ПТР28

ГЛАВА 28

Гасан Гасаныч, хозяин пяти торговых точек на кустовском колхозном рынке, раз в неделю делал генеральные закупки для своих торговых минипредприятий. Утром каждого понедельника он выходил из квартиры обыкновенного многоэтажного дома, где жила его подмосковная семья, садился в обычную грузовую «газель» с поджидающим его шофёром, и они ехали на склад местного комплексного комбината, производящего колбасно-сосисочные изделия, мясные консервы, рыбокопчёные продукты, лососевую икру, сельдь свежего посола, а также макароны, сгущёнку, йогурты и даже фаршированные маслины. Ориентируясь на данного многопрофильного производителя, Гасан Гасаныч торговал и рыбой, и колбасой, и мясными консервами, и макаронами, и йогуртами, и даже фаршированными маслинами.
Селиван, узнав от Галины о графике поставок продуктов в торговые минипредприятия Гасан Гасаныча, а также о примерном объёме товарооборота, мог предположить, что утром каждого понедельника коммерсант берёт с собой на расходы не менее трёхсот тысяч рублей. Селиван не был гопником, но нужда заставляла его действовать рискованно, дерзко и неадекватно. Утром шестого декабря в понедельник он не пошёл на хлебозавод, а прямиком направился к дому Гасан Гасаныча, который отъезжал по делам ровно в шесть тридцать или минутой-двумя позже. В шесть пятнадцать Селиван был на месте. В шесть двадцать водитель подал машину. В шесть двадцать пять должен был выйти из подъезда Гасан Гасаныч, предварительно оповещённый по мобильному водителем. Селиван, ожидавший на углу дома, пошёл к «газели» сразу, как только она остановилась возле нужного подъезда. Проходя мимо «газели» со стороны водителя, он тормознул возле кабины, нагнулся, сделал вид, что подобрал с земли заранее приготовленную пятисотенную банкноту, выпрямился и принялся показательно изображать радость по поводу счастливой случайной находки. Водила, молодой нехилый хлопец, не мог выдержать чужой откровенной радости по случаю обнаружения того, что лежало у него под самым носом, вылез из кабины и поехал на Селивана.
- Ну, чё ты щеришься? Чё ты щеришься? Блин, не успел бумагу обронить, а её уже поднимают!
- Так это твоя? – как можно мягче спросил Селиван и, когда водила агрессивно подтвердил своё право на заведомо чужие деньги, по-христиански протянул банкноту нехилому извозчику. Тот моментально расслабился, а Селивану только этого и надо было. Он нанёс водиле сокрушительный удар в нос, а когда тот в отключке припечатался к своей "газели", другой сокрушительный удар нанёс в область солнечного сплетения.
- Ну, вот, - буркнул искусствовед, получивший высшее образование и приобретший умение драться в Перми, городе степенных мастеров и драчливых подмастерье, - отдыхай.
Он легко подхватил нехилого под мышки и запихнул в кабину. Затем убрал во внутренний карман куртки свой последний пятисотенный билет и одновременно захлопнул дверцу. В это время послышались шаги внутри подъезда, и Селиван отскочил от кабины водителя. Он встал за капотом «газели» со стороны пассажира и стал его дожидаться. А Гасан Гасаныч миновал дверцу водителя, хлопнул по стеклу, призывая водителя проснуться, и проследовал к своему хозяйскому месту. Надо сказать, он мало кого боялся в Кустове, потому что имел в местной милиции и своих земляков, и даже родственников. Тем не менее, Гасан Гасаныч всюду ходил с газовым пистолетом и электрошоком. Но сегодня ему не помогли ни милицейские родственники с земляками, ни газовый пистолет с электрошоком. Потомок древнего и живучего рода раскольников Капустиных, сильный и стремительный, как бурый медведь, напал на Гасан Гасаныча внезапно и эффективно. Селиван не стал особенно разнообразить тактику атаки, а снова произвёл два удара, только на этот раз свои коронные удары в нос и солнечное сплетение он нанёс почти одновременно. Перед тем как вырубиться, Гасан Гасаныч успел увидеть лицо нападавшего, а вернее, его почти двухнедельную бороду. Затем Гасан Гасаныч впал в закономерное беспамятство, а когда очнулся, не досчитался трёхсот двадцати тысяч кровных российских рублей.
А Селиван спешно покинул место экспроприации и скорым шагом направился к дому, где до последнего времени проживал в компании с любвеобильной и болтливой Галиной. Он дождался её ухода на работу, затем вошёл в квартиру, забрал свои вещи и оправился восвояси.

В ночь с пятого на шестое декабря Лина провела на старом городском кладбище. Погода стояла мягкая, безветренная и неморозная, поэтому ночное бдение не сильно утомило молодую женщину. Она заступила на пост в полночь, а покинула его в четыре, справедливо полагая, что после четырёх утра ни один дурак не сунется копать могилу. С собой Лина взяла газовый баллончик, кастет, небольшой термос с горячим чёрным кофе и пару бутербродов. Ей даже понравилось сидеть в засаде в полуразрушенной часовенке, мимо которой прошёл бы любой, кто направлялся к захоронению революционных местных деятелей от калитки. Это захоронение находилось всего метрах в тридцати от часовенки, и даже если бы кто-нибудь проник на кладбище не через калитку, но начал раскопки на могиле купца Капустина, Лина всё равно его услышала бы.
«Ну, что ж, сегодня никто не пришёл, подождём до следующей ночи», - подумала она, покидая кладбище, и невольно констатировала, что чувствует облегчение. Наверно потому, что наступление момента истины с возможным силовым развитием ситуации откладывалось на потом. Она решила «брать» Селивана в одиночку, ощущала внутренний озноб азарта рискового охотника, идущего с одной лишь рогаткой на медведя, одновременно боялась встречи с ним, но ничего не могла с собой поделать.
«Вот такая я ненормальная баба», - мысленно обозвала себя Лина то ли с гордостью, то ли с укоризной, безбоязненно шагая по ночному городу. В пять она была дома, часов до десяти занималась с заказом по перепрофилированию оранжереи, потом слегка перекусила, выпила финского бальзама, настоянного на специальных «сонных» травах, и часов до семи вечера спала, как убитая.
Проснувшись, она быстро вспомнила о своих недавних похождениях, о планах на следующую ночь и беззаботно пропела:
- Мальбрук в поход собрался…
Она встала, ополоснулась, плотно поела и снова засела за компьютер. Потом Лина немного попинала грушу, поупражнялась на тренажёре, и стала готовиться на выход. За весь прошедший день, как ни странно, ей никто не позвонил на домашний. Сотовый она временно отключила.

Покинув квартиру бабули, забрав все свои вещи, помещавшиеся в одной небольшой спортивной сумке через плечо, Селиван законопослушно купил билет и сел в электропоезд, идущий во Фрязево. Путь туда отнял у него два часа. Во Фрязево Селиван потолкался по хозяйственным и спортивным магазинам, пока не нашёл то, что ему требовалось, - складную универсальную лопату, которую можно было сделать по желанию и совковой, и штыковой. Покупка обошлась Селивану в полторы тысячи рублей, но он не жалел потраченных денег, потому что лопата складывалась до оптимальных походных размеров и помещалась в небольшом чехле. При этом она обладала всеми полезными рабочими свойствами.
Селиван запихнул покупку в свою сумку, аккуратно её застегнул и побрёл дальше по незнакомому городку, где ему предстояло торчать до десяти вечера. В десять вечера, согласно соответствующей записи в расписание движения электропоездов в сторону Москвы, Селиван планировал ехать обратно в Кустов. А пока – времени настучало одиннадцать с четвертью – потомок старинного старообрядческого рода отправился в харчевню, где наконец-то мог посидеть от души и без мысленной оглядки на скудные финансы.
«Да, с деньгами мне сегодня подфартило, - размышлял он, сидя в харчевне и дожидаясь обильного заказа с непременными, чтобы не вызывать подозрения, пивом и водкой, - да и газовый пистолет с электрошоком не помешают. Наверно… Теперь я вполне могу попытаться уехать за границу и там попробовать реализовать икону».
В том, что он найдёт икону, Селиван почти не сомневался.
«А что такое – попытаться? – продолжал мысленно рассуждать он. – Деньги у меня есть, паспорт тоже, бороду я пока брить не буду. Единственная проблема – это протащить икону через границу, поскольку ни о какой справке, подтверждающей факт непричастности иконы к историко-культурным ценностям, не может быть речи. Нет, конечно, можно найти продажного эксперта, но на кой мне канителиться с фальшивой экспертизой и оформлением вывоза иконы, которые встанут мне в солидную копейку? На имеющиеся деньги лучше купить кубов десять нестандартного хлыста где-нибудь в Приморском крае, нанять лесовоз и гнать в Харбин под видом бизнесмена. Можно будет и икону с хлыстом протащить, и на древесине навариться. А от Харбина до Гонконга, где я смогу выгодно загнать икону, как говорится, дорожка накатанная…»
Думая так, Селиван вовсе не фантазировал на голом месте как абсолютный дилетант. Он общался на родине с земляками-лесозаводчиками и примерно знал нехитрую «технологию» российско-китайской кооперации, когда в Китай легко вывозились кубические километры реликтовой древесины по совершенно смешным ценам. Хотя лес, добываемый в России, стоил намного «смешнее», чем продавался в Китае. Другими словами, Селиван вполне мог купить в «лесозаготовительном» районе куб нестндартного хлыста всего за тридцать долларов и толкнуть его в Китае за сто. Навар невелик, если учесть, что речь шла всего о десяти кубах, но не об этом наваре шла речь…
«План громоздкий, но наиболее надёжный, - мысленно заключил он, неторопливо поглощая довольно съедобную пищу, предварительно выпив сто пятьдесят граммов более-менее усваиваемой водки, - ведь насчёт вывоза иконы в Европу не стоит даже думать. Это олигарху пару миллионов евро в Канны вывезти – раз плюнуть, а бедного человека наши таможенники заставят даже вставные зубы из нержавейки задекларировать. А не задекларируешь – в заднице найдут и срок припаяют…»
Селиван запил пивом второе блюдо и глянул на часы – 12.42. – и стал соображать, где ему убить остальное время.

После харчевни Селиван съездил во Владимир и там болтался полдня. Затем он снова вернулся во Фрязево. Здесь уральский искусствовед хорошенько поужинал и поехал в Кустов. Не доезжая два остановочных пункта до Кустова, он сошёл с электропоезда и нанял частника. На дворе стояла плотная ночь, времени настучало без чего-то одиннадцать. В Кустов Селиван планировал прибыть в начале двенадцатого. Войти на кладбище – в половине двенадцатого.
Мысленно хваля себя за предпринятые им меры предосторожности, Селиван не обратил внимания на несколько косых пристальных взглядов, брошенных на пассажира водителем «жигуля». А если бы обратил, то не придал бы им должного значения. Ведь откуда ему было знать, что Гасан Гасаныч, весьма уважаемый и уже почти коренной житель подмосковного Кустова, открыл на неизвестного грабителя довольно активную охоту с участием всей местной милиции, земляков, родственников, друзей земляков, знакомых родственников и просто зависимых от всех вышеперечисленных категорий граждан людей. В общем-то, Селиван не сомневался, что его утренний гоп-стоп легко сойдёт ему с рук, но откуда ему было знать, что в охоте на него примет участие почти каждый седьмой житель города Кустова, оперативно оповещённый по каналам современной связи. При этом родственники и земляки Гасан Гасаныча старались бескорыстно, прочим была обещана награда в пятьдесят тысяч рублей. Гасан Гасаныч не столько хотел вернуть себе деньги, сколько наказать наглеца, посмевшего посягнуть на святая святых современного российского общества, на его опору в лице бывшего жителя таинственной Нахичевани, на представителя коммерческой элиты Москвы и Подмосковья. Поэтому, открывая охоту, он заявил о своём желании получить первым первую информацию о местонахождении преступника, чтобы затем своими силами разделаться с ним так, как ему, Гасан Гасанычу, заблагорассудится. Впрочем, подмосковный коммерсант не собирался поступать согласно смыслу последнего глагола, поскольку хотел просто крови. А точнее – казнить мерзавца такой смертью, чтобы другим неповадно было.
Конечно, Гасан Гасаныч понимал, что только дурак, взяв деньги с таким скандалом, мог оставаться в Кустове или его окрестностях, но совсем ничего не делать обиженный донельзя коммерсант не мог. Естественно, у Гасан Гасаныча оставалась надежда на ориентировку, оперативно разосланную по всей стране, но вся страна его не устраивала, потому что чисто кровавые счёты он мог представить мерзавцу только здесь, в Кустове, где он жил, трудился, процветал, платил кое-какие налоги и так далее. А теперь исходил злостью, забросив все дела и дожидаясь звонков от возможных информаторов. Он превратил одну из своих торговых точек во временный штаб и сидел там в окружении пяти боевиков из тех, которые выполняли самую мокрую работу по спецзаказам. Боевики попивали чай и помалкивали, а Гасан Гасаныч, не переставая, сквернословил. К семи вечера он почти разуверился в успешности организованной им охоты (откуда ему было знать, что Селиван вынужден будет вернуться в Кустов?), и в это время ему на сотовый позвонила Галина, одна из его торговок. Утром она узнала об инциденте, чисто по-человечески порадовалась за хозяина, но не допускала даже мысли, что это дело рук её последнего ухажёра. А когда вернулась после работы домой и обнаружила, что ухажёра пропал и след, слегка покумекала своими околокоммерческими мозгами, пришла к правильному выводу и, кипя ещё большей злостью (а кто может быть злее брошенной женщины?), нежели ограбленный хозяин, решила хоть как-то отомстить бежавшему любовнику.
- Алло? Алло? – схватил тубку Гасан Гасаныч.
- Это я, Галина, - отозвалась женщина.
- Э, чего тебе надо, отстань, времени нет! – досадливой скороговоркой ответил Гасан Гасанович и хотел отключиться, но Галина вовремя сказала ту роковую фразу, которая чуть не испоганила её жизнь на ближайшие три года.
- Я знаю, кто тебя обокрал, Гасан, - заявила она.
- Что-о?! – подпрыгнул на месте обиженный коммерсант. И Галина, давясь соплями и обливаясь слезами, поведала кормильцу печальную историю очередного незадавшегося периода своей жизни, где фигурировал злодей-предатель, по описанию похожий на человека, который утром ограбил дорогого хозяина, и фатально присутствовала тоска-разлука. Между делом кинутая женщина мстительно сообщила кормильцу остальные, кроме роста и бороды, приметы злодея, а также подробно описала его одежду.
Гасан Гасаныч, не очень-то веря в удачу, тщательно записал в блокнот новые приметы грабителя, передал блокнот одному из боевиков, чтобы тот незамедлительно сбросил приметы по мобильной цепочке, и будничным тоном молвил:
- Зачит ты, Галочка, попала на триста двадцать тысяч.
- Как попала? Куда попала? – всполошилась не самая умная дочь Евы.
- Молча попала, - любезно объяснил Гасан Гасаныч. Он не был злым человеком, но положение начинающего капиталиста в среде самых недружелюбных конкурентов обязывало.- Ведь ты сама говоришь, бросил?
- Бросил, - подтвердила Галина.
- Раз бросил, значит жил с тобой.
- Жил, - не стала отрицать торговка.
- А раз жил, значит разговаривал.
- Разгова… Ой!
До неё наконец-то дошло, какую глупость она сморозила, но пока голова соображала, предательский язык продолжал молоть вздор:
- Слушай, Гасан, так это же не по справедливости. Ты ведь обещал пятьдесят тысяч награды за одну только информацию, а? Ну, ладно, пятьдесят я, может, и не заработала, но тыщ двадцать можно подбросить? По старой дружбе, а?
- Вот теперь ты попала на триста семьдесят тысяч, - бесстрастно сообщил своей глупой торговке коммерсант.
- Почему!? – ахнула на том конце связи Галина. – И где я их тебе возьму!?
- Отработаешь, - утешил женщину хозяин. – Тыщ двадцать я тебе, так и быть, по старой дружбе скину, но остальные…
- Да как же я такие деньги отработаю!? – взвыла Галина.
- Три года без зарплаты, - быстро подсчитал коммерсант.
- Што-о?!
- Зачем переспрашиваешь, э!? Я с тобой, кажется, по-русски разговариваю.
- А жить где я буду?
- В палатке.
Гасан Гасаныч, говоря так, вовсе не шутил, и это прекрасно понимала Галина. Она попыталась оправдываться, но коммерсант выключил связь и задумался: то ли снова начать сквернословить, то ли помолиться богу и пообещать ему хороший бакшиш в том случае, если подсобит хотя бы поймать проклятого обидчика, с которым обиженный коммерсант уже сам сможет как следует (вах!) разделаться.

Первая стоящая информация об обидчике поступила в 23.31. Гасан Гасаныч уже отдыхал в кругу семьи и утешался потерей денег с молодой женой. То есть, звонок от водилы «жигуля», подвозившего Селивана, застал коммерсанта в постели. Узнав, в чём дело, Гасан Гасаныч резво соскочил с молодой жены и побежал на кухню отдавать приказания. Он позвонил бригадиру боевиков, одному из наиболее отмороженных своих земляков, и передал информацию. Тот сразу всё понял и побежал выполнять приказания, заключавшиеся в том, чтобы обидчика на месте не убивать (вдруг деньги окажутся не на нём?), но слегка оглушить (или придушить) и доставить в одно укромное место, куда в скором времени прибудет сам потерпевший.
- Мы там с ним поговорим, – зловеще пообещал Гасан Гасаныч и вернулся в спальную предупредить молодую жену о своём немедленном уходе. Укромное место находилось за городом, среди руин бывшего социалистического предприятия, не выдержавшего конкуренции с китайскими товаропроизводителями. На машине туда Гасан Гасанович планировал добраться минут за сорок. Однако он не собирался воспользоваться ни своим служебным транспортом, ни личной тачкой, припаркованной возле дома. Дело в том, что Гасан Гасаныч, коль уж так получилось, хотел закончить начатую охоту без ведома милиции. Местные менты, разумеется, знали о намерении коммерсанта судить обидчика самолично, но так как они ещё не все были земляками или родственниками Гасан Гасаныча, такой самосуд обошёлся бы ему в дополнительную круглую сумму. Но теперь, получив информацию от человека, не имеющего никакого отношения к милиции, имело смысл попробовать сэкономить вышеозначенную сумму, а жене внушить, что он, благодетель, кормилец и солнечный вибратор, не слезал с неё всю ночь напролёт. Ведь российский мент, он как негордая собака: дают – берёт, но нюха не теряет. И если какая-нибудь такая собака пронюхает, что Гасан Гасаныч ездил на своей тачке в одно сомнительное место, где ни шлюху снять, ни партию палёных концентратов закупить, то… В общем, беды не будет, но с круглой суммой расстаться придётся.

 

next chapter