Неотправленные письма

Письмо 1

Я подняла глаза от дисплея телефона прямо на печатный киоск. Я даже не удивилась его появлению, потому как отныне и навсегда знаки и помощь не покидали меня. Рекламные щиты на обочине дороги, люди, поющие из динамиков радио, книги, случайно брошенные слова незнакомцами  -  говорили со мной о тебе.
Я решительно, как никогда в жизни до этого, направилась к киоску и вернулась с толстой тетрадью и ручкой. И написала первые за долгое время слова, адресованные тебе... и писала, писала… и больше уже не останавливалась…


Письмо 2…

Впереди целые сутки в поезде наедине со своими мыслями и тетрадью. Сутки для знакомства с собой новой.
Периодически встряхиваясь всем составом, поезд уносит меня к новой жизни, оставляя позади вместе с мелькающими электрическими столбами, пустые хлопоты и прошлые разочарования навстречу новым урокам. Но это будет потом и в этом и есть суть жизни - прожить ее до конца, не прячась и не отлынивая.
Сейчас я как-будто попала в пространственно-временной континуум, где время не успевало вслед за несущимся вперед поездом, где можно было остановиться и больше ничего не решать и никуда не спешить. Эта возможность была мне подарена самой природой поезда.


Письмо 3…

Этот год избавил меня от всего неуклюжего и лишнего, что мешало перейти этот рубеж раньше. Не скажу, что избавление не было похоже на родовые потуги, затянувшиеся на долгие часы без тебя. Теперь я более свободна и независима даже от тебя. Я люблю тебя даже сильнее, но спокойно и осознанно. Ты стал одним из моих учителей, самым первым и главным, и даже, если ты не вспомнишь меня, свою важную роль в моем перерождении ты в любом случае сыграл. Я всё равно буду любить тебя.
Всё наносное отпало - случайные или закончившие свою миссию в моей жизни люди, вещи, потерявшие свою ценность, занятия, крадущие время. Я отправлялась в эту поездку с уверенностью, что получу ответ. Мой запланированный ритрит в горах заменился подлинным прозрением.
Такое не найти ни в Гималаях, ни на берегах Ганга, потому что поиск надо начинать в себе, а не в дальних странах и пыльных папирусах..
Теперь я чувствую себя спокойно. Шум умолк в моей голове.
Я читаю книги и понимаю, что подлинные писатели никогда не лгут, им не приходится ничего придумывать, они просто записывают слова, которые им диктует жизнь.
Невозможно ничего придумать нового в этом старом и всё перевидевшем мире, надо просто стать внимательным и послушным слушателем.
Нельзя угнаться за ускользающим, и убежать от неминуемого. Не стоит тратить на это жизнь, а то и не одну.


Письмо 4…

- Алло… кто это? - детский голос с номера дочери.
- Это я, а ты кто? - пошутила я.
- Это я - твоя дочь. - ответила она в замешательстве, - а вы кто?
- Здравствуй, моя дочь. А я твоя мама. Ты меня не узнаешь?
- Нет - у тебя совсем незнакомый голос, мама. Как будто со мной говорит чужая тётя.
- Хорошо. Тогда снова познакомимся, когда я приеду.- улыбнулась я, еще раз удивившись детской проницательности. Дети не разучились ещё слышать, подумала я и добавила. - Я и есть теперь другая.
- А когда ты приедешь?
- Завтра.
- Такого не может быть - папа сказал, что ты должна приехать сегодня.
- Папа не знает, что я задержалась…- ответила я. И правда, как будто я попала в пространственно-временной карман.
- Но я хочу, чтобы ты приехала сегодня! Ты приедешь сегодня, потому что я этого хочу! - упрямо твердила дочь.
- Нет, это невозможно, даже если ты этого сильно захочешь. Поезд приедет тогда, когда ему следует приехать, пройдя весь свой путь. - повторила я, не почувствовав привычного раздражения от упрямства, так присущего моему ребёнку.
- Но почему-у? - затянула она.
- Потому что всё приходит тогда, когда ему следует и к тем, кто ждёт."
- Хорошо, мамочка, я буду ждать!


Письмо 5…

Я села в этот поезд и еду навстречу к тебе, но теперь я спокойна и уверена. Уже ничто не остановит его и не придаст ему ходу. Можно просто зависнуть в этом пространстве между прошлым и будущим.
Я улыбаюсь моим добрым попутчикам - женщине, так настойчиво кормящей меня переспелыми персиками, девочке, не сводящей с меня своих внимательных и вместе с тем пугливых голубых глаз, и ее бабушке, только что аккуратно, чтобы не навредить, словившей руками запутавшегося в сетях занавески мотылька и бережно отнесшей его в окно тамбура. Окно открыто…

Всё происходящее со мной я просто записываю в тетрадь, с точностью и любовью ученого, заносящего в журнал строение и цвет открытого им цветка. Истинный ученый, делая это, не может преукрасить или исказить объект своего наблюдения, уважая тем самым замысел Творца и восхищаясь любым его творением.


Письмо 6…

Я вышла из купе к открытому окну в коридоре насладиться вечерней прохладой, бьющей из темного проема. Я просунула руки в этот воздушный поток навстречу круглому глазу луны. В ее свете на моем пальце блеснуло кольцо, символ давно забытых обещаний и привязанности. Я сняла кольцо и убрала в сумку. На пальце белел чуть заметный след и угадывалась неровность от многолетней привычки.
В вагон залетел мотылек и стал биться в стекло люминесцентной лампы на потолке. Непроизвольно я протянула к нему руки, намереваясь, словив его, выпустить в открытое окно. Но, несмотря на мои попытки, я терпела неудачу. Увлеченная азартом и уже осознавая всю бесполезность и опасность моих действий для хрупкого тельца, я все равно продолжала настойчиво и упрямо ловить мотылька, оправдывая себя хорошими намерениями. И вот изловив его, наконец, я выпустила его в окно, и он, подхваченный сильным воздушным потоком, унесся в конец несущегося к дому поезда. "Этот полет может стоить ему жизни" - подумала я и решила завязать с всеми попытками спасать кого-либо без его желания.
Возвращаясь обратно в купе, я заметила другого мотылька, берущего штурмом горящую лампочку, и улыбнулась… 


Письмо 7…

Поезд остановился на провинциальной станции с незнакомым названием. Я вышла на перрон. У стены вокзала на скамейке спал безногий калека в чистой рубашке без рукавов, несмотря на вечернюю прохладу. Захотелось его прикрыть, но рядом не нашлось ничего подходящего для этого.
За скамейкой я заметила спящую собаку, свернувшуюся в рыжий крендель. Собак легче жалеть. Я щелкнула языком, привлекая внимание дворовой суки. Она подняла  морду и посмотрела на меня внимательно человечьими глазами.
 Я протянула к ней руки и мы невольно отпрянули друг от друга в минутном недоверии. Но через минуту я трепала ее по смешным ушам и плешивому загривку. Она поднялась на ноги и принялась отчаянно выкусывать блох на спине, сотрясаясь в этой привычной для нее и измучевшей своей бесполезностью схватке. 
Вдруг, услышав чей-то голос, она повернула голову и побежала к стоящей на платформе парочке. Девица хихикала, прижимаясь к ухажеру, и, увидев дворнягу, сказала ему: -"Кинь ее туда. -  и указала рукой на черную щель между платформой и вагоном. Ухажер добавил какое-то остоумное замечание и они засмеялись. Мне стало жаль эту незадачливую суку с оттянутыми сосками и измученную блохами и тоской.
 Я вернулась в купе и взяла бутерброд с сыром и овощами, заботливо собранный мне в дорогу сестрой.
Когда я окликнула псину, она была уже в конце платформы. Вернувшись, она понюхала предложенное мной угощение без особого интереса.
 -Извини, другого не маем - дала, что ем сама!
Она нехотя порылась носом в развалившемся на асфальте бутерброде, но снова, услышав чей-то голос, отвлеклась и принялась бегать от одного вагона к другому. Мне стало всё понятно и до боли жаль эту неразумную дворнягу, напрасно ожидающую кого-то на этом вокзале.
 -Слушай, собака, не жди больше никого и иди домой! - сказала я, глядя прямо ей в глаза, и подумала, что и мне пора ехать тоже. Мне показалось, что она услышала меня. Проводница пригласила всех в вагон и я последовала за ней, оставив у двери провожающую меня новую знакомую.
Вернувшись в купе, я глянула в окно и увидела, что дворняга все же вернулась к оставленному ей бутерброду, и аккуратно, не торопясь, ест его, прижимая хлеб передней лапой к асфальту.
 - И что сказала собачка? - послышался за спиной задорный голос моей хлебосольной попутчицы. 
 - Сказала, что устала… ждать,- ответила я, почувствовав неожиданно, как слезы подступают к глазам.


Письмо 8…

Неоднократные пограничные ночные досмотры не помешали мне забыться в лёгком и безмолвном сне… без угрызений и без мучительного прежде поиска ответа.
Проснулась я от прикосновения чьих-то рук, заботливо укрывающих меня теплым одеялом. Моя попутчица с персиками, так старательно  подталкивающая концы одеяла под мой матрац, была похожа на бабушку, взявшую меня под опеку. И я вспомнила того калеку без ног, что вызвал у меня на привокзальной скамейке подобные чувства.


Письмо 9…

Поезд прибыл к месту назначения и я, влекомая нетерпением, собрала рюкзак и, попрощавшись с попутчиками, вышла из купе.
Пассажиры, нагруженные тяжелыми чемоданами, медленно продвигались к выходу. Передо мной шла женщина, готовая разорваться на две части: к выходу ее тащила огромная такса, страдающая от переполненного мочевого пузыря, а сзади тормозил неуклюжий чемодан. Женщина не отпускала собаку с поводка. На выходе такса, забыв от нетерпения о своей неприспособленности для этого прыжка, прыгнула с подножки вагона на платформу и… упала в ту самую щель, которую так пророчила парочка оставленной на перроне провинциального городка суке.
Все ахнули. Хозяйка, причитая, тащила из узкого отверстия висевшую на поводке собаку, своим длинным и жирным телом напоминавшую жирную сосиску. Еле справившись, она опустила ее на платформу, и собака с прежним азартом засеменила своими короткими когтистыми лапками по своим делам. Видя мучения хозяйки, я предложила свою помощь и взяла собаку за поводок. Она дотащила меня к выходу, сопротивляясь моим усилиям попредержать ее, вперед, оставляя позади нагруженную вещами хозяйку. Выбежав из вокзала, она присела у выхода, чтобы тут же опорожниться прямо на плитке привокзальной площади. Но осудить ее за это невозможно!:-)
Оставив собаку ее незадачливой хозяйке, я оглянулась вокруг.
Вот и Москва… вот и возможность действовать…