Крыса

1.
Я с 1996 года ненавижу крыс. Мне тогда было десять лет.  К ненависти примешивается страх перед этими беснующимися, стремительными тварями. Тогда случилось настоящее их нашествие. Они были везде, - на кухне, за каждым изгибом трубы, в шкафах… Выныривали из унитаза… Но хуже всего было то, что несколько крыс поселились прямо в диване, на котором мы всей семьёй обычно устраивались для просмотра вечернего фильма. Диван, полный крыс, выглядит, как поверхность пустыни, по которой гуляют барханы. Помню, как в ужасе от комков, бегающих под задницей, я пулей выскакивал из зала в детскую комнату. Иногда я даже пропускал занятия в школе, потому что родители уходили на работу, а обнаглевшие крысы вовсю бесились в коридоре, зачастую перегораживая путь к двери на улицу. Тогда я взбирался на обеденный стол и с плачем звал брата. Он приходил, заспанно ругался и разгонял шелудивых тварей метлой и только тогда я хватал портфель и дул на автобусную остановку. Вскоре папа их всех перетравил. Однажды вечером, во время просмотра сериала про какого-то андроида («…сослан на планету Земля…» - единственное, что я запомнил из него. Причём я думал, что «сослан» – это имя. Так мы с друзьями и называли того андроида – Сослан) из под батареи выкатилась крупная рыжая крыса и со стекольным визгом принялась кататься по полу. Это была первая жертва яда. Потом Крысиная смерть уже не зачехляла косу. Не понимаю, за что так хвалят крысиный интеллект, говорят ведь, что одна, отравившись чем-нибудь, передаёт сородичам сигнал не есть ЭТО и таким образом им удаётся выживать… Не знаю. Той зимой особого интеллекта за ними я не заметил. В общем, все они сдохли, и те, что были в диване, тоже. Прямо там. Мы узнали об этом через какое-то время, по запаху. (Остальных-то уже давно выбросили; их хвосты долго торчали из снега за огородом, пока не пришла весна. Припомнив, какого страху я от них натерпелся, я рубил разлагающиеся тела штыковой лопатой). Пробовали заглушить вонь в квартире одеколоном, дихлофосом, чем угодно… В конце концов диван разобрали, гнильё выкинули, помыли и просушили, как следует, на солнце. Да, выбрасывать не стали. Денег на новый не было. Как бы то ни было, за всё время нашествия никого из нас ни разу не укусили. Но крыс я с тех пор боюсь и ненавижу.
Недавно я начал подозревать, что в квартирке, которую я снимаю за умеренную плату, появились сами знаете кто. И этот серый призрак моего детства вовсе не обрадовал меня. Я не думал, что их много, но даже одну я терпеть не собирался. В конце концов, ко мне приходит девушка, в которую я давно влюблён и мне вовсе не улыбается услышать её крик, когда она пойдёт на кухню делать нам чай. Вероника вообще довольно нервная, но это так, к слову. Крысу я вычислил легко. Накануне, вечером, услышал в кухне топоток. Посмотрел за газовой плитой и нашёл несколько крупных катышков помёта. Нору так и не смог найти, да и возможна ли она, если я живу на третьем этаже?... Это не так уж важно. Сегодня, как стемнеет, Вероника будет у меня и проблему следует решать немедленно.
Я купил в «Тысяче мелочей» сверкающую металлическую крысоловку. Длиной с ладонь, но очень мощную, судя по демонстрации, устроенной продавцом. Он при мне сунул в неё карандаш и спровоцировал механизм. Карандаш даже не сломался, а лопнул. Далее я зашёл в продуктовый и купил сыр. Нам с Вероникой и крысе. О цветах и конфетах для своей любимой и говорить не стоит, - конечно же купил.
Установив крысоловку с кусочком сыра в ней, я принялся за уборку квартиры. Время летело со скоростью улитки, брошенной сильной рукой бейсболиста. Я в десятый раз окинул взглядом комнату - нет ли где соринки – и уселся в кресло. Со стола на меня смотрело фото Вероники. Она очень красива. Настолько, что я иногда не верю своим глазам.

2.
У неё были чистые, без кровяных паутинок, светло-голубые глаза со сложным узором вокруг зрачков. Две тоненькие, еле видные морщинки тянулись из-за аккуратных небольших ноздрей к уголкам рта, - след часто гостившей на этом лице улыбки. Чуть вздёрнутый носик был настолько мил и притягателен, что хотелось ласково провести по нему подушечкой указательного пальца. Ни одной поры на поразительно чистой коже. Ни одной тени. Лишь длинные пушистые ресницы спорили своей бархатной чернотой с атласно-белым цветом лица, перетекающим под моим взглядом в розовый, оттенка восходящего солнца. Губы её, припухшие, нижняя слегка полнее верхней, змеились в полуулыбке. Смотришь на них и представляешь невольно, как они шепчут тебе на ухо: «Вишенка…». Мягкая линия подбородка, завитушки тёмных волос на шее и над нежными мочками ушей. Причёска воздушная, словно облако над скалой; открытый лоб прохладен и свеж, ни следа вздувшихся от давления вен. Чёткие стрелочки бровей вздрагивают.
Пауза. Увиденное замерло передо мной и тут же исчезло, сожранное следующей секундой времени. Через выпуклую линзу лупы, через уставший глаз, прямиком в мой мозг хлынули жёсткие подробности. Из её и рта и ушей полилась кровь; одно веко задёргалось. Руки извивались в агонии, сломанная механизмом крысоловки спина с тошнотворной очевидностью деформировалась. Спинной мозг пускал в центральный нервный узел последние электрические сигналы. Окровавленные губы выдыхали еле слышный писк. Тело, выбрасывая из себя последнюю энергию, билось в конвульсиях, подпрыгивая вместе с крысоловкой сантиметров на пять над полом.
Закрыв лицо руками, я вышел из кухни, погасил в ней свет и зажал уши. Поэтому, наверное, сразу и не услышал стук в дверь. Вероника пришла.