Угрюмое

Приближающиеся ноябрьские праздники радовали возможностью отдохнуть от повседневного однообразия. Несмотря на то, что на предприятии, на котором мы трудились на благо общества (открытого и еще акционерного), однообразия было мало, каждый день предвещал что-то новое, но все равно текучка как говорят, заедала.  То отправка электронной почты, то факса, то проверка делопроизводства, то проблемы замещения заболевшей сотрудницы и т.д. и т.п.
Погода стояла сухая и довольно  теплая, несмотря на осень. Поехать на охоту возможности пока не было.  И при мыслях об охоте мне почему-то постоянно вспоминалась одна осень, проведенная в тайге Красноярского края. Толи я скучал по отцу, толи по оставшимся  далеко таежным просторам, толи все это было тоской по навсегда утраченной жизни в сельской таежной местности, где каждый час есть какие-то заботы, от которых  в целом зависит твой образ жизни порядок и уклад. Так скучают по Родине, когда уезжают навсегда за рубеж, так тоскуют на равнине по своим горным селениям кавказцы, так скучают по своим темным деревенькам простые русские люди. И далеко они и, дороги к ним не простые и, обустроенность по городским меркам никакая. Но там прошло детство, молодость, школа и первая любовь. В деревне в своем доме каждый хозяин экономист. Он заботится о тепле запасе дров продуктов, скотине не покладая рук. В городе попить воды никаких трудностей не представляет. Открыл кран и пей хоть запейся. В деревне все не так. Открыл бак,  а воды в нем нет. Одевай валенки, как говорила баба Уля «куфайку», бери бак санки и иди на колонку, постой на морозе в очереди, налей бак да смотри не упади на наледи возле крана, и тащи санки с баком домой. Наколи дров, вынеси золу из печи, затопи ее и вот тогда можешь попить чайку. Зато в доме тепло, чайник кипит, через дверку в печке мелькает и щелкает ласковый, радостный огонь от красных лиственничных дров. Дым из трубы от мороза стоит ровным столбом как хвост у кота.
Можно друзей или соседей пригласить чай пить. Если они конечно дома, а не на работе или в лесу. Подойдешь к дому посмотреть, а он закрыт. Не на замок, нет у них замков. На палочку. Она привязана на нитку и закрывает там, где должен висеть замок. На замок закроешь, а вдруг придет сосед за спичками или солью как он в дом попадет? А палочку поднимет, возьмёт спички и опять дом закроет, а потом принесет, что брал обратно и соседям скажет, что приходил за спичками. Удивительно приезжим смотреть, как это дом не закрывать? А вот не закрывают. Они не знают воровства и воров. Теперь-то наверно уже знают потому что научили их добрые люди всему.
Я прилетел в очередной раз к отцу то колол дрова на предстоящую зиму, то возил воду на санках или на Луазике, то ездил на реку ловить ондатру, то складывал сено для коровы и так  прошла половина отпуска. Однажды отец, придя из промхоза сказал - «срочно собирайся, утром вертолет и мы летим на участок». Мы забежали с батей в промхоз, где он был директором, и сразу к нему бросилась толпа народу.
-Петр Емельянович подпишите накладные!
- Приказы на подпись!
- Емельяныч пусти  в тайгу, клянчил какой-то однорукий мужик.
-Да как я тебя пущу ты же без руки тебе тут в деревне надо быть. Дома.
-Не могу я дома, я тут помру.
- Ну и как ты будешь стрелять без правого плеча и руки?
-А вот так и мужик показал, какой он ловкий и как он будет прикладываться левой рукой.
Все кто был в промхозе, умерли от смеха глядя на это. Больше всех смеялся сам мужик.
-Ладно, Бог с тобой. Одного не пущу и не спорь. Пойдёшь с Серегой Косолаповым напарником.  Все опять умерли от смеха.
Порешав дела в промхозе, оформив заявку на вертолет, мы пошли собираться в лес.
Охотничий участок находился далеко в тайге. Добраться туда был только один способ - залететь вертолетом. За промхозом было закреплено звено винтокрылых  машин МИ-8, которые базировались на летном поле за деревней. Что и говорить, и сами летчики и их руководство тоже были охотниками и знали участок не хуже промысловиков. Над тайгой они носились как в условиях боевой обстановки тем более что были они хоть и гражданские летчики но полетать им на Северном Кавказе тоже пришлось. И ходили они над тайгой как по Аргунскому ущелью.
Собрав с вечера нехитрые охотничьи пожитки, утром мы уже сидели на вертолетной площадке и были готовы лететь на участок. Была красивая, ранняя,  северная осень. О её красках уже не раз говорилось, но каждый раз встречаясь с ней в тайге приангарья, оказываешься не готов к ее палитре. Трудно представить себе в обыденной жизни такое обилие оттенков. Невозможно надышаться хвойным воздухом леса, запахами таёжных рек и озер. В таких местах  особенно чувствуешь, что ты тоже часть природы.
Подъехал по самолетному вертолет. Мы погрузились в него и быстро взлетели над деревней и Ангарой. Вертолет сделал разворот и пошел прямо на север на высоте метров пятьсот от земли.  Отец внимательно осматривал тайгу с вертолета и о чем-то пытался мне рассказать, но я только утвердительно кивал головой, потому что в машине ничего не было слышно. Я смотрел на него и улыбался, предвкушая очередную встречу с тайгой. Пронесшись над тайгой, через сорок минут мы выпрыгнули из вертолета и оказались на участке.
Место, на котором мы приземлились, представляло  собой поляну на бугре. Метрах в ста внизу тек  ручей, а возле него располагалось «зимовьё». Оно было небольшим, сложено из черного от времени кругляка. «Как мы его назовем?»- спросил отец. У него все зимовья имели названия - «Северное», «Балок», «Ютага»- по названию речки.
-Это будет «Угрюмым». Я подошел к зимовью и осторожно заглянул внутрь. Осторожно потому, что зачастую охотники ставят для медведей, которые очень любят посещать эти маленькие таёжные домики, всякие сюрпризы. Но в зимовье ничего такого не было только воды в нем по колено. Мы начали отводить ее и принимать какие-то меры, чтобы ходить посуху. Крыша еле держалась, ее болтало, и трепало когда садился вертолет - это я заметил еще в воздухе.   Во время дождя она текла как решето. В общем – «Угрюмое».  Я сходил за хрустальной водой из ручья, и разложил костер, поставил чайник, и грел на огне консервы. Пожарил картошку на сале с грибами, набранными прямо возле вертолетной площадки. Отец в это время уже сидел на крыше зимовья, махал топором, и пытался хоть как-то отремонтировать крышу. Прежние охотники, не утруждая себя заботами при строительстве зимовья, выкопали яму, потом положили по ее периметру несколько венцов из бревен и накрыли крышу. Как в этом зимовье сидеть в сорокаградусный мороз их не очень волновало. Одним словом «Угрюмое»
Поужинав отец сказал – Ночевать будем на улице потому что в зимовушке сыро и противно пахнет гнилым деревом. Ночевать на улице нам было не в первой. Отец был военный в запасе и махровый таёжник. Однажды он убил медведя возле берлоги, а наступала ночь. Он ободрал медведя, завернулся в медвежью шкуру и проспал в берлоге сам как медведь до утра.  Как мне тогда казалось, он ни во что не верил кроме карабина СКС, и ничего не боялся кроме осечки. Мне тоже приходилось ночевать в чистом поле на учениях, тактических занятиях, но ночевать в тайге вдвоем - это конечно интересно. Мы выбрали на поляне место поросшее мхом, постелили на него целлофановую пленку, матрасы залезли в свои спальники, и мне показалось, что батя не успев, как следует улечься, уже храпел. Мне было не так  уютно, и, дослав патрон в патронник и зарядив магазин любимого мной СКСа, я тоже пытался уснуть, но это не очень-то получалось. С нами была лайка совсем еще щенок по кличке «Верный». Потом этот кобель вырастет в серьезного охотничьего пса и по-настоящему верного друга, не раз будет добывать соболя, охотится на лося и медведя и однажды спасет жизнь своему хозяину. Но пока это молодой кобель,  который прилетел в тайгу первый раз и его «резюме» мы еще не видели. Было  неизвестно, как поведет он себя при виде медведя, если тому захочется на нас посмотреть ночью, пока мы спим. К утру сон все-таки сморил меня. Проснувшись, я увидел батю, который уже вскипятил чай и сидел на зимовушке и правил ей крышу. Вокруг стелился утренний туман, от которого все было сырым и влажным. Я глотнул чаю, поел вчерашней картошки, и, свистнув Верного, пошел осмотреть лес вокруг зимовья. Вокруг бугра, на котором мы находились, стоял сосновый бор, чуть дальше начинались болота, по которым еще надо будет найти дорогу, на болотах росли березы, и молодые осинки от этого тайга казалась какой-то кудрявой, ситцевой или кружевной. Но самое главное, что бросилось в глаза это заросли голубики и брусники. Брусничный лист на утреннем солнце выглядел как восковой из какой-нибудь декорации к фильму-сказке.
-Ну что видно? - спросил подошедший отец.
-Да, ничего особенного лес как лес.
-А вот это видел?- он показал мне жердочку, лежащую на мху и всю заваленную чьим-то пометом.
-Нет. Кто это?
-Соболь. Я тут этих отметин нашел, тьму.
У соболя, как и у других животных, есть повадка метить свою территорию. Пробегая по жердочкам на земле, он и оставляет свои метки. Кроме того летний корм у  него богатая витаминами голубика. Голубики как я уже говорил было не меряно. После обеда мы с отцом набрали по ведру ягоды и, перебравшись в зимовье, прилегли отдохнуть после обеда. У отца был обычай где бы он не находился но в обед он час должен поспать. Весь день мы провозились с ремонтом зимовья. Ночевали уже в избушке.
С вечера пошел первый снег даже не снег, а снежок. Но то, что мы увидели на снегу, нас просто озадачило. Оказалось, что на участке возле зимовья ходило несколько здоровенных медведей. Потом залетев на участок уже для охоты, отец обнаружил, что на нем было около двенадцати медвежьих берлог. Вот в каком общежитии нам пришлось ночевать.
            Вообще встречи с медведем в тайге происходят не так уж часто. Но его присутствие чувствуется постоянно.
Ранней весной, когда просыпается вся природа, проснутся и мишки. Они с голодухи сразу вспоминают, где тут у Петра Емельяновича есть зимовья, в которых можно что-нибудь скушать и потом еще закусить. Вот, например, стоит зимовушка закрыта на палочку. Подходит к ней Миша стук в нее лапкой и дверь вместе с косяком падает в дом. Миша зайдет, покушает, что там ему понравится. Покакает посредине комнатки, порвет матрасик  с подушечкой, которые охотники оставили на  нарах, и пойдет еще что-нибудь искать. Интересно, что матрасы, прибитые к стене, медведь не рвет. Или вот, к примеру, стоит баночка сгущенки, естественно, где Миша будет искать открывалку. Он ее зубками пожует и сделает из нее аккуратный кусочек жести размером с копеечную монетку.  Однажды мы с отцом завезли продукты в лес и раскладывали их по зимовьям, готовясь к  предстоящей охоте на соболя.  Возле Северного зимовья мы положили в пятидесяти литровую кастрюлю двадцати килограммовую коробку с маслом. Всё это мы отнесли в ручей и поставили так, чтобы кастрюлю накрывал полуметровый слой воды. Остальные консервы в банках закидали в бидоны из под молока, и подвесили на тросиках перекинутых через наклоненную сухую сосну. Один тросик заклинил и мы троем пытались с помощью рычагов из дерева вытащить его, но он не поддался, пришлось оставить его без подвески. Вернувшись на участок, мы увидели чудную картину. Пятидесятка валялась на берегу ручья. Миша достал ее и скушал все масло. Затем вытащил зубками тросик,  который три человека не могли выдернуть. Причем было видно, что он осматривал висящие бидоны, поднимался, насколько мог, по наклоненному дереву,
Поэтому охотники постоянно принимают меры к тому, чтобы обезопасить себя, припасы и зимовье от посещения этих не прошеных гостей. Кроме того медведь является ценным объектом охоты но для его добычи одного желания охотника мало потому что Миша-то не хочет быть этим объектом. Он тоже прячется, ходит неслышно и очень ловок. В тайге это не то животное, которое показывают в цирке или зоопарке. Это не ленивый увалень, это настоящий зверь, дикий, во всех смыслах этого слова, опасный, с интеллектом и огромной силой. Охотники которых я знал охотясь на медведя только в редких случаях делали лабазы на деревьях и охотились с них . Во всех случаях они находили и стреляли зверя находясь на земле. Предоставляя ему как бы равные шансы с собой. Для того чтобы так охотится на медведя, например у берлоги, нужно иметь и выдержку и хладнокровие и смекалку и наблюдательность и конечно отличных собак, бесстрашных лаек.
Однажды мы с отцом шли по просеке на его участке. Все было прекрасно, погода располагала к таежному путешествию, смущало только, что изредка под ногами посередине просеки попадались лепешки похожие на коровьи и собаки постоянно куда-то убегали надолго, не подав ни какого голоса. Просека была шириной метров восемь и шла через весь участок с севера на юг. Отец называл ее профилем. По обеим сторонам просеки стеной стояла тайга и увидеть, что происходит за этими стенами, было практически не возможно. Мы отшагали уже километров пятнадцать и мечтали добраться до зимовушки. Идти по тайге это не прогулка по Б. Садовой или Кутузовскому проспекту. Даже на просеке то сучья то дерево свалено буреломом то вообще заросла молодым кустарником обходишь, перелазишь, продираешься но, в общем, идем километра два три в час. Подбежали собаки, помахивая своими кольцами-хвостами. Мне показалось, что они улыбаются. Собаки, как и люди, на мой взгляд, умеют улыбаться грустить и даже плакать. Они все понимают, только еще владеют телепатией. Даже лают они по-разному. На человека и крупных животных собаки  лают басом, на мелких,  например белку высокими голосами даже с визгом. Крутнувшись возле ног, они снова прыгнули в заросли тальника и растворились в них.  Я посмотрел на пихту на краю просеки. На ней с одной стороны была содрана кора и, имелись царапины, как будто эту пихту пытались карябать каким-то металлическим острым предметом. 
-Медведь, мерку поставил - сказал отец.
Я встал возле дерева вытянул руки вверх и пытался достать до края отметины. Не дотянулся сантиметров тридцать. Руки автоматически потянулись к карабину, но потом подумал, что собаки все равно  залают, если приблизится медведь. Они и впрямь где-то в лесу тявкнули и снова прибежали к нам. Одного подростка щенка по имени Тигр с ними не было. Мы звали, свистели и стреляли, но собаки не было. Потом мы вернулись к тому месту, где слышали лай собак и нашли голову этого кобеля, отрезанную как бритвой когтем медведя.   Отец очень расстроился, почти оплакивал эту собаку. Он выращивал собак сам, и каждая предназначалась для определенного вида охоты на отдельный вид животных.  Потеря каждой собаки, ее гибель на охоте, была настоящей трагедией для каждого из нас, а особенно для отца. Когда-нибудь я напишу про собак рассказ. Ну а пока мы закончили обход участка, прилетел вертолёт.
   
 Вот такое «Угрюмое»
2011 год.