метель или прочие зимние неприятности, которые в большом городе побоку, а вот в глухой тайге – совсем наоборот. Лина кстати вспомнила классиков, их некоторых персонажей, сбившихся в непогоду с санного пути и почём зря замерзающих в каких-нибудь двадцати верстах от ближайшего постоялого двора или трактира.
- Мамочка моя родная, – боязливо прошептала молодая женщина и с тревогой посмотрела на небо, видневшееся промеж резных краёв, которые обозначались верхушками древних реликтов. Ей вдруг стало казаться, что звёзды и месяц стали какими-то блеклыми, словно на них подуло белым предвестником близкой снежной бури. В голову снова полезли классики, и молодая женщина вспомнила, как в одной повести путники тоже вот так ехали-ехали, месяц себе светил-светил, а потом вдруг, откуда ни возьмись, налетели ветры злые, вокруг путников замело-завьяло и в итоге они сначала заблудились, а потом все на хрен позамерзали.
- Вот так вот, начитаешься всякой ерунды, а потом маешься от большого ума, - недовольно пробурчала Лина. – Лучше бы я в своё время побольше индийских фильмов смотрела: танцы, песни, смех, слёзы, полный идиотизм и всё на свежем воздухе, потому что круглый год лето. Не то, что у нас – бр-р!
Она снова попыталась подогнать мерина, тот снова зачастил своими короткими лохматыми ногами, а Лина в сердцах плюнула и решила – будь что будет. В конце концов – двадцать вёрст – это не кругосветка.
«Ага, двадцать вёрст, - опять полезли в голову чёрные мысли, навеянные давешним классическим сюжетом, - легко сказать… когда тебя везёт дядька Антип, а под боком тёплая Анфиса…»
Она поплотнее закуталась в тулуп и, не переставая понукать ленивого мерина, постаралась думать о чём-нибудь приятном, не связанном с зимой, морозами, метелями, глухой тайгой и…
- Чтоб тебя, твою мать, - нервно выругалась молодая женщина. В довершение всего приятного, о чём она только что собиралась думать, Лина вспомнила о волках. Она высунула голову из воротника тулупа и принялась ей вертеть по сторонам. Сразу же между елей Лине стали чудиться зелёные глаза кровожадных хищников. А услужливая память тотчас нарисовала перед её мысленным взором какой-то полузабытый сюжет о путниках, которые удирали-удирали на санях от волчьей стаи, но та, в конце концов, их настигла и сожрала всех, начиная с непременной русской тройки и кончая болонкой, которую везла с собой одна богатая дама. Между тройкой и дамой с болонкой, как утверждал автор, оголодавшие волки скушали ямщика вместе с его овчинным тулупом и какого-то постороннего персонажа вместе с его демисезонным пальто, каковой персонаж случайно оказался в санях, потому что любил путешествовать автостопом.
- Интересно, какой мудак написал такую муру? – спросила она себя. Делать ей было нечего, она принялась вспоминать и вспомнила, что нечто подобное написал Дюма-сын.
- Вот именно! – обрадовалась молодая женщина. – Тоже мне, знаток русской природы. Писал бы лучше про Булонский лес и кроликов, которые там не водятся, потому что их всех сожрал брат Горанфло.
Ей постепенно удалось взять себя в руки, она решила больше не вертеть почём зря головой по сторонам, но сосредоточиться на нехитром управлении тягловой скотиной, и вскоре Лине перестали чудиться кровожадные волки в придорожных зарослях и дуновения приближающейся метели. Однако, успокоившись, она почувствовала, что её стало клонить в сон.
- Вот, спасибочко, - буркнула молодая женщина, тщательней намотала поводья на руку и сошла с саней, чтобы немного прогуляться пешком на пару с неунывающим мерином.
«Интересно, как скоро они меня хватятся и как скоро организуют погоню? – спросила она себя. – И вообще, будут ли они устраивать погоню?»
- Глупо даже спрашивать, - вслух ответила Лина, - мерин, чай, не казённый, значит, погоня будет. Но когда?
Она знала, что действие газа вызывает частичную амнезию. Поэтому можно было надеяться, что страж какое-то время будет приходить в себя, потом вспоминать, что к чему, и только потом побежит поднимать народ. И неизвестно, как скоро народ сможет организовать погоню. Во всяком случае, на один час Лина могла рассчитывать вполне. Но если учесть, что погоня не станет плестись за ней таким же шагом, каким плелись они с мерином, то её побег вообще терял всякий смысл.
- Что же делать? – снова встревожилась молодая женщина, но уже по более конкретному поводу, нежели отвлечённые замерзающие путники из классической литературы. – Как расшевелить эту невменяемую скотину?
Она долго примеривалась к мерину, долго решалась, затем решилась и остановила животное. Потом Лина набросила поводья на ближайшую невысокую пушистую ёлочку и быстро распрягла мерина.
- Эх, была, не была! – отчаянно вскрикнула молодая женщина и вскарабкалась на четвероногого друга. – Но, пошёл, но, пошёл! – принялась понукать она его и колотить по бокам валенками, одновременно встряхивая поводьями. Мерин, изумлённый неожиданным поведением незнакомой бабы, тронул вперёд по просеке довольно резвой рысью, а Лина, зажав поводья в кулаках, обхватила мерина, словно родного, за шею и только думала, как бы не потерять валенки.

 

next chapter