ПТР9

ГЛАВА 9

Сразу после визита к эксперту Лина поехала к родителям. Там она пообедала, вволю наигралась со Светой и собралась домой. И снова уговорила и её, и родителей, чтобы маленькая девочка осталась у них. Света не возражала, а родители были только рады.
«Нехорошо получается, - подумала Лина, отваливая от ворот родительской усадьбы, - удочерила девочку я, а возятся с ней родители. Ну, ничего, ничего, вот разделаюсь с делами…»
И она покатила на заправку, а оттуда домой. Когда Лина поднялась в свою квартиру, время на часах показывало 18.57. Она быстренько переоделась в домашнее и нетерпеливо приступила к изучению отчёта с результатами анализа, проделанного господином Паниным по просьбе Селивана Капустина.
«Чёрт, галиматья какая-то, - досадливо думала молодая женщина, путаясь в специальных терминах и совершенно не воспринимая незнакомые формулы. – Надо было на месте попросить, чтобы он мне и про этот отчёт рассказал также доходчиво, как про тряпки из ванной Валентины… Ладно, позвоним Паше Мамонову, авось он что-нибудь прояснит…»
В принципе, она кое-что поняла сама, но хотела подтвердить свои догадки. Ещё в вестибюле дома господина Панина, после оглашения им результатов экспертизы, заказанной ею, в голове Лины стала вырисовываться общая картина прелюдии к преступлению с двойным убийством. А теперь она почти не сомневалась в её реальности, написанной на основе известных событий, фактов и логических построений с обязательной привязкой ко времени по часам и датам. И выглядела картина следующим образом.
В некоем скиту близ некоего посёлка городского типа Коробова Североуральского района Пермской области умирает некая Ефросинья Капустина, 1910 года рождения, младшая дочь купца первой гильдии Афанасия Капустина и прабабка Селивана Капустина. Перед смертью Ефросинья Капустина завещает что-то такое своему правнуку, из-за чего тот бросает свои местные искусствоведческие дела в далёком Коробове и тащится в Московскую область город Кустов. Или Селиван Капустин узнаёт о чём-то таком, из-за чего бросает и так далее, из семейного архива, который он получил после смерти прабабки. О чём-то таком также узнают посторонние люди (или посторонний человек, но это маловероятно), они приезжают в Кустов вслед за Селиваном и их присутствие подтверждает записка угрожающего содержания, найденная Линой в сумке Валентины, но адресованная явно Селивану. Несомненно, что речь идёт о людях из старообрядческой среды. Но они появились позже, а пока…
В общем, Селиван приезжает в Кустов, знакомится с Валентиной, втирается к ней в доверие старым испытанным способом (лямур, язви их, французов!), находит то, за чем приехал, в красном углу спальной купца Капустина, своего прапрадеда, и без помех приступает к подготовительной работе. Ведь Валентина железно верит, что её возлюбленный хочет унаследовать усадьбу и якобы занимается с музейным архивом якобы с целью более качественной подготовки к предстоящей тяжбе по делу наследования. А тот спокойно снимает со стены спальной одному ему известную икону, а на её место вешает другую, которую изготовил кустарным способом в ванной комнате своей невесты. Затем в той же ванной Селиван смывает специальным составом вторичное покрытие с украденной иконы и обнаруживает под ним именно то, за чем он приехал с далёкого Урала. Но что-то ему кажется сомнительным, он делает соскрёб с оригинала, берёт микропробу из самой доски и относит всё это на экспертизу господину Панину. Тот факт, что Селивана не останавливает стоимость экспертной работы, говорит о необыкновенной ценности предмета, за которым он приехал из своего Коробова.
В это время его земляки (вне всяких сомнений, что это именно земляки, а не какие-нибудь случайные гопники) опускают в почтовый ящик Валентины Мареевой, где, как они без труда установили, поселился Селиван Капустин, записку с требованием вернуть в скит (!) то, что ему бабка Ефросинья завещала. Но Селиван записку не получает. Её с ворохом корреспонденции уносит на работу Валентина. Она также не обнаруживает записки (очевидно, была занята и не удосужилась разобрать кипу бумаги из почтового ящика), иначе тотчас сообщила бы о ней своему возлюбленному. А тот, ничего не подозревая, сидит дома.
Дальше происходит не совсем понятное для Лины. Земляки почему-то приходят на квартиру к Валентине, заходят в неё, убивают Селивана, забирают, очевидно, то, что он должен был вернуть в скит сам, изымают из вещей земляка всё, что помогло бы идентифицировать его труп, и покидают квартиру. Затем они убивают Валентину и пытаются при этом отнять у неё сумку. Но вмешалась Лина и…
- Да, какого чёрта им приходить и убивать его? – вслух спросила себя молодая женщина. – Ведь ни о каких сроках в записке не было речи. Скорее всего, они ему перезвонили, между земляками состоялся такой разговор, после чего… Да!
Переодевшись по приходе домой в трико и свитер, прочитав отчёт и оставив его на столе своей рабочей комнаты, Лина стояла в кухне при незажжённом электричестве и смотрела в то же окно, откуда она впервые увидела Селивана. Она вспомнила, как её тогда поразило и очаровало лицо этого незнакомого мужчины, суровое и красивое одновременно. Неулыбчивое лицо русского человека, привыкшего со стоическим упорством противостоять враждебной природе и врагам в человеческом облике. При этом, имея ту оригинальную особенность натуры, сформировавшейся на огромных территориальных пространствах с относительно малым населением, зачастую не различать среди врагов своих и чужих. А если учесть характерное почти для каждого русского человека упрямое самолюбие, то станет легко объяснимой жестокая стычка между Селиваном и его земляками после гипотетического телефонного разговора, приведшая к убийству первого.
- Скорее всего, так оно и было, – пробормотала Лина, машинально водя пальцем по запотевшему от её дыхания стеклу кухонного окна. – А Валентину они убили из-за записки, которую нигде не нашли… Наверно…
Она, наконец, отлепилась от окна, сквозь которое всё равно ничего нельзя было разглядеть кроме сумеречно мерцающих во дворе двух фонарей и габаритов недавно приехавшей тачки, и пошла звонить с домашнего Паше Мамонову. Тот оказался дома и пребывал в несильном опьянении. Лину, во всяком случае, он вспомнил сразу и на вопросы отвечал членораздельно.
- А, здравствуй, здравствуй, - развязно приветствовал он молодую женщину, - что теперь тебе от меня надо? Готов, как говорится, и дальше служить, но за достойное вознаграждение.
- Будет тебе вознаграждение, - пообещала Лина, - но по итогам собеседования. Короче, тут у меня распечатка с результатами анализа, сделанного на основе соскрёба с иконы и пробы дерева, но я ни фига не рублю в терминологии. Так что я сейчас зачитаю тебе данный отчёт с результатами анализа, а ты мне объясни, что к чему. Договорились?
- Валяй, - разрешил Паша.
Лина минут семь раздельно читала, а Паша внимательно слушал. Когда Лина закончила чтение, Паша спросил почти трезвым голосом:
- Анализ случайно не Панин Юрий Макарович делал?
- Он. А ты откуда знаешь? – удивилась Лина.
- Ещё бы мне не знать. Его работа. Это, доложу я тебе, очень дорогой халтурщик. Работает исключительно с иконами старого письма. Ну и с картинами всякими…Сколько он с тебя содрал за экспертизу?
- Нисколько, - отрезала Лина, - экспертизу не я заказывала. Ты, в общем, не гуляй по сторонам, а отвечай по теме.
- Что ж, по теме так по теме. Я человек нелюбопытный и не стану доставать тебя наводящими вопросами. Но объясню суть дела, которая такова. Некто принёс господину Панину соскрёб и пробу с якобы очень ценной иконы уральской школы допетровской поры, когда протопоп Аввакум ещё не был изгоем.
- Кто такой этот Аввакум? – спросила Лина.
- Скажем так – авторитет старой веры.
- Угу. Дальше?
- Но икона оказалась и не допетровской, и не уральской.
- А какой она оказалась?
- Очень хорошей подделкой под вышеупомянутую.
Лина секунд двадцать молчала, переваривая услышанное, а затем задала законный вопрос:
- А как ты догадался, что господину Панину принесли на анализ соскрёб и пробу с иконы именно допетровской и так далее?
- Я не догадался. Об этом в отчёте ясно сказано, - необидно усмехнулся Паша. Затем, судя по характерному бульканью, он промочил пересохшее горло и выжидающе засопел в трубку.
- Ска-за-но? – протянула Лина. – Лично для меня в этом отчёте ни хрена про то не сказано. А я его раз пять перечитала. Так что объяснись.
- Та-эк, как же половчее, чтобы всякому неспециалисту было понятно, - пробормотал как бы про себя Паша. – В общем, в отчёте, в первой его трети, идёт перечень специальных художественно-раритетных характеристик, касающихся именно уральской школы старообрядческой иконописи именно допетровской поры. Усекаешь?
- Пытаюсь.
- Так вот. Далее идёт предварительное заключение эксперта, что анализ не подтверждает указанных характеристик, каковыми должны обладать настоящие грунт, краска и лак, изготавливаемые в допетровскую пору мастерами уральской школы. Затем идёт следующее заключение на основе изотопного анализа древесины о том, что её возраст также не соответствует заявленному на основании качественно сработанной копии. Усекаешь?
- Ну-ну?
- В заключение эксперт заявляет, что пробы соответствуют грунтовым покрытиям, краскам, лакам и древесине, чей возраст не превышает сто – сто двадцать лет. Другими словами, подделку под раритетную старину изготовили в конце девятнадцатого - начале двадцатого веков.
- Короче говоря, возраст этой якобы старинной иконы такой же, как у тех, которые мы видели в спальной купца Капустина?
- Вот именно.
- Н-да, - протянула Лина. – А ты ничего не перепутал? Насчёт изотопного анализа, например? Я хоть и не физик, но как-то мне сомнительно, что такой можно делать на дому.
- А ты была дома у Панина? – поинтересовался Паша.
- Была.
- Так чего ж ты? В таком доме всё возможно. Да при таких доходах. Хотя, впрочем, он мог заказать анализ на стороне, в каком-нибудь специализированном институте. Сейчас, опять же за деньги, всё возможно.
- Скажи, а могли прийти по вопросу подобной экспертизы к тебе? – задала Лина вопрос, имеющий окольный интерес. – Ведь ты, как мне кажется, по иконам специалист не меньший, чем господин Панин.
- Нет, - категорически возразил Паша.
- Почему?
- Я реставратор, а не эксперт.
Он снова булькнул и вдруг заныл:
- К тому же бедный реставратор и ни одна богатая собака не принесёт мне на работу действительно ценную икону старообрядческого письма, на которые, вопреки моде, всё ещё есть спрос…
- Слушай, а вдруг такая оказалась бы у тебя на руках, и ты вдруг усомнился бы в её подлинности. К кому бы ты её потащил на экспертизу? – спросила Лина.
- К Панину, к кому же ещё?
- Почему?
- Но не в Москву же переться? К тому же в Москве экспертиза намного дороже.
- А Панин, значит, у нас в округе один такой специалист? – не отставала Лина.
- Нет, конечно. Но он лучший.
- Кстати! - решила Лина озвучить свои сомнения насчёт эпохи с географией православного народонаселения и терминов касательно иконописи. Эти сомнения не имели прямого отношения к расследованию, но Лина не любила, когда ей что-то неясно.
- Что такое? - буркнул Паша.
- Мне почему-то казалось, что на Урале, до Петра и Ермака никаких русских не было. Откуда тогда там взялась иконопись? Что, татаро-монгольские потомки решили заняться доходным промыслом? Или коренные народы крайнего Севера? И потом: не вся ли иконопись до раскола считалась старообрядческой?
- Скрупулёзно подмечено, - одобрил Паша, - однако замечание сие отдаёт незнанием исторического материала в том его объёме, каковой усугубляет всякие исходящие из объёма сентенции научной базой и прочими грамотными обоснованиями. Поэтому...
- Ну, ты, историк хренов, изъясняйся нормально! - недовольно перебила разговорившегося пьяницу-реставратора Лина.
- ...Поэтому ты права лишь в части классификации всей русской иконописи тех времён как старообрядческой, - продолжил, как ни в чём не бывало, Паша, - однако насчёт географической ограниченности русского населения в пределах Новгородско-Волынских княжеств ты глубоко заблуждаешься. Русские, пока их полностью не закабалили с помощью крепостного права, довольно интенсивно мигрировали по всему постсоветскому пространству. Одними из причин такой любви к переселениям служили многочисленные мелкие расколы в конфессиональной среде, предшествовавшие расколу главному, инициатором которого...
- Всё ясно, - испугалась Лина. - Спасибо за консультацию. Будь здоров.
- Из спасибо в стакан не накапаешь и его на хлеб не намажешь, - резонно возразил Паша.
- Намёк поняла, - недовольно сказала Лина. – Как-нибудь заскочу, подогрею. Заодно собаку твою покормлю. Искусствовед…
Она брякнула трубкой о рычаг и задумалась. Всё, вроде, встало на место, но на этом месте ей уже нечего было делать. Разве что прояснить кое-какие второстепенные детали. А для этого…
Она набрала номер сотового телефона брата и, когда тот откликнулся, первым делом спросила:
- Ты ещё на службе или уже дома?
- Уже, - расслабленным голосом ответил Сергей Сергеевич, - в кругу, как говорится, и так далее…
- Что там с двойным убийством? Ты в курсе?
- А как же. Если б не твоё участие, знать бы про него не знал, а так…
- Рассказывай.
Сергей Сергеевич, пребывавший в благодушном настроении, подробно поведал сестре о производстве известного дела. Помимо того, что те два мазурика, взятые Вадимом Урванцевым в доме-усадьбе купца Капустина, уже дали признательные показания, Сергей Сергеевич сообщил Лине две неизвестные ей подробности. Первая: незадолго до смерти Валентина Мареева сняла со счёта все свои прижизненные сбережения, всего тридцать пять тысяч рублей.
«Половина из них Селивану на экспертизу, а остальные куда?» - мельком отметила Лина.
Вторая подробность носила технический второстепенный характер: Селивана убили после короткой жестокой схватки без чего-то шесть вечера, а именно в это время в районе убийства отключали электричество в целях плановой профилактики ближайшей подстанции.
- Спасибо, Серёжа, - поблагодарила Лина, - до свиданья, привет жене и детям.
«Что мне это даёт? – подумала она, положив трубку. – Ничего. Разве что объясняет кое-какие неясности и подтверждает мои прежние догадки… А те двое, что убили Селивана и Валентину, теперь носятся с подделкой. Интересно, увезли они её уже на Урал, или тоже попробуют сдать на экспертизу? Скорее всего, они этого делать не станут…»
Она глянула на часы – 19.43. – и принялась готовить ужин. После ужина Лина планировала немножко почитать специальную литературу по ландшафтной архитектуре и пораньше лечь спать. Вадика, если вдруг позвонит или заявится, Лина решила гнать в шею. Парень он, конечно, хороший и сильно выручил её, но такого надо принимать малыми дозами, иначе…

 

next chapter

 
 






1 Лина не очень сильна в истории. Ермак Тимофеевич по кличке Токмак, воевал Сибирь от Кучума (гендиректор Сибирского ханства, дочернего по отношению к Золотой Орде) в 16 веке, а петровские «инновации» по части модернизации Урала начались спустя сто пятьдесят лет. Русские же начали осваивать Сибирь с Уралом, невзирая на спазматическое сопротивление коренных народов, ещё до начала татаро-монгольского нашествия. То есть, задолго и до походов Ермака, и нововведений патриарха Никона, и петровских «инноваций»