ПТР24

ГЛАВА 24

По дороге домой Лина попыталась в уме систематизировать добытую информацию, а также приобщить её к старым сведениям и всё это сгруппировать в разделе с условным названием «Селиван Капустин, живой охотник за настоящей иконой». По итогам последнего собеседования с такой полезной пенсионеркой, как Маргарита Алексеевна Степанова, которая не ленилась подглядывать в свой дверной глазок всякий раз, когда кто-то из соседей по лестничной площадке приходил или уходил, Лина могла заключить, что Селиван Капустин вместо себя подставил под стилет братьев какого-то бомжа. Как и где он его раздобыл – уже неважно, но факт тот, что Селиван довольно грамотно рассчитал всю операцию по подставе. Во-первых, он знал о близорукости братьев, во-вторых, жильцов дома заранее оповестили о плановом отключении электроэнергии, в-третьих, Селиван мог предварительно специально договориться с братьями о встрече. Встреча произошла, выбритый и подстриженный бомж, переодетый в сухую одежду Селивана, легко вступил в конфликт с братьями, те его убили, забрали икону и убрались восвояси. Селиван, очевидно переждавший конфликт в ванной или в туалете, потом тоже убрался из квартиры Валентины. Затем он приходил к господину Панину и, узнав о результатах анализа, выказал отчётливое удовлетворение. То есть, у Селивана зародились подозрения насчёт подлинности отмытой им иконы, он заказал анализ и…
- Нестыковочка получается, - недовольно пробормотала Лина, выруливая на своём «жигуле» с улицы Бакланова на улицу Лесную, - и не одна, а несколько…
Говоря о нестыковках, Лина имела в виду следующее. Во-первых, зачем вообще Селиван устраивал эту подставу? Если у него и зародились какие-то сомнения насчёт подлинности иконы, то не проще ли ему было сначала дождаться результатов экспертизы, а только потом всё остальное? Ведь братья вполне могли уехать и с настоящей иконой, тогда как бы выглядел Селиван, узнав о результатах экспертизы? Уж наверняка не донельзя довольным, как о том рассказал Вадику господин Панин.
Во-вторых, Селиван не мог предвидеть реакцию бомжа на приход братьев с такой точностью, с какой всё произошло.
В-третьих…
«Чёрт меня побери, если я что-нибудь понимаю кроме того, что уже потратила кучу денег», - с неудовольствием подумала Лина и, пока застряла в совершенно непонятной пробке, решила позвонить Паше Мамонову. Паша оказался дома, но пребывал в совершенно плачевном состоянии.
- Ты куда пропала? – с места в карьер начал он лаяться на Лину. – Я её жду-жду, а она…
«А чего это он меня ждёт? – мысленно удивилась молодая женщина. – Ах, ну да, я ему магарыч обещала!»
- Что с тобой, засыхаешь? – участливо поинтересовалась она.
- Засыхаю! Ты на машине?
- На ней.
- Так жми, давай, на газ, захвати по пути литру и – мухой ко мне! А то рискуешь не застать меня живым. Поняла?
- Да не поеду я к тебе, - заупрямилась Лина, - я всего-то хотела задать один-единственный вопрос…
- Ничего не скажу! – пуще прежнего завопил Паша.
- Ну, так приезжай ко мне, я тебе денег дам и освежу по мере домашних возможностей, - предложила Лина. Самой ей ехать никуда не хотелось. Бензин был почти на нуле, дорогу подморозило, а резину сменить она не успела. Как всегда.
- Не могу, – страдальчески возразил Паша.
Два дня назад ему кое-что обломилось за небольшую халтуру и он, как полагается, загудел. А вчера очнулся в углу какой-то забегаловки без копейки в карманах, да ещё в одном ботинке. То ли его с Паши снял одноногий бомж, то ли кто-то решил весело пошутить над ним. До дома Паша кое-как добежал, а вот выйти уже не мог, потому что это были его единственные демисезонные колёса, в которых он бегал почти круглый год за исключением сухой летней поры.
- Почему? – не поняла Лина.
- Потому что! Слушай, купи мне какие-нибудь дешёвые ботинки сорок второго размера. Я тебя очень прошу! И водки не забудь. Ну, пожалуйста! Кто его знает, может, я тебе ещё очень сильно пригожусь. Когда-нибудь… И потом, мы, как последние советские романтики, должны помогать друг другу. А?
«Я ни хрена не понимаю», - мысленно сказала себе Лина.
Она вела трезвый образ жизни (или почти трезвый) деловой женщины, и ей трудно было понять забулдыгу-сверстника, считающего себя гением.
- Последние советские романтики торгуют нефтью навынос, а ты… - раздражённо огрызнулась Лина, машинально выруливая в сторону района проживания непутёвого гения. – Слушай, на фига тебе ботинки?
- Ходить не в чем! – заорал Паша.
- Ну, ничего себе! – искренне удивилась Лина.

Вопрос, на который ответил Лине Паша, обошёлся молодой женщине в три тысячи рублей. Полторы стоили ботинки, полштуки пошло на качественно денатурированную водку и туфтогенную колбасу, штуку пришлось подарить погибающему реставратору в счёт его будущих услуг совершенно непонятного свойства. Перед тем, как ответить на вопрос, Паша сначала поправил здоровье стаканом водки, потом примерил ботинки, затем прослезился (Лина купила ему довольно качественный экземпляр) и стал закусывать. Лина терпеливо дождалась, когда гений обретёт осмысленный вид, и спросила:
- Помнишь, Паша, наш телефонный разговор по поводу экспертизы, которую сделал господин Панин?
- Помню, - молвил бывший одноклассник, глядя на Лину просветлённым взором запойного алкоголика, уже снявшего небольшой дозой похмелье, но ещё не выпавшего в очередной осадок.
- Точно? – переспросила Лина.
- Да точно, точно, - заверил её Паша, молитвенно глядя на бутылку с отравой, - допетровский период, староуральская школа.
- А ты что-нибудь слышал об иноке Малахии? – задала новый вопрос Лина, памятуя рассказ Анфисы.
- С-способный был инок, ик! – взмахнул руками Паша, потянулся к бутылке, но Лина вовремя её убрала.
- Чем? – не отставала Лина.
- П-писал изрядно, однако умер рано.
- Сколько может стоить икона, написанная этим иноком?
- До фига и больше. Если, конечно, н-найти такую и установить её п-подлинность.
- Сколько?
- От двухсот тысяч у.е.. Ориентировочно…
«Однако», - только и подумала молодая женщина.
- Слушай, не пил бы ты больше, а? – жалостливо попросила она Пашу.
- Вот это допью и – ф-всё, завязываю! – пообещал Паша.
- Ну, смотри, как знаешь…

Домой Лина приехала где-то в районе двенадцати. Она переоделась в домашнее платье, позвонила своим в санаторий, затем наскоро перекусила и засела за музейный проспект, который она взяла в конторе дома-усадьбы купца Капустина. Проспект был довольно развёрнутым, состоял из более чем двухсот страниц и включал в себя не только фотографии всех имеющихся в доме икон, картин и большей части обстановки, но и фотофрагменты некоторых семейных архивных документов. Первым делом Лина нашла фотографию той иконы, которую подменил Селиван Капустин, рассчитывая обнаружить под ней раритет. Она довольно долго изучала сюжет иконы и уже, было, собралась звонить Паше Мамонову, но быстро передумала. Во-первых, вряд ли тот смог бы сейчас ответить на её новые вопросы вразумительно, во-вторых, Лина вдруг вспомнила содержание исступлённого то ли бреда, то ли откровения Аглаи, когда она забилась в припадке перед фактической подделкой раритета. Воспоминание не пришло бы, если бы не фотография иконы, которую Лина перед этим разглядывала. А вернее, если бы не пояснительный текст под фотографией, гласивший, что сюжет данной иконы является хрестоматийным в плане иконописи и передаёт погребение Христа после его земной гибели и снятия с пыточного креста.
- Погребение Христа, - задумчиво пробормотала молодая женщина. Она плохо разбиралась в истории Христианства и не знала, что перед тем, как вознестись на небо, Христа пытались похоронить, как обыкновенного смертного. Поэтому, прочтя название сюжета, Лина пребывала в некотором затруднении, пытаясь осмыслить тот факт, что кто-то когда-то хотел предать грешной земле Бога. Испытывая неловкость за своё неведение, молодая женщина сначала попыталась восстановить содержание бреда (или откровения?) блаженной по памяти, но затем сходила в другую комнату и принесла оттуда блокнот, куда она слово в слово записала всё, что слышала в скитской церкви в исполнении Аглаи.
- Не ждите, люди добрые, чуда от лика лукавого, коего сотворили руки вороватые о гробе Господнем! Истинную икону ищите дважды в гробе, первом – Господнем, втором – антихриста… - вслух перечитала Лина запись и задумалась. Она плохо разглядела сюжет той иконы, которую в качестве чудотворной носила по церкви Анисья; освещение церкви оставляло желать лучшего, но какой-то лик молодая женщина действительно разглядела.
- Значит так, - вполголоса произнесла молодая женщина, - лик сотворили руки вороватые, они же как-то связаны с гробом Господним… Минуточку! Можно предположить, что сначала данные вороватые руки сотворили искусную подделку чудотворного раритета с неким святым ликом…
«Прости меня, Господи, за столь вольное толкование», - на всякий случай мысленно извинилась Лина и продолжила бубнить: - …А затем зачем-то нарисовали поверх фальшивого лика хрестоматийный, как сказано в проспекте, сюжет насчёт погребения Христа. Этот сюжет потом смыл Селиван специальным раствором, обнаружил лик, усомнился в его подлинности, сделал с него соскрёб, взял пробу доски и всё это отнёс на анализ господину Панину. Затем Селиван утверждается в своём сомнении и сейчас рыщет где-то поблизости в поисках настоящей иконы, которая стоит немереных денег. Но почему поблизости?
Задавшись этим вопросом, молодая женщина надолго задумалась. Но так и не смогла придумать ничего путёвого в ответ на выше поставленный вопрос. Тем не менее, что-то ей подсказывало, что Селиван где-то недалеко, Лина будто ощущала его присутствие той нервной частью своего организма, которая генерировала неудовлетворённую жажду мести за смерть подруги.
- Так, давай сначала, - встряхнулась она, - руки вороватые делают подделку чудотворной наверно потому, что купец Афанасий не хотел расставаться с этой иконой даже после своей смерти, поэтому он заказывает сначала подделку, а потом заказывает замазать её вышеупомянутым сюжетом. И то ли в завещании, то ли в переписке указывает примету, как найти псевдо чудотворную. А зачем? А затем, чтобы нашли, забрали и отстали. Ведь икона по праву принадлежит всей общине, а не одному только Афанасию Капустину. Эту примету перед смертью сообщает своему правнуку бабка Ефросинья… я так думаю… он едет в дом-усадьбу, находит по примете нужную, как он думает, икону, забирает, а настоящая… Остаётся, что ли, в доме-усадьбе? Но зачем?
Лина снова задумалась. Она попыталась вспомнить какие-нибудь старинные предания и поверия, связанные с тем, что кто-то что-то оставляет после своей смерти для личного пользования в загробной жизни. Но ничего, кроме мрачных чудачеств фараонов, приказывавших отправлять на тот свет после себя всех, кого они привыкли держать в услужении при жизни, начиная с вентиляторщиков-опахальщиков (или такие водились только в дворцах индийских магараджей?) и кончая массажистами-визажистами. Любимые домашние животные, вроде собак, котов, хомячков и золотых рыбок, не в счёт…
- Какие, на хрен, хомячки? – в сердцах воскликнула Лина. – Икона эта была дорога Афанасию, факт, но куда он её дел? Неужели она так и висит неопознанной в доме-усадьбе, чтобы и после смерти купца охранять его очаг? А что, логично… Ведь дом-усадьбу после революции могли растащить по кирпичикам местные крестьяне, но не растащили. Или её могли поджечь анархисты, которые в восемнадцатом грохнули хозяина и начали шакалить в усадьбе, однако анархистов вовремя пресёк бывший их соратник бомбист Каплин. И в последствие усадьба сохранилась, можно сказать, почти что чудом. Ведь даже, невзирая на усилия местного советского деятеля товарища Каплина, дом-усадьбу могли запросто отдать для нужд какого-нибудь санатория, исцеляющего профессиональные заболевания хронических революционеров-каторжников. И что тогда могло остаться от икон, картин, ковров и прочей купеческой обстановки? Да ни хрена хорошего…
Лина встала, прошлась по квартире, вошла в кухню и остановилась возле окна. Страшно хотелось курить, особенно при виде пепельницы на подоконнике, но Лина твёрдо решила больше никогда не возвращаться к нездоровой привычке, от которой и ранние морщины, и несвежее дыхание, и прочие неприятности. Поэтому она стояла, почти бездумно пялилась в окно, а перед глазами вставали то Селиван, который когда-то бродил по их двору и расклеивал объявления о съёме квартиры, то беснующаяся Аглая.
- Истинную икону ищите дважды в гробе, - повторила Лина, - первом – Господнем, втором…
«Ерунда получается, - подумала молодая женщина, - если верить Аглае, то икона находится не в доме, а в каком-то втором гробе, потому что упоминание блаженной о первом гробе касается, очевидно, сюжета поверхностной иконы о гробе Господнем. Дважды… Но почему я зациклилась на словах блаженной? Можно ли следовать её указаниям безоговорочно и слепо? И потому только, что она невероятным, просто каким-то чудесным образом, угадала в чудотворной подделку и недвусмысленно упомянула гроб Господень? А не могла ли она об этом знать? Но как?»
- Крыша едет, - буркнула Лина и вернулась к проспекту. Но не успела она, как следует, его полистать и посмотреть фотофрагменты некоторых семейных архивных документов купца Капустина, как зазвонил телефон. Лина глянула на автоопределитель номера (звонила Рая со своего домашнего) и сняла трубку. Сначала она хотела проигнорировать звонок, но потом устыдилась своих мыслей. К тому же надо было немного расслабиться.
- Алло?
- Привет, это я, - мрачным тоном доложила подруга.
- Слышу, - возразила Лина, - чего такая кислая?
- Читала последний номер «Недели в Кустове»? – озадачила Лину Рая совершенно каверзным вопросом.
- Ты же знаешь, - терпеливо сказала Лина, - я вообще никаких газет не читаю.
- Зря! Культурный человек всегда должен быть в курсе последних событий, - авторитетно заявила Рая.
- Я надеюсь, на уровне моей культуры нежелание читать вашу газету не отразится, - скептически возразила Лина, - равно как нежелание читать другие газеты. А о последних событиях я могу всегда узнать из краткой сводки утренних новостей по ящику.
- Ну, вот, - расстроилась Рая, - я ведь не о том, а ты…
- А чё – я? Ты говори, о чём хотела, и не надо начинать издалека. Что опять случилось?
- Да опять этот козёл, - завела старую песню Рая о замглавредактора их якобы независимой газеты, который последнее время совсем скурвился и написал откровенно подхалимскую статью об их колбасном учредителе, одном из головных пищевых предприятий города с загадочным названием «Мутатар», чью колбасу разве что бездомным собакам.
Рая ругалась, ныла и доставала Лину минут двадцать. Лина терпеливо слушала, иногда вставляла слово защиты то в адрес бедного замглавредактора, который всего лишь честно лизал задницу работодателю, то в адрес местных колбасников, чья продукция не вся была несъедобной.
Наконец Рая упыхалась плакаться и сообщила-таки приятную весть, что она нашла недорогого переводчика с русского на три европейских языка сразу и в скором времени начнёт штурмовать зарубежные издания.
- Ну, дай-то Бог! – искренне пожелала подруге Лина.
- Вот будет потеха, когда мой материал опубликует какая-нибудь «Гардиан» или «Пари мач», а я потом покажу их генеральному. Вот он тогда этому козлу накостыляет! – злорадно предвкушала Рая.
- И покажи, - утешала её Лина, а сама думала, что Раиса может пробить свою статью даже в «Сан» или «Фигаро» из одного только желания насолить своему тайному врагу.
- Ну, спасибо, развлекла маленько, - сказала Лина уже после того, как положила трубку на рычаг. Время на часах давно перевалило за полдень, хотелось есть (отвыкание от никотиновой зависимости протекало с одновременным усилением аппетита), но Лина решила дождаться обеда по распорядку и снова уселась изучать проспект. А прежде отключила сотовый. Она знала, что родители, Сергей Сергеевич и несколько потенциальных заказчиков могут позвонить на домашний.

 

next chapter