СС. Гл. 4. Три грации

Г л а в а 4.
Три грации.


Из-за Анны Семеновны теплоход задержался на сутки.

Во время очередной остановки она повела свой выводок в лес по ягоду. Там они, видимо, заплутали и к урочному часу не вернулись. Свечерело, давно уже пора отходить, а их нет. Дали гудок, через пару часов пустили несколько ракет. Бесполезно. С полуночи до рассвета теплоход каждый час ревел белугой.

В двенадцать тридцать пополудни группа ягодников явилась, помятая, искусанная и смертельно усталая. Одежда кое на ком оборвалась, все были в листьях и паутине. Впереди с песней шагала Анна Семеновна. У нее лицо опухло от укусов, глаз не было видно, а руку перебинтовывал оторванный рукав блузки.

— До чего же хорошо кругом! — пела Анна Семеновна.

— Марш политбюро? — хмыкнул капитан. — Что с рукой?

— На медведя в малиннике напоролись. Мои испугались — медведя не видели! — и тикать, а я палку взяла и на него. Медведь — бежать! А палка одним концом в него, другим в меня — уткнулась, вот и поранила слегка. Трусливый мишка попался!

— Мужик, — вздохнул Дрейк. — Однако, на сутки вышли из графика. Что делать теперь?

— Как что? Конечно же, догонять!

— Догоним и перегоним. Стоянки придется сокращать, Анна Семеновна.

— В чем же дело? Урезать, так урезать!

— А в чем причина задержки, позвольте полюбопытствовать?

— Да в медведе же! Медведь-то в одну сторону рванул, а мои в противоположную. Пока нашли друг друга, темно стало. Вон все охрипли, орали столько! Собрались — сами не знаем, где. До утра пережидали возле костра. Столько песен спели!

— А наши гудки вы не слышали?

— Услышали. На них, как светать стало, и пошли.

К удивлению Анны Семеновны, после того, как они накануне оба рассказали друг другу столько важного и даже странного, они вновь вернулись к тому «балдежному» языку, в котором мало слов участия и на котором общается вся страна.

Опоздали на десять часов. И вместо вечера подошли к причалу рано утром.

Дрейк ночь не спал, так как Анна Семеновна устроила напоследок диспут, который, начавшись вечером, завершился на рассвете. Уснуть под него не смог бы и мертвый. Диспут сопровождался песнями, танцами и барабанной дробью.

— Капитан, я с вами не прощаюсь! — воскликнула Анна Семеновна, сходя по трапу на берег. — Я вновь на земле. Девушки, это надо отметить! Айда ко мне домой! Кэп, не желаете?

Дрейк развел руки в стороны и сделал скорбное лицо:

— У меня семья, семеро по лавкам. Ждут тятю.

— Привет вашим оглоедам! Смотрите, наведаюсь! У меня есть ваш адресок!

— Милости просим, — устало произнес Дрейк.

В первый раз он был выжат круизом, как лимон. И впрямь так захочешь на пенсию. Тут он вспомнил, что просил Зиночку оставить два билета на спектакль ленинградцев. Спектакль! В круизе, да, вот это был спектакль! Неужели она всю жизнь так живет?!

Дрейк зашел в пароходство и поднялся к секретарше. Билеты были на третий ряд.

— Я уж думала, сорвется наш выход, — сказала жена. — Позвонила Зинаиде, говорит, задерживаетесь на сутки.

— Нагнали четырнадцать часов.

Лида сделала прическу, расфрантилась. Федор посоветовал ей убрать с шеи красный платок.

— Чересчур смело, Лида. Авангард.

— Авангард? А галстук твой?

— Да он у меня один. На все времена. Ну что, айда?

— Еще два часа.

— Коньячку в буфете пропустим, пирожных с кофейком. В честь праздника.

— Какого праздника? — через двадцать минут спросила Лида.

— Праздника?

— Ты сказал, в честь праздника.

— Я вернулся, разве не праздник?

В фойе театра висели портреты ленинградской труппы. Дрейк останавливался возле каждого, а увидев Катю, вздрогнул и быстро прошел мимо.

— А это кто? — придержала его Лида. — Вроде как в кино где-то видела? Не знаешь?

Федор молча стал разглядывать портрет. Сердце его билось с такой силой, что он слышал, как оно отражается от стен холла театра.

— Туманова, — прочитал он.

— Я и сама вижу, что Туманова, — Лида подозрительно, как показалось Федору, посмотрела на него. Значит, она Туманова, подумал он, не Дерейкина, не Славская.

— Кэп! — раздалось вдруг через все фойе. — Три тысячи чертей! Вы тоже тут?

— А где же мне еще быть? — неожиданно для самого себя гаркнул Дрейк.

Все рассмеялись.

— Ты чего это? — Лида с ужасом глядела на мужа и на сумасшедшую бабку в каком-то малиновом кимоно с черным широким поясом, которая горланила через все фойе, как на пляже.

— Общаюсь, — сказал Дрейк. Он даже рад был, что появление Анны Семеновны сняло некоторую напряженность между ним и Лидией. — Подойдем, — сказал он жене. — Это проректор института. Может, поможет чем, когда Маша поступать будет.

Подошли. Дрейк представил друг другу дам. На малиновой спине проректора извивался ужасный черный дракон.

— Тут можно курить, — сказала проректор, облизнув алые губы.

— Какой милый халатик! — похвалила Лида.

— Разновидность касури. Обычно она у них белая, а эта малиновая.

— Русский вариант, — сказал Дрейк. — Дракон — это фамильный герб?

— Скорее семейное, — улыбнулась Анна Семеновна. — Кэп, позвольте папироску?

Лиде не совсем понравилась эта некоторая вольность в обращении с ее мужем.

— Дома забыла кисет! — улыбнулась Анна Семеновна Лиде. — Самокрутки не пробовали? Напрасно. Будете у меня, непременно угощу! Попробуете, не оторветесь! Подымишь, и мозги скачут, как макаки! Да, капитан, вы подумали над моим предложением?

Лида впилась взглядом в мужа.

— Что предложите в мой журнал? Может, о борьбе за мир во всем мире? Это актуально.

— Причем всегда, — согласился капитан. — От борьбы за мир, как от всякой борьбы, человек звереет, так как в борьбе надо только побеждать. Я лучше о пиратах напишу.

— О пиратах так о пиратах. Это будет романтическая история? Хроника злодейств? Публицистика?

— Это будет белый стих, мадам. Никаких рифм. Лишь аритмия океана. Белый стих размером с океан. Одно я только думаю: поместится ли на моей кухне Пегас?

— У истинного поэта даже табурет под парусом.

Дрейку показалось, что Лиду вдруг скосило всю, как кливер. Хорошо, раздался звонок.

— Надеюсь, кэп, вы в галерке?

— Нет, мадам, партер, третий ряд.

— Как вы пали! Это мелкобуржуазно!

— Зато близко, — пробормотал Дрейк.

Он почувствовал, что устал. В этом фейерверке он совсем забыл, ради чего, собственно, пришел на спектакль. Катя, подумал он, Катя. Он произнес про себя несколько раз это полузабытое имя, и оно возродило в нем, как заклятие, былое. Как на призыв «Сезам, откройся!» открывалась дверь к несметным сокровищам. Вот только остались ли они там?

Федор не слышал, что говорят актеры, что-то суетятся, балагурят. Он видел Катю, и ему казалось, что она тоже увидела и узнала его. Несколько раз он ловил ее взгляд на себе. В антракте он не встал и остался в зале. Лида увидела знакомую и вышла вместе с нею в фойе.

— Видела твою, — сказала Лида.

У Федора захолонуло сердце.

— Кого? — выдохнул он.

— Сумасшедшую в малиновом кимоно. Из свиного рыльца сшила сарафан. Ей, небось, не сказал, что авангард? А как родной жене, так на ней и рейтузы — авангард! А дракон на спине — ничего!

— Рейтузы? Нет, рейтузы не авангард. Рейтузы — анахронизм.

Спектакль закончился под гром аплодисментов.

— Ну, как? — спросила Лида

— Душно, — ответил Федор, вытирая со лба пот.

— Я про спектакль спрашиваю.

— Спектакль как спектакль.

— Как тебе твоя Туманова?

— Моя?

— А то чья же? Что же, ты думаешь, я не знаю твоей первой жены? — Лида насмешливо смотрела на супруга. — Ты, Федя, как ребенок! Смешно даже, ей-богу!

— Смешно, — согласился Федор. — Подождем, когда она выйдет.

— Подождем, — кивнула Лида. — Ты подожди, а я домой пойду. А то Машенька одна.

— Останься. Ничего с ней не сделается. А ты не ребенок?

— Кэп! Где вы были в антракте? — раздался откуда-то сверху голос Анны Семеновны.

— В антракте, мадам! — не поворачивая головы, отозвался Федор.

Лида раздраженно отняла свою руку от руки мужа.

— Стыдно же так орать! Что подумают люди?

— Что подумают, то и скажут, — ответил Федор.

— Это она пришла на спектакль? Зачем ей спектакль? Она сама спектакль! — заводилась Лида, и Федор был согласен с нею. — Знакомые у тебя, Федор! Ишь, цокает как!

Та, шумя и приветствуя знакомых, спускалась по лестнице.

— Это абзац, капитан! — подошла Анна Семеновна. — Одни знакомые! А вам как?

— Что как? — свела брови Лида.

— Спектакль.

— Спектакль как спектакль, — ответила Лида. — Полный аут!

— Вот она, афористичность! Капитан, вы почему таили от общества вашу супругу?

— Да кто ее таил? — вырвалось у Дрейка, и тут он увидел Катю в сопровождении двух мужчин. Странно, когда она успела снять грим и все такое?

— Катя! — крикнул он. — Екатерина Александровна! Туманова!

Та остановилась, удивленно посмотрела в сторону Дрейка, что-то сказала своим спутникам, те попрощались с ней, один поцеловал в щеку. Она направилась к Дрейку, который уже шел ей навстречу, бросив жену и Анну Семеновну.

Весной Лида видела, как на мосту лоб в лоб столкнулись две машины. Сейчас она увидела нечто схожее. Муж и актриса застыли на мосту своей жизни, столкнувшись лбами, и неясно было, что сталось с ними. Еще Лида увидела, сердцем почуяла, что этот миг для них длился дольше десятилетий разлуки. «Почему? Почему так? — вскричал кто-то в ее душе. — Почему так несправедливо?»

Катя протянула руку Федору. Он вспомнил ее руку за мгновение до того, как коснулся. Катя обняла Федора и поцеловала в щеку. Он неловко ткнулся ей в ухо.

— Я и не думал увидеть тебя. Думал, пока грим снимешь, то-сё...
— Это быстро делается, — улыбнулась Катя.

Не успели они вымолвить еще пару слов, как их достала Анна Семеновна.

— Как я рада видеть вас, знаменитую актрису! — послышался ее хрипловатый голос. — Капитан, познакомьте меня с народной артисткой РСФСР!

— Екатерина Александровна, это Анна Семеновна, проректор инсти...

— И прошу заметить, Екатерина Александровна, руководитель студенческого театра! Вам непременно надо посмотреть наш последний водевиль! Он вас потрясет до основания! Поехали!

— До чего? — взметнула брови артистка.

— Куда? — спросил Дрейк. — Куда, Анна Семеновна? У Екатерины Александровны свои дела.

— Какие дела? Занавес опущен, значит, никаких дел! Едем ко мне в институт. Соберу сейчас девчат, парней и содрогнутся стены! Еще бы, сдать спектакль народной артистке РСФСР!

Лида молча переводила взгляд с мужа на сумасшедшую бабу, а с нее на народную артистку, первую жену Федора. Черты лица ее заострились, а в душе была тоска: «Что же так свело нас всех в один час?!»

— Ну, что ж, дорогие рэсэфэсэрянки, — произнес Федор, — едем!

Анна Семеновна встала посреди проезжей части улицы и энергично остановила первое же свободное такси. Усадив Дерейкиных и Екатерину Александровну на заднее сиденье, сама плюхнулась на переднее и — «Salve, голубчик!» — скомандовала:

— Форвертс! Кэп, не угостите ли даму папироской? «Беломор» не мухомор, хоть и говнистая махорка.

Лида едва не сгорела со стыда. Таксист захохотал. Катя сжала руку Федора. Он так и обмер. Да что же это такое, подумал он. И, тронув таксиста за плечо, скомандовал:

— На Гончарную! Дом шесть. Со двора. Линкс, то есть слева.

— Славно, кэп! — не обиделась Анна Семеновна. — Я всем знакомым уже сказала, что в нашем городе есть один мужчина. И это — вы, капитан! Чур, сперва завезти меня. Завтра я к вам наведаюсь, Екатерина Александровна, в гостиницу. Не возражаете? У вас какой номер?

— Двести пятый.

— Меня — вот здесь. Чао! Спектакль был — полный аут! Москва столица, моя Москва! — запела Анна Семеновна.

— Федя, она всегда такая? — спросила Лида.

— Я ее вижу второй раз в жизни.

— Ты здесь так и живешь? — спросила Катя.

— А где же мне еще жить? — спросил Федор, а Лида дернулась.

— Столько лет прошло. Неужели квартиру не дали?

— Вот ее и дали, — ответил Федор. — Нормальная квартира. Две комнаты. Нас двое да внучка…

Лида стала собирать на стол.

— Я помогу вам, — предложила Катя.

— Ничего, я справлюсь, — ответила Лида. — Машенька, покажи бабе Кате рисунки.

Стервоза, подумал Федор о жене, но подумал с нежностью.

— Славная какая! — искренне сказала Катя, любуясь девчушкой. — Сколько ей?

Федор не мог вспомнить.

— Ты все такой же! — засмеялась Катя.

За столом она обмолвилась об этом, а Лида с ожесточением бросила:

— Да он во всем такой! Маша, ты показала рисунки? Где ты там?

— Она сейчас дорисует и покажет, — сказал Федор.

— Спать ей уже пора, — буркнула Лида, — а не рисунки рисовать. Маша! Неси уж, демонстрируй!

Выскочила Маша с рисунками из своей комнаты.

— Какие рисунки! — воскликнула Катя. — Корабль? И еще корабль! И еще! И все с парусами? Это деда на таком ездит?

— Ходит, — поправила ее Маша. — Да, у него корабль с парусами.

— А ты ездила на нем? Ходила?

— Да.

— И он с парусами?

— Да. А еще пушки. И бушприт.

— Она вся в тебя, — Катя положила Федору руку на плечо.

— А лицом и фигурой в меня, — сказала Лида.

— Постой, а что тут за цветы на корабле?

— Там каюта.

— С цветами?

— Да, с цветами. Цветы любит Изабелла.

— Изабелла? Изабелла — что-то я слышала о ней? — Катя взглянула на Федора, но тот никак не отреагировал на ее вопрос.

— Да, дедушка спас ее. Он отбил ее у пиратов и женится на ней.

— Так он же уже женат! — «Же-же-же, — подумала Катя. — Надо без же». — На твоей бабушке.

— Нет, это так, а там специальный брак...

— Пиратский брак на пиратском барке, — поддакнул дедушка. Поизящней, чем же-же-же.

— Не простой, как у всех советских людей. Там ничего такого нет, ни дома, ни шкафа, там Изабелла выходит на палубу, протягивает руки вперед и произносит заклинания: «Кадите мне. Цветы рассыпьте. Я в незапамятных веках была царицею в Египте. Теперь — я воск. Я тлен. Я прах».

— Да, Федя, — только и произнесла Катя.

— Вот так и живем, — вздохнула Лида.

Тут в дверь позвонили, и постучали, и вошла в сопровождении «парней» и «девок» Анна Семеновна. Она была все в том же малиновом кимоно с черным драконом.

— Явление третье, — сказала Катя и подмигнула Федору. — Те же и в малиновом берете.

— Ой, малиновая какая! — вскрикнула Маша. — Красивая!

— Краше в гроб кладут, — буркнула Лида.

— Сейчас мы сыграем водевиль! — распорядилась Анна Семеновна. — Декорации не нужны, декорации к черту! Сценой будет квартира капитана! Пол, стены, окно. Лена и Юля — туда, Петров — рядом, Гена — ложись на диван.

— Музычка не нужна? — поинтересовался Дрейк.

— Ничего. Сбренчим на губах. Тазик, разве что, или сковородку, да пару ложек.

— Это Федор Иванович дал вам наш адрес? — спросила Лида.

— Что вы! Его знает весь город! На углу у троих спросила, где живет капитан Дрейк? И все трое: Гончарная, дом шесть, фон линкс со двора.

— Водевиль одноактный? — спросила Катя.

— Трех! Летит как песня! За пару часов сбацаем!

Федор посмотрел на часы, потом на внучку.

— Маша, тебе спать пора.

— Иди, иди, девочка, — ласково сказала ей Анна Семеновна. — У тебя есть своя комнатка? Спи, моя славная, дай я тебя поцелую. Вот так. Маленькие дети — прелесть! Мои сволочи уже такими не будут!

Воспользовавшись минутной передышкой, пока Лида укладывала Машу, а Анна Семеновна делала развод своим силам, Катя с Федором ушли на кухню и сели у окна, не зажигая света.

Катя верно поняла суть Анны Семеновны: той было все равно, как жить, и она жила, как хотела, она играла свою жизнь. «В ней пропала великая актриса, — подумала Катя. — Не чета мне. Эта бы точно заставила ходить «на нее» и пол-Москвы, и пол-Питера, да что там «пол» — вся Москва и весь Питер стояли бы на ушах. Хотя — что такое театр? Одни несчастные представляют других несчастных третьим несчастным». Она взглянула на Федора, тот глядел на отражение в окне и по своему обыкновению молчал.

— Где работаешь? — спросила она.

— Ты же слышала, капитаном.

— В чиновники не пошел?

— Не пошел, а не вышел, мордой. Ты-то как?

— Да так, в театре. Жизнь летит, не замечаешь, как летит. Туманов перетащил в Питер.

— Это я понял.

— Его протекция, понятно, и помогла мне устроиться в театр. Тридцать лет прошло... С ума можно сойти! Такая прорва лет...

Зажегся свет.

— Что без света? — спросила Лида.

— Комары налетят, — Федор прикрыл окно.

— Зрители! Екатерина Александровна! Капитан! Супруга капитана! Прошу вас в зрительный зал! Театр полон...

— Ты все еще любишь ее? — спросила Лида, ужасаясь тому, что задала этот вопрос.

— Я? — не менее дурацки переспросил Федор. — Кого?

До начала действа Федор обратил внимание на обувку Анны Семеновны. Черные туфли на платформе были, скорее всего, отечественные.

— Нарушаете традицию, Анна Семеновна. К кимоно хороши деревянные колодки.

— Колодки — это в Китае, кэп. А ноги обязательно бинтовать. Но это только для девочек.

— А, ну да.