Мы сильны любовью

МЫ СИЛЬНЫ ЛЮБОВЬЮ

Главы из ненаписанного романа

Роман этот еще не написан до конца. Он не набран на компьютере или на устаревшей уже печатающей машинке, не отшлифован многократным чтением. Даже не переписан начисто из черновиков сохранившихся многолетних неупорядоченных дневниковых записей, писем и строчек «для души».
Может быть, его, этого романа, вообще не существует? Или – существует всего лишь в моей и нашей с мужем памяти? Или – в нечетких и расплывчатых отрывках памяти наших детей и внуков? Или – будет существовать в виде разрозненных строчек и пожелтевших от времени фотографий, которые удосужатся разглядывать изредка по выходным дням наши будущие правнуки и правнучки?
Или – это вовсе не роман, и не повесть, и, вообще, не литературное произведение, а просто – СЛЕД?

Я оставлю в жизни свой след,
Как оставляет свой этот желтый лист,
Согретый когда-то добрым и ласковым Солнцем.

Вот так скромна и человеческая жизнь.
Не больше, если сравнить ее с этим листом.

Конечно, это – абстракция.
Но, какой бы ни был наш след,
Хочется задержать его тут, на Земле.

Человек оставляет после себя
Цветы Земли – детей
И обычные цветы, что поливал.
Детей и внуков своих– продолжение самого Человека.

Что посажено нами в этом Продолжении?
Чистота их восприимчивых душ – частиц нашей души?
Слова напутствий, в которых мы им оставили
неоконченные свои дела и планы?
И все, что мы не преуспели?
И красивая жизнь,
Которой, может быть, мы никогда и не имели?

Но приходят и такие времена,
Когда дети плачут, скучают и ищут
ставшие незаметными тропинки.
По которым когда-то ходили их молодые родители
и их старенькие дедушки и бабушки.

И тогда они перебирают сухие листья,
Накрывшие их следы,
Желая знать как можно больше
О них, дорогих сердцу людях.


И мало кому придет в голову мысль,
Что эти листья и есть
Страницы ненаписанного романа.

1.МАМА

Только тот, у кого было своё горе – поймет чужое.
(Народная мудрость).

… Маленькую девочку ласкали солнечные лучи, но она стояла, испуганная, со слезами на глазах, и ее сердечко билось сильно и учащенно. Она постояла несколько минут, глядя на дорогого ей человека – маму, с которой не так легко было расстаться. Несколько раз она целовала маму, уходила и опять возвращалась к ней, её любимая и единственная доченька. Ребенку хотелось догнать маму и не отпускать ее, но мамин след уже пропал вдалеке….
Она стояла у дороги, недалеко от своего дома. В маленьком сердечке остались пустота, одиночество, как будто что-то оборвалось и ушло с мамой. А ей надо было уже идти к бабушке. Мелкими, неуверенными шажками она пошла в другой дом, к бабушке, которая всегда ее обласкает и поймет.
Это был 1954 год. Осенние дни были добрые, мягкие, солнечные. Девочке тогда было 5 лет, и в ее памяти так и остались навсегда мамины большие глаза, полные слез, белая косынка с каймой, большая сумка, в которую мама сложила вещи на дорогу в больницу.
1954 год…. Небо голубое, осенняя листва, запах хризантем, большие листья винограда, которые заплелись в заборе у соседки… Тогда она, пятилетняя девочка, так и не поняла, куда мама уходит. И кто мог знать, что судьба будет к ней так жестока и что больше маму она никогда не увидит, и что именно этот прекрасный осенний день будет последним днем перед разлукой навсегда.
Мама ушла. Дни тянулись медленно, и на душе у ребенка была тоска. В общении со слепой бабушкой девочка находила маленькое утешение. Она с нетерпением ждала того счастливого дня, когда они опять будут вместе.
…. Тогда было воскресенье. Все были дома. Она играла с соседскими детьми на недавно спиленных больших деревьях. Пахло опилками, дети смеялись, но девочке почему-то не хотелось играть. Как будто чуяло маленькое сердечко, что приближается какая-то большая беда, но она не ожидала, что это будет так скоро, и что беда уже так близка…. К детям подошел высокий человек в одежде почтальона, который знал девочку. Подозвал к себе, погладил по голове и попросил позвать кого-нибудь из взрослых. Она побежала в дом.
1954 год…. Мамина сестра прочитала телеграмму, стала плакать, кричать и без конца повторять мамино имя: «Ой! Вера, Вера! Ой! Вера!!!». Девочка вся задрожала, поняла: что-то случилось с мамой, но ей не могло прийти в голову, что мамы больше нет, и уже не будет никогда.
Отец, узнав страшную весть, тоже кричал имя мамы, в глазах его были слезы, он взял девочку на руки, зарыдал и произнес:
-Доченька, больше нет нашей мамы. И братика твоего тоже нет. Мама умерла в городе при тяжелых родах.
1954 год…. Маме было тогда 25 лет.
2 сентября ее привезли домой на машине «Победа», тогда были такие машины. В большом огороде было столько людей, что страшно было смотреть. Они окружили машину. Отец девочки и дядя, мамин брат, держали маму на руках, завернутую в белую материю. Рядом был маленький сверточек с братиком девочки. Одежду, кольца и обувь украли в больнице.
Люди засуетились, стали что-то приносить. Появилось большое корыто и дрова, чтобы провести обряд купания.
Мама лежала как живая, как будто смеялась. Пахли цветы, принесенные родственниками, больше всего – хризантемы и какие-то красные цветы неизвестного названия. Девочка побежала в другой дом к бабушке.
Бабушка голосила, то и дело приговаривая имя мамы:
- О, Боже, Вера, Вера!!! Лучше бы я умерла, чем такая моя дочь молодая, да еще дитя осталось одно, без мамы!!!
Девочке стало жалко бабушку. Она подумала, что незрячая бабушка не сможет в последний раз увидеть маму. Вместе с тётей они повели её к маме. Бабушка гладила маму и плакала у изголовья….
… 1954 год…. Мама, мама! Мне всю жизнь не хватало твоей ласки, твоего тепла. Дни шли, многое вокруг менялось, но в душе моей многие годы все оставалось серым, я очень скучала по тебе, неохотно играла с девочками и часто плакала.
Отец вскоре женился на женщине, у которой не было детей, а немного погодя стал прикладываться к стакану. Мачеха не смогла или не захотела найти ключик к детскому сердцу и полюбить меня, и мне в новой семье было несладко. Они куда-то уходили, оставляя меня одну в доме сутками, пока соседи не увидели и не рассказали маминым родственникам. Поэтому я и не жила с ними.
Начались судебные тяжбы об отобрании меня от бабушки и от моего опекуна, которым являлся мамин брат.
Мне было уже 10 лет, и когда спросили на суде, с кем я хочу жить, я ответила, что хочу жить у бабушки.
Так я и осталась жить у бабушки….

ИЗ ДНЕВНИКА

***

Утро стало туманное, белое над водой. Мама, ты снилась мне сегодня светлоглазой, красивой, молодой. Был увядшими цветами мой сон усыпан. Ты быстро умчалась, ушла, как будто куда-то опаздывала. Почему так редко ты снишься мне? Ты забыла меня? Не хватает времени к дочери прийти? Самой трудной наукой стала для меня земная жизнь. Моя память детства упряма, и маленькое счастье, что я была с тобою, не забыть мне никогда. Моя память очень мало хранит. С тех пор прошло немало времени, со дня той скорбной разлуки. Твой облик и черты лица я хорошо помню с того черного, страшного дня.
Мама, забыла я уроки и руки твои, и от этого моя жизнь стала сложной, сложнее. Я так мало гордилась тобой! Ты сегодня мне снилась, мама, ясной, красивой, молодой…. Как самая свежая память – твой белый платочек с сине-голубой каймой.
Эти слова воспоминания часто читаю я в своем дневнике, чтобы не забыть ее черты лица. Боясь забыть их, по ночам закрываю глаза, вспоминаю ее черты, ее волосы, глаза, губы….

Дата не указана.

***

Однажды зимой вечером мама вышла во двор собрать выстиранное белье. Папа слушал радио. В доме было так тепло, что когда мама открыла двери, поток холодного воздуха морозом нахлынул в дом. Мама кричала испуганным голосом, что во дворе – волки, бросила белье на пол, оно скрипело. Я подбежала к окну и увидела блестящие глаза, услышала вой волков и очень испугалась, возможно, поэтому так четко помню этот страшный ночной эпизод. У меня волосы встали дыбом.
Папа рвался к дверям, мама не хотела его пускать во двор, но его было не удержать. Когда он вышел на улицу, волков уже не было.
В том году зима была суровой.
Дата не указана.

***

Сегодняшний сон о матери был очень коротким, чуточку страшным. У окна стояла женщина – моя мать. Ветер растрепал ее волосы, лицо – молодое, а руки – старые. Она их держала на стекле окна и что-то говорила. Из речи выразительно звучало только мое имя – жалостно. Ее волосы были похожи на дерево с длинными ветвями ивы. За окном – зима, скрипел страшный ветер. Мне так хотелось еще немного задержать этот сон, всмотреться в это родное лицо, но ее тень так быстро исчезла и растворилась в ночи…

Дата не указана.

***

Как много я бы хотела, мама, тебе рассказать, как много накопилось всего. Но ты так быстро ушла…. Я так ничего и не успела сказать. Я тогда хотела жадно и крепко тебя обнять, но не обняла – ты плакала. В который раз хотела рассказать, как сильно тебя я люблю, а как сказать – не знала.
Однажды хотела тебе звонить. Но – куда?
Я знаю: к тебе мои слова любви дойдут через все преграды. Ты хоть одно из них услыхала, мама? Ведь они – простые, эти слова. Я произношу их в молитве, когда чувствую в них большую необходимость.
Наверное, ты услышишь, эти ласковые мои слова. А, может быть, мои Ангелы на крыльях принесут их тебе.
Как мало для меня – видеть тебя одни только мимолетные мгновения во снах! От скольких бед я хотела бы тебя уберечь и спасти! Но – не смогла. Я маленькой была. Наверное – тебя тогда не поняла…..
Прости меня, прости, прости меня! Причиной твоей смерти, думала, тогда был братик мой.
Ты с ним ушла и братика с собой взяла….

Дата не указана.

***

Я мысленно рисую мамин портрет. У нее большие проницательные глаза, добрый нежный взгляд, спокойный разговор. Волосы темно-каштановые, ровные. Кажется, она не видела зла в окружающем ее мире и не знала его. Я не помню, чтобы хоть когда-нибудь за те пять лет моей маленькой жизни на Земле вместе с нею она злилась, я не видела у нее гнева или неудовольствия. Она была очень гостеприимной. Отец иногда злился, видимо сказались последствия контузии, которую он получил на войне с Японией. Она держала себя тактично по отношению к нему, находила самые красивые, добрые слова, умела его приблизить, а не оттолкнуть или унизить, имела к нему особый подход умной женщины.
Я немного помню: приютит у себя и накормит тех, кто нуждался в ее помощи. Когда я уже повзрослела, ее знакомые, соседи говорили мне об этом, рассказывали, что не раз получали от нее хорошие советы, если к ней обращались.
Мама любила порядок в доме, во всем, любила выращивать и ухаживать за комнатными цветами, я и теперь помню эти разные цветы. Умела хорошо готовить, шить и вышивать.
Она работала бухгалтером и все успевала. Одевалась модно, носила длинные волосы, иногда заплетала их «в корзиночку». Ей очень шли разные сумочки, туфли на высоких каблуках.
Я вспоминаю песни, которыми она меня убаюкивала. Почему-то они были жалостливые, и когда он пела, у нее из глаз капали слезы.
Я думаю сейчас, что ее что-то очень беспокоило, но я ее ни о чем не спрашивала, мне просто было жаль моей мамы. А, может быть, она чувствовала что-то страшное, о чем ей не хотелось с кем-нибудь поделиться?
Дата не указана.

***

Без любви маминой, без ее ласки я росла, как цветок в поле, а его ласкают только солнце и ветерок. Мне так не хватало её… . По ночам я часто плакала. Мне и папы не хватало, но было не так больно, как мамы… .
День последний с нею был желтый, осенний день. На улице тепло, солнышко. Мама помыла голову, откинула ее назад, расчесывая свои волосы. Она улыбалась, смотрела на меня своими большими темными глазами и сказала:
- Давай, я тебе тоже помою голову, искупаю.
Я согласилась.
После купания мама одела меня в красивое мое любимое платье, заплела косы, завязала бантики. Сама одела большой красивый халат, тапочки, потому что ноги у нее опухли и был большой живот, на голову завязала платочек с голубой каймой, взяла меня за руку, в другой руке у нее была сумка, закрыла дверь на ключ, положила его в условленном месте, чтобы папа, придя с работы, нашел его. Папа работал заведующим обувным цехом.
Это событие я всегда хорошо помнила.
И сейчас у меня ее сумочка, которую храню, как зеницу ока.
Единственное, что от нее осталось – сумочка… .
…Нет, я не права. Остались я, ее любимая дочь. Остались мои с мужем дети – дочь и сын, остались их дети - наши четверо внуков.
Останутся, я в это твердо верю, правнуки мои, а ей они будут – праправнуки.
И, если наступят такие времена, когда дети заскучают и захотят искать ставшие незаметными тропинки, по которым когда-то ходили их молодые родители и их старенькие дедушки и бабушки, пусть они перебирают осенние листья,
накрывшие их следы, желая узнать как можно больше о дорогих сердцу людях.
И пусть тогда они внимательно прочитают строчки этого ненаписанного романа о моей дорогой и любимой маме - Верочке Брашовяну.
Потому я их и поместила, эти строки, здесь, среди множества хризантем, желтых листьев ясеня и клена и порыжевших листьев винограда.
Но им нужно будет приложить некоторые усилия, чтобы эти строки тут разыскать и внимательно прочитать. И - постараться вникнуть глубже в заложенный здесь смысл.
Даже если им тут не удастся уловить никакого смысла, а заметить одно лишь только движение страдавшей души и переживания любящего сердца.

Лидия МОТРЯ
2 сентября 2011 года,
город Рышкань.

2.ДЯДЯ ВОЛОДЯ

Дом моего дедушки Авраама, бабушки Анны считался в Рышканах зажиточным и хлебосольным. Так говорили люди, которые их знали.
Помню, вечерний ветер раздувал рубаху дяди Володи, он шел со мной, а встречные знакомые ему люди, улыбаясь, спрашивали:
- Это Верина дочка?
- Да, моей сестры, - отвечал он,- но теперь она и моя….
С воспоминаниями о нем связано и исполнение одной большой мечты моего детства. Мне дядя Володя купил двухколесный велосипед, на котором он учил меня ездить. Проходили дни утомительных уроков езды, которые я так и не выучила…. Воспоминания, воспоминания….
… За ночь ветер поменял свое направление, и поэтому погода стала мягче. Ранним утром солнце весело сияло.
Дождь пошел внезапно, без грома и без молнии. Длинные, похожие на серебряные нити, струи дождя лились сверху.
Скоро Пасха – красивый праздник моего детства. С вечера дядя Володя предупредил, чтобы я пораньше ложилась спать, так как утром нужно будет рано вставать, идти в церковь, святить пасху.
Без напоминания утром встала, умылась водой из кружки, в которой – крашеные яйца и монеты. Бабушка говорила, что это делают для того, чтобы люди весь год были здоровы и румяны, и – богаты.
К Пасхе мне купили всё новое. Я оделась.
Дядя Володя возле керосиновой лампы красил свои туфли.
-Ты готова, Лидуня? – так он называл меня не всегда.
- Да,- сказала я весело, - готова.
На столе – новая скатерть, в большой тарелке – выращенная в доме зеленая пшеница, а в ней – крашеные яйца, горели свечи, а рядом – красивая, испеченная бабушкой пасха. Всё, что нужно было взять для освящения в церкви, уже было сложено в предназначенную для этого корзину.
- Не забыли взять иконку? – спросила озабоченно бабушка…..
…. Обряд освящения мне очень понравился.
Из церкви мы с дядей Володей замерзшие шли домой.
На столе приготовленные вкусные блюда уже ждали нас.
- Можно уже сесть кушать? – спросила я с нетерпением бабушку.
- Да! – весело ответила она,- теперь уже можно, но сначала нужно поесть освященной еды. Помолитесь и садитесь.
Яйца в тарелке, в отражении горящих свечей, блестели еще сильнее, ведь после покраски я их протерла кусочком сала.
После еды взрослые отдыхали, а я и другие девочки собрались возле качелей, установленных во дворе у соседского мальчика. Такие большие качели были только у него. За то, что мы катались, давали ему крашеные яйца, конфеты, печенье или копейки. Мы долго катались, пока небо не потемнело, и не пошел опять дождь. Он шел -красивый, тихий, как обычно бывает в детстве. Усталые, покрасневшие мы пошли по домам.
На другой день солнце светило сильнее, стало теплее после вчерашнего дождя. Мы, дети, играли на зеленой травушке. Каждый из нас хвастал чем-то новым. У меня были новые сандалики, которые я не очень любила.
… Дядя Володя везде и всюду брал меня с собой. По воскресеньям покупал мне мороженое в вафельном стаканчике и газированную воду. Их продавала тётя Поля.
Они так и остались до сих пор самым вкусным, что я ела когда-либо в своей жизни.
Он заботился обо мне, иногда рассказывал сказки, которые слышал когда-то у бабушки.
Дядя Володя был красивым: голубые глаза, фигура большая, хорошо сложенная. Улыбался редко, но красиво.
В то время, когда он был моим опекуном, он не был женат. Был он и строг, и добр, он был моей опорой.
Когда я училась в третьем классе, однажды получила «тройку» по математике. Для меня это была низкая оценка. Я вырвала лист из тетрадки и выбросила его в надежде, что он не заметит.
На следующий день, когда я пришла из школы, он меня спросил:
-Ты что вчера получила по математике?
«Почему он спросил, что я получила именно вчера, и почему – по математике?» - подумала я в панике.
- Ничего не получила, - сказала, смутившись.
- А это – что? – протягивая мне скомканный листок, спросил строго он.
Мне от стыда хотелось провалиться сквозь землю, будь рядом яма.
Вытирая горькие слёзы, я просила прощения, но этого было мало – его лицо по-прежнему стальное. Кончалась весна, на улицах было много воды, дул ветерок. После происшедшего я не зашла в дом, пошла за сарай, слёзы ещё не высохли. Легла на снопы и, всхлипывая, потихоньку уснула.
Это я сама себе придумала такое наказание.
Чуть позже он нашел меня в этом укромном месте и сказал:
- Ну, всё. Наказание прошло, пошли в дом ужинать. Больше никогда не ври!
- Хорошо, – ответила я.
Вечером мы все сели за стол поужинать, Моя бабушка услыхала, что я плачу.
- Что случилось? Ты плачешь?
- Да, я провинилась, обманула, что не получила «3» по математике.
- Это – правильно, что плачешь. Обман – хуже всего. Плачешь – значит, совесть у тебя есть. Хорошо, что понимаешь. Больше так не сделаешь никогда. Ладно, не плачь, кушай. Простит мой сын тебя, я с ним поговорю.
От этих утешительных бабушкиных слов я перестала плакать….
Я ходила помогать дяде Володе на поле. Однажды я споткнулась и упала на острый срез кукурузного стебля. Стебель вонзился в ногу, текла кровь, болело. Дядя испугался, но тут же порвал свою рубаху и перевязал рану.
Учил он меня, как продавать сало, как его взвешивать на весах, как продавать маленьких поросят, как считать деньги.
- Посчитай, сколько поросят нам осталось продать, - решил он меня проверить, а сам считал деньги.
Я посчитала и назвала, сколько их осталось.
Он не поверил, сказал, что я плохо знаю математику, и стал считать сам. К его удивлению я казалась права.
- А где ещё двое?
Стал он вспоминать, кому продавал, кому – нет, и вспомнил, что один рыжий человек из села Копачанка долго крутился возле нас. После базара он пошел к этому человеку прямо в сарай и увидел своих поросят. Положил их в мешок и пригрозил за воровство. Тот застыл от неожиданности, не в силах понять, как дядя Володя нашел пропажу. А дядя мне с улыбкой сказал:
- А ты – молодец! Знаешь математику!
Мой дядя Володя, сын моего дедушки Авраама, всегда шел со мною рядом гордо. Он – сын Авраама и Анны, никогда не любил обмана и сам был всегда честным человеком.
Нам навстречу шли многие люди, знакомые, которые приветливо улыбались, спрашивали:
- Это – Верина дочка?
- Да, Верина, - отвечал он гордо, - но теперь она – и моя дочь….
Его улыбка струилась светом, она повторяла улыбку моей бабушки Анны. К ним в детстве у меня были большие запасы доверия, а иногда, если какие-то события это доверие отнимали, то нередко детские слезы проглатывались, и боль затихала. Теперешнюю боль легче пережить.
Самый близкий человек, который мог помочь мне в этом, была моя бабушка. Жизнь в детстве чем-то напоминает плавание в пруду или речке: иногда радостно плещешься, как рыба, в другой раз - плаваешь легко, а иногда – как будто ты находишься в кошмарном фантастическом сне.
Мои слёзы – лучшая оросительная система для выращивания добрых мыслей и воспоминаний…..
Когда дядя Володя заболел, я уже была замужем и уже взрослой женщиной, с которой он мог разговаривать на разные житейские темы.
- Жаль, что я заболел, я очень потолстел, и нет сил. Теперь я и своим детям, и тебе ничем не смогу помочь….
На самом деле он не знал правду о своей болезни. Я скрывала от него, да и от родных, чтобы не разволновать его. Около четырех лет с момента заболевания он жил с лейкемией, когда известно, что с такой болезнью люди умирают быстро. В Кишинёве, в больнице, где он лежал, врачи сказали мне:
- Заберите его домой, готовьтесь, он скоро умрёт.
На Малой Малине в больнице он лежал ещё около двух недель. Я ему внушала совсем о другой болезни, показывала совсем другие анализы. После четырёх лет мучений я давала ему обезболивающее лекарство, чтобы ему было легче переносить страдания. Каждый раз он думал, что ему станет легче, но это не могло произойти.
Он всегда был сильным, и мог бы еще жить, если бы не болезнь.
Он оставил свой след в своих детях и внуках, в построенных им доме и сарае. Он оставил свой след и в моей судьбе, в моём воспитании, хоть и был иногда со мной суровым.
Я очень благодарна ему, моему дяде Володе, моим тётям, за всё, что они могли для меня сделать.
Одна из его дочерей, Лариса, которую я когда-то нянчила, теперь – моя фина, этим я посчитала необходимым почтить его память и его честь. Я очень люблю её и чувствую, что и она меня любит. Она очень трудолюбива, имеет дочь и сына, хорошая хозяйка и красивая женщина.

Декабрь 2011 г.